Ведущий Сорокин Игорь Владимирович

Дата интервью 15 сентября 2015

Дата публикации 26 мая 2016

Игорь Сорокин: Сегодня 15 сентября 2015 года. Мы беседуем с Ольгой Викторовной.

Ольга Викторовна Агафонова: Кутьина- это девичья моя фамилия -Кутьина. Сейчас я Агафонова. Будем вспоминать, наверное, времена, когда я была Кутьина. Когда я была маленькой-маленькой девочкой. Я родилась в 1955 году. И, как говорится, вот настоящая жизнь, которую я помню… Которая… она получилась… На 60-е годы, пришлась именно, когда уже я могла, что-то понимать, что-то осознавать, что-то вспоминать, и что-то знать.

Ну. Мама моя и папа были… Работали на заводе Текстильмаш. Рабочие. Мама работала на станке, она была у меня, очень, ну, труженицей настоящей. У меня даже есть медаль. Она даже получила Героя труда 1 степени. Вот. Она всегда была безотказной, как говорится, работницей. Ну, вот детство моё пришлось, как говорится, на рабочее, вот такое время. Когда мама всегда работала. Я родилась. Быстро меня – в год – сразу отдали в ясли. Были ясли №3 – это текстильмашевские ясли. Они сейчас вот находятся на улице Пионерской. Я, когда прохожу, всегда на них… Всегда  любуюсь и вспоминаю… Даже вот помню то время, когда я там была. Это была «пятидневка». Называлась такая… Когда отдавали на 5 дней в ясли ребёночка. В субботу… В воскресенье только брали, раньше в субботу ведь тоже работали на заводе. И брали только на один день – выходной, воскресенье. В общем, я до… Три года в садик перед… Вот три года меня водили. Ну… Наверное, в ясли отдавали уже раньше с 5 или 6 месяцев. Таких маленьких совсем. Да. И вот, до трёх лет я была в такой ясельной группе, которая была на «пятидневке». Родители только в воскресенье меня видели. Была сестра у меня ещё. Вот. Сестра жила у бабушки. В детский сад и в ясли тоже было очень трудно раньше, ну, как говорится, попасть и устроиться. Вот, уже детско-садовскую свою жизнь я уже помню. Я хорошо уже… Была переведена уже в другие в садик, не в ясли. Садик был около завода. Мама идёт на завод, меня быстренько заводит. Вечером, там, папа забирает или мама. Жили мы, ну, как назвать можно, рабочая окраина – Репенка. Улица была…, Называлась улица Розы Люксембург. Щас этой улицы уже нету. Щас на месте этой улицы находится большой комплекс. Жилой. Вот… Это перекрёсток Пионерской и Ленина. Вот здесь была раньше улица. Ну, или её называли раньше Репенка. Репенские ребята. И вот мы были даже, именно «репенские» детишки. Жили мы в большом бараке. Очень дружно. Жили очень весело. Вот, на мой взгляд, есть чо вспомнить, потому что мы были всегда очень дружные. В каждой… Был барак разделён на 2 подъезда: и в одной, и в другой половине по 8 комнат было. Восемь, как бы, квартир уже маленьких. В каждой, в каждой был ребёнок или двое, потому что, ну, именно такие вот молодёжные семьи… Семьи были… Молодые… Люди работали. Все-все работали на заводе. Это и был этот барак текстильмашевский. И рядом были дома, тоже такие… Они… Как-то их раньше называли? – стандартные дома. Ну… Они двухэтажные. Такие тоже из шлакоблока. Ну…Неказистые такие дома. Но люди там жили очень «казистые», очень весёлые, очень хорошие. Но, во-первых, то, что труженики. Всегда это людей как-то сплачивает на этой почве. Были дружные. Не было ссор. На этой почве… Все были равные. Все получали, можно сказать, в один день одну зарплату, практически одинаковую. Вот… Все одинаково… Всё, что кушали, всё видели все, потому что была большая-большая кухня, в которой стояло… Ну… Были отгорожены такие столы, железом обитые. И на них стояли керосинки. На каждую семью приходилось две керосинки. На одной варили, значит, первое, там, щи, на другой чо-нибудь жарилось. Вот… И все знали, кто сёдня… Чё Кутьины едят, чё Ивановы, чё Петровы. Не было таких вот особых… Но и  разносолов, конечно, не было в то время. Жили… Ну, дети… Ну, все… Конечно были и драки, и были какие-то потасовочки, но мы всегда…Вместе… Все вместе. И ходили купаться все вместе. Как гурьба… Как гурьбой соберёмся, человек по 15, и пошли. Вот здесь была…Мы ходили на хутор Лайс. Коломенка протекала, ну как, вот, около Городищ где-то. Вот. Она и щас там… Вот… Она более-менее полноводной была речка. Не было ещё плотины, но вода там всегда такая была… Хорошая. Мы там всегда ходили, купались туда. Ходили на Москва-реку – купались. Тоже всей гурьбой. И было нам, получается что, лет 8 – 10 – 12. Никогда… Родители никогда не думали о том, что мы куда-то, где-то мы заблудимся или где-то… Мы всегда настолько уже были самостоятельные… Уже и… Ну, не как сейчас: за каждым ребёночком уже с 5 лет и дальше приставлена мама или папа никуда не отпускает. Мы раньше были, можно сказать, беспризорники и бегали, вот, именно когда… Ну, это когда уже учились, когда садики уже закончили, когда учились уже с 7 класса. Училась я в 26 школе. Ходили мы тоже… Вот сейчас здесь находится центр… Пенсионный… Вот этот центр услуг… Который в 26 школе. И я там училась до 5 класса. В 5 классе уже в 8 школу перешла. Ну, в общем-то, получается, что, конечно, может быть, от того, что сами были молодыми, и что эти годы можно было вспомнить всегда. С удовольствием всегда вспоминаю демонстрации. Это всегда было, вот, пик наш каких-то моментов. Которых, действительно собирались все люди. 7 ноября и 1 мая – это были святые праздники. Раньше не было же церковных праздников.  Их люди не помнили и не отмечали. Так, может быть, где-то, отдельные. Там, пасхальные, когда бабушки напоминали, что Пасха. Кулич, вот, бабушка принесёт и всё это, всё что прилагается пасхальное. А так, 1 мая и 7 ноября –  это самые-самые праздники, когда готовились, готовили и еду какую-то повкусней. Чё-то откладывали: какие-то баночки, консервы. Помню, что это всегда было…ну…не всегда за столом это имелось… И это всё, как бы, береглось и к празднику копилось потихонечку, понемножечку. Но было действительно… Мы ходили все на демонстрацию обязательно! Без этого не было такого, чтобы мы на демонстрацию не пришли. Это всё! Это ж тогда не праздник. Это… Прошёл день впустую! На демонстрации обязательно следили: кто идёт, кто за кем… Вот первым идёт Завод фурнитуры, второй завод… Там, Мебельная фабрика…Вот Текстильмаш идёт… Всё! Все вместе туда с цветами, с шарами, с флагами. В общем, очень… Всегда. И родственники, и все знакомые, и все всегда встречались. Всегда потом после демонстрации, конечно, застолье. Всегда это, ну, были рабочие люди, которые всегда, ну, чтили такие праздники. Ну, что вот?.. Ещё помнится… Вы знаете, не знаю как вот у кого, у нас вот…Мы на Репенке жили. У нас недалеко была городская свалка. Вот, сваливали мусор. И отдельные, такие вот, были у нас… Ну, ребята постарше…Это была заповедная зона. Собирается, вот нас… Там Володя был Столяров. Его сейчас нет.

-Так! Ну, шпана! Собр?лись? Идём сегодня на свалку?

– Идём, Володь, ты нас возьми… Ты нас…

Это было настолько замечательно. И пошли по свалке. Я даже вот… Ну, я не помню… Ну так не помню особо, чтоб там какая-то особо грязь или там чего-нибудь, но что там ценные вещи… какие-то поломанные игрушки… Какие-то… Ну… Ну, это было мир какой-то, вот… Именно новый для нас и он такой непред… Ещё мы там…Всегда у него было место специальное, у этого Володи, и он там… Туда, наверное, какой-то металл… Какой-то и сбрасывали… И мы там, оттуда… Я помню аккумуляторы или что-то вот… Мы вытаскивали эти какие-то пластины, которые легко плавятся. И мы из них делали эти… Расшибец. Вот. Пятаки такие. В банку в консервную собирали вот эти все вставочки оттуда. Из этого… Из аккумулятора. Костры разводили. И помню даже, вот, этот самый расшибец делали…Вот, знаете… Вот, какая-то кость, ну,  животного. И вот она… Из неё когда суставы выходят… И вот круглое-круглое. Такое ровное местечко. И вот, мы в эту кость вливали вот это вот…Это был…Расшибец, который прям вот был, самый, можно сказать, со знаком качества. И играли, конечно: и в «пристеночки» эти, все эти «копеечки»… Расшибец… Игры такие у нас были…всякие с мячом.: и «вышибалы», и «штандарты», и всевозможные вот такие…

И.С.: Штандарт?

О.А.: Да.

И.С: Не «Шендер-мандер»?

О.А.: Ну, мы штандарт. Должно так было… А мы, как слышали, так и это… Штандер, Оля! Штандер, И… Мяч кидали высоко…

И.С.: Штандер Оль?

О.А.: Штан-дер О-ЛЯ. Кидали. Значит, я поймать… Должна была поймать этот мяч. Не поймала, значит у нас там другой водит. Все в круг встают. Все разбегаются, а я должна потом… В кого мячом попасть. Он, значит, будет. Ну, как бы водителем. Заводилой этого уже мяча. Прыгалки – это уже конечно… Верёвочка – это самая-самая-самая была. Вот… Ещё одно время. Уже… Ну, наверное, я была в классе… Шестом… Н?чалось такое у ребят… У них мопеды, велсипеды, с велсипедов стали переходить на мопеды. То есть… Вот… На велсипед чуть не самодельный какой-то мотор прикручивали, приделывали. И гоняли вот на этих мопедах. Мы конечно… Толька покатай!… То Коля, то Федя, то… Это вот было у нас такое интересное развлечение. И катались. Дороги-то были такие. Все просёлочные. Ну… не было. И падали, и летали и разбивали коленки… Это естественно, конечно. Ну, детство… Вот было, чо вспомнить… Что вот такое ещё замечательное, которое?..

И.С.: Я хочу переспросить. Вернее, вернуться… Про этот хутор… Вы назвали, а я не расслышал. Как?

О.А.:Хутор-Лайс называли.

И.С.: Хутор Лайс?

О.А: Хутор ЛАЙС. Да. Это на Коломенке было такое место. Там раньше… Кто-то там жил… Какой-то…Вот…Именно какой-то там латыш. Или что-то там… И вот он, вроде как хутор был. И мы, ну, в общем-то, это такой… Далеко. Мы…через все сады, через Подлипки… Мы проходили и там вот купались. На этом… Места были, конечно… У каждого… Мы… У нас ещё было какое-то такое небольшое соревнование. Ещё подальше тоже стояли бараки. И всегда было какое-то соперничество. Ну… Это как… Двор на двор или… Всегда это было. Они… И мы, вот, ходили. У каждого было своё место. Кто откуда прыгает, откуда ныряет. Всё это… У каждого были отведены такие определённые места. Ну, вот… Что бы ещё такого замечательного из нашего «шестидесятников», как говорится, детства? Ну, даже не знаю…

Зима! Зима, конечно. Вот… Это, знаете, было замечательно. У нас рядом как раз с нашим местом был пруд, который мы сами чистили и катались на коньках на нём. Санки – это, конечно, вообще… У нас там горы всегда были. Получается Репенка. Она сейчас уже вся ровная. Овраги… они стали уже… как-то сгладились. Уже туда и мусор накидали… И всё… А раньше… Это были высокие такие горки, довольно-таки. Мы на них катались. И у нас был потом, ну, такой, как бы…Как вот сейчас называют… И у нас был потом такой, как бы… Как вот сейчас называют, в молодости… «Бзик». Мы ходили на Текстильмаш на настоящий каток. Здесь нас уже не удовлетворял вот этот пруд – маленький, очищенный. Мы ходили на каток, на Текстильмаш. Причём ходили на коньках. Это расстояние очень-очень… Через всю Большую улицу, по Пионерской… И мы на коньках. Одевали коньки дома. И на этих коньках шли через весь город, можно сказать, на Текстильмаш. В сугроб только заходили, немножко отдохнёшь, чтобы ноги так вот… И опять. Где по дороге, где… Но мы катались там, конечно, это уже как бы профессионально такое уже… Был… Стадион очень хороший. Мы туда и летом потом ходили, на этот стадион. Там тоже всякие, всевозможные там… как… преграды были, как военные… Ну… Такие были… Для… Наверно, сдавали нормы ГТО… И мы вот по ним тоже все лазили всегда. Играли всегда. На этом заводе Текстильмаш… и с него потом отправлялись в лагерь. Мы в лагере были всегда в пионерском. Каждый год. Мы с сестрой. Это уже лето… Ну, вот обязательно. Одну или две смены. Нас отправляли в лагерь. Лагерь был в Песках. Очень хороший лагерь был. Вот, до сих пор я, как говорится, я его вспоминаю. Я его вспоминаю. И даже места, которые сейчас уже… там были дачи художников. Они и сейчас там, эти дачи художников. И вот мы в Песках были в лагере… И на дачи художников ходили на экскурсии. Это было так замечательно, так красиво! Дома такие, ну… все старые. Они как-то, такие все, как будто бы, ну… нам, быть может, казалось: высокие, обветшалые. Сосны всегда. Было очень интересно, вот хорошо… И всегда, вот, у меня детство прошло именно какой-то организованной всегда такой. Я всегда была где-то… Ну, вот… и в лагерях всегда была… Никогда, ну, не скучала, вот. Некоторые там даже из лагеря убегали и там, вот… А я всегда общественная такая, как говорится, девица. Мне всегда это хотелось. Я всегда была заводилой. Я всегда очень… Ну, органично во всех организациях всегда себя чувствовала. Вот. Я… У меня бабушка жила, папина мама, на Комсомольской, улице Комсомольской, дом 28. Он и щас этот дом стоит двухэтажный. И это уже… Мы в бараке жили. Там получается керосинка, на улице туалет, никаких условий. Всё очень так было примитивно. Ну, мы вот, вроде бы как-то так жили и особо не замечали. Но когда я приходила к бабушке…У неё была квартира… Вот эта, коммунальная. Она даже вроде не коммунальная, а квартира. Потому что у них, вот, так соседи были только на лестничной площадке. Конечно, это, вот, для меня было, ну какое-то, вот, запредельное счастье. Когда я туда попадала. У нас у бабушки было 7 детей И все дядья… Тётки… Они уже все намного старше меня. Отец мой был самый старший, и тётки получается… Разница последней тётке… Пять лет разница у нас с ней. Вот. Мы как бы, ну, уже… И мы тянулись к ним. А вторая тётка чуть-чуть постарше… И третья… И мы тянулись к ним. И мы уже за современностью к ним тянулись. Они уже были более такие… Уже туфли на каблуках, на шпильках. У них уже телевизор, приёмник. Это вот для нас было… Мы с сестрой были всегда, вот как попадали уже как в другое время, в другое место совсем. Нам очень нравилась эта Комсомольская, потому что квартира отдельная: и ванная, и туалет какой-то, очень уж больно красивый. Не как у нас: вырезано три дырки, в которые зимой и летом очень даже иногда страшно ходить. Вот. И эта квартира для нас была конечно… Ну, вот, что-то запредельное. Я вот до сих пор, вот, вспоминаю. Я щас мимо хожу, мимо этого дома и вот на эти окна смотрю на этот дом, мне вот… прям…именно замирает сердце от того, что вот я прохожу даже мимо этого… Очень много связано было хороших именно таких тонких чувств каких-то. Вот. И мы всегда с удовольствием… Я всегда маму конючу:

– Мам, оставь меня здесь. Я хочу здесь переночевать, ну мам, ну…

Мама всегда, конечно:- И так своих много. Комната получается всего одна. И так была, что много дядьёв, да. Спали: кто за гардеробом, кто… Летом вообще даже в сараях даже. Очень тесно жили, очень. И нам всё равно хотелось остаться. Ну бабушка всегда старалась особо… ну, оставляла конечно. Вот. Вторая бабушка у меня жила в Запрудах, это мамина мама. Туда тоже…Это отдельный праздник, когда ходили мы в Запруды. У бабушки… Получается… Там домик небольшой. Там тоже жило много уже дедушкиных сестёр. Вот. И тоже места было очень мало. Но там был сад. Там, напротив был парк, в котором мы гуляли, в котором мы ворон гоняли. Там всегда очень много было воронья. И мы всегда тама охотились за этими воронами. И у меня там получается сестра. Я сама в детский сад ходила, а сестра жила у бабушки. Ну, бабушка за ней присматривала. Она была болезненная девочка. Вот. И я всегда с удовольствием приходила. А! И там, жил, также, Сергей. Вот. Он получатся, что… Ну, троюродный мне брат. И вот Лида, конечно, с Серёжей они всё время дружили. Они в саду, у них всегда были какие-то свои секреты. Я всегда приходила, всегда в ихний мир входила, потому что мне было интересно, чем это они занимались, какие-то секретики, какие-то баночки, какие-то жучки. Это другой мир. Мне всегда было, вот, тоже интересно… Цветов там было очень много. Тётушки всегда занимались цветами. Очень красивые, всевозможные были сорта. Они привозили из Москвы и тюльпаны и всё. И мне это тоже было… Это очень-очень интересно и загадочно всегда. Сережа всегда так манил меня какой-то загадочностью. У него игры какие-то необыкновенные. Эти… мозаики всевозможные. Игры, которые вот были… Знаете, такая игра она как викторина… Зажигается фонарик… Вот моя, это прям любимая игра. -Серёж давай мы поиграем, чтобы лампочка загорелась. Я  конечно ничё, конечно, там не знала. Это Серёжа всё знал. Нажимает: у него всё уже и выучено… А мне всегда было очень интересно, потому что у нас не было таких игр. У нас как-то больше, ну наверное, может быть… Или… И победнее жили и попроще. Маме не до этого, рабочей. Так, был голышок, которого мы рядили, наряжали или там… в эти… куклы такие. Особо вот так, чтобы… Ну… Вот… А там, в Запрудах, всегда был какой-то мир такой таинственный. Там был фильмоскоп, который это я первый раз увидела так же, ну, наверное, было лет 7. Это говорю… Ну, наверное, 62 год там… или 63. И когда этот фильмоскоп, эти передвигаются кадры и что-то. Это что-то запредельное. Вот. Было очень интересно. Мы всегда, причем  сестра у меня уже, ну, это для неё-то это всё было…Она же это всё чуть ли не каждый день видела. А для меня это было очень интересно. Вот. И мне всегда, и мне всегда душа рвалась или на Комсомольскую, туда, где дядья. Где на шпильках я могла походить. Или туда, где такой… мир… другой, немножечко загадочный. Вот. Всегда там тоже интересно. Бабушка тоже… Ну, ходили мы в парк. Через дорогу перейти это надо было, конечно, всем вместе, чтобы за руку… Всех собрали – и мы пошли… Вот, перешли через дорогу. Буквально прям около Десятого магазина. Этот дом наш тоже щас стоит, разваливается. Мы смотрим на него… Как вот он… Кривится и ветшает. Конечно, всё уже приходит в уныние, в упадок. Что ещё можно в 60-х годах?

Ну, конечно, и школа другая… Ну, как другая была?  По-другому мы. Вот я посмотрю, щас как вот учатся дети… Мы, конечно, во-первых, одевали… то что в форме были все одинаковые. Никаких не было… ни у кого… ну… не отличались особо друг от друга ничем. Вот. И были все в равных, вот так. У нас были… Оно как-то получилось так, что и классы как-то подбирались. Вся вот эта наша Репенка, наша рабочая окраина там. Вот, эти и были все, как говорится, как я их назвала, «Репенская шпана». Такая была. Мы даже потом, когда повзрослее были, стали ходить на танцы. На танцы ходили в Летний сад. Это вот здесь, около милиции… Он раньше был. Его называли Коломенский. Вот как-то его называли… Коломенский, Бобровский, Парк. Вот… Куда на танцы ходили. Мы ходили на танцы… Ну, это как раз, наверное, год 69, наверное, 68. Мы уже начали после 8 класса… Начали вот… У меня, помню, у подружки брат играл на гитаре. На бас-гитаре. Виктор Спатер. Наверное, многие коломенцы того времени знают. Вот. Потому что это был ас. И вот он у сестры был, ну, сестра у него была. Я с ней дружила. В одном классе мы с ней учились. И вот мы на танцы ходили, вот, в этот Летний сад, где… Ещё совсем конечно, вот так вот по временам… Ну после 8 класса мы…Особо мы конечно не танцевали, но слушали, смотрели на Витю, как он на этой бас гитаре… Босоногу… Вот такие даже моменты. Музыку такую играли.

И. С.: Ну это уже, наверное, 70-е, бас-гитары, или вот прям в 60-е?

О. А.: Нет, это вот как раз 68-69-е. Они вот здесь потом… Михаил Пилюгин. Он тоже и щас ещё, он вот даже щас в церковном хоре поёт. Они вот вместе… У них вот был… Как они?. Не дом пионеров? Раньше ведь очень много было домов каких-то… Были какие-то свои… Ну… Организации, какие-то домовые, вот. А у них вот многоэтажный дом был здесь около Белого дома, он такой угловой стоял. Дом, ну вот какой вот…

С.П.: Ну, «Красный дом».

О.А.: Да, «Красный дом» его называли. Вот. И там в подвальном помещении у них вот было какое-то… Ну вот, кружки всевозможные. Там раньше много было такие…

И.С.: Красный уголок?

О.А.: Красный уголок. Да. Да. Да. И вот они там играли на это… Ансамбль у них свой был: кто ударник, кто…  Значит, какие-то три-четыре-пять инструментов было. Ну это вот было это, потому что я закончила школу в 73, а это было… ну, 68-69 год это было. Вот. Конечно, очень интересно. Потом в наш уже, в наш период… Мы жили на Репенке. Есть территория, которая тоже как бы уже запредельная – это улица Кирова. Это уже был… Это окраина, далеко-далеко туда надо было ходить. Трамвай туда… Трамваи ходили только… Вот на Зелёную улицу и по кругу. Ни в Колычёво не было трамваев. Вообще он даже… до депо трамвай только ходил. Вот на Кирова туда вверх трамвай не ходил. Он вот в мясокомбинат заворачивал. Здесь был мясокомбинат на… Где сейчас Горгаз, и рядом стоял мясокомбинат. И вот он только туда… Трамвай до него доходил и обратно. Потом вот уже туда уже пошёл трамвай туда по кругу уже: по Осипенко, до института и дальше до учебного комбината. А до этого трамвай не бы… И… А там прям поля были картофельные. Дальше. Вот мясокомбинат- это был конец города. Вот,  как раз Кирова, Зелёная. Дальше уже там были… До завода ЖБИ мы картошку сажали. Там были поля, которые вот… Выдавали участок, и мы там сажали картошку. Сейчас конечно всё это уже…Вот. И, когда мы начали… Мы были свидетелями, когда начался строить «Детский мир»… Вот на улице Кирова. И он так интересно… Там наверху такая была, ну, вывеска «Детский мир», зелёным горел всегда. И мы вот со своего… У нас был такой бугор. И мы… У нас даже было такое занятие. «- Пошли смотреть «Детский мир»? – Пошли». Мы выходим, когда вечером зажигались эта… афиша, эта вывеска. И мы на этой горе стоим и смотрим как «горит» «Детский мир». Это было тоже вот какое-то определённое занятие. Настолько вот было таких моментов. Ну, потом уже начало… Возрастать… Все эти дома вокруг нас уже, вокруг этой Репенки уже стали. Мы потом сама переехали. Недалеко от нашей Репенки, от нашего барака, построили дом девятиэтажный, куда мы вот уже переехали в 72 году. Мы туда переехали. Вот. Барак, получается, барак… У каждого были сараи, в сараях были хрюшки, кролики, куры, погреба, где… Момент ещё такой… Вот я заговорила про погреба… Был такой период осенней засолки капусты, когда у каждого сарая выставлялось корыто, ну, деревянное такое корыто, в котором рубилась капуста. Специальные сечки были. И вот эта капуста… Для нас это был «Праздник кочерыжек», мы называли. Потому что все кочерыжки от этой капусты, которую в это… Все доставались детям. И вот мы ходили по этим сараям. «Так, пойдём теперь к Дунаевым. Пошли теперь к Петровым. У них теперь… Они там начали капусту». И вот мы этих кочерыжек так, что уже всё, уже животы у всех болят. А мы эти кочерыжки… сладкие… ходили по всем сараям собирали. В общем вот… Потом начинался момент, например, уборки картошки, урожая, да. Каждый где, кто в Рождественке, кто где… И около сараев высыпалась вся эта картошка, высыхала, ну… и все её перебирали. И нас заставляли выбирать её, чтобы какая-то помельче туда, какая-то…это… покрупнее – на еду. На семена. У всех погреба были в сараях. Все жили, держались, вот за какой-то за свой клочочек. И куры там были, и  солили капусту… Обязательно бочку… Чтобы капуста должна была быть на зиму, иначе ты просто не хозяин, если у тебя на зиму не засолена капуста. Вот такие вот были. Ну, много чего вспомнить можно. Вот. Сразу, наверное, много чего не вспомнишь, ну какие-то такие… Вот.

И.С.: А вот продуктовые какие-то магазины… заходили?

О.А.: Да. Вот! Вот! Вот продуктовые магазины. Вот ещё у нас такой был. У нас рядом с нашим бараком была палаточка продуктовая. У нас даже там работала тётя Аля. Мы её хорошо помним. Я помню хорошо, хлеб, когда привозили. Привозили на лошади: зимой – на санках, а летом на лошади. И когда едет с хлебзавода, ну, недалеко она проезжает – эта лошадь с хлебзавода. От этого фургончика, в котором этот хлеб. Вот запах! Вы знаете, мы же могли в подъезде… Вот, мы уже могли в своём подъёзде… «Тёте Але хлеб привезли». Понимаете, вот по запаху, что хлеб привезли. И вот на этой лошади везут хлеб и всё… Вот… Наши как раз все бабушки, мамы все, кто… Это… За хлебом уже. Быстренько-быстренько бегут. И сразу очередь образовывается, потому что, ну, такая округа довольно-таки большая на эту одну палаточку. И может так получиться, что хлеба не достанется. И вот этот вот мягкий хлеб, мы всегда… Или мы от того, что много бегали… Такое впечатление, что мы всегда полуголодные были, всегда нам хотелось есть. И вот этот вот хлеб мягкий, да ещё если туда сверху песочку, ещё его водичкой, чтобы песок не ссыпался- это пирожное было… вот, по тем временам. И в палаточке в этой… В общем, минимум был такой продуктовый, что мы всё могли там приобрести. И, затем через какое-то время небольшое, недалеко построили магазин. И этот магазин… Его вот он у нас так… До самого конца у нас назывался «без продавцов», Магазин «Без продавцов». Это первый как раз момент, когда появились магазины вот с этой выкладкой, когда люди шли и набирали себе в корзиночку и в кассу это всё представляли, то есть это как вот сейчас супермаркеты. И этот магазин… Он у нас был вот прям, ну, наверное, какой-то, вот… именно сверхсовременный, потому что всегда были все за это… И так он это и назывался «без продавцов».  И когда мы любимым лакомством этого магазина «без продавцов»… Ну, для нас вот… Было: кофе, какао, брикетики такие были, они прям сухие. Мы их ели. Его надо было заварить…там инструкция… всё как надо сделать, но мы… Это для нас было просто сладости. Он стоил там 7 копеек, это буквально брикетик. И мы его… пока до дома, конечно, доходили, мы его… этот брикетик сгрызали только так. Молоко, какао, ну в общем, взбитое. Были хлопья кукурузные, ну вот никак сейчас. Хлопья совсем другие: воздушные. Вот помню 5 копеек пачка хлопьев простых и 6 копеек воздушных. Белые хлопья были. Это тоже было самое заманчивое, вот, лакомство для нас. Бывало, такие моменты… Деньги-то откуда у нас? Деньги давали мамы. 10 копеек… это надо канючить полдня, чтобы мама 10 копеек дала для того, чтобы… Ну, если батон стоил 13, 10 копеек на это какао дать – это, в общем-то, выделить какие-то средства. И нас… Мы даже, помню, у нас около этой палаточки, в этой палаточке  продавалось конечно вино. И тут же, как всегда, за любой палаточкой… Мужчины взяли эту бутылку. И они уже у этой палаточки с хлебушком и сырком плавленым, они её выпили эту бутылку. А мы недалеко… У нас было… такая, какая-то была канава, в которую… Что-то хотели, наверное, построить. Положили туда фундамент, и он остался. Вот сколько помню, мы там жили, и он этот фундамент в этой канаве потихонечку зарастал. Он там так и был. И мы, как настоящие партизаны, выглядываем из этой канавы, когда эти дядечки оставят эту бутылку, чтобы нам её быстренько подобрать, быстренько той же тёте Але эту бутылку, и она нам подушечек насыплет на эти 12 копеек, которые…  Эта бутыл… Это было действительно, ну, деньги. И мы всегда, как только увидим, дядьки собрались, трое у палатки, всё, мы уже у этой канавы, мы уже смотрим, когда они её быстренько опустошат. Был такой вот момент интересный. Вот, что ещё было интересное такое… Ну, вот, из продовольственной проблемы? У нас мама, когда мы уже учились… Мама не всегда… Когда-то может не успеет чо-то сварить, всё. У нас была… был тоже такой поход… И очень частый!.. На фабрику-кухню. Бидончик, кастрюлька. «Мы берём, – мама скажет, – три порции щей, три порции котлет, три порции»…это… И у нас… Мы с сестрой идём с этим бидончиком и этой кастрюлей на фабрику-кухню, которая располагалась на улице Кирова. Вот. Сейчас там магазин хлебный, прям на перекрёстке, напротив автобусной остановки. Это тоже было очень интересно. Туда всегда ходили рабочие обедать. Они всегда в рабочих куртках. Они… И строители… Ну, многие туда. И вот мы стоим в очереди вместе с этими… Они все снимут свои тужурки все грязные, вот так около двери… Даже… Они вот их как-то… Наверно, даже может вешалки не было или они уж очень такие грязные были. Мы их…всегда так обходишь. Мы с бидончиком. Запах необыкновенный. Вот эти вот, как… столы такие железные. Они, стоя там, все обедали. Мы такие вот маленькие вот с этим бидончиком. Там именно вот прям фабрика-кухня, как бы отпускалось именно… Очень многие были вот с такими кастрюльками, со всякими плошками, чтобы именно брали с собой обеды и дома уже… И вот это мы уже до дома идём. Бидон горячий со щами, пахнет вкусно. Вот пока до дома донесём, чтобы две порции нам съесть с сестрой, ещё две порции оставить маме с папой. Они придут с работы, чтобы было. Было всё очень строгое. Попробуй, как говорится, не сделай, не выполни. Ну, наверное, и как-то вот, получается, что воспитание было именно своим… Своим примером, своим… Вот того, что им тяжело было, трудно, уставшие всегда. Мы всегда… Для нас суббота – это была день уборки. Мы с сестрой всегда… Нас никто не заставлял, нас никто не гонял. Мы знали, что нам надо вытащить половички домотканые, их обязательно потрясти, обязательно помыть пол, вытереть всю пыль – это всегда было уже для нас закон… Ну вот, как говорится, закон. Суббота – всё! Мы уже обязательно всё это делали. Ну, интересно.

И.С.: А вот в этом районе вы бывали?

О.А.: Ну, вот в этом районе я была именно из-за того, что я вот на Комсомольской… У меня бабушка жила. И мы ходили всё время. Мы… У нас ещё такой момент был на Комсомольской мы, когда, вот, бабушка там. Да, жила… Мы всегда мимо этой улицы ходили. Мы в сад ходили. В Подлипках у бабушки был сад, и мы всегда здесь проходили. И вот пешком шли мимо Троицкого храма, шли пешком в сады, сад у бабушки был там, ну… Через эту улицу, ну, вот здесь мы улицы Красногвардейская, мы по ней ходили. Мы по Красногвардейской улице ходили с бабушкой на речку, на Москва-реку стирать половики. На тележке. Там у моста через Москва-реку специально был плот такой, на котором стирали. И вот мы ходь… Я хорошо это помню, что на тележку эти все половички и на этот плот. И бабушка всегда переживала, чтобы я мыло не упустила: «Держи!» Оно как всегда, мыло-то, выскальзывает, в реке его уже не поймаешь. Щётками мы вот с ней полоскали, стирали, на тележку опять и по Красногвардейской на Комсомольскую… мы здесь проезжали. Здесь место такое было… Здесь, знаете… Всегда ходили… Вот здесь магазин же внизу был продовольственный, его называли «Три поросёнка». Магазин назывался «Три поросёнка». Этот магазин был очень красивый и очень хороший. Мы всегда, когда… Мы сюда ходили только после того, как мама получала зарплату. Вот у нас тоже было: целая эпопея. Мы идём встречать маму. У проходных на Текстильмаше ждём в день зарплаты, мама выходит, мы идём по улице сюда к «Три поросёнку». Покупает колбасу краковскую, почему-то вот именно краковскую, но она такая красивая была, она такая душистая была. Здесь такие висели окорока. В магазине. Такой магазин был, ну вот… прям для нас это какой-то… Елисеевский гастроном был, почему-то вот он особенный какой-то был. Не знаю, может такой хозяин был, что у него… Очень много у него было таких товаров. Я первый раз попробовала здесь конфеты трюфель. Тоже такой вот момент был, что мы здесь, ну, с папой с мамой были около магазина. Ну, какой-то папин знакомый встретился : «О, какие девочки, какая там девочка, какая ох… да щёчки то…», да всё такое прочее. Он меня на руки. «Ну пошли, я тебе чего-нибудь куплю.» В магазин заводит, я помню, ну это вот был может год 62, может 61. Ну…помню. «Какие тебе конфет?» Я вижу, конфеты все такие необычные, все такие ровненькие, правильные, ну… с фантиках. А этот, клумбочкой этой сделан. Говорит: «Какие конфеты непонятные». Я пальцем показываю, он говорит: «Ничего себе, выбрала!» Они по тем временам самые дорогие были. Ну, он купил, их, мне, помню… ну может 100 грамм. Ой, я с таким удовольствием. Такое конфет… Такая необыкновенная была. Первый раз пробовала, как раз, такую вот конфету. Ну… Это получается… Эта сторона города для нас немножко, как говорится, была закрытой, ну, то, что мы здесь не гуляли, не рядом жили, потому что Репенские были. Вот. А так, конечно, ну, демонстрации всегда мимо этого места и всегда вокруг этого памятника этим революционерам погибшим, значит… Всегда оно происходило, и поэтому сюда-то всегда мы ходили. два раза в год это было обязательно. Здесь, помню, на этой улице ещё… это мы тоже когда… С Текстильмаша… Всё с Текстильмашом было связано, с заводом. На этой улице всегда продавалось очень много… Здесь стояли, во-первых, автоматы с газированной водой, вот на этой улице. Они прям здесь вот около скверика стояли все. И дальше стояли лотки: с пирожками, с булочками. Где-то вот на фабрике-кухне… Где готовили не знаю, в железных… такие большие ящики: пирожки эти. Они раньше были с ливером, вот такие… Стоил – пяточек. Горячий. Вот как открывают эту коробку железную, женщина всегда с нарукавниками с белыми, в белых колпаках. Вот это вот помню момент. Мы эту газировку и пирожок. Это было очень что-то. Знаете, это когда было. Это было, когда мы ходили сюда в «Восток». В кино. Вот это было мероприятие у нас связано с чем. Сюда мы конечно ходили очень часто, вот именно когда в кино ходили. В «Юность,» вот… У нас было два кинотеатра всего: «Юность» и «Восток». Сначала в «Юность» мы ходили, потому что там детский он был, потом чуть-чуть повзрослели, уже стали ходить в «Восток». И вот в «Восток» когда, всегда проходили по этой улице, а там вот эти пирожки, газированная вода. 3 копейки и тебе стакан такой вкусной воды, необыкновенной. Вот этот вот момент как раз… Вот эта улица… Вообще у нас эта улица считалась, ну, такая… По ней ходили, гуляли, дефилировали и, как говорится, симпатии себе присматривали. Вот эта улица у нас была этим отличительная.

И.С.: А как она называлась?

О.А.: А как она называлась? Вот эта… Даже вот и не…

И.С.: Может сквер Зайцева?

О.А.: Вот как да – сквер Зайцева, так сказать. Ну, пошли на Большую улицу. Это вот Большая улица. Ну вот по Большой улице, и вот сюда… На… Эту вот улицу. Она даже действительно, как будто как площадь. Была, да, площадь Трёх революций?.. Двух революций… Оно так и называлось.

И.С.: Стометровку не называли?

О.А.: Стометровку. Стометровку, да-да, стометровка… Так и называли… Правильно. Правильно. Правильно. Это вот щас, нет, а её… Вот она так и перешла вот сюда, а вот здесь она как-то так и называли здесь, было…вот эти называли – «на стометровку». Она, вот такая, именно что пешеходная. По ней вот всегда, прогуливались именно кавалеры… С дамами. Встречались здесь. Какие-то моменты были. Ну, вот так… Интересно.

И.С.: Ну здорово. Так прям чётко выложили нам нужную информацию.

О.А.: Ну, что могла. Конечно, может быть, если покопаться-то много чего, просто сразу-то всё и не вспомнишь. Вот, но… годы юности. Я вот так смотрю на вашу квартиру, настолько прям всё так живо. Всё вот это вот молоко в этих треугольничках, Говорю – у кого-то так сохранилось, что даже вот…молоко такое. Это вот прям… Ну… Как бы, такой… Два батона, чёрный и 3 пакета молока – это вот еда такая вот. Ну… Как бы стандартный набор такой вот, за которым нас посылали, по крайне мере, когда мы были небольшие девочки. Было очень интересно, ну, Репенка, конечно, потом, когда на танцы уже ходили, в парк, это вот конец 60-х уже может даже начало 70-х. Как только: «Вы откуда? – С Репенки. – О, Репенские, шпана». Вот было такое, что…какое-то вот. Во-первых, там на Репенке там действительно много таких людей жило, которых… Может ссылали… Или как-то… Ну, такие были… Там такие бараки ещё старые. Куда всех неу<угодных>… Как бы… Ну, я не знаю… Высельных каких-то. И видно вот такое вот, что всегда молва какая-то она очень… Репенские, ну… Мы там тут же, да… Нас так побаивались как бы. Мы приходили, говорили: «Репенские» – «Отойди, не связывайся». Такой был момент… Как и везде наверное… Всегда  по районам… Есть, наверно, такие какие-то люди, что потом с ЛПБ потом был в Коломне, где там жили тоже какие-то такие навороченные ребята. С Окского. «Вы откуда? – С Окского. – Вы откуда? – С Репенки». Вот всегда какая-то территория делилась вот… Где жили как-то люди. Были свои кланы какие-то.

И.С.: А вот на Кремль и Старый город… Он жил своей такой, получается, жизнью?

О.А.: Ну, конечно, наверное, получается, что именно… Потом здесь вот больше как-то… Там уже потом у нас домов таких, ну как бы общественных… Вот, что там люди… А здесь уже как индивидуальные, вот, дома. Так чтобы… нет таких. Потом конечно, здесь мы вот ходили… У меня муж сам… Он вот в монастыре родился. И жили они там. Были на этом… на Казакова, вот здесь вот эти все дома. Там тоже около у суда. У них там тоже были полуподвальные помещения, они жили очень тяжело, тесно, в полусыром таком… Вот он тоже рассказывал, вспоминал, когда… Эти были… Тоже так…своя братья там была какая-то… Свои… Такие…

И.С.: Монастырские?

О.А: Монастырские. Да-да. Везде, наверное, так вот как-то… организовывались. Ну, Город, конечно, мы… этот был особенный. Поход это был. В Город пошли. Это назывался «Город». Мы, где-то как будто там в деревне жили, что у нас это… «В Город пойдёшь?» Значит что-то отдельное. Или: «Надо чё? – В Город»…. Или когда, ну, в 5-4 классе: «В Город, там, пойдём». Здесь книжный магазин. Он был самый первый, вот здесь как раз он сейчас до сих пор даже этот книжный магазин. Да, пошли за тетрадками, к школе готовиться. Это вот был всегда. «Пошли в Город за тетрадками, за принадлежностями учебными» – всегда это было. Вот. А так, Город. Потом уже, конечно, повзрослей стали… В Город… У меня вот даже фотографии есть вот развалины, по развалинам бегали и на Маринкину башню… И когда Успенский собор… Там же… Успенский собор… Там же были одни развалины. Мы по этим развалинам бегали, играли, ну, вот так…

И.С.: Вы упомянули про фотографии. Вы нам их покажите?

О.А.: Да. Дома они у меня просто. Да, я принесу обязательно.

И.С.: А кто фотографировал?

О.А.: А я даже не знаю. Вот так вот чтобы… автора то нет.

И.С.: Т.е. вы сами не увлекались фотографией?

О.А.: Нет-нет. Мы уже потом постарше уже были, ну, увлекались. У нас «Смена»… Нам мама купила. Мы так, опять… Ну, опять-таки, это вот сейчас понимаешь и осознанно фотографируешь окружающий, да…мир и какую-то природу там, а раньше только одни физиономии фотографировали. Вот у нас даже, если появится какой-то фотоаппарат, или фотограф там вот тот же в барак к нам пришёл. Ой, там у нас Коля Головин занимался у нас. «- Коля давай!» Мы все сели. На лавочку. А вокруг то чё, никогда не фотографировалось, а вот тока, как говорится, профиль, фас… И анфас. Вот так было. Фотографии, конечно фотографии Я вот… У меня фотографии даже детские. И детские, когда мы даже ездили вот… Садик всегда выезжал… На дачу. Вот. Это Бояркино дача, была Бояркино, там какая-то усадьба была бывшая и в ней вот устроили дачу. Т.е. дачи – это детей вывозили на лето маленьких. Пятилетних. Вывозили на летний сезон. На эту дачу. И мы та жили, в этом… В окрестности ездили. Даже фотографировано, когда мы умываемся маленькие. Дети стоим и умываемся. Вот в эти… умывальники. Интересно так вот. Я принесу такие, вот эти фотографии. Вы их, наверное, только сфотографируете, да, снимете? Ага, принесу, есть такие моменты. Школьные фотографии, в лагере пионерском, когда пионерский лагерь «Орлёнок» наверху написано и здесь целая куча ребятишек в пионерских галстуках.

И.С.: Договорились. Спасибо вам огромное.

Игорь Сорокин: Давайте назовите себя. Познакомимся. Чтобы нам не запутаться. А то у нас много разных людей. Сегодня 15 сентября 2015.  Интервью. Белов Михаил Михайлович, житель этого дома в 60-е-70-е годы. Вот нас именно этот период и интересует. Ваше детство, 60е.

Михаил Белов: Как раз в эти 60е годы, во дворе, так сказать, этого дома. Двор в то время был такой симпатичный, можно сказать, неплохой. И как бы в то время существовала, скажем так, «военная команда». Вот здесь, вот с краю дома, где сломанная часть дома, стояли сараи такие. Ну, такие — дощатые. Рядом находился огромный кирпичный гараж. Пасманов – отца и сына… Ну, ихней семьи. А дальше продолжение. Стена кирпичная. И между гаражом и стеной стояли деревянные сараи. Вот один из этих сараев принадлежал мне. И я был, как бы так сказать, командиром этой войсковой команды. Кстати, в ней, как бы так сказать, состоял Пасман Серёжа, и Слава Заев, и Александровы, короче все ребята, во дворе, которые находились, были, так сказать, у меня в команде. Я был у них как бы полковником.

И.С.: То есть там штаб был?

М.Б: Да, в этом сарае был штаб, велась какая-то удостоверения, документация, выдавалось оружие. Но, естественно, деревянного. Ну, даже скажу, не то, что деревянное. А было кое-что и с войны: винтовки обрезы такие, автоматы. Полу такие.

И.С.: Ну они не стреляли?

М.Б: Нет, конечно, нет. Но они были, так сказать, уже не годны к использованию, но что-то напоминало времена бывшие, так сказать, ушедшие. И вот, так сказать, я был. И в то же время как бы… Находясь в этом сарае. Для всей команды. Сколько ребят было? 10-12 человек.… В общем, набиралось сколько, я сам изготавливал шпаги, сабли, ну и пистолеты, автоматы, пулеметы и все это дело!

И.С.: Из проволоки? Из дерева?

М.Б: Нет, нет из дерева. Резное всё, металлические части тоже там были. То есть то, что было максимально приближено к оригиналу — в этом плане. Потому как я и журналы читал. И было полно всякой литературы. И вот все, так сказать, оттуда переносилось на дерево, пластмассу и металл.

И.С.: А сохранились?

М.Б: У меня сохранился один автомат ППШ, он у меня лежит на даче. Я вот хотел вам его привезти, так сказать, для экспозиции тех времен, так сказать. Чтобы вы наглядно увидели, что было, так сказать, примерно в эти 60е. Нет уже не в 70е. В 70-х годах я уже служил в войсках. Уже таких. Уже настоящих. До 70х годов. Это вот, конец 50-х и 60-е годы. До 70-х. Вот как раз этот период, скажем, 15 лет. Всё охватывает этот период. Это ребята, война, игра, в коньки. Каток во дворе заливался неоднократно. Играл. В хоккей играли тоже неоднократно. Все, так сказать, участвовали. И Александровы, и я, и Заев. И Саша Невский, который у вас здесь был. Помните, может быть

И.С. Ну, я не помню.

М.Б. Такой плотный рост. Ну, девушки может быть помнят. Такой высокий, плотный. Еще Виктор… Как его? Забыл его фамилию. Тоже жил вот здесь на углу уже. Там его мать была учительницей, в нашей же 7 школе, преподавала ботанику. Зоологию, ботанику. И у него сестра тоже была, но она чуть меньше его была года на 3, на 4… Инесса что ли, или Инна, так её вроде бы звали. Ну, вот все эти, так сказать, люди в том числе, да и Невский тоже. Кто еще здесь был? Ну, и еще, в основном, ребята были с соседнего двора, вот который сейчас уничтожили. И заборчик, и продолжение до выхода на улицу Зайцева. И с этого двора ребята тоже, так сказать, с нами вместе были.

И.С.: Это вот по этой стороне?

М.Б: Туда-туда в сторону улицы Зайцева.

И.С.: Яна Грунта?

М.Б.: Да, Яна Грунта. Вот этот двор, продолжение. Он был тогда лёгким заборчиком перегорожен, потом этот заборчик вообще убрали, и вот эти два двора были совместными. И Спицины там жили. Тоже. И они тоже, так сказать, участвовали. Еще Володя. Напротив  как раз вашей квартиры. Вот. Рядом с кухней. Жил Володя со своей матерью. Такая мать у него полная, они здесь во дворе они водили свиней, мотоцикл у них был. Чё-то опять тоже фамилия его выскочила. Всё время.

И.С.: Ну, ничего. Ещё придёт.

М.Б.: Ну, да! Там он жил с женой, уже у них был ребенок. Ну, там он был ещё чуть-чуть помоложе. Потом это уже у него. Последнее время… Он уже… Ближе к 65 годам… Он там уже был женат. И дочь у него, и мать тоже была еще тоже жива, такая маленькая, полная, большая женщина. И отец его еще был жив. Потом все они, конечно, умерли.

И.С.: А вообще, если прогуляться по квартирам, Вы из квартиры, которая находится вот вход, арка и черный вход, и парадное, со стороны улицы Октябрьской революции?

М.Б: Еще дальше, самые последние квартиры. Там, самая угловая квартира, жила дочь с матерью вдвоем. Шиловы жили с краю их. Они потом переехали сюда. Кто-то там у них въехал. Чё-то не помню даже. Они жили с краю. На том углу. Первоначально. Потом сюда переехали. Потом жили Александровы. Далее квартира была, жили две сестры. Незамужние. Шкарины назывались они такие. Я уже забыл их имена, Имена вылетело. Фамилию их только помню.

И.С.: А чем вот занимались, все это вы знали, помнили?

М.Б: Да я даже не знаю, чем они занимались. Похоже, они были уже на пенсии. Мне кажется. Я жил с матерью и сестрой. Это уже после. Вот этих двух, так сказать, матери и дочери, перед ними была квартира — это уже наша.

И.С.: Ваш номер, какой был?

М.М  Да я уже забыл! Честно говоря… Дальше жил мой отец, он от матери уже чё-то жил отдельно, была комната. А дальше жил тоже один, он тоже был не женат, тоже жил в одной комнате. Как, я забыл тоже, его звали-то? Василий что ли?! Он напротив Шкариных жил. И вот этот вот как раз маленький коридорчик. Самый. Угловой, с того края дома. А дальше уже шла лестница.

И.С.: Парадная?

М.Б: Ну, вот лестница выход на Октябрьскую революцию, и выход на двор. Вот она была вот такая вниз. Короче, сквозная, из двора на улицу. Такая… Дерев<янная>… Там ступеньки все были. Из кирпи<ча>… А нет, не кирпичные. Похоже, там уже бетонные. Они уже были. А дальше уже жила дочь Рита такая. С матерью она  жила. С матерью и сестрой. Надо вспоминать, тоже фамилия её улетела. Далее, как раз, после этой Риты со своей матерью её и сестрой… Фамилию не знаю… Забыл… Ну, короче… Сестра… Как её прозвище такое было в доме. Звали её Курилка… Из-за того, что она без конца и без края курила. Звали ее Курилка. И вот как раз у нее сестра была помоложе Рита. Потом она вышла замуж за офицера. Артучилища. Уехала. С тех пор всё. Уже я ее я в жизни не встречал. После них уже начиналась вот эта кухня. В том коридоре кухня. Большая такая кухня. Там. Ванная. И там еду готовили. Плиты газовые. И так далее.

И.С.: То есть ванна всё-таки была?

М.Б: Да-да, там в кухне ванна была. Там все в ней стирали. Даже две ванны было. С одной и другой стороны. Ванны были.

И.С.: Ну то есть душ был? Есть где помыться?

М.Б: Да, был. Там была мойка, две было мойки. И с двух сторон были ванны, там стирали белье. Потом была сама кухня. Ну, она была вся в газовых плитах, у всех стояли столики небольшие. И каждый, так сказать, имел принадлежность к определенной плите, каждый к кому-то был привязан. Там готовили еду, а в ванной там это все стирали.

И.С.: То есть там  не купались, только стирали, да?

М.Б: Да-да, там никто не купался. Это да. Только стирали. А потом, если пройти дальше по коридору, там жил пожарник с женой. Как его звать? Прошло время, начал забывать. Потом жила одна вдова, одна она, единственная жила. А после этого направо был туалет. Туалет. После туалета такой переход. Ну вот сюда, в этот коридор. Такой был небольшой переходик. Закрытый. С двух сторон дверями. Ну, такой… Типа то ли кладовой, то ли не поймешь чего.

И.С.: Это получается на углу практически, да?

М.Б: Да-да-да, и вот от нашего коридора был такой переход, закрытый с двух сторон дверями. А дальше уже как раз начинался вот этот коридор. Ну, туда еще в край уходили квартиры. Угол того дома, края, там было еще две квартиры. Как раз вот этот жил, Виктор, с матерью своей, учительницей ботаники, сестренка у них была, Лиля, кажется. И ещё с краю, мне кажется, кто-то еще жил. Я там особо не контактировал, но кто-то там еще был. А здесь по коридору вот жили… Зайцева. Потом вот эта, которая сообщала насчет этого. Похоже, как она — Глазунова, женщина, которая рассказывала, что снесли.

И.С.: Сегодня?  Воробинская по мужу фамилия ….

М.Б: Да? Ну, по-моему Глазунова она была, я не знаю точно. Слава Заев жил, Саша Невский жил, с матерью и бабкой, Шиловы и Пасманы. Там женщины жили на углу, которые, эта уже часть дома вон, уничтожена. Вот, так сказать, примерно, такой состав здесь проживал в те годы.

И.С.: Какие-то, может, вам особенно характеры запомнились?

М.Б: Да нет, характеров не запомнилось. Я говорю что… В нашем коридоре, в котором жил сосед один, жил рядом с моим отцом, он был такой мужчина замкнутый, ни  с кем не знался, дети, похоже, его боялись. Даже. Как бы. В те годы. Куда он делся, я тоже не знаю. У него сын был, Веня. Офицер. Вот он к нему приезжал, но они тоже не особо знались, я  тоже видел его несколько раз: как-то в коридор он выходил и все. А у меня еще был брат. Тоже жил в те годы. Постарше меня, лет на 6. Но он умер. Он еще молодым умер. Он уже умер в 72 году. Он раньше пошел служить в армию, где-то там в танковой атаке они попали под атомное оружие. Испытание. И все… Финиш… В армии. Был там какой-то момент, но видно в то время испытывали чего-то там, и вот в танковой атаке он попал. И от этого умер. От радиации… Ну, а сестра моя тоже жила. Но она недолго. Она уехала в Москву. За офицера замуж вышла. И она тоже умерла в Москве. Старшая сестра. Уже под 70 лет ей. Но она профэссор. Профессор, доктор математических наук. У неё там заслуги какие-то. Награждена орденами, медали. Ну, это она уже в Москве все заработала.

И.С.: Как её фамилия, значит?

М.Б: Светлана Михайловна Белова, а потом она уже в Москве была Лазутина. А жила она, начинала, вот здесь. Училась она здесь в пединституте. В нашем Коломенском. Заканчивала его. Потом уже она работала. Основное время она уже в Москве. Там продвигалась. И уже там она дошла до профессора.

И.С.: А вы учились где?

М.Б: Я учился вот в 7-ой школе, которая ближе к реке. Вот эта школа, где бывший пединститут. Но тут из нашего дома многие там учились, Александровы учились, вот этот Саша Невский, вот эта Валя Шилова, которая жила здесь, Юра Шилов учился или нет в той школе, я не помню. Похоже, трудно сказать, где он учился. Шилова Валя точно. Его сестра. Там училась. Она помоложе его. Он с ней, честно говоря, не знается. И почему? Как-то я слышал… Вопрос<ом>… Стала квартира. Не могли поделить квартиру матери. Все, после этого пути  сестры и брата разошлись капитальным образом. Поэтому он не дает ни ее телефона, ничего и ни… .Вообще. Я его спросил для своей сестры Ольги, которая тоже училась в 7-ой  школе, вместе с Александровыми. И тоже сейчас она работает и живет в Москве. Там у нее квартира, машина. Она тоже была завучем в школе, в гимназии. Она жила тут, моложе меня на несколько лет и тоже живет в Москве.

И.С.: А вот скажите, 7 –ая школа — это бывший пединститут? То есть, с какой поры школа?

М.Б: Скажу я вам… Это уже… Да… Да!.. С 60-х годов.

И.С.: Точно вы не можете сказать?

М.Б: Нет, точно я вам говорю с 60-х годов. Уже была не гимназия, а в то время были школы.

И.С.: Я понимаю… Ну, там в 61, 62, 65 году, в каком?

М.Б:: 60-м.

И.С.: В 60-м?

М.Б: Да, уже она была седьмой школой. Уже не была пединститутом.

И.С.: А по нашим сведениям в 62-м там еще учился Ерофеев…

М.Б: Разве? А может быть в 62-м году. Может, я и забыл несколько лет, трудно сказать…. Ну, знаешь… Да-да! Наверно с 62-го.

И.С.: В каком году вы пошли туда учиться в школу?

М.Б: Так. Я не в сам пединститут, вот этот, бывшую школу, а я пошел учиться ещё там вот, где сквер Зайцева, там туда подальше… Вот это была 4-ая школа. Это был 60-ый год.  Это была 4-я школа.

И.С.: А где она сейчас?

М.Б: А вот сквер Зайцева, а туда прямо пройти? Там школа-то была? На углу такая.

И.С.: И сейчас есть?

М.Б: Вот и сейчас она есть. Она, по-моему, рабочей молодежи. А знаете, еще была школа перед-перед концом сквера Зайцева, перед дорогой пересечения вот эта вот Зайцева, с левой стороны школа была небольшая. Там уж точно начинали учиться вот в это время, в 60-е годы. И на задах была школа. И вот эта школа. Не доходя пединститута. Как идти по Зайцева, когда сквер еще не заканчивается с левой стороны. Вот эта школа была.

И.С.: А вот если идти и упрешься? Это вот же пединститут как раз?

М.Б: Да, а если пединститут вот этот обойти, и направо пройти туда дальше, как раз вот эта рабочей молодежи, школа.

И.С.: Пушкинская?

М.Б: Да-да, но она была не рабочей молодежи. В то время, когда я учился, она была обычной. Это уже она позже, так сказать, она стала, рабочей и так далее. А тогда она была школой для обычных учеников. Вот эта школа маленькая, та школа чуть побольше, все это было, а потом все это уже организовалося в пединститут.

И.С.: Теперешний, стал 7-ой школой.

М.Б: Да-да-да, именно туда.

И.С.: А вы пошли в какую, в 1-ую?

М.Б: Сначала в эту маленькую …

И.С.: В каком году?

М.Б: В 60-м…

И.С.: А перешли в какой класс туда?

М.Б: Ну где-то, скажем, я точно ведь.. Наверно 3-4-ый класс, не ранее.

И.С.: Ну вот, значит, 63-64-ый получается.

М.Б: Ну да, 3-4-ый класс.

И.С.: Значит, всё совпадает.

М.Б: Да-да. Вот 3-4-ый класс, я там оказался уже. А до этого как раз вот в этих маленьких школах. Сначала в одной маленькой, которая по Зайцева, потом туда вот уже подальше.

И.С.: По Пушкинской?

М.Б: Да, а потом уже…. Уже 11-ый класс я уже, так сказать… Или 10-ый…

И.С.: То есть вы должны помнить и магазин «Водников» и ….

М.Б: Да, именно-именно. Так и есть. Он и сейчас есть, там магазинчик какой-то организовался. Нет, там какой-то есть. В магазине Водников… Сейчас там продуктовый магазин есть, ну был там в то время, конечно, такой, все туда ходили.

И.С.: А чем он так выделялся?

М.Б: Ну как так, там и продукты. И в основном все туда ходили за спиртными напитками. Потому как в то время, я скажу, наша советская молодежь и постарше все были пьющие. Мало кто, так сказать, не употреблял. Сейчас, может быть, все изменилось, естественно. Но может и сейчас тоже есть как-то. Но… Времена меняются, И так все изменилось.

И.С.: То есть, там был такой популярный мужской клуб такой?

М.Б: Ну, не клуб, а мужчины там, так сказать, его не забывали посещать постоянно. Все рабочее время. Да и в нерабочее время. Они там кучковалися, потому как я видел… Я вот через этот мост через Москва-реку на ту сторону, сейчас там все заросло, там был большой такой песчаный пляж, хороший пляж был… Сейчас, конечно, финиш, ничего уже нет, вот если вы сейчас зайдёте с Блюдечка, оборудованного, хорошего Блюдечка, зайдёте и посмотрите на ту сторону, вы что там увидите?

И.С.: Заросли.

М.Б: Всё. А ранее был хороший песчаный пляж. В то время… Про которое я говорю.

И.С.: Ну, я слышал такую версию, что перестал лед срезать, ну то есть вот как перестала замерзать Москва-река, так все и заросло.

М.Б: Ну, может быть.

И.С.: А раньше еще льдом срезало всю растительность.

М.Б: После 70ых годов я уже как-то не занимался, никуда не ходил.

И.С.: А куда же шли распивать?

М.Б: Ну, я без понятия, потому как я уже после 70ых годов служил в нашем, 11 лет, Коломенском МВД. После этого я еще служил лет 9 в армии.

И.С.: Ну так-то вы наблюдали?

М.Б: А, ну, вот как раз распивали очень не слабо. Вот перед вашими окнами, вот этот был скверик. Сейчас, конечно, все строго, все как положено, туда-сюда. А в те годы здесь, что вы! Здесь вот уже был, уже котировался вот этот магазин Гастроном. Он сейчас, конечно, перестроился, весь переделанный, и так далее, но в то время «Три толстяка», вот этот.

И.С.: «Три поросенка»?

М.Б: «Три поросенка», вот. И как раз между ними, я же был патрульным лет 5 до того, как стал офицером. Вот как раз вот этот участок и был такой вот очень и очень. Сколько я отсюда, помню, отправлял в вытрезвитель, и так далее, это уму непостижимо, очень много.

И.С.: Ну то есть, а зачем же так много магазинов-то на одном пятачке?

М.Б: Ну, это же было советское время, тогда все было так, как надо, никто не задавал вопросов.

И.С.: Ну, и расскажите тогда про эти магазины. Ну, особенно, конечно, интересует, то, что внизу было. Помните, что располагалось, какие отделы были?

М.Б: Ну да, «Три поросенка» это такой был, честно говоря, посещаемый магазин:  колбаса там, мясо, курица, рыба постоянно. Ну, спиртные напитки это естественно, там все было, так сказать, на ходу. Во двор, где находится у вас выход, рядом располагался ихний железный сарайчик такой, в нем у них хранилась тара, и рядом с этой стороны, с вашей стороны, тоже очень довольно-таки приличное количество ящиков. Ящики были и с правой стороны вашей двери, очень большое количество, всю дрянь-грязь они сюда вытаскивали во двор. Все бросали. Как раз они были под окошком вот этого Володи Ермакова. Его вот фамилию вспомнил: Ермаковы. Вот как раз здесь жили: кухня и квартира. Это квартира Ермаковых. У них тоже был мотоцикл, водили свиней. Сад у них был в Подлипках. Я ездил, тоже неплохой там, ухоженный там. Кустарники. Смородина. Все у них, что угодно было. Ну вот они тоже не сказать, что жили не так, как Пасманы, конечно, и Шиловы, но к ним приближались по зажиточности.

И.С.: А Пасманы и Шиловы особенно как-то жили?

М.Б: Да, они жили лучше, чем большинство жителей этого дома, Пасман имел Волгу — новую, гараж кирпичный, такой огромный 2-х этажный.

И.С.: А зачем второй этаж?

М.Б: А у него второго этажа не было, он просто такой был высокий, ну там были какие-то у него стеллажи, а так практически не было. Но так он возвышался над всеми прилегающими деревянными сараями, и Волга у него была новая. Ну, старого образца, конечно.

И.С.: Она проходила в арку, да?

М.Б: Проходила, аккуратно, но проезжала, да-да-да.

И.С.: Какого цвета?

М.Б: Ах! Похоже, она такая вот была бежевого цвета.

И.С.: Не катал он детишек, нет?

М.Б: Да никого он не катал. Они, так сказать, были людьми высшего, так с казать, сорта. Хотя, правда, его жена, ее звали Зина… Она во двор выходила, вывешивала белье на веревку… В нашем дворе висели веревки. Вешали все белье. Все как положено во всех дворах в то время. Она тоже выходила-вешала. Ну, здесь в квартире негде было. На улице не вывесишь. Она тоже, как все, выходила туда.

И.С.: А вот Сережка-то под вашим руководством нормальный был пацан?

М.Б: Да-да, я ж говорю. Все как это… Они, правда, его ругали, конечно. Но все как это. Он не отставал. Все было, как положено: играл с нами. Всё. Участвовал. И, естественно, я помню, как из библиотеки давал книги. Ну, скоко? Может быть, сотен 5 книг я у него прочитал. Это точно. У него. И столько же, примерно, у Шилова. Вот такое количество я в то время читал книг. И у того, и у этого. Давали с возвратом. Я всё время брал.

И.С.: Какие книги?

М.Б: Приключенческие много, Квентин Дорвард, еще там… Майн Рид. Чё только не было. Да, большая коллекция была, очень, и у того, и у другого. Вот я все их в то время и перечитал.

И.С.: А про Шиловых расскажите, они за счет чего жили? Я так понимаю, Пасманы был вот инженер, адвокат, ну как-то.

М.Б: Да-да, и его, кстати, дед был тоже, отец его, такой уже старый, замшелый, я же его тоже помню, тоже он адвокат был.

И.С.: Ну вот да, старик был адвокат, сын конструктор.

М.Б: Да, сын – конструктор. Мамаша – Зина – врач. А Шиловы… Жена была врач. Зубной, мне кажется. Да. А он был художник вольный и, кстати, мне кажется, у него была клиентура. Как художника. Он художником оставался до самой своей смерти. Он выставлял, похоже, свои картины, где-то в музее, на галерее. Ну, я в то время особо не интересовался картинами его. И в то же время вот этот Юра, сын его. И Валя – дочь. Они тоже как- то, так сказать, лучше других и одевали. И вообще. В то время несколько отличались в этом плане.

И.С.: А на кухне как? Было отличие в еде?

М.Б: Ну, я как-то и не знаю. Ну, я потому что, особо к ним, может быть два раза… Может я не помню точно. Был ли на дне рождении у него. И они все собирали красиво и… А на кухне что готовили… То и… А кухня же отдельно. Наша кухня была с той стороны, а эта кухня с этой.

И.С.: Было две кухни?

М.Б: Конечно, и с той стороны кухня была, и вот эта кухня была. Вот буквально, она и сейчас есть, по-моему, кухня.

И.С.: Ну там есть большое окно угловое

М.Б: Так там на той стороне одно окно – угловое – кухня. И вот это угловое — тоже кухня

И.С.: То есть, они рядышком были друг к другу?

М.Б: Да, да, да. Только одна на одной стороне была, а другая кухня на этой.

И.С.: А отсекал это все небольшой коридорчик?

М.Б: Да-да, это как раз вот тот проход, с той стороны можно было пройти. Когда не закрывали его. Не знаю почему… И закрывали его, было дело…

И.С.: А та часть побольше, да?

М.Б: Эта часть побольше. Кажется вот эта. Еще, если учесть то, что убрали. И там еще в угол, есть же, квартира уходит, так сказать. Ну, я говорю, там две квартиры. Похоже, всего две там… Маленький такой коридорчик там. Закуток. Может, не обратили внимания. Совсем маленький.

И.С.: Так, а мы туда не можем пройти?

М.Б: А там да, там вот в этом закутке две квартиры было.

И.С.: Там же сейчас организации, организации?

М.Б: А, ну вот! Ну, значит, они заняли.

И.С.: А до какого года вы здесь прожили?

М.Б: Да, я сюда вернулся… В 72-м я вернулся. Три года я уже в нашем Коломенском УВД работал. В 75-м летом, я уже был женат.

И.С.: Отдельно жили?

М.Б: И я уже уехал отсюда вообще. Заходил сюда, конечно. Бывал у матери. Так… Как, чего там. Но я уже уехал. С 75-го года.  Я уже жил в другом месте в городе.

И.С.: Ну, в Коломне все?

М.Б: Да, да, в Коломне все. Я жил, на Гагарина я жил. А потом я переехал в 3-х комнатную квартиру, в 81 году — это Калинина. Там новый дом построили. В 81ом. Такой хороший там домик был. Панельный. Девятиэтажка. Ну, вот я сейчас там, на 2 этаже живу. вместе с сыном. Со своим. Жена у меня уже умерла. Была молодая ещё. 54 года. Сердце прихватило. Я был в Москве на работе. Так что, я сейчас не женат. Уже вот ей будет в сентябре, двадцать девятого, два года, как она уже.. Царство небесное… Там. Ну, у меня со мной сын живёт. Он капитан полиции в Москве. А дочь живёт в новых домах. Жёлтые дома, на Флотской. Такие вот, продвинутые. Вот она с мужем живёт там, и с дочерью. В однокомнатной квартире, такой, хорошей.

И.С.: А вообще расселили дом?..

М.Б: Всё-таки я не могу вам сказать: меня здесь не было. Ну, так скажу, примерно… Наверно, 81-82 год. Вот, плюс-минус там. Когда мать переехала, я даже и не знаю. Она переехала, все переехали жить в Колычево. Дали квартиры. Там где-то. Я и не знаю. На Спирина… Еще где-то… Без понятия. А мать моя переехала на Зеленую, 15. Кирпичный дом. Она почему — то туда переехала. В однокомнатную квартиру, на 4 этаж. А все отсюда туда тронулись — эта сторона, та сторона. Все туда — в Колычево… Она туда не попала. Каким образом, я чё-то тоже затрудняюсь.

И.С.: Ясно, а расскажите, пацаны же, они везде пролезут, про сарай вы сказали, были вы, гуляли ли в подвалах …?

М.Б.: Вот, я почему вас спрашивал …Что же подвал загородили? Как же там вот дела с подвалом? Вот именно наши игры, так сказать, военные, были продолжительное время, именно в этом подвале. Там была деревянная шаткая лестница такая. Такая шатающаяся. Там была картошка, и все дела. Банки с огурцами, помидорами все хранили. Там и у меня был, так сказать, сарайчик с картошкой и всеми делами. И вот все сбегали по этой шаткой лестнице, и мы все играли в войну, так сказать. Вооружённые этими, так сказать, деревянными пистолетами. И так далее. И в то же время, я ещё строгал и шпаги и сабли. Еще мы под этих… Под мушкетёров… Было дело. В то время …

И.С.: А чердак?

М.Б: Нет.

И.С.: Боязно?

М.Б.: На чердаке тоже были… Так скажем, что в те времена, значительное было там голубей… И даже скажу больше. Как-то мы даже их несколько раз жарили.

И.С.: Костёр там разводили?

М.Б: Да нет! Это всё на улице, естественно. Но голубей притаскивали оттуда. А тут же вот на углу была… Здоровенная, вот, кирпичная такая  строения. Ну, типа забора или там чего… А к нему свалка примыкала, вот наш сарай, дальше дом, где тянулись Пасмана гараж. А чуть с краю. Между. Был сарай Царьковых таких. Костя там… Они жили в нашей стороне дома. У них тоже был мотоцикл, 3-х колёсный… «Юпитер»? С люлькой. И у Ермаковых тоже с люлькой был. Ну, и между ними и моими сараями была свалка. Свалка принадлежала вот этим «Трем поросенкам». То есть они накидывали здесь ящиков, там устраивали капитальную свалку. Со всякой дрянью. И вот все это было в одном дворе. И мы вот между всей этой… Играли в войну, сражались на саблях и  шпагах и так далее. И все это было в те годы. Ну, а потом их, это, «Три поросёнка» выселили. Не знаю, кто там вселилось. Это уже меня здесь не было. Я уже ушёл служить в войска. Потом в милицию. И так далее. Потом я в 75-м женился. Служил потом опять. И…

И.С.: Ясно, а место для костра, где было? Рядом со свалкой?

М.Б: Нет. Да-да. Ближе к помойке. Да, мы так вот. Между нашим сараем и вот этой помойкой. Ну, это исключения, в основном нам все это братья там, жечь, конечно, ничего ещё не разрешал. Как-то раз мне кажется, пожарники выезжали к нам на эту свалку. Даже тушили.

И.С.: А скажите, канализация была здесь?

М.Б: Конечно, канализация работала. Туалеты были и вот с этой стороны. Работали. И туалеты же и с нашей стороны работали. Там вот у нас был на нашу половину один общий туалет. Такой. Ну там ход был… Женская… Туалет. И мужской туалет. И прямо такая была раковина. Всё. Вот это, так сказать, та сторона. И с этой стороны то же самое.

И.С.: Убирались там?

М.Б: Нет… Там, похоже, уборщица была. Или жильцы по очереди убирали. Или ещё что… Я что-то помню. Что назначали. Как-то они назначали. Такой, как мне кажется, штатной уборщицы не было, Которая отвечала: коридоры мыть… Все это делали сами жильцы.

И.С.: Ну, наверное, родители, а вас это не касалось?

М.Б: Нет, я как то к этой уборке туалетов и коридоров, мытью, как-то не относился. Я помню, что вроде как-то это было, все там, по очереди этим занимались. Но я как-то не очень.

И.С.: Ну, а шалости какие-нибудь? Там… Подшучивали, над  стариками, над какими-нибудь …

М.Б: Нет, вот в этом плане как бы мой отряд, и так далее, этим делом не занимался. Таким, чтобы там кому-нибудь подстроить. Или кому-то там ещё чего-то. Нет. Этого я не помню вообще. Ни одного момента!

И.С.: то есть благородные разбойники?

М.Б.: Нет. А вот это чтобы старикам там. Что-то. Делать. Или это… Нет.  Подвал да–! Вот, как вы правильно напомнили. Было. На чердак поднимались тоже.  Даже я помню, на чердак поднималися пару раз… Это пединститут, где. Где 7 школа сейчас. Там вот да, я был с ребятами, но уже не с нашего двора, а уже там, кто учится. Пару раз. Тоже там, как раз, по голубям. Я не помню, чтобы мы оттуда, так сказать, забирали кого-то есть, и так далее. Но там что-то мы их гоняли. Были там похождения взад-вперед пару раз.

И.С.: А вот это увлечение голубями? Голубятни? Уже сошли?

М.Б: Не, не, мы диких гоняли… А увлечение голубями… Это только был мой приятель, который жил по другую сторону дороги Зайцева. Там были дома, которые шли по Пятницкой, через 2 дома. Он тоже там жил на втором этаже. Тоже дом был наподобие нашего. Примерно. Вот у него голубятня была. И голубей как-то они там торговали, там меняли, там покупали. Я к ним так приходил, но меня это дело не увлекало. Не знаю… Голуби? Там фирменные-нефирменные… Там… Ещё какие-то… Я чё-то не очень был… Нет…

И.С.: А по кремлю лазили?

М.Б: Нет, в основном мы там ходили. А вот то, чтобы… Может, я помню, что вроде поднимались несколько раз. А вот то, чтобы постоянно там по нему. Проникать, в подземные ходы там какие-то залезать — нет, этого не было. Я помню, что там были какие-то пристройки, строения, там какие-то раскопки были. Два раза я нашел что-то там череп. Но видно этот череп еще времен Чингисхана, или кого-то там. Но я уже не помню, куда он делся. Долго он у меня был в сарае. У меня в сарае, так сказать… Команда там моя все его смотрела. Он стоял там, где оружие, все.

И.С.: Так для устрашения, да?

М.Б: Да, было. Потом куда чё  делось — я не знаю. Куда-то потом все исчезло. Единственное, что осталось у меня в саду — это ППШ автомат один, тоже такой близкой к настоящей конструкции. И все. А куда остальное чё делося… Шурик Некрасов такой был здесь. Он жил через дорогу. Куда ворота у нас уходят на ту сторону – на Пятницкую — Революцию. Ровно через дорогу, если перейти, там точно такие же ворота были. И вот он там как раз и жил. И вот он как раз с нами и контактировал. В этом плане. Вот я ему тоже и оружие это делал деревянное, так сказать. Пистолеты. По рисункам, и всё.., Близко, так сказать, к оригиналам. У него похоже даже парочка и сохранилась.

И.С.: Ну вы нас познакомите с ним?

М.Б: Ну, я могу вам дать его телефон. Он уже лет … на 8 меня постарше. Ну, как раз. Он, кстати, скажу больше. Он зам. по безопасности работает. На стадионе Авангард. И проводит матчи там товарищеские, там еще другие. Как раз он там в этих делах всех участвует, непосредственно. Я к нему один или два раза к нему туда заходил в гости, так сказать. Когда долгие годы мы с ним не виделись, не встречалися. Вообще. А потом я так случайно к нему зашел, мы коньячку выпили бутылочку. По нескольку. И вот с тех пор я к нему давно не заходил, но у меня даже где-то есть его телефончик.

И.С.: Ну вы, если, что, подскажете каких-нибудь людей?

М.Б: Ну, он имел отношение к нашему дому непосредственное. И те дворы, там еще был Валера, такой, Клоничка. Ну, я его спрашивал. Некрасова. Он говорит, что Валера Клоничка тоже умер. Спицын. Женя такой был. Тоже он ездил. Ну, на мотоцикле, но он без коляски. Ну, он был в возрасте моего брата, где-то года с 45-го,46-го… Тоже умер. Уже нет: ни того нет, ни другого нет. Ну, кто, так сказать, себя вел более-менее, тот и остался. И вот тот же самый Некрасов, он тоже в ГАИ работал в нашем УВД и ушел на пенсию капитаном. Ну, коньячку он может выпить, но не чересчур, все в пределах разумного.

И.С.: А вот скажите еще, чего там, рядом с рынком? То ли Дом колхозника, то ли Дом …?

М.Б: Да! Был такой дом и там тоже со стороны улицы. Вот это там… Сейчас там все переделано, а там тоже была пивнуха такая знатная. Туда тоже все ходили.

И.С.: Пивнуха или распивочная?

М.Б: На втором этаже там и пиво. Распивочная. И водка. Там все было.

И.С.: А что это вообще за дом колхозника?

М.Б: Я, честно говоря, был там один, может два раза. Заглядывал. Когда еще молодой был. Мне было лет 18. Меньше даже было.

И.С.: А почему он так называется?

М.Б: Без понятия. Ну да, там же рынок был немножко не такой. Там, такой рынок был, как бы так сказать… Сельской продукции, чем там только не торговали. Это сейчас там, так сказать, более все на мото-вело и так далее перевели. Вещи там и все остальное. Этого же не было. Его перестроили. Все добавили, всё перестроили. Ну, все это, скажу я вам, после 80х годов. До этого там все было. Может даже больше, после того как власть поменялась у нас в России. 91-й год. Может там начали все и переделывать. Как раз начались все эти коммерсанты, спекулянты. Все эти не поймёшь кто. А до этого все это было просто. Так же, как и на Афганском рынке, там же тоже все сейчас переделали. Там сказали, что для частной торговли там места все эти построили, все цивилизовали. Раньше, конечно, было черт знает что. Но не совсем, потому как полиция нынешняя особенно так не работает. Потому что, если посмотрите, по улице Малышева, почти до трамвайной остановки люди стоят на улице и продают свои, так сказать, помидоры, огурцы и все что угодно. Не обращали внимания? Вы были там? Нет?

И.С.: Да я не очень… А почему он называется так.

М.Б.: А потому что афганцы там захватили. Все эти перипетии… И они стали теперь уже хуже… Точно сказать теперь остались они или нет я уже не могу. Но вот эта улица Малышева, которая от них уходит. Кстати, она недалеко от меня. Калинина, может слышали? Парк Мира? Знаете, да?

И.С.: Ну, Парк знаю, да.

М.Б.: Проходит улица Калинина. Знаете да? Упирается в трамвайные линии. С одной стороны упирается в трамвайную линию на улицу Зелёную. И с этой стороны упирается в трамвайную линию. Дальше, если двинуться в сторону Голутвина, уже как раз идёт улица Малышева и есть. И вот как раз там всю неделю и все выходные… Люди стоят. Торгуют. И торговля идёт. Там, мясо, рыба… И всё остальное. Дома там… Верней не дома… Разные помещения там построили. Торговые. Под частников. Короче, комплекс… Может, когда там и будет… Трудно сказать.

И.С.: А скажите, вот, разграничения пацанские, где ваша была территория, где уже чужаки? Репенские, запрудские, кремлевские, еще какие?

М.Б: Вообще нет. Вот это, где мы сейчас находимся — вот эти два двора к нам никто никогда не лез со своими правилами. Это только я был командир и все это моя территория. На другие дворы… Там еще чего-то, и так далее… Я туда со своей командой никуда не совался.

И.С.: А так-то знаете, что были?

М.Б: Ну да, возможно, были. Эти ж потом группировки стали потом лезть. Здесь еще были танцы, где милиция, знаете, здесь находится у нас. Как бы по Октябрьской, в сторону площади Советской. Милиция с левой стороны, милиция с правой стороны. Вот, который угол Комсомольской и Октябрьской, направо, там же раньше был ГИБДД, потом убрали, а сейчас там разные кабинеты дознания, следователи, не поймешь, кто там. И там подальше вытрезвитель был такой продвинутый на всю Коломну, может, слышали? Есть там вытрезвитель. А за вытрезвителем, танцевальная площадка. И, в общем, в это время в 60е, 70е годы она очень и очень функционировала. Там, как я, уже в то время служил в нашем коломенском УВД… И там мне приходилось частенько дежурить. Там были танцы, драки и все остальное. Пьяные всякие, не поймешь чего. Вот как раз в эти годы было. И эта танцевальная площадка была такая… Довольно… И там вот как раз были… Ну, не скажешь, что прям такие крутые. По телевизору показывают… Но тогда это были изначальные бандитские группировки мелочные. Таких особенно крутых не было вообще. А такие вот, которые остановили дать в морду — это были. Там 5,6,8, 20 человек. Ну, такие, может, набирались. Но вот как у нас во дворе команды военные, никто к нам не совался. Вот наши два двора — никого. Все было нормально. Учились в 7 школе все почти отсюда. И здесь же во дворе больница.

И.С.: Ну, путь, через сквер Зайцева шел или замысловатыми путями?

М.Б: Путь напрямую, как раз через сквер Зайцева. Никаких проблем не было. Даже можно сказать больше. Вот этот сквер, который напротив и сквер Зайцева — все наши ребята… Ну, я ещё и делал луки, стрелы, щиты там разные… Все мы ходили в эти два сквера. И в этот, и в тот. Ни с кем вступать в эти самые, нам не приходилось. Между собой, там, все как положено… Но чужих… Я, так сказать, особенно не встречал, честно скажу. Ни в этом, ни в том. А стрелять приходилось нам туда ходить. Не у нас во дворе, что там белье висит и все остальные дела. Играть в войну, прятаться все это можно было, а вот стрелять из луков — это как-то не очень. Приходилось идти в сквер: или в этот или в тот. Где больше нравилось.

И.С.: В футбол, наверное, тоже тут…

М.Б.: Нет, почему же? Да нет, говорю же — зимой заливали каток. Вот из нашей кухни… Не из этой кухни, а из нашей… Тянули шланг. И вот лили. Шланг такой длинный находили и заливали. И играли. Даже на коньках каталися. Площадку такую размером заливали… Вот, до самых Ермаковых и ближе сюда к нам вот сюда. До последних сараев. Тут же ещё были сараи… Где сейчас машины стоят… Вот это всё сторона, это всё были сараи деревянные. И вот между ними. С этой стороны одни сараи. С той стороны – другие сараи. И вот эту площадку заливали. Расчищали её от снега, готовили, так сказать…. Гладили… И заливали водой. Было такое и не раз, и не два.

И.С.: Ну а футбол?

М.Б: Здесь было тесновато. В футбол, вот, больше в нарик ходили играть, на ту сторону, где был песок. Где сейчас все заросло. Там и купались, и играли. Даже часто через мост ходили мы туда. А бывало и раздеваемся на Блюдечке и плывем через реку туда.

И.С.: А одежда здесь остается?

М.Б: Одежду здесь оставляем, и плывем туда. Ну, ничего ни разу не пропадало. Там 5,6,7,15 человек туда плывем или идем, это самое, через мост. Ну, тогда… Сейчас-то мост уже усовершенствовали, а в то время был такой допотопный… Вот через него.

И.С.: Ну он всё равно разводной был?

М.Б: Да-да, конечно. Был разводной… люди ходили из Коломны в Бобренево. И из Бобренева в Коломну. Опять там…  Продукты, поди, покупали. Кто чего. Жители ходили частенько. Кто в Водники  эти же самые ходили. Мы ходили. Мы с товарищами. Вот такие времена.

И.С.: А скажите, запомнились праздники какие? Как в коммуналке встречали?

М.Б: Да было! Особенно вот эти праздники: день 7 ноября — красный день календаря. Еще как! Все! И на кухне даже там сидели, отмечали, и готовили даже что-то. Так, чисто символически. Ну, и выпивали. А что тут выпивали? Красное, это самое, Агдам. Водка. Все! Да, мне уже пора. Три минуты девятого.

И.С.: Спасибо вам большое! Ну, посмотрите, может у вас фотографии, какие остались? Вот автомат вы нам обещали…

М.Б: Да! У меня саду в Подлипках остался. Я собирался его вам сюда, так сказать, доставить. А то, что было оружие такое вот… Куда-то всё делось. Что-то, возможно, осталось у этого Шурика Некрасова. Он же старше меня. Лет на 6 на 7. Или на 8.

И.С.: А как же? С таким перепадом возраста обычно не…

М.Б.:Ну, вот он как-то был старший товарищ. В то время. Как-то к нему в то время…

И.С.: Ну допустим ему, там, пятнадцать…

М.Б.: Нет. Ну, вы знаете. Он с нами как бы не контактировал. Не играл. А просто был с нами. Сверху был такой. Человек, с которым. Я с ним изо всех людей, кто здесь жили… Я с ним контактировал… А не то, что… Там… А ребята в моей команде… Больше с ним именно я. И временно. А потом, когда я уже служил. Он еще не служил. В УВД Он позже служил. А он в то время, я вот скажу, играл в футбол, так сказать. За команду. Даже выезжал за рубеж, мне кажется. Мне кажется, да… Один или два раза. Ну, и здесь по городам ездил. Был, как бы сказать, за деньги профессиональный футболист. В этом плане.

И.С.: А кто-нибудь фотографировал? У кого-нибудь был фотоаппарат во дворе?

М.Б: Фотографировали, но куда-то у меня целое огромное количество фотографий пропало. Куда, я уже сказать не могу.

И.С.: А на что вы фотографировали?

М.Б.: Я фотографировал… Да, старенький у меня фотоаппарат. Я уж не помню. «Смена» что ли.  Ну, вот, куда делись фотографии, я теперь не найду. Куда чё делося? Трудно сказать. А было много. Возможно, я их вынес в свой старый сарай, который у меня находится рядом с депо от дома Рыбина. Там залило водой, и все сгнило.

И.С.: То есть вы все проявляли?

М.Б: Да, в своей квартире на той стороне. И очень много.

И.С.: Может, хоть плёнки остались?

М.Б: Все пленки тоже пропали.

И.С.: А ценный материал… Может там…

М.Б: Да нет уже там ничего. Я же там всё забросил. Я ж не стал ничего там держать… И так далее… Ну, и он уже много лет заброшенный…

И.С.: А вы загляните. Может коробка с негативами стоит и ждёт нас?

М.Б: Да, нет. Я сомневаюсь. Там такая коробка, которую даже на помойку выбрасывать… Тяжело… И то будет по мне практически не нужно. Тут садами-то не занимаешься… Может всё построить чего-то… Хорошее и так далее. Да и то… А это уже всё.

Да все изменилось! И я тоже когда-то жил, так сказать… Работал еще на заводе… После армии сколько-то лет работал. А потом в службе охраны работал здесь, в Коломне. А потом я уехал в Москву. И все очень сильно изменилося. Сейчас я себе могу, так сказать, в принципе, позволить. А во дворе у меня стоит миллион с лишним внедорожник «Калева» у меня белый. Так что… Раньше не скажу. Когда на заводе работал, жена еще жива была — все не хватало. При жене я еще купил «Рено-Логан» красный такой продвинутый. А это, после 90-го года я вообще купил хорошую машину… Сейчас я работаю администратором в военном концерне в Москве уже с апреля седьмого года. Сейчас вот какой? Пятнадцатый? Еще там работал. На двух работах. Служба безопасности. Ну, и смог себе позволить.

И.С.: Ясно. Ну, если вы можете себе позволить, может вам попробовать возродить этот самый мир?

М.Б.: Нет. Этого я себе позволить как раз не могу. Дамы, которые есть, были бы рады, как раз… Вон машина стоит, а гаража нет. Я не хочу сказать, что это плохо. У многих они так стоят. Точно так же, как и у меня. Вот я машину ставлю… Здесь же моя сторона полностью занята. И противоположная ещё. Еще во дворе у нас стоит. И мадам, которая проживала напротив меня. Долгие годы… Ирина Петровна… Тимакова… Сейчас она заведующая лор-отделением. Сейчас она переехала на шестой этаж… Со своим мужем… Тоже её машина стоит во дворе. Она на дороге не любит оставлять, как и я. Она любит внутрь двора заехать. У неё такой же белый внедорожник. Как у меня. Но она заведующая отделением. А я простой администратор. Так что вот так вот.

И: Сегодня у нас 15 октября 2015 года. Мы разговариваем… Представьтесь, пожалуйста.

Ж.П.: Жанна Петровна Герасименко.

И: Герасименко Жанна Петровна. Жанна Петровна родилась и выросла в Коломне.

Ж.П.: В Коломне, в роддоме №1 по улице Комсомольская. Тогда их было два у нас в Коломне. Вот там я родилась. Что ещё…

И: Ну, просто расскажите о себе: в каком районе вы жили, кто родители?

Ж.П.: Собственно говоря, родители у меня были: папа — плановик-экономист, мама — без образования в то время была, потом кончила семь классов и работала уже в торговле. Папу забрали на фронт в 44-м году, хотя у него была бронь — так его больше я и не помню, и не знаю, без вести пропал… Маме пришлось одной меня, вот, поднимать. Жили мы в посёлке ЦЛПБ[1] — это теперешняя улица Черняховского и Шавырина, вот в этом промежуточке. Вот…  ЦЛПБ-посёлок. Двухэтажные домики такого типа барака: он сгорел у нас, осталась половиночка. И нас поселили, да, было три хозяина, в квартире. Вот, значит, в одной комнатке пять человек жило, в другой нас с мамой двое осталось, а в третьей комнатке — одна женщина. Ну, жили дружно. Маме пришлось работать, в садик невозможно было устроиться, соседка приглядывала за мной, хотя было своих двое детей. Вот так вот. Потом, когда дом сгорел, нас поселили на некоторое время в барак. Два барака там было: один был в районе, где сейчас теннисный корт и дворец «Коломна», вот там стоял приблизительно барак, а другой — подальше, там жили пленные немцы. Вот, они когда кончили у нас свою трудовую повинность, нас туда поселили всех вместе с этого дома, сгоревшего. Потом дали, одну комнату нам дали с соседями. Вот пять человек их, и нас с мамой двое, семь человек. Мы жили в одной комнате. По улице Сталинградской — это теперешняя улица Шавырина. Опять какое-то время прожили, потом дали комнату маме. Вот, по улице Матросова, тоже все это здесь, этот же посёлок. Уж когда в одной комнате жили, с двумя соседями, с одной семьёй, здесь мы были счастливыми. Потом мама замуж вышла, повторно. Уже, спустя какое-то время, дали уже отчиму комнату побольше. Мы переехали на улицу Фурманова. Это уже ближе к поликлинике №3, прямо напротив. Она начинала только строиться. Там мы жили тоже с соседями. Мы были счастливые, потому что комната была восемнадцать метров. К этому времени у меня уже было две сестры ещё. Вот у нас, значит, пять человек, а в следующей комнате, — квартира была двухкомнатная, проходные комнаты, но два выхода, — можно было вторую комнату изолировать. Вот там мы жили, значит, с молодой семьёй: они после ремесленного училища приехали здесь трудиться. У них тоже двое детей было. Вот в этой небольшой двухкомнатной квартире мы, вот девять человек, жили. Но жили дружно. Я выполняла в основном все хозяйственные дела, потому что мне было уже лет тринадцать-двенадцать. Мама не имела отношения к общему пользованию: убираться там, что-то… Работали мама и отчим. Тем более, две младших сестренки: с одной у нас разница в восемь лет, с другой аж четырнадцать. И я за ними приглядывала. Ну, потом пришлось мне… У хороших знакомых заболела женщина, хозяйка сама, жили они в доме, и меня отправили к ней, «в люди». Я её выхаживала, вела хозяйство. Это уже жила я в частном доме. Готовила еду, сама училась уже в девятом классе школы. Пол мыла, естественно, ночью к ней вставала, за больной женщиной ухаживала до самой смерти. Потом, когда она умерла, оставила часть жилплощади на нас. И я, вот, живу уже в этой части дома. Там другая часть дома досталась другим родственникам её. Вот, живу до тех пор, пока нас не снесли… Потом я получила, наконец-то, когда уже сама оформила семью, — двенадцать лет сыну было, — получила отдельную двухкомнатную квартиру. Это был, значит, семьдесят пятый год. Вот, а я с сорок первого. Так всю жизнь по коммуналкам. И вот, старость. Пришлось тоже жить в коммунальной квартире, но уже в доме престарелых… Но живем мы хорошо. Здесь хорошо живем. И так жили, не унывали, дружили, выполняли все, что нужно. В общем, жизнь хороша.

И: Вот скажите: а в старой Коломне, в старой части, у вас же тоже там довольно много всего связано?

Ж.П.: Да, да.  В старой части Коломны у меня жила тетушка, с которой мы имели близкие отношения. Ходили к ним часто в гости, с мамой еще, когда отдельно были, да и с отчимом уже. Это на улице Комсомольской. Там было зелено-парковое хозяйство, и тетушка работала там. Совершенно безграмотная, но очень аккуратная и разумная женщина. И жила она в баньке. Банька приспособлена была для жилья. Это, знаете, вот: напротив как раз милиции. Сейчас там «Калинка» магазин. И вот во дворе этой «Калинки»… Там вот домика этого уже нету, баньки этой. А рядом дом был двухэтажный, он до сих пор стоит с тех времен. Естественно, была она одна. Она воспитывала трех детей, мальчиков. Тоже сын старший и муж погибли на фронте. Вот это она одна безграмотная тянула троих. Когда без вести пропадают, то ничего не платят: ни мне не платили, ни ей не платили на детей. Вот одна бабулька эта, моя тетушка, поднимала троих, и подняла. Слава Богу: одеты, обуты, всегда сыты. Разумно вела хозяйство, приобрела она участочек. Тогда, вот, только начинали давать огородные, эти «уголки», в Подлипках где-то. Тихонечко обрабатывали, этим и спасались. Картошку, огурцы, помидоры запасали. Ямку вырыли в этой баньке.  Я к ним очень часто ходила, маленькая особенно. Ночевала у них, и они как-то ко мне были привязаны, братишки. Долгое время. Ну, пока уж повзрослели…

И: Так, банька. Если еще и можно было приютить, переночевать, значит, не такая маленькая была…

Ж.П.: Маленькая была. Вы знаете, кухонька крохотная, предбанничек, там стояла печечка маленькая… «Шведка», что ли, ее называли. Две конфорочки.  И, значит, стеночка вот эта. А там, в комнатке, было две кроватки, маленький гардероб втиснули, и комод. И всё. Столик —  так, с припеку, с уголка. Потом его раздвигали, когда мы на праздники вместе собирались.

И: Если она, еще трое детишек, и еще вы в гости, где же вы все…

Ж.П.: Да, а вот спали так, не знаю, на сундуке кто-нибудь спал, в кухне. Вот так вот, тогда так вот не считались. В одной комнате, как можно, вот нас три сестренки, и мама с папой, ничего. Как моя соседушка, говорила она вот раньше: «Мое хозяйство было в одном гардеробе, и я все находила, а сейчас квартира у меня, и я не знаю, где у меня чего лежит, все мне мало места». Вот так как-то умудрялись: кто на полу ляжет, кто как. А позже я ходила в гости ночевать, когда сына… Старший сынок был у неё в армии, тогда посвободнее было. Один ещё уезжал часто, поэтому меня там оставляли. Кстати, когда мы сгорели, меня старший братик-то и взял. Я не учавствовала при пожаре, и мне это спасло, может быть, даже жизнь, потому что сгорело там много… Ничего. Такие вот дела.

И:  Ясно. Вы же там и учились, да, неподалёку?

Ж.П.: Нет, училась я вначале в двадцатой школе. Это теперь Политехнический институт. В этой большой школе… Там был первый этаж – школа. Вот, четырнадцатая и двадцатая, их две даже школы было. Потом было, значит… Полностью отдали техникуму. И теперь еще там институт, учебный комбинат такой. Остановка у нас: вот там «Мосэнерго», потом «Учебный комбинат». Вот, Политехнический институт сейчас там, большое здание, старое, большущее. Вот там я училась начальные классы. Когда переехали, вот уже отчиму дали квартирку. Это рядом, на Чкалова. Это поликлиника №3 теперешняя. Это двадцать четвертая школа, недалеко совсем, а потом открыли одиннадцатую школу. Это была лучшая школа у нас в Коломне, и по Московской области. Я кончала в ней десятый класс. Была секретарем комсомольской организации. Это огромная школа. Чудесная жизнь была. Порядок большой. Столько радости.

И: Порядок большой?

Ж.П.: Большой порядок был. Так хорошо росли мы в этой школе. Такие учителя у нас славные были, так нас воспитывали. И все у нас было: и лыжи, и заботушка их… Тем более, было кабинетное обучение. Впервые, нигде не было этого. Кабинет физики, химии. Спортзал шикарный: такой двор был, все там приспособления для физкультуры. Замечательно было, очень хорошо жили.  И была я даже делегатом первого областного слета комсомольцев-школьников. Он был первый и последний. Это было время, когда прошел фестиваль дружбы народов в Москве, и мы жили два дня в Москве. И были там вот на слёте.

И:  Это пятьдесят седьмой год, да?

Ж.П.: Да. Очень интересно было. Знаете, идейные были невозможно, слушались… Были у нас эти, посещения и МХАТа, естественно, и заседали мы в палате президиума верховного СССР, во дворцах ходили, были и слушали.

И:  Вам было шестнадцать лет?

Ж.П.: Да шестнадцать. А ровно в семнадцать, — в мае рождена я, — окончила школу, в семнадцать лет. Вот. Так что хорошо было. И идей было много: верили в светлое будущее. Вот так прожили.

И: А в медицинском училище?

Ж.П.: В медицинском училище… Вот после десятого класса я поступила в медучилище. Закончила, и потом всю жизнь здесь работала. Работала в Коломне, сорок три года у меня стаж. Средний медработник, в основном по физиопроцедурам, как говорится. Я отработала в физиокабинете. Работа мне очень нравилась: мне нравится помогать людям, удавалось это. Я довольна.

И:  А скажите, вот годы учебы как-то особо запомнились, впечатления какие-то?

Ж.П.:  Запомнились знаете чем? У нас был какой-то ускоренный курс. Мы учились очень много, прямо порой с раннего утра и до позднего вечера. Почему так — я не знаю, какой-то курс попался. Вот, и это, значит, напряженно было, но интересно. Был у нас директор, Сарафьян. Заслуженный врач, участник войны. И хорошие преподаватели, тоже многие участники войны. Интересно было учиться, мне нравилось. Тем более, надо кончить, пришлось. Думала я: «Уеду», —  мама не разрешила. Тем более, у нас наклевывалась, у меня лично, квартира. Дожила уже отдельно я, сносить обещали. «Куда ты поедешь, здесь получишь квартирку». Так я и осталась в Коломне. Это было свободно: я устраивалась, мне дали, — «без звука»,  свободно, — диплом, и я устроилась работать. Хорошо было заниматься: много интересного,  интересные люди. Любила я профессию. Было очень строго, в полном смысле слова. В хирургию нельзя было зайти без головного убора, чтобы обязательно переобувались, всё аккуратненько. Всё, всё соблюдалось, как положено. Ни как сейчас, к сожалению. Ну, хорошо было, всё равно хорошо.

И: А расскажите, вот, про старый город. Как вы его помните? Это как раз получается 60-е годы?

Ж.П.:  Да. У нас что было в городе? Во-первых, Октябрьская улица. Вот эта вся Октябрьская революция, она вся по праздникам была пешеходной. Начиналось, вот… если, особенно, это октябрьский праздник. Первого мая — это с демонстрацией, это был большой праздник. Мы, значит, с удовольствием бегали. Идешь в одну сторону, значит, президиум прошли, где сейчас пенсионный отдел, там разворачиваемся, трибуна. Оттуда уже свободным шагом все дружно. Друг другом любовались, нарядные, красивые, с песнями. Даже вот и в школе мы ходили, и в медучилище, и потом пришлось по работе, и такой был строй. И вечером, там были свободные гуляния. Все шли: кто с гармошкой, кто с гитарой, кто просто так. Все как-то общались, улыбались. Танцы были, вот, на самой этой площади, рядом сейчас «Дикси» или гастроном, вот этот вот пяточек. Где трибуны — рупор стоял большой, и, значит, танцы были всех возрастов. Все приходили: и молодёжь, и постарше. Вот потом был там, этот, на Комсомольской, парк. Там всегда был оркестр духовой: в основном играли военные, там тоже были танцы. Потом был ещё у «Сада дворца»,  другой сад, там собирались. Постарше люди – это на Комсомольской,  у «Сада дворца» — среднего возраста собирались люди, тоже на танцы. Там, в основном, где духовой был, а на самой танцплощадке, вокруг, были оркестры иногда, иногда просто радиола. А вот у ЗТС был парк, он  и сейчас существует, правда, заброшенный. Там были танцы для более молодых, юных. Там только под радиолу, но там было много аттракционов. И туда гулять ходили родители с детьми. Была комната смеха, была читальня, был буфет. И так было интересно. Все общались, отдыхали. И всё можно было, вот так вот, как говорится,  душу отвести, по-русски скажем. Вот так вот.

И: А вот сейчас на Пушкинской находится медицинское училище, а тогда было не в этом здании.

Ж.П.:  Нет, это было здание… По-моему, оно называлось «Земского собрания», двухэтажное, напротив военкомата. Сейчас там какой-то или курс, или кабинет от медучилища. И было еще там другое здание, там каменное такое, рядом с фонтанчиком. Там рядом тоже был у нас кабинет патологии, там патологию изучали, полуподвальное помещение.

И: И рядом с вами были артиллеристы?

Ж.П.: Да, курсанты с нами. Ребятишки они веселые, хорошие были. Они наши «шефы» были. Мы с ними общались по комсомольской работе, приглашали друг друга на вечера. У нас были и кавалеры: хорошие, вот, такие воспитанные мальчики. Кое-кто связал свою судьбу, пользуясь соседством. Девочки замуж вышли за них, уехали, всё это было. Вот так вот.

И: Ясно, ну а вот в нашей коммуналке вы бывали? В этом здании, где сейчас музей.

Ж.П.: Там был магазинчик «Три поросёнка», очень популярный. Красивые такие были поросятки. Здание само… Я заходила просто к знакомой сослуживице, как раз в эту комнату, где ваш музей. Но из наших там несколько семей жило, а так вот, в музей еще не пришлось. С удовольствием я бы посетила его.

И: Приходите, конечно.

Ж.П.: Будем надеяться, что скоро увидимся и там.

И: А в какой вы квартире именно были, у кого?

Ж.П.: Шиловы.

И: Шиловы? Это квартира номер два.

Ж.П.: Да. Я не помню, какая квартира. Было просто… Надо было что-то зайти, на мгновение, и Гурий – её муж был, по-моему, и Юрий у них, по-моему, сыночек был. Гурий был художник, её муж, моей сослуживицы.

И: А она доктор, да?

Ж.П.: Да, она зубной врач, по-моему. Я в стоматологии работала, мы с ней общались. Просто по случаю так пришлось, что-то надо было, я не помню.

И: Каким вам… запомнилось что-то, впечатления?

Ж.П.: Запомнилось здание именно: давнишнее, купеческого плана. Такое вот: потолки высокие, всё, что много народу. Я жила в коммуналке, у нас были не такие пространства, а там пространства, такие, ну, старинное здание, чувствовалось это. Ну, такое было, знаете, век давил. Вот вид…Вид из окошка на площадь, там памятник Ленину стоял. И был скверик, он и сейчас есть. В скверике шла аллея с цветочками. Допустим, сейчас пятнадцатое октября —  дату выкладывали каждый день, каждый день менялось: завтра шестнадцатое, завтра шестнадцатое уже выложат цветочками. Чётко было каждый день. Всегда в цветах этот скверик, скамеечки, замечательно. Мороженое можно было купить, посидеть, отдохнуть, фонтанчики были. Дальше в сквере Зайцева с удовольствием там гуляли. По старой части Коломны всегда с удовольствием гуляли. И было интересно. Второй поток гуляющих был до Оки. Вот сейчас, где гребной бассейн, Бачмановский пляж в сторонке немножко, а этот прямо по Окскому проспекту, мимо клуба Ленина. Как раз парк Ленина — это второй поток, в основном по Октябрьской революции, от Голутвина и вот до гастронома, туда вот.

И: Получается, до Голутвина?

Ж.П.: Да, и все пешком ходили.

И: То есть, нужно было пройти туда-обратно, или несколько раз можно было ходить?

Ж.П.: Сколько хочешь! Обычно туда и обратно с удовольствием. А народу-то сколько! Ты туда идешь, тебе встречаются, обратно — опять те встречаются. И, кого надо, увидишь обязательно в этом промежутке. Почему то было принято: вот так вот, ходить.

И: А когда эта традиция ушла?

Ж.П.: А вот когда с демонстрацией стало не так: меньше народу, и она стала ходить только в один край. Вот дойдут до трибуны, и всё. И дальше разбивайся, как хочешь. И как-то это всё заглохло.

И: Ну это когда, в 80-е?

Ж.П.: Это уже, знаете, пожалуй, ближе… после 70-х. Наверно, так.

И: А раньше, вы говорите, нужно было дойти до Октябрьской революции, а дальше потом колонной обратно? И шли, не распадались?

Ж.П.: Не распадались. Вы знаете, мы обратно не торжественно, не маршем. Вот так вот, немножко приспускали свои, эти, что мы носили, транспаранты там, флажки, но шли всё время с ними свободным шагом. А туда прямо, знаете, так.… Самое интересное, что были люди справа и слева по Октябрьской, вот на тротуаре. Стояли они, на нас любовались, а мы на них. Все празднично одеты. Кстати, моя тетушка на Комсомольской жила, она обязательно стояла. И я, после вот, на обратном пути, к ней забегала, с трудом, пробраться через эти веревочки. Милиционер смотрит, и где-нибудь в стороночке бежишь, чтобы не мешать никому. Интересно, но общение было хорошее. Ну, другого не было.

И: А можете описать этих поросят? А то у нас разночтения такие: кто говорит, что они нарисованные были, кто говорит, что…

Ж.П.: Нет, они из папье-маше, по-моему, были. Как живые стояли, до того симпатюли, три штучки их было. Они во всё окно, большущие, трое их было. Три поросенка, так их и звали. Что-то на них одето поварское было, по-моему. Такие веселые рожицы, вот что есть прямо человечки в образе поросёнка. Хорошенькие такие. Детки обязательно стояли, улыбались, а то подойдут, так потрогают. Но не дотянутся, но хоть ладошкой.  Очень интересно. Всегда там народ был, а рядом окошко было, там мишка был. Но про него как-то забыли. Он поднимал молочко, вот так вот у него ручка двигалась, но что-то он недолго. Так и появился, и исчез, и так это тихо как-то, а поросятки долго-долго стояли.

И: Но они не двигались?

Ж.П.: Нет, они замерли все. Вот как есть, какое-то папье-маше. Были глянцевые наряды такие красивые на них. Блестели, чистенькие такие, щёчки красненькие. Я помню до сих пор, помню, вот здесь, колпачок у среднего, как у повара.

И: Ну они без… Никакие ни фрукты, ни овощи?

Ж.П.: Вот не помню я, не могу сказать. Что-то у них в руках, что-то в лапках, как назвать их? Не помню… Что-то, по-моему, было, но затрудняюсь.

И: Никто не сфотографировал, пока никто не принес.

Ж.П.: Не принес? Что вы, там столько фотографий было, с удовольствием детишки там фотографировались. Наверно, найдётся все-таки.

И: А вы не фотографировались?

Ж.П.: Нет, что  вы, тогда как трудно было с фотоаппаратами, потом я уже в возрасте таком была. Не дитё, как-то даже и в голову не приходило. Поросятки хороши были, так и до сих пор зовут «Три поросёнка», хоть их давно нет.  «Огонек» не привился.

И: Понятно. Хорошо вы нам рассказали, спасибо огромное!

Ж.П.: Вам спасибо! Молодцы, что вы интересуетесь. Это все-таки наш город, потом, это целая эпоха. Пусть ребятки знают, подрастающее поколение. Вот хорошо жилось, в том плане, что люди радовались жизни. Может это потому, что после войны надежда была. Да и, потом, вообще жизнь хороша. Надо радоваться,  я так считаю. Этим надо жить, хорошо всё равно жить, как бы тяжела она ни была. Вот у кого как складывается, но жизнь есть жизнь, не надо унывать. Спасибо вам!

И: Вам спасибо, очень интересно. Если что-то вам вспомнится еще — либо запишите, либо еще нам позвоните и скажите.

Ж.П.: Я надеюсь, нас отвезут в музей, и, может быть, тогда что-то вспомнится.

И: Да, там много и вещей.

Ж.П.: Может, это наведет.

И: Да, наверняка. Сразу целый поток воспоминаний хлынет. Там у нас всё есть: и эбонитовые телефоны, и железные машины, и духи «Красная Москва».

Ж.П.: Но это совсем свежо.

И: И портреты – там, Майи Кристалинской…

Ж.П.: И статуэтки всякие, да?

И: И статуэтки, да, нам приносят, кстати.

Ж.П.: Я отдала, как сюда приехала, уголки «ришелье», пластиночки. Вот, думаю, хорошие там записи были. Тогда я еще не знала, что музей у вас. Он же недавно у вас совсем?

И: Ну да, уж третий год.

Ж.П.: А я четыре уже здесь. Найдутся люди обязательно, потому что люди помнят. Молодежи же надо немножко представление иметь, что жизнь всегда разнообразна, у каждой эпохи свои прелести.

И: Книги приносят. Мы даже завели такой порядок – раздавать книги. То есть, внизу у нас лежат книги, журналы. Перераспределение…

Ж.П.: Я тоже много книг отдала. Пришлось когда сюда ехать… Ведь мы за ними стояли, макулатуру собирали. Лучше книг ничего нет. Все сразу почитаешь, радость такая. И оформишь свою жилую комнатку, или квартиру, тоже хорошо.

И: Вы любите же театр, концерты?

Ж.П.: Да, всё люблю. Искусство — это же красиво, это же познавательно.

И: А сами в юности, в молодости?

Ж.П.: Я пела неплохо, у меня был первый голос. Мы вот дуэтом пели, даже нашему школьному… У нас же лучшая школа была, у нас был магнитофон, и нашу песенку даже транслировали в перемены. Вот мы с подружкой вдвоём пели, и хорошо у нас получалось.

И: Без сопровождения музыкального?

Ж.П.: Нет, у нас был такой хороший баянист, при дворце ЗТС, Беглецов. Вы, конечно, не знаете, вы же не местный. Он вёл этот кружок хоровой. Но я не посещала. Меня из дома редко выпускали. А потом вообще в люди ушла.  Это всё необходимо, пришлось для жизни… А так мне очень нравилось, я бы с удовольствием занималась бы дальше. А подружка моя, с которой мы пели, у нее состоятельные родители, она потом поступила в музыкальное училище. Ей купили аккордеон, и пошла она по этому делу так.

И: А сейчас где выступает?

Ж.П.: Нет, она на Украину уехала. Там потерялась. Но, во всяком случае, приобрела нормальное образование и работу. Мне нравилось это всё. Спортом очень хотела заниматься, и занимались. Ну, меня пустили немножко в секцию, но поздно приходишь – нельзя. Занимались мы в старых церквях, в спортивных залах — тоже далеко идти. Боялись, что мало ли что, да и дома надо было.

И: В старом городе?

Ж.П.: Да, вся жизнь в старом городе. Знаете, где сейчас собор основной, и где Дмитрий Донской венчался, там церковь Воскресения. Забыла уже… Да, там вот спортивный зал был. Это не в одной церкви. Это мы занимались волейболом там. Тоже там очень хорошо было, но не пришлось. Тоже нравилось, ну вообще, хорошо было. Много хорошего. На лодочке катались. Была лодочная станция в районе Окского проспекта. Мам с мальчишками, с девчонками. Девчонкам одним трудно лодку взять. За символическую цену садились и поехали.

И: Не страшно? Ока — большая речка.

Ж.П.: Ничего, это считалось интересно. А кто с кавалерами, это вообще они переплывали на другую сторону. Там организуют чего-нибудь. А мы просто прокатились, да и потом денежка нужна была, чтобы подольше покататься, а мы-то немножко, попробовать хотелось. Потом вышку построили там хорошую, тогда можно было нырнуть. К спорту интерес был большой, в школах нам привили это, мы занимались хорошо.

И: Повсеместный был интерес, или…

Ж.П.: Да, повсеместный. Много… Вот я не помню своих сверстников, чтобы не занимались физкультурой. Так вот, вы знаете, не спорт, а именно физкультура. Для себя, для общения, для развития. Это было потребностью, а не принуждением. Нормы какие-то – отдельно. Вот на каток-то с каким удовольствием бегали. При ЗТС был каток, который открывался всегда пятого декабря, в день рождения Сталина, в день конституции. Это обязательно. Как они умудрялись, без всяких теперешних технологий, заливать каток под открытым небом, не знаю, но всегда открыт пятого. И мы обязательно пойдем. Там был прокат коньков: у кого нет, а кто там сам. И опять: и взрослые, и дети туда и обратно катались, наподобие как по Октябрьской ходили. Смеха было и веселья! И, я не знаю, и удовольствие, и музыка играла, замечательно! Есть, что вспомнить. Мы рвались вот куда-то пообщаться, заняться чем-то, лишь бы нас отпустили из дома.

И: Может, оттого, что дома было так тесно, хотелось на простор…

Ж.П.: Да, и потом интерес. Ну, телевизора не было. Потом появился телевизор у соседки, мама с папой у неё состоятельные были.

И: Это какой год?

Ж.П.: Как раз, лет мне пятнадцать-четырнадцать было. 55-й, наверное. Папа у неё военный. Без линзы купили, маленький такой, как он назывался-то… Окошко маленькое, но они такие тактичные люди, нас пускали понемножку. Нас же много, и все дружны во дворе, как же так. Вот сегодня вас пустят, завтра там уже двое-трое. Так мы все посмотрели, а когда линзу поставили, так вообще интерес был. Ну, посмотрели.

И: А линзы отдельно продавались, или она…

Ж.П.: Да, и она на такие, как полозья, ставилась, перед окошечком, и выдвигалась. И экран был большой. Вот какая она, как бы. Интересно. А так мы, вечерами, я помню… Приходилось вышивать. Я помню, конечно, нас учили, вот вечером или вышиваешь, когда нет возможности погулять или заняться чем-то. И радио, радио с удовольствием слушали. Были спектакли хорошие по радио. Концерты там, потихонечку включишь. Если маленький – засыпали. И сидишь, слушаешь. А то вечером уроки, убираться надо было, всё надо было. Стремление познать что-то и где-то побыть. Помимо обязанностей семейных, обыденности этой, было стремление всегда познать и заняться чем-то еще поинтереснее. Не могу забыть это. Веселое, хорошее время такое, познавательное.  Возможностей мало было, но в библиотеку очень трудно было записаться, а желание было читать. Вот знаете, как трудно было, надо обязательно было… Или кто должен работать в районе ЗТС, или же вот, меня записал знакомый дядечка один, под свою ответственность. Тогда мне только стали давать книжки. Первая книжка была «Робинзон Крузо»,  на всю жизнь запомнила. Читальные залы работали, мы ходили, очень интересно было. Сочинение когда какое-то надо было написать. Ведь мало было литературы. Пойдешь в читальный зал, найдешь себе что-то, и так можно было… Потом дальше были хорошие времена, мне нравились — это уже у меня сын был. И вот тоже, достаток всё время небольшой был. И мы ходили в институт культуры, не знаю, вам знакомо или нет, значит, в институте культуры, при заводе уже Куйбышева. Он сейчас существует, это Дворец культуры. Там были серии всяких… Ну, программа определенная была. Сегодня, например, встреча с артистом Леоновым. О нем рассказывают, спектакль показывают, или покажут фильм. И живьем, как говорится, артиста посмотришь, тоже интересно. Или были литературные среды, я тоже посещала. Вот тоже, допустим, Пушкина возьмут. Такие интересные сообщения, не вычитаешь в обычном учебнике. Стихи читали. Кто когда и споет — там и вокал был. Потом, в «Лиге» были хорошие мероприятия. Но это уже сравнительно недавно. Вот я вспоминаю культурную жизнь. Заинтересованность была, можно было найти выставки, какие хорошие у нас в Коломне организовывались. Сейчас я плоховато хожу, и здоровье не позволяет. А так я посещала выставки, вернисажи всякие. Бесплатно пойдешь на вернисаж. Бесплатно, интересно. Посмотришь. Так что, есть чем заняться, и нужно заниматься. Я так считаю, познавать нужно до самой кончины. Жизнь интересна. Не взыщите с меня.

И: Спасибо вам огромное!

Ж.П.: И вам спасибо! Что не так – вырезайте, ребятки, — уж простите, что могла.

И: Нет, нет, всё очень хорошо! Вам доброго здоровья, ждём вас в гости.

Ж.П.: Да, обязательно! У меня мечта – посмотреть, именно со своей эпохой встретиться!

[1] Поселок ЦЛПБ — поселок центрального локомотивного паровозного бюро

Игорь Сорокин: Сегодня 14 сентября 2015 года. Мы беседуем с Еленой, дальше имя, отчество там, фамилия. Ну, чтобы мы знали.

Елена Еремеева: Надо?

И.С.: Ну, чтобы знать нам.

Е. Е.: Еремеева Елена Борисовна.

И.С.: Елена! Нас интересуют коммуналки, житье-бытье, нас интересуют 60-е годы, нас интересуют (ну, потому что в 60-е годы коммуналки это было очень распространенные явления, ну и поскольку арткоммуналка связана со временем вот Ерофеева). И нас еще интересует это место, вот. Ну, и в общем та эпоха. Насколько вы, может быть, по рассказам знаете… В общем, начните с того, что вам ближе, что хочется рассказать.

Е.Е.: Детские воспоминания о коммуналке, да… Они, вообще детские воспоминания… Они довольно-таки светлые и радостные. Вот. Я… Бабушка жила в коммуналке, Я в принципе очень любила туда почему-то ездить. Вот. В воспоминаниях — огромная кухня. У каждой комнаты (в квартире вообще жило пять семей). Вот. У каждой семьи была своя плита, свой стол и шкафчик. Ну, вот… И всегда, когда заходили в квартиру, то сразу… Вот… Это… Женщины возятся на кухне, кашеварят. Висит белье стиранное. Пар идет. И потом… Идёшь по длинному, темному коридору. Почему-то он у нас всегда был длинный… Ой, темный… Потому что вечно были вывернуты лампочки. И у каждой квартиры… Вот это корыто висит, велосипеды… Какие-то… Вот-вот-вот… Все наставлено. Сундуки. У нас комната была самая последняя. Вот. В общем, приходилось проходить по всему коридору. И, ну… Взрослые, ну, наверное, они, конечно, ругались. Потому что были какие то бытовые проблемы. Нам было весело ребятам. Потому что… Вот… Можно было в прятки… Вот… Очень здорово поиграть. Было где спрятаться. Вот… Еще помню, что привозили… фильмы… показывали. Я… У меня была маленькая табуреточка… Я спускалась с пятого этажа. Там вешали простынь. И вот… Не помню сколько это стоило… Несколько копеек… Нам показывали детские фильмы по вечерам.

И.С.: То-есть у них была какая-то кинопередвижка настоящая.

Е.Е.: Да, да, да, да! И так очень весело справлялись праздники. Потому что сдвигались столы на кухне, собирались все семьи. И ноябрьские праздники, День Победы, Новый год, восьмое марта, всё как-бы сообща неслось. Всё… В комнате… У нас была огромная комната. В комнате жило… Ну, вот жила бабушка, ее дочь (моя крестная), бабушкин брат с женой. В общем, каждая кроватка была отделена там или ширмочкой, или гардеробчиком. Посередине стоял большой круглый стол. И вот все собирались, пили чай. Бабушка всегда с сахаром. У нее щипчики такие были. И вот она ломала сахар всегда. Так это нравилось так всегда. Я просила, чтобы она мне надкусила его. Вот. Что еще. Вот знаете, у меня в памяти огромная-огромная ванна. Я тут даже крестного спросила, говорю: «Крестный! А ванна была вот правда настолько огромной, или я была маленькая, и мне она казалась?» Он говорит: «Лен, правда! Ванна была, правда, очень большая. Вот. Еще с тех царских времен. Такая большая, чугунная ванна».

И.С.: Что это за дом был? Почему там были такие пространства?

Е.Е.: Дом был построен в 1907-м – 1906-й год, кажется, для инженеров немецких, которые работали на Коломзаводе. Как-бы квартиры были шикарные. Конечно же. Я всегда, вот, когда мне бабушка, крестный говорили, что раньше в этой квартире там жил один инженер. Я всегда думала: «Господи, вот зачем же ему нужно было вот столько пространства, когда мы очень даже хорошо умещаемся в одной комнате. Да… И столько нас семей здесь живет. И всем хватает места».

И.С.: А! Так он и продолжал принадлежать Коломзаводу? Ну, этот дом. Да?

Е.Е.: Ну, он до сих пор наверно даже и принадлежит. Потому что… Вы знаете? У меня… Ну, как-бы часто… Ну, сниться начал мне этот дом. Вот. И мы поехали с мужем туда, там до сих пор… Ну, живут люди, хотя там уже многих расселили, всё. Я еще помню, дом был… Знаете, парадный вход был и черный вход был. И был вот старый такой лифт, в который заходил. Вот так вот двери закрывались. Вот такие вот они… Он… Кабинка такая… Видно вот как ты поднимаешься… Вот как в старых фильмах, вот, показывают. И мы, когда зашли, я мужу говорю: «Вот в общем был такой вот лифт у нас». Зашли — ни лифта, ничего нет уже. Он говорит: «Тебе, наверно, это показалось. Там… Ты, наверно, придумала себе это все». И я спросила у крестного: «Крестный! Был ли там лифт?» Он говорит:-«Да, был. Был старый лифт. Но потом, как-бы, он пришел в негодность. И… Убрали». И вот эти вот, знаете, очень производят впечатление… Лестницы. Вот это вот парадное. Настолько она широкая, красивая. Ну, конечно, дом… Такой пафосный, наверно, был.

И.С.: А вот вы про праздники начали говорить. А можете припомнить какие-нибудь эпизоды, может быть там, ну, случаи. Отличались ли эти праздники, менялись ли? Или всегда была какая-то, может быть, традиция?

Е.Е.: Вы знаете… Наверно, для меня они не особо отличались… Как-бы… Ну… Весело… Ну, все несли семья, наверно… У кого что есть… Все несли. Накрывали на стол. Ну, традиционно картошка… Селедка… Ну, такие простые довольно-таки столы, соленья. Вот. Ну, обязательно водочка. Для взрослых. Для нас — компотики. Мы особо не сидели, наверно, со взрослыми. Мы чуть-чуть посидели — и дальше… Мы… Гонялись по коридору.

И.С. То-есть был какой-то порядок? Сначала накорми ребенка, а потом пой песни? Да?

Е.Е.: Да. А потом нас в сторону.

И.С.: Ну а вы все равно, видимо, проникали. Как-то, наверно, под столом?

Е.Е.: Обязательно. Лазили. Под столом, конечно, надо было полазить. Без этого никуда.

И.С.: Какие-то может быть шутки, игры.

Е.Е.: Наверно… Вот как-то уже нет… Вот… Конкретики в памяти. Просто, вот, какие-то, вот, я говорю, доброта вот эта вот осталась. Ну, все равно были и ругались они иногда между собой… Но ругались, я говорю, в основном… Вот, были очереди, вот, эти мыть коридоры, удобства. Кто- то не помыл, кто-то не так помыл. Вот эти вот воспоминания. Мне кажется, больше между собой выясняли отношения женщины. Мужчинам было очень весело жить, потому что домино у них обязательно, сигареты.

И.С.: А во дворе?

Е.Б Ну, зимой на кухне.  Зимой на кухне

И.С.: А детские игры какие-то? Прям в квартире, например. Кроме пряток.

Е.Е.: Нет. Наверно, у меня как-то… Я сидела, может быть больше в комнате… Со мной… Мне бабушка читала. Ну, дядька вот приезжал, он научил меня в домино играть. С детства уже козла забивать.

И.С.: А это какие годы вы сейчас вспоминаете?

Е.Е.: Начало 70-х.

И.С.: Начало 70-х. Да?

Е.Е.: Угу.

И.С.: А вот старый город вам известен был в то время? В детстве.

Е.Е.: Старый город? Ну… Площадь…Тут, естественно, все известно.

И.С.: Сильно поменялось, вот?

Е.Е.: Да.

И.С.: Да? Как было? Что вы помните?

Е.Е.: Знаете? Я помню, например, если Блюдечко вот ту историческую часть, где церкви, да… Ту часть… То там была разруха и мы лазали с ребятами по этим церквям. У меня просто старший брат. И получалось, что мама меня всегда оставляла на него. Мне приходилось всегда таскаться за ребятами. Вот. Лазили по этим церквям, по Маринкиной башне, все было в такой непригодности. Ну, щас… Ну, а тут… Вот эта площадь… Мне кажется… Она особо не изменилась.

И.С.: Ну а вот демонстрацию.

Е.Е.: Да. Демонстрации помню.

И.С.: Помните? Они уже сюда приходили…

Е.Е.: Да, демонстрации помню, потому что дедушка у меня работал в то время, как назывался тогда Сельскохозяйственный техникум, плотником И он всегда украшал машину. Вот. Орголитом. Они так обивались. Да? Там это… И я помню, что дедушка всегда меня сажал на машину. И меня распирала гордость, что я еду на такой украшенной, такой красивой машине. Разрисовывалось там… И вот насколько я помню, предприятие… От каждого предприятия… Шла вот… Ехала машина. Да? Ну, крашеная… Под что то расписанная там.

И.С.: Она была, ну, как-бы в авангарде, да?

Е.Е.: Да, Да! А сзади уже шли… Шел народ. Ну, как правило, детей сажали на машины. Было очень здóрово. Ну вот как-бы… Не знаю… Мне кажется, настроение от этих демонстраций… Как-то народ весь ликовал, радовался. Все равно, вот это такое чувство… Не знаю… Сейчас его нету.

И.С.: А было отличие ноябрьской демонстрации от майской? По настроению? Ну, ясно что, наверно, больше революционных лозунгов было на ноябрьской демонстрации?

Е.Е.: Ну, майская отличалась лишь тем, что был парад всегда. Демонстрация. Потом проходил парад. И было интересно очень смотреть, как ребята маршируют.

И.С.: На первое мая? Парад был?

Е.Е.: А-а-а, нет! Это на Девятое. Майские? Ну не знаю, тут я наверно уже не смогу сказать.

И.С.: Вместе <все праздники — С.П.> кажется да?

Е.Е.: Ну, да. Во мне да. Вот. Просто, наверно, май уже все расцветает. Тут уже такое… Как бы… Весеннее настроение еще добавляется. А ноябрьские всё-таки, да… Может омрачаться… Погода, наверное, уже… Слякоть уже… Вот эта осенняя. Ну, хотя мне, кажется, она никогда никого не пугала, все равно все шли, потому что все равно после демонстрации опять же сабантуй, надо на него бежать.

И.С.: А вот маршрут каков?

Е.Е.: Насколько я помню, мы шли… Ну… Потом мы жили в Городищах… Вот дальше там… Да? Все равно выдвигались… Собирались, наверно, где-то около горбольницы, за Мемориальным парком и оттуда шли. Если мне не изменяет память. Или наоборот? Нет. Да.

И.С.: То-есть вам нужно было утром попасть в новый город?

Е.Е.: Да,да,да. В центр города. Чтобы потом уже расставляли все колонны. И шли.

И.С.: А где распадалось это все? Где заканчивалось? Возле Кремля где то или возле..?

Е.Е.: А вот проходили, наверно, как раз до «Гастронома», а там можно и разбежаться.

И.С.: А здесь вы помните какие-то гастрономы? Магазины вот?

Е.Е.: Магазины… «Огонек» был и «Гастроном». Да. Помню, что когда покупали… Да? Какие-то макароны, сахар, что это вот заворачивалось в такие вот кулечки из бумаги, и туда вот они ссыпали. Даже те же самые конфеты, какие-то которые без обертки продавались. Что… Кулечки из бумаги, в общем, помню. Потом вот тут недалеко стояли аппараты с газировкой. Которые за копейку или за три копейки… Что… Мужички подбегали, брали стаканчики, шли в сквер, выпивали и потом возвращали обязательно эти стаканчики на место. Магазин?.. Магазин помню, ну отделы вот эти помню. Что касса стояла. Вначале очередь по отделу. Потом в кассу. Потом в кассе берешь чек. Идешь в отдел. Забираешь товар. Соки очень помню. Вот, продавались в таких… Я не знаю… Ёмкостях, они продавались… И… Очень любила тоже сок. Он стоил десять копеек тогда, томатный с пироженными. Я помню, мама водила меня в садик. И обязательно мы потом шли. Обязательно заходили в «Гастроном», или вот в «Огонек», чтобы  купить сок.

И.С.: В конусах таких да?

Е.Е.: Да-да-да! Да-да!

И.С.: А именно томатный или любой сок?

Е.Е.: Нет, вот я почему-то любила всегда томатный. Ну, мне кажется, что все соки были настолько вкусные, настолько густые. Персиковый тоже мне нравился очень. Такой он прям оранжевый-оранжевый был.

И.С.: А какие отделы вот в «Огоньке» были? Ну, и в «Гастрономе»… И почему вообще различие было?

Е.Е.: Мясной отдел, рыбный отдел. Рыбный отдел очень любила, потому что там вечно пахло вот этой вот рыбой. Молочный. И самый любимый, наверное, наш отдел — бакалея. Где конфеты все вот это вот. Винно-водочный обязательно.

И.С.: А последовательность не помните вот?

Е.Е.: Вот, насколько я помню, как заходили вот, мне кажется, прямо сразу продавали рыбу. Потом слева чай… Да, чай… Крупы… Конфеты там были. А справа, если мне не изменяет память, там, наверно, алкоголь. Потому что как-то особо туда мы и не шли. «Гастроном»? «Гастроном». Он вообще, тоже был большой магазин. Там вот если, сюда мы заходили. У нас тоже получался мясной отдел, рыба, колбаса, а уже дальше туда уходила, ну там тоже бакалея была и вот там, мне кажется, как раз соки продавали. Насколько я помню. А еще недалеко, чуть подальше туда, было кафе-мороженое. Там коктейли молочные делали, ну тоже.

И.С.: Это на Октябрьской революции?

Е.Е.: Да,да,да. «Буратино» кафе называлось.

И.С.: А вот этот сквер, он что из себя представлял? Вот стояли, значит, вы говорите газированные аппараты, были лавочки, растительность густая, в которой можно было спрятаться?

Е.Е.: Да-да-да-да. Ну, мне кажется, он такой сквер был не особо… Какой-то… В основном, там всегда лавочки были забиты. Народ сидел, выпивал. Ну, в принципе и так. Помню, что тут был ресторан… «Коломна»… Потом дальше столовая… Ну, и потом магазинчики шли какие-то. Особо уже не помню. Дальше вот как сквер продолжался, парк Зайцева… Да? Я помню, что там был фонтан. И там вот я помню, что мы гуляли. Просто даже помню: один раз я упала в этот фонтан. Маленькая. Ну да, совсем маленькая. Вот мне это запомнилось, потому что мама ругалась сильно, а папа обернул наверно в кофту или в джемпер свой и пошли на автобус. Везли они меня вот такую закутанную домой. Вот это вот запомнилось мне.

И.С.: То есть, это было уже прохладное какое-то…?

Е.Е.: Нет, это было, ну может быть, да… — Конец лета… Ну, да все равно… Просто, наверно, холодная вода… И как-то под вечер все… Это было. Родители не усмотрели за мной. Вот этот запомнился момент, потому что мама очень ругалась.

И.С.: А вот про магазин «Огонек» вы говорите, что кто то из вашей семьи там работал?

Е.Е.: Да. Продавцом.

И.С.: Кто?

Е.Е.: Ну это уже вторая жена моего папы.

И.С.: Она что-то рассказывала? Или вы к ней там приходили? Когда она работала, в какие годы? Если можно, то…

Е.Е.: Ну, она, получается, сама из Тамбова. Сюда приехала… Тут они работали вначале на стройке. А потом вот, наверно, с момента открытия, ну я не знаю как. Ну 60-ые, может конец 50-ых годов. Она вот устроилась сюда в магазин продавцом и отработала… Ну, наверное, до последнего, пока не распался… В то время Продторг тогда назывался, организация. Ну, как она говорит, был довольно-таки тяжелый труд. Потому что привозили все машинами… Время дефицита. Народ все разбирал, Они, говорит, как бы… Как правило, вечерами, машина за машиной привозила. Всё это разгружали. Сами на себе. Ну, честно говоря, у нее все равно какие-то светлые воспоминания, о том времени, о той работе. Ну, я думаю, она сама подойдет к вам, все более подробно расскажет вам.

И.С.: Она была в одном каком-то отделе или там менялись они?

Е.Е.: Мне кажется, она всегда работала в бакалее, потому что вот когда мы заходили я… Как бы, в детстве я, наверно, ее очень  ревновала. И я старалась не идти в этом отдел. Разворачиваться и уходить. Ну, потом вот, наверно, вот это детское все прошло.

И.С.: Ясно. Ну, то есть вы нам поможете ее найти?

Е.Е.: Обязательно. Да.

И.С.: У вас уже хорошие отношения?

Е.Е.: Ну, да. Уже все это прошло и мы довольно таки хорошо общаемся.

И.С.: А как ее зовут, что бы мы…?

Е.Е.: Тамара Анатольевна Чермошенцева.

И.С.: Угу. Хорошо. Будем ждать. Скажите, а дальше вы вот ходили туда, в сторону Пятницких ворот? Пединститута? Туда.

Е.Е.: Да, конечно, мы там гуляли. На рынке торговали. Выращивали. У нас был свой огород. Выращивали помидоры. Так как мама работала преподавателем, то ей было очень стыдно, наверно, стоять на рынке. Мы всегда, вот, приезжали вместе. Она всегда с нами стояла. А если шли какие-то знакомые, она убегала, а мы с братом стояли и продавали помидоры. Я очень любила ходить на этот рынок, потому что, если мы все хорошо там продадим, то нам сразу что-то покупалось. Петушки вот эти вот на палочках я помню, очень хорошо.

И.С.: Что они были какие-то особенные по вкусу, по цвету? Почему? Или неожиданно, что на палочке?

Е.Е.: Нет. Мне казалось, что они необыкновенно вкусные и цветá были разные, всегда хотелось попробовать.

И.С.: Какие?

Е.Е.: Вот ярко ярко-ярко красные помню. Желтые. И знаете, если мне не изменяет память, мне кажется, были даже какие то синие… Они не то что прям синие… Но вот такое вот… В синеву отдавали.

И.С.: А именно петушки или другие фигуры тоже были?

Е.Е.: Рыбки были еще, пистолетики были. Ну, вот почему-то больше всего петушки запомнились. Ну, наверное… Кому чего… Хотелось.

И.С.: А я вот помню еще звездочки.

Е.Е.: Ммм. Вот звездочки не помню. Рыбки помню. Такие…

И.С.: А пединститут вас никак не коснулся?

Е.Е.: Пединститут? Мама училась в пединституте, заканчивала. Вот. Ну, как бы здесь еще ходили иногда. Гуляли. Потому что мама жила вот как раз по Яна Грунту… Улица. Этот дом уже снесли. Там был маленький-маленький такой домик. Беленький. Окошки были, я не знаю как, наверное, на таком вот уровне. И мне всегда, как бы, нравилось подходить. Мама рассказывала про этот дом. Ну, наверное, ей нравился, нравилось туда приходить, быть может какие-то детские воспоминания. Потому что мама рассказывает: «Когда были снежные зимы, — говорит, — дверь заносило снегом так, что нам приходилось из окна вылезать, чтобы откопать дверь и выходить». Вот. А потом им дали квартиру. Дед работал в Сельскохозяйственном техникуме. И мы переехали в Городищи. И как-бы все равно ходили, гуляли. На Блюдечко ходили-гуляли. Там на Блюдечке, наверно, у мамы свои воспоминания какие то были. Помню, как раз она мне рассказывала, как они первый раз… Она закончила школу. Поступила в институт. И получила первую стипендию. Они купили бутылку вина. И втроем пошли на Коломенку обмыть это дело.

И.С.: Три барышни?

Е.Е.: Три барышни. Да, с бутылкой вина. Вот. И одной барышне стало плохо. И вот мама рассказывала, как они ее подымали, как они ее тащили. И мне эта история всегда очень нравилась. И я всегда просила, чтобы она мне её несколько раз рассказала. Потому что мама всегда рассказывала ее в лицах. Все это так было смешно. Забавляло меня. Потому что в принципе мама… Она у меня человек непьющий была. И вот это вот, что они попробовали, как вот мне казалось, довольно-таки рано все это… Вот потом мама закончила пед… И она говорит: «Во мне взыграл патриотизм. И я попросилась на север». Она работала на севере.

И.С.: Это в какие годы? Еще до вашего рождения, да?

Е.Е.: Да. Наверное, в 67 она закончила и поехала на север. Но она там не долго проработала. Ну, тоже довольно-таки она интересно рассказывала, как они жили. Потому что так же жили в домике маленьком. Вот, говорит: «Мы втроем. Три преподавателя в одной комнате. Там еще, — говорит, — ребята. Тоже учителя молодые. Говорит, — ходили за снегом, — говорит, — привозили огромные глыбы. Вот мы, — говорит, — отбивали снег, кипятили воду, стирали». Очень уважительные там люди, — говорит, — были. Потому что, — говорит, — если мы шли по деревне, то, — говорит, — местные жители нам чуть ли не в ноги кланялись. Для них учитель был как бы первый человек.

И.С.: А где это? Что за место?

Е.Е.: В Якутии она была. Поселок, даже сейчас не помню, остались те фотографии.

И.С.: А сколько? Пять лет учились в институте ведь?

Е.Е.: Пять, мне кажется. Да. Пять.

И.С.: То есть получается, что она поступила в 62м-63м, если она в 67м закончила?

Е.Е. Ну где то так. Да.

И.С.: То есть это как раз годы, когда учился Ерофеев?

Е.Е.: Ну, мамы нет сейчас, как бы. Я уже… Да..

И.С.: То есть, возможно, что она как-то вспомнила бы, он такой примечательный был — высокий, блондин.

Е.Е.: Ну, я говорю, наверно, Тамара Анатольевна его помнит хорошо. Она что-то о нем расскажет.

И.С.: А скажите. На каком факультете училась мама?

Е.Е.: Физмат.

И.С.: Ну, поскольку в одном здании, хотя Ерофеев в общем-то был за непосещение отчислен, поэтому может быть они и не встречались. А друзья, может быть, какие-нибудь ее… Вы знаете? Может быть, можно с ними поговорить?

Е.Е.: Нет. Вот все кого я знала, мамины подруги, кто как бы учился с ней. Уже никого нет. Ну, потом она была такая… Довольно-таки скромная… Забитым человеком… Она всегда очень стеснялась своей внешности… Там вот… Никуда не высовывалась. Не была активной… Ну, как бы, серой мышкой была.

И.С.: Это ее собственные ощущения или..?

Е.Е.: Да. Ну, насколько я вспоминаю, она правда такая очень скромная у нас была. Наверно, с кучей комплексов. Которые ее мучали. Боялась куда-то… Вот. Ну, вот Тамара Анатольевна… Она у нас такая более активная. Она везде у нас… Такая. Ну, я так думаю, что мама была учительницей все-таки. Она такая, знаете, ближе к интеллигенции. Книжечки почитать, вот как бы. А Тамара Анатольевна… Она как бы там ни было… Они так же собирались коллективно на какие то праздники. Она спеть могла. И потанцевать. Гулять… Как бы более раскрепощенная. Веселая.

И.С.: А вот двор видимо был задействован в жизни магазина? Разгружали то наверное со двора?

Е.Е.: Первое время, насколько вот она я помню мне рассказывала, что даже здесь у них был какой-то склад. Или потом склад сделали, вот на втором этаже они хранили продукты в каких-то комнатах.

И.С.: Вот где мы сейчас с вами стоим?

Е.Е.: Да. А вот со двора наверно как раз машины приезжали, разгружали, потому что здесь был, хотя здесь тоже был подвал здесь тоже по-моему подъезжали машины.

И.С.: Ну ладно это мы ее расспросим.

Е.Е.: Да.

И.С.: Что бы еще такое хотелось бы вспомнить? Может быть… Ну, просто чисто ощущения.., Как-то… Ощущение времени. Может быть, это связать с политическими, не знаю там, событиями? Хотя детям вряд ли это было важно.

Е.Е.: Ну нет. Нам да, для нас , ну вот знаете, для нас мне кажется вот, ну как у меня какое-то оно доброе воспоминание и доброе время, потому что все ходили к друг другу. Да? Соседи, там, никогда не стесняясь приходили там стакан сахара взять, стакан муки, яйца, масло. Вот и все как-то шли мне кажется все радости горести все были вместе. Вот насколько я вспоминая да. Вот у кого-то свадьба, гуляли все обязательно вместе всем двором да? Похороны опять же всем двором. Просто у меня у мамы как раз я не знаю в каких годах 56, 60 какой- то… Первый? Год… Уутонули две сестры, сразу они утонули. Мама рассказывала, что где Коломенка впадает в Оку, в то время там добывали песок. И… Они пошли купаться не на пляж, потому что они стеснялись то, что полноваты… И пошли немного в другое место… Как раз вот к этим карьерам, наверное. И одна провалилась. Провалилась, а вот вторую… Ну… Сразу… Со страху… Сердечный приступ случился… И вот как бы вдвоем, одной было 16, а другой 18 лет. Вот когда их хоронили, остались фотографии эти. Вот, вначале по Яна Грунта шли. И потом по Октябрьской улице шла вот эта церемония… Вся улица. Машинам даже проехать негде было, но может в то время не так много машин было но вот знаете, как демонстрация. Такое впечатление что все вышли проводить их в последний путь.

И.С.: Ну это еще такая неожиданность. В самом начале. Внезапно. Две девушки. Две сестры.-Это, конечно, огромное потрясение.

Е.Е.: Да. Еще одна была отличницей, на нее всегда были такие надежды, она училась очень хорошо, вышивала даже. Долгое время у нас лежали, ну видно после того как Валентина погибла, все ее вышивки сделали в рамочки. Даже у нас долго весели. На стенах. как бы, довольно таки картины такие интересные. Даже сюжеты какие-то из сказок вышиты были, цветы красивые.

И.С.: Ну вот вы упоминали о фотографиях. У вас есть какой-то фотоальбом или…?

Е.Е.: Да. Мамин фотоальбом. Да. Я его иногда даже пересматриваю, потому что интересно.

И.С.: А наверно, там есть же фотографии 50-ых вот 60-ых как раз годов.

Е.Е.: Есть. Ну как бы 50-ые мама наверно молодая была, в основном такие портреты вот, фотостудии. А потом уже наверно ближе к 60-ым вот это студенческое время, уже появляются фотографии, где они где-то гуляют. Там уже дома заседают. В садах… Ну, на природе отдыхают, мне кажется и демонстрации есть какие-то фотографии.

И.С.: Можете поделиться? Потому что это вот как раз то самое, такой интересный материал, из которого можно много получить.

Е.Е.: Конечно. Конечно. Может быть даже завтра, сегодня вечерком поднесу.

И.С.: Здорово. И может быть, даже ну еще что-то вспомнится, ну посмотрим….

Е.Е.: По этим фотографиям, да вполне возможно, потому что все равно как бы я говорю мы очень любили, мама тоже доставала эти фотографии, смотрели, она нам всегда что-то рассказывала.

И.С.: Просто у многих хранятся фотографии так, у кого в пакете, у кого в ящике, а есть вот именно составленные со смыслом альбомы.

Е.Е.: Нет. Они скажем тоже больше был мешочек они там были в мешочке, альбомы уже делали гораздо позднее и не так мы может его уберегли, потому что потом росли уже наши дети с братом и они тоже смотрели этот альбом. Может и не так нежно как мы. Ну, все равно как-то фотографии все хранили.

И.С.: А вот этот дом на Яна Грунта он в каком месте был? На каком отрезке?

Е.Е.: Вот где сейчас находится аптека. И, мне кажется, за ним двухэтажный дом. И потом вот он стоял. Сейчас уже его снесли. Вот как раз сейчас там новые дома стоят. Был маленький домик, потом в нем сделали пункт приема стеклотары.

И.С.: Это вот прям здесь вот напротив получается? Да?

Е.Е.: Да.

И.С.: На этой стороне или на той?

Е.Е.: На той. А на этой как раз где сейчас мото-вело спорт да? Там был комиссионный магазин. Вот туда мы приходили, мама сдавала какие-то вещи, вот я помню ей выписывали такую квитанцию, там через месяц, например надо было приходить и вот очередь с этими квитанциями, народ узнавал продана вещь или не продана. Если не продана то там цену снижали, вот это у меня тоже в памяти осталось, потому что ходили вот там, смотрели. Казалось что там только нет, начиная с вещей и кончая там конкретными вещами и мебель была.

И.С.: Вот интересно, вот давно там, традиционно был эта комиссионка была?

Е.Е.: Ну конечно я не могу сказать, это конечно же Тамара Анатольевна там вспомнит это.

И.С.: А наискосок вот Дом Озерова, он был каким-то ну общественным местом или там люди жили?

Е.Е.: Вот этого я не помню. Мне кажется он был такой неприметный, не помню что бы там что-то было.

И.С.: А не помните ли что вот еще ну вот рассказывают что где общежитие, там недалеко с одной стороны был дом колхозника, тут угловой вот сейчас, где качели там стоят.

Е.Е.: Угу. Угу.

И.С.: Вот, а красное здание на углу, а если вниз спуститься по Зайцевой к мосту через переправу, там еще был магазин Водник.

Е.Е.: Водник. Помню. Там самый дефицитный товар продавался, мы туда всегда ходили.

И.С.: А почему? Что там такого?

Е.Е.: Не знаю. Может быть, у них был немножко другое снабжение и не тóрговское. А… Вот всегда, когда мама хотела какой-то дефицит купить, мы вот всегда шли в Водник. Магазин я помню.

И.С.: Ну он же маленький, сколько там может уместиться, или он был больше чем сейчас?

Е.Е.: Нет он, да он был таким же маленьким, но сейчас поделилась. Да! Там одна часть там магазин, вторая часть — там сувениры продаются. А раньше вот там просто такой маленький магазинчик был, ну почему-то там как всегда всем можно было купить.

И.С.: Ну, он был именно продуктовым или там тоже…

Е.Е.: Только продуктовый.

И.С.: И там был винный отдел тоже?

Е.Е.: Вот винного отдела не помню. Меня интересовали в то время другие отделы.

И.С.: Ясно. Ну, по-моему, у нас хороший разговор такой идет. Давайте если вот просто что-то еще забыли, скажите.

Е.Е.: Нет, наверно, даже вот и сказать больше ничего не знаю.

И.С.: Давайте тогда договоримся, что вы еще полистаете альбом. Ну и раз мы вот так разбудили вашу память, вдруг сейчас что-то вспомнится, вы тогда… Ну, как-то нам сигнализируйте.

Е.Е.: Обязательно.

И.С.: Можно даже записи какие-нибудь вести, может быть, вы книгу напишите про свою семью, про свое детство.

Е.Е.: Нет. Если только ребенок. Она уже начинала писать про свое детство, в первом классе. Пока что забросила, может быть, потом у нее это будет.

И.С.: Ну, пусть она пишет, а вы ей рассказывайте, а мы потом проведем презентацию.

Е.Е.: Да. Обязательно. Очень бы хотелось, чтобы в ней открылись вот такие данные

И.С.: Хорошо. Спасибо большое.

Е.Е.: Надеюсь что, что-то интересное рассказала.

И.С.: Да. Ну, вот так всегда мы… Из мозаики складывается картина.

Е.Е.: Ну…

И.С.: Один помнит одно, другой другое.

Е.Е.: Потом, более сейчас взрослые… Скажем, старички. Они… У них более точные воспоминания, потому что… Конечно, это прошла их вся молодость… Ну… Я говорю, всё равно… Они детские воспоминания и…

И.С.: С другой стороны у детей такая цепкая память. И они запомнят иногда там такие вещи, которые взрослый никогда в жизни… Внимания не обращает… Ну, я не знаю, как вы запомнили, например, вот эти аппараты, из которых взрослые тягали стаканы?

Е.Е.: Да. Потому что…

И.С.: А взрослые и не вспомнят об этом.

Е.Е.: Потому что… Когда стоишь в очереди. Да? И подходит какой-то дядечка… И под носом у тебя забирает этот освободившийся стаканчик. Наверное, чувства тобой овладевают такие. Ну… Я тут стою-стою… А ты?!

И.С.: А вода-то, наверно, была какая-нибудь прекрасная? Сладкая? Да?

Е.Е.: Мне казалось — она необыкновенная. Даже вот за эту копейку… За три копейки – с сиропом – это совсем уже было чудо! А даже вот эта за копейку вода, настолько было вкусная.

И.С.: Любимый аппарат, где больше сиропа наливали… Да? Не помните такого?

Е.Е.: Не помню!

И.С.: Вот, в каком-то аппарате, например, слаще. Больше сиропа проливается.

Е.Е.: Нет. Я не помню. Я помню, что ребята делали такие «три копеечки». Какие-то… Ну, не настоящие денежки. И видно, вырезали на Коломзаводе. Их выкидывали. Или на этой. На веревочке монетка. С дырочкой. Чтоб потом вытащить её

И.С.: У вас была такая?

Е.Е.: Нет. Я не была. У меня была… Дядька работал на Коломзаводе. Он мне сделал биточку. Мы в биточки прыгали…

И.С.: Из свинца? Или…

Е.Е.: Вот, я не помню, из чего она была. Но она была… Прям… Такой необыкновенной. Потому что всё равно. Там под биточки приспосабливали всё, что возможно. Да? Баночки там из-под гуталина. Они раньше…

И.С.: Песком набивали?

Е.Е.: Да, да, да! У меня она была. Такая Я помню серебристенькая. Гордость моя была…

И.С.: Это в классики играли? Да?

Е.Е.: Да, да, да, да!

И.С.: То есть это может быть, выточенная даже?

Е.Е.: Да.  Да. Да.

И.С.: Тогда, может, какой-нибудь полегче металл.

Е.Е.: Ну, это я вам не скажу. Просто мама просила. Он делал… Играли мы…

И.С.: Просто была ещё такая, по-моему, тоже битой называлась, когда клали там пробки или монеты.

Е.Е.: А! И кидали. Да, да! Да, играли с ребятами.

И.С.: Тоже битами назывались. Да?

Е.Е.: Не знаю… Кажется… Не могу сказать… Но то, что играли, это вот… Было.

И.С.: Всякие там веревочки?

Е.Е.: Резиночки.

И.С.: Резиночки.

Е.Е.: Да.

И.С.: Девчачьи игры… Я просто не очень помню. Так… Пробовали… Ну… Пусть девчонки этим занимаются…

Е.Е.: Играли ведь долго. И в казаки-разбойники играли… Я имею в виду, долго по времени. До вечера. И родители как-то не загоняли нас домой. Всегда выйдут, посмотрят. Во дворе мы. Бегаем. Зимой, я помню, что во дворе всегда заливался каток. И просто я помню, что меня ребята ставили в ворота… Так… Я должна была…

И.С.: В хоккей?

Е.Е.: Да-да. В хоккей. Даже клюшка у меня была своя. Но единственно, что я не умела – сто<ять>… кататься на коньках. В валенках. Оденешься… С клюшкой стоишь. Всегда промазываешь. Они ругаются. Но, видно из-за того, что не хватало пацанов, вот, ставили меня.

И.С.: А играли в одни ворота? Или в двое.

Е.Е.: Нет. Команда на команду.

И.С.: Да? А кто там стоял? Тоже какая-нибудь девчонка?

Е.Е.: Ну, нет. Не обязательно. Потому что были ребята постарше, они, наверно, всегда играли против мелюзги, как бы. Брат был младше тех всё равно ребят. И вот… Я всегда в команде брата была.

И.С.: Может есть какой-нибудь интересный рассказчик из команды брата. Или из тех, кто постарше? Тоже. Повспоминайте, пожалуйста

Е.Е.: Ладно.

И.С.: Вдруг есть такие люди, которые могут нам много пацанских секретов открыть?

Е.Е.: Хорошо.

И.С.: Ладно, спасибо вам огромное.

Екатерина Ойнас: Когда Вы узнали, что в Вашей коммунальной квартире организовали музей?

Вячеслав Викторович Заев: Об этом мне сестра сказала. Да. (сильные помехи). Сейчас многие-то знают. Я вот этому, вот со мной рядом живет в первом подъезде, я ему говорил. Он мне говорит: «Ну, можно в принципе сходить» Я сегодня пытался, он приболел. Можно вытащить. Вот этого можно вытащить. Вот этого надо найти – этот в Москве.

Е.О.: То есть в принципе можно разыскать жильцов?

В.З: В принципе можно, да. Реально.

Е.О.: У нас сейчас такая история: мы брали интервью перед тем как музей организовался у Юрия Шилова. Вы его знаете?

В.З: Ну а как же! Да, конечно.

Е.О.: Вы в одно время тут жили?

В.З: Да, но он постарше и на много в общем-то. Жили-то в одно время.

Е.О.: Пересеклись?

В.З: Ну а как же!

Е.О.: Вячеслав Викторович, вы представьтесь и расскажите, в какое время вы здесь жили в этой коммунальной квартире, и начните, может про семью рассказывать. То есть с кем вы жили? Про маму, папу, про семью.

В.З: Родился я здесь, в г. Коломна в 1957 г. в роддоме на ул. Комсомольской.

Е.О.: Он единственный был в то время?

В.З: Да-да, тогда он был. Ну, как говорили.

Е.О.: И привезли вас сюда?

В.З: Привезли сюда в квартиру №  7. Я прожил здесь с 57 по 73 год.  Все так сказать свое детство, юношество, потом когда уже начали распределять квартиры, нам предложили, и мы съехали уже в другое место. Квартира была, в общем – то  по тем меркам, можно сказать, и большая и, в то же время, она тоже была коммунальной. То есть там жили 3 семьи.

Е.О.: В этой части или в той?

В.З: Вот в той. В той части, где была наша квартира, там же общий коридор, общая кухня и потом шли комнаты. В этих комнатах жили по несколько семей порой, т.е. не одна семья, а еще несколько семей. Нас можно сказать жило 3 семьи.

Е.О.: В одной комнате?

В.З: Там было три. Т.е. в одной комнате жил я, папа и мама. В другой комнате жила тетушка, потом такой закуточек был с занавесками, там жила моя бабуля.

Е.О.: А тетушка ваша?

В.З: Тетушка моя, да.

Е.О.: Т.е. не чужой человек все-таки?

В.З: Нет. Это все наши.

Е.О.: А из соседей кто был?

В.З: Соседей-то было много.

Е.О.: Рассказывайте про всех. К кому в гости ходили? Ко всем, да?

В.З: Да, на то она и коммунальная. Дом был… Ну там чего… Коридор… Может тогда казалось, тогда были маленькие, и мне казалось, что большой, длинный коридор. На трехколесных велосипедах гоняли, бегали, в хоронички играли. В каждой семье практически были дети. Там и ребята, и девчата. Довольно-таки интересно нам жилось.

Е.О.: Сколько все-таки семей жило в этом большом коридоре?

В.З: Вот если посчитать, значит, по номерам: восьмая – это Китина Анна.

Е.О.: Что за семья? Чем занимались люди?

В.З: Она была уже на пенсии. Она шила. Тогда же шили. Обшивала. Тогда же купить было трудно. И вот, кстати, она научила мою тетушку шить. Тяжело было ей с деньгами. У моей мамы было еще три сестры. Она самая младшая. Моя тетка Александра Константиновна. Вот она научила ее шить. И уже соответственно с дочерью они как-то обходились. Она и работала, по ночам обшивала.

Е.О.: Обшивала только семью?

В.З: Нет. Всех. Ну как говориться пошло-поехало.

Е.О.: А что шила? И женское, и мужское, детское?

В.З: Нет. В основном женское. Тогда приносили интересные журналы. Там смотрели. И неплохо в общем-то у нее получалось.

Е.О.: Так, это вот Китина?

В.З: Это Китина, да. Тетя Нюра мы ее звали. Она жила с дочерью и внучкой Эльвирой. Эльвира где-то здесь живет. Если она не уехала никуда. Вот здесь на Зайцева живет, в пятидесяти метрах отсюда.

Е.О.: Примерно вашего возраста?

В.З: Да, может на пару-тройку помладше меня.

Е.О.: Т.е. компания  была, детская?

В.З: Да. Потом…вот это они. Потом наша была квартира. Потом жили Пехтеревы. Он был сначала старший мастер в модельном цехе (это Коломзавод). Да, тётя Тамара тоже Коломзавод ведь. Да, тоже на Коломзаводе она работала. У них дочь была Татьяна. И Алексей. Татьяны сейчас нет. Она умерла. Дядя Леша тоже умер. А тетя Тамара…они тоже уехали. Вот она старенькая женщина. Слепая. Всё. Потом после них Невские жили. Тётя Лёля, баба Сима – это его бабушка, и периодически появляющийся дядя Женя. И тетя Лёлин брат, который периодически выходил из мест не столь отдаленных. У него было любимое занятие – рыбалка. Без рыбы он никогда не приходил. Это человек удача какой-то. Никто не поймает, а он всегда был с рыбой. Всегда. И на тетю Симу всегда посмотришь, она: «Женя, Женя наловил».

Е.О.: Т.е. когда Женя появлялся, он всегда был с рыбой?

В.З: Да. Ну потом видать где-то ему чё-то надоедало. Он шел, брал и опять туда… Ну, такой он беззлобный был. Просто такой мелкий вор, хулиган, воровал и уходил опять туда. Ненадолго. Опять придёт, опять рыбалка и так вот постоянно.

Е.О.: Т.е. у него работы – то и не было?

В.З: Да, не было. Никогда он не работал. Или вот баба Сима рыбки продаст, вот ему там на курево, там это все..

Е.О.: А где рыбачил?

В.З: Рыбачил на Коломенке, Москва-реке, в Озерах, какие-нибудь там озерца. Нет… Ока была для нас далеко. У нас вот: Блюдечко, Коломенка. Здесь мы и купались, и в Москве реке, и Коломенке. В Коломенке теплее вода была, помельче.  Это Пехтеревы. Дальше Шиловы – Валентина Семеновна, Гурий Алексеевич, сын Юрий Гурьевич и Валентина Гуриевна, дочка. Проживает сейчас в Москве. Такая была пышная девица. Закончила она Рязанский художественный институт, чуть-чуть она рисовала.

Е.О.: Они были старше? Они подростками были?

В.З: Да, они были постарше. Юра-то он вообще наверное с 47-48-49 г. Они были как моя старшая сестра двоюродная Света, того возраста, моя Света с 50-го, а они чуть постарше.

Е.О.: Расскажите про них немножко.

В.З: Гурий Алексеевич… Он так… Был художником. Свободным художником.

Е.О.: Настоящим?

В.З: Нет, ну… Он в основном плакаты там написать, афишу какую-нибудь сделать, оформить магазин.

Е.О.: Т.е. дизайнер?

В.З: Ну… можно так сказать. Но попроще. Такой интересный человек. Холёный!  Всегда в белой рубахе, с отличнейшим настроением, иногда позволял себе. Любил готовить. Придет, мне почему-то запомнилось. В белой рубахе придет, рукава засучит и готовит (В.В. напевает). Валентина Семеновна… Она была врач. Стоматолог. Постоянно ее приглашали на медкомиссии в военкомат. Оба воевали. И у них часто собирались интересные компании ветеранов войны. К ним приезжал вот такой небезызвестный генерал Малофеев. Было постоянно 9 мая… Он постоянно был здесь. В своей генеральской форме. Не помню, как его зовут. Но был такой генерал. А она была военный врач. Они с Гурием Алексеевичем, я так понимаю, где-то на войне познакомились. А потом они расписались уже ближе туда, т.к. ребята появились в 40-50-е гг.

Е.О.: А компании собирались в комнатах или на кухне?

В.З: В комнатах. К ним частенько на эти мероприятия приезжал есть такой… Как его…  Диктор телевидения и радио Виктор Балашов. Знаменитый. У него тоже волосы интересные такие. Я так понял, он жив до сих пор. Он тоже постоянно к ним приезжал, был в гостях. А потом когда они познакомились с Семеном Ильичом, он и к ним приезжал. Такие интересные люди-то.

Е.О.: Это именно на День Победы?

В.З: Да. В основном на День Победы они собирались. Вообще сами по себе праздники довольно интересно отмечали. Эти подоконники огромные, зимние рамы вытаскивали, открывали окна. Сначала 1 мая, потом 9 мая…

Е.О.: Прямо рамы вытаскивали?

В.З: Ну, эта рама зимняя – первая рама, и ее вытаскивали. Там у нас был чулан такой большой. Подписывали, чьи они, чтобы не ошибиться, вставляли их туда аккуратненько. Окна открывали и все 1 мая здесь демонстрации, трибуны. Здесь сквер-то он был большой.

Е.О.: А трибуны были у памятника?

В.З: Нет, вот здесь прямо напротив памятника Ленину, вот здесь вот, прям вдоль дороги. Трибуны сколачивали, красным красили.

Е.О.: А вот здесь вдоль нашего дома могли быть трибуны какое-то время?

В.З: Нет. Я помню только там. Они ж как…из горисполкома выходили, через дорогу и сразу на трибуну и руководить демонстрацией.

Е.О.: И вы соответственно по окнам?

В.З: Мы по окнам. Но мы ребята как? Мы когда учились, сами приходили на демонстрации 1 мая, 7 ноября. Интересно было. Всегда на мороженое дадут.

Е.О.: Сколько давали?

В.З: Кто сколько! Кто 15 коп., кто рубль.

Е.О.: Какое покупали, помните?

В.З: Самое конечно считалось у нас Ленинградское за 25 коп. Ну а так 15 коп., 13 коп. сливочное, 15 – с изюмом.

Е.О.: В каком месте покупали?

В.З: У нас здесь, под окнами Огонек-магазин. И вот здесь вход сюда, где сейчас все эти конторы, там сидела женщина-мороженица. И у нее всегда мороженое любое. Такой вот ларь у нее, любое мороженое, надо только спросить какое именно мороженое у нее есть. Тогда же было не принято ценники писать. Все прекрасно знали, и годами не менялись цены. Например, 9 коп. без вафель мороженое – просто брикет, 11 коп., 13 коп. , 15 коп. мороженое, 19 пломбир был.

Е.О.: А ягодное было?

В.З: Было фруктово-ягодное, в стаканчике 7 коп.  7-9 коп. щербет, потом он стал.

Е.О.: Расскажите тогда про «Огонек», про магазин. Что там еще покупали?

В.З: Про Трех поросят.

Е.О.: Это в народе?

В.З: В народе. Помню вот эту заставку – три поросенка и они там играют, пляшут.

Е.О.: Играют, пляшут?

В.З: Нет, ну там нарисовано это было. Кто-то на дудочке. Вот они там играют-пляшут и вот за это так и называют.

Е.О.: Нам сказали, что они на своих лапках держали окорочка. Было такое?

В.З: Может и было, но я не припоминаю в памяти это. Может быть, и держали, может быть и нет. Помню. Это было давно конечно.

Е.О.: Так. И в магазин-то ходили зачем? Был там винный отдел?

В.З: Был  винный отдел. Потом его разделили. Стал отдельно вообще, стало типа рюмочной.

Е.О.: Т.е. прямо в этом помещении?

В.З: Да, отдельно сделали. Но это потом. В начале ничего этого не было. Просто всё продавалось, и вино, и все-все-все.

Е.О.: И бакалея?

В.З: Все, все. Как сейчас бы назвали это – типа минимаркет. Туда зайдешь, там запах был в одной стороне колбасой, мясом.

Е.О.: Но в шестидесятые действительно можно было это все купить?

В.З: Конечно. Все было натуральное.

Е.О.: А дефицитный был какой-то товар? За которым охотились и его выбрасывали?

В.З: Был. Нет. Дело в том, что лежали крабы спокойно, но они были по тем временам не по карману. Многие не понимали вкуса этих крабов. Т.е. они были все засиженные мухами, но никто не покупал. Не нужны они были. Если по тем временам взять креветки, они стоили такие копейки – рубль пятьдесят килограмм что ли был. Т.е. многие вообще это все не покупали. Это хорошо, я потом учился в Москве, там все знают, что такое креветки. А теперь-то они стоят 450-600 р. Тогда-то это вообще… Те же кальмары… В принципе всё было. Это потом всё начало пропадать – колбаса…

Е.О.: А когда это? Это ближе к 70-м?

В.З: Да, за 70-е годы, ближе к 70-ым. В 60-е всё было. Единственное – это начало 60-х плохо вообще было с продовольствием. Даже за мукой приходилось в очереди отстаивать. Мама поставит, куда-нибудь отошла, а мы стоим с ребятами. Потом они приходили или менялись. Были времена. Но потом опять же трудоустроиться было не так просто. И платили. Еще тогда говорили по облигации-то были в 50-е годы, обязательно какую-то сумму надо было. Т.е. когда выдают зарплату, часть зарплаты выдают облигацией. Все эти облигации хранили, потом начали выбрасывать. Дети играли в них. Потом в 90-х годах объявили: «Такой-то год будет гаситься». У нас что-то осталось, сохранилось.

Е.О.: Поменяли?

В.З: Поменяли, но тоже что там поменяли? (смеется) Брали по тем временам прилично, где-то четвертую часть зарплаты забирали.

Е.О.: Про маму и папу не сказали. Чем они занимались?

В.З: У меня мама закончила Коломенское медучилище. По распределению уехала на станцию Луговая. Это где-то в Московской области. Недалеко. После приехала сюда, тут трудоустроиться было тяжеловато. Хорошо вот Розалия Осифовна помогла. Пассман. Она была санврачом. В ее подчинении были ясли, детские сады, пионерские лагеря. Вот она устроила ее в ясли, меня туда водили в свое время. Ясли были в районе остановки Сад Дворца ближе сюда к Гагарина. А ближе не было яслей. Ее туда устроили, ну и заодно меня, чтобы я под присмотром был. Поэтому она и на работу, и в то же время меня в ясли. Рано уходили из дома. Где-то часов в шесть-семь. А папа всю жизнь проработал на Коломзаводе. Был бригадиром у слесарéй-ремонтников. Заработал горячий стаж. С 55 пошел на пенсию. Ему не повезло, у него инсульт случился. Долгое время, 16 лет. Но, главное, что на ногах. Был жив, мог передвигаться, с палкой правда, но главное сам себя обслуживал. Мама еще долгое время работала. Она работала порядка до 72 лет. Она работала в нашем тубдиспансере, который на Посадской. Мы его называли в «Пятилетке». Он имени пятилетия Октября. У нас же всегда такие названия были. Она из яслей перешла сразу туда. Нашлось место. И всю жизнь медсестрой отработала там. И на пенсии работала. Недавно я ее хоронил 11 февраля в этом году. До последнего она держалась, все сама делала. Она очень хорошо готовила, была очень чистоплотной женщиной, и соответственно папа у нас ходил как министр (смеется). На самом деле если посмотреть его фотографии, то не скажешь, что он рабочий.  Как-то скажешь, что он или инженер, или даже бабуля моя (его мама): «О, инженер пришел». Он всегда так одевался хорошо.

Е.О.: А как они комнату получили здесь?

В.З: Получили мои дед и бабушка. Они сами из Рязанской области. Мой дед – Константин Аланыч и бабуля Татьяна Петровна.   Дед умер рано, прошел всю войну от начала и до конца, до Берлина дошел. Но он пожил здесь. Он умер в 61 году. Конычев Константин Аламыч. У них был в Рязанской области, свой хутор, свое хозяйство. Все было свое натуральное. Потом по тем временам начались вот эти вот гонения. Их приравняли к середнякам каким-то… К кулакам — середнякам. Им пришлось всё это хозяйство: часть продать, часть оставить и уйти с этого хутора. Они уехали в деревню Столбцы Старожиловский район Рязанской области. В основном там… Две сестры старшие родились на хуторе, а две уже помладше, они родились в д. Столбцы, в том числе моя мама. Мама родилась в 1931 г. Там они немного пожили и приехали в Коломну.

Е.О.: Почему в Коломну?

В.З: Нет. Ну тут жила его старшая сестра. Моего деда. Константин Иваныча<это не ошибка, у осетин два имени: народное, здесь Алан, и крестильное – здесь Иван>. Ну, и она посмотрела тут… Вышла замуж, как говориться огляделась и говорит: «Приезжай, можно что-нибудь придумать». Они приехали, и им здесь выделили вот это жилье. Ну не знаю. Я в подробности, в общем-то, особо не вдавался.  К кому обращались, чтобы получить квартиру в коммуналке.  Тогда ни газа не было… Печки… Да и печки были до последних времен. Их сломали-то в 50-х гг. Вот была кухня. И там была печка.

Е.О.: А кухня вот, ближе к углу?

В.З: Кухня была по той стороне, посередине. Там была печь. Такая русская печка. Все там готовили. Ну, а потом со временем всё это, конечно, сделали реконструкцию, плиты поставили.

Плит было 4, потом вроде как пятую поставили. Потому что уже не хватало.

Е.О.: И плита принадлежала семье?

В.З: Нет. Плита принадлежала…. Вот, например, на этой плите готовили. Например вот, мы готовили, Пехтеревы готовили и Невские готовили. То есть вот три семьи. Она вроде как за нами была закреплена

Е.О.: А сколько конфорок?

В.З: 4 конфорки. Ну, как-то вот договаривались как-то. Успевали там. Нет, нет. Особо таких вроде бы передряг не было.

Е.О.: А что готовили? В будний день, например? Как завтракали?

В.З: Я помню, яичница была. Да. Самое такое блюдо. Да я сам… Я во второй смене в школу и сам мог. Да Невская-то учила меня… Бабулька всё время сидела: «Так Славик сначала разбиваешь»… Потом глазунью она всегда меня учила делать, — «Так ножичком, чтобы прожарилась». Она сидела…

Е.О.: Она сидела на кухне и приговаривала?

В.З: Ага. У неё даже, это… Интересное было… У нас: «Зимой и летом одним цветом. Это кто?» – Это тётя Сима. -Правильно! Пятая. Потому что в квартире номер пять. А еще у нас была тётя Сима-девятая. Которая вообще была в том. Крыле. В том. У неё было одно и то же пальто. Она что летом, что зимой. В одном и том же пальто. Везде. И у парадного сидит она в этом пальто. И на кухне сидит она в этом пальто. Поэтому мы так её звали «Зимой и летом одним цветом. Кто?»  – Тётя Сима пятая. Вот… Учила…

Е.О.: А вечером что готовили?

В.З: Ну, а вечером? Тогда скромно в общем-то жили. Что там говорить. Выручали что? Выручали соления. Все эти огурцы, помидоры у нас…

Е.О.: Хозяйства были?

В.З: Да. Ну, не то, что хозяйства… Сады вот эти начали мирова давать… Участки. Ну и соответственно там… Сажали. Сажали всё это…

Е.О.: Там без домиков? Просто огороды?

В.З: Нет, были домики, небольшие. Чтобы можно было пересидеть, если дождь там, ненастье, ещё что… А так… Ну по тем временам урожаи очень хорошие были. Ничего не могу сказать. Может это так казалось? Но на самом деле. Тогда же было, ещё раз скажу, все было натуральное. Все пёрло. Земля, видать, отдохнула до такой степени, что я не знаю… Например, мы никогда не солили огурцы в июне, в июле, они у нас поспевали в августе. Еще никаких ни пленок не было, ничего. Все это на корню: и помидоры, и огурцы. Всё солили. И в бочки солили, и в банки солили. Погреба здесь… Сараи были у нас здесь…

Е.О.: Во дворе?

В.З: Да, вот где сейчас гаражи. Там были сараи. В сараях были погреба.

Е.О.: А сараи все деревянные были?

В.З: Да-да-да. Вот. Там всё это хранили. А внизу — вот здесь вот, под нами, был большой подвал. Тоже за каждым было распределено. Там хранили картошку в основном. Вот. То есть, там не так вот было прохладно как, например, в погребе. Но там для картошки было комфортно. Вот картошка, свекла, моркошка. Вот такие вот… Дела…

Е.О.: И у каждой семьи все было свое?

В.З: У каждой семьи. Да, всё было. Чуть вот, как вниз спускаешься… Здесь вот было подмостки такие интересные. Здесь вот всё, например… Рубили капусту. Вот. Скажем, бочки стояли.

Е.О.: Ну, то есть тоже во дворе…

В.З: Да_да. Не во дво<ре>… Ну, вот, где сейчас у вас закрыто. Туда спускаешься… И были подмостки. Потом там уже, чуть сворачиваешь – туда, вниз, в подвал. Спускаешься там — лестница была деревянная. Вот. А здесь вот, я говорю, рубили капусту. И у всех стояли эти бочки. И никто ни у кого, ничего и никогда… Чтобы кто-то пошёл там… Где… Не было вообще такого. Да и… Прям в квартире они – тоже… Особо и не запирались.

Е.О.: Квартиры, в смысле комнаты?

В.З: Ну, в смысле, комнаты. Наши. Да. Вот эти вот особо они не…

Е.О.: Ну, то есть, на ручечку, а не на ключ?

В.З: Ну, не… Какие там ключи? Так! Просто: закрыл и всё. А… Ну, конечно, если совсем там кто уходит. Конечно, там на ключ взял, да и всё. Дома если кто, никто никогда этих. Ключей не было. Никто не запирался. Никогда.

Е.О.: А погребá глубокие были? И каменные что ли?

В.З: Нет, ну… Тут тоже поветрие пошло. Один выкопал погреб, и все начали копать.

Е.О.: А в какие это…  Примерно, в какие годы?

В.З: Сейчас скажу… Где-то, наверное, 68 год…  Где-то там 68 – 69 -70. Вот, самые такие… Ну, интересные здесь. Здесь, когда копали погреба, Много всякого интересного выкапывали. Всякие здесь интересные…

Е.О.: Расскажите.

В.З: И бутылки, и пузырьки всевозможные, и части черепков посуды. Вот эти. Красивой очень. Большие, вот одно время, мы даже хранили. Большие части вот эти здесь у нас. Да-да-да-да. Это ж купеческий город. Один копал сосед – раз, у него лопата проваливается. Начали копать, а там гречка пошла. Но гречка – она такая черная уже вся. Ведрами доставали эту гречку. Много! Оказывается, там хранили мешки с этой крупой, там.

Е.О.: И что потом? С этим. Ну с гречкой понятно…

В.З: Да. Выкопали и всё там. А с находками? Так они. Чё-то остались. Часть они, может… Вроде как в Краеведческий музей отдавали. Ну, интересные такие, вот. Все эти формы бутылок, пузырьков.

Е.О.: Были легенды по поводу находок?

В.З: Ну как… Опять же… Купеческий город. Здесь много таких зажиточных людей жило. Почему здесь и церквей столько много. Здесь же у нас очень много отреставрировано. Да? А много – вообще снесено. Которых… Коломна из городов… Коломна считается один из городов, один из самых таких, где строилось много церквей и монастырей. Ну, а про кухню ещё что могу сказать? Тоже. Поветрие. Один начал чё-то делать, понравилось. Попробовал там вот эти… Особенно из картошки терли там. Эти «тируны», как мы их называли.

Е.О.: Тируны?

В.З: Ага. Кто-то подошел, попробовать угоститься. Пожалуйста, угостились. Во! Смотришь, второй начал. Через полчаса смотришь, вся кухня трет. Так у нас и делалось. Также вот варенье. Летом.

Е.О.: А из каких ягод?

В.З: Малина, черная смородина, вишня…

Е.О.: Садовые ягоды?

В.З: Садовые. Да. У всех… Практически у всех здесь были участки.

Е.О.: А где, в каком месте, у вас участки были?

В.З: Вот у нас в Сандырях.

Е.О.: Это где?

В.З: Это вот не доезжая  посёлка Радужный. Поворот на Радужный, а там есть Сандыри. Называется.

Е.О.: Как вы дотуда добирались?

В.З: Как? Автобус ходил. 4 номер Как и был, так он и остался.

Е.О.: А ещё у кого? В каких местах?

В.З: У Шиловых рядом был с нами. Там же. А тогда было два места всего. Это вот щас, как на Озеры ехать – это основное там, Коломзаводские были участки. Отдавали. А это вот городские – которые Сандыри. Вот. У всех были. Вот Савеловы тоже жили. Здесь. Рядом с нами.

Е.О.: Это в том крыле?

В.З: Это в том. Крыле. Были. В том. Надо было фотографию вот сейчас взять. Тоже, мы с ней сейчас. Ну как мы? Дружим. Она тоже Елена. Тоже в принципе она знает. В курсе. Можно, да, пригласить. Интересная тоже. Дама. Вот. Ну, и в продолжение дальше?..

Е.О.: Расскажите про кухню? Какие любимые блюда были? На праздник или в будни?

В.З: Если мясо – то это щи, борщ. Какой-то. Первое варили обязательно. Потому что у всех мужчины, все работали. Много очень вот, кто на заводе работал, и на Текстильмаше работали, и на Коломзаводе, на ЗТСе,. Кто мужчины — обязательно первое надо есть.

Е.О.: Вечером кушали?

В.З: Да, у меня, например, папа приходил… Где-то… В пять часов.

Е.О.: А мама когда готовила?

В.З: А мама… У неё был такой день. У медработников, вот у них. Они вот, если первая смена, то они где-то часов до двух они работали. То есть у них… Ну знаете, как вот сейчас – врачи медсестры… С врачом обязательно медсестра сидит. Ну, они вот где-то с 8 там до 2 часов. Вот у них смена была. Ну, после двух она свободная там…

Е.О.: Приходила домой?

В.З: Да, приходила домой, готовила. Да. Ну, тогда традиционно – картошка. Чё там говорить…

Е.О.: А что готовили из картошки?

В.З: Жареную, пюре. Это сейчас картошка не пойми какая там. Ее не помнешь, ничего! А тогда она пухóвая была. Уж пюре, так пюре. Там — с молоком, с маслом.  Особо разносолов не было. Как? Ну, не голодные совсем. Но! Есть хотелось, чего-нибудь такого… «Таковского» не было. Никогда вот у нас. Не баловали нас особо. Из «таковского» был, ну чё… Белый хлеб. С маслом. С песочком. Ну, если во двор выйдешь, извините, то может достаться только один укус. Остальные все: «Дай откусить. Дай откусить». Вот эта гурьба подбежит. Если не дашь – всё. Извиняйте! Ты уже там. Неприятель.

Е.О.: А со сливочным маслом?

В.З: Ну, со сливочным. Холодильников не было. Масло держали в холодной воде. В кастрюльке. Холодильник был только у Пассмана. У него.

Е.О.: И стоял в комнате.

В.З: Да. Вот там как раз место есть. Там стоял у него холодильник.

Е.О.: А что он хранил в холодильнике кроме масла?

В.З: Ну, он вообще-то любил такое… Деликатесы всевозможные. Он понимал дело в крабах там. В этом отношении…

Е.О.: А чем он занимался?

В.З: А он… Он же в свое время закончил МГУ. Факультет журналистики. Вот. В 50-е годы. Тогда евреев особо не жаловали. Вот. Ему пришлось закончить второй институт. Уже машиностроительный. Вот. И он работал. В последнее время он работал дизайнером. На ЗТСе. Очень умный мужчина. У него богатая библиотека была. Очень интересная. Он устраивал лекции интересные.

Е.О.: А где устраивал?

В.З: В основном вот… Т.к. он на ЗТСе работал. Был такой Дом культуры. Он и сейчас остался там у них на Окском. Это Большой-то построили потом. А маленький – вот там, где у них сейчас всевозможные кружки там, вот это вот. Там был Дом культуры. Вот он устраивал лекции интересные, например о поэтах. Не раз он нас брал с собой. По тем временам о Есенине. Были такие лекции у него! Во первых… Он знал наизусть очень много стихотворений всех этих.

Е.О.: А сколько вам было лет тогда? Вы были младшим школьником?

В.З: Да. Да. Вот у них уже тогда была «Волга». Сначала был вот «Москвич», вот этот вот. Потом «Победа». Потом «Газ-21». «Волга». С оленем.

Е.О.: И стояла она где?

В.З: А здесь. Во дворе. Был гараж у него. И вот, да. Сейчас на этом месте яма. Ну не яма – облом. Гараж свой построил. У него там стояла машина, всё. И вот он нас соберёт. Он и сына брал. Ну, и нас пацанов. А чё мы? Ну, мелкота там. Рассядемся в машине. Да! И туда, на лекцию. Интересно. Нам-то, млжет было не очень интересно. Это вот сейчас. Потому что он столько знал. Стихов! Ох, он так их читал! Так рекламировал это. Вот я вспоминаю. Это что-то.

Е.О.: А кто собирался на эти лекции?

В.З: А. Ну, просто. Люди. Там. Печатали объявления. Все, кому интересно было.

Е.О.: А большой зал набирался?

В.З: Большой, да.

Е.О.: Сколько человек там примерно?

В.З: Человек 70. Собиралось. Так. Не изменяет память? Да, да было. Частенько он. Вот. И Пушкиным. Особенно когда он читал, вот это самое, Есенина. Потому что Есенин, он был по тем временам… Не особо его. И в школе мы его так проходили, там несколько всего стихотворений каких-нибудь. Да. Во. А он досконально знал эту поэзию. То есть очень… С ним общаться было одно удовольствие. Очень такой разносторонний товарищ. Ну, вот А отец — папа его – адвокат, Илья Семенович, тоже очень был интересный дед. Тоже он много всяких историй знал, анекдотов знал. Если они едут куда-нибудь… Это они тогда ездили. Мы-то могли себе позволить только до сада и огорода и обратно. Ну, в Москву. Вот. А они ездили… И в Крым ездили. И… Кавказ – Сочи, там. Вот И рассказывали: собирали там компании целые. Как начнет анекдоты рассказывать, от него не уйдешь. Очень интересный такой дед был. Ну, может тогда еще не дед. Сколько ему там было? Шестьдесят, под семьдесят?

Е.О.: Он был на пенсии?

В.З: Да, да! Он был на пенсии.

Е.О.: И из кого семья-то у них состояла?

В.З: Ну, вот Илья Семенович. С женой. Розалией Иосифовной. Сын у них – Семен Ильич. Вот. Жена его. Так… Зинаида Павловна. И двое детей — Сергей вот, мой приятель. Сергей Семенович. И Татьяна. Татьяна Семеновна. Татьяна в здесь живет. В Коломне. Но работает у Сергея Семеновича. Сергей Семенович большой бизнесмен. Крутой. Строительной фирмы. Президент строительной фирмы. Заслуженный строитель.

Е.О.: В Коломне?

В.З: Нет, в Раменскому. Вот. Ну, мы с ним не так часто общаемся: он постоянно занят, постоянно в разъездах. Ну, вот надо тоже попробовать как-нибудь его сюда. Тем более, в его же квартире всё это устроено. Может быть, и расскажет что-то такое, что, может быть, даже и я не знаю. Татьяна, она маленькая совсем была, когда отсюда съехала. А мы с ним здесь выросли. Он на год меня помладше. Можно сказать самый близкий мне. Мы с ним в школе вместе учились. Потом в институте Московском Станкоинструментальном. СТАНКИН. Ну… Впоследствии жизнь нас разбросала, все поженились, детей заимели. Вот. Он уже в Раменском сейчас.

Е.О.: Как делилось общее коммунальное пространство? Где были границы, что было своим, что чужим. Как уборка осуществлялась?

В.З: Ну, уборка обычно по графику. Составлялся типа графика. Ну, то есть по комнатам. Ну, то есть… Да, вот. Это пятая, сегодня там. Шестая квартира потом.

Е.О.: Ежедневная была уборка? Или там по неделям?

В.З: Да, по неделям в основном. Ну, и потом как в зависимости всё это, замусорят. Вот. Также кухня всё это убиралась. Не было там. Сами все. Опять: ни приходящих… Всё сами делали. Лестницу сами мыли. Парадную и вот эту вот. Мыли. Тоже.

Е.О.: Откуда был вход?

В.З: Оттуда, с той стороны был вход. Этот вход во двор у нас был.

Е.О.: Тоже всегда был открытым?

В.З: Да. Да. Там никогда чего не закрывалось. Потому что во дворе… И бельё сушили… Верёвки висели. С палками. Ну, с этими… Представляешь, да?. Бельё развесили. Палку подставит. Бельё сушили.

Е.О.: А стирали где?

В.З: Стирали в кухне. Было такое отделеньице. Там ванну поставили. Вот. А так у каждого был свой бак. Свои маленькие ванночки, где там детей купали. Маленьких. Да? А так в большой ванне там всё это… Стиральных машин-то особо не было. Это потом стали появляться.

Е.О.: А появляться стали когда?

В.З: Ну, тоже, в 70-е. Вот эти вот. Круглые. Которые с волками, туда. А она же не подогревалась. Нужно еще это всё погреть было. Залить. Жжжим! А полоскали вот это – ванна была.  Ну а так чтобы помыться-то… Это. В баню вон ходили. Все.

Е.О.: А баня где была на улице Полянской?

В.З:, Да. Да. Вот, где сейчас Пастила, ходили в баню.

Е.О.: По субботам?

В.З: Ну, как правило. Да. То есть, после работы там.

Е.О.: Получается, что ванной-то комнаты не было?

В.З: Не было. Не было. Не было.

Е.О.: И потом она не появлялась?

В.З: Нет!

Е.О.: А туалет?

В.З: Ну, туалет тоже общественный.

Е.О.: Сколько?

В.З: Э-э-э! Так. Там была раковина. В пред. И два унитаза. Это – мужской. Ну и видимо женский то же самое.

Е.О.: В разных частях?

В.З: Да. В разных частях. Илья Семёныч ходил со своим кругом, как сейчас помню. Вот напевает идёт, там: « на, на, на….». И с кругом  идёт. Со своим собственным.

Е.О.: А там не было?

В.З: Ну, был, но он со своим собственным ходил.

Е.О.: И снимал?!

В.З: Да.

Е.О.: С деревянным?

В.З: С деревянным. Свой собственный круг у него был. Такая интеллигентная еврейская семья, довольно-таки интересная. Интересно с ними было общаться.

Е.О.: Ну, проблем с туалетом не было? Или всё-таки очередь по утрам?

В.З: Да, нет. Я бы сказал, что нет. Особо нет.

Е.О.: А умывались тоже в туалете?

В.З: Да. В туалете. Нет. Ну, там и в туалете, и вот, где стирали.

Е.О.: На кухне?

В.З: На кухне, да. Там тоже было два крана. Но везде холодная вода. Горячей же не было. Горячая, если нужна, пожалуйста: ковшик, кипяти там, иль чего. Но все тогда холодной. Никому некогда — чего греть, подогревать. По-быстрому мылись. По-быстрому пом-пом.

Е.О.: Про детские игры расскажите.

В.З: Ну, основная… Основная игра это в войну. Потому что прошло, ну чего? Тогда 20 лет прошло. То есть вот нам было по 7 лет, по-10 лет. В  войну: немцы, красные. В Чапаева. Здесь мы тоже.

Е.О.: Как делились? На красных-белых? Немцев-русских?

В.З: Ну, да. Выбирали, кто кем будет.  Делились на немцев

Е.О.: А какое оружие было?

В.З: Ну, оружие вот я говорил, у нас было… Интересное. Вот со Вторчермета приносили мы.

Е.О.: А что это такое?

В.З: Это вот в районе станции Коломенская там Вторчермет находится. По тем временам, ещё кое-чё там оставалось. Через забор лазили там. Но, как говорится, скелет оружия. То есть там внутренностей практически… Ну, не было! То есть, вот у нас было там автомат ППШ, у нас были. Потом, шмассеры были немецкие. Там ещё даже был этот пулемёт Дегтярёва. С таким вот, с кругом. Патроны. Для патронов. Где патроны вставляются. Патронные ленты. Пустые, правда. Ну, и гильзы. Были. Этих гильз вообще было не меряно. Вот. А один товарищ у нас один вообще делал. Оружие сам. Выпиливал, выстругивал там. То есть…

Е.О.: Деревянное?

В.З: Деревянное, да. Красил он.

Е.О.: Но вот это ценилось, или всё-таки то?

В.З: Ну, и это, и это. Это вроде как настоящее. Считалось. Да? Значит, именно которое было. А это игрушка. Своими руками. Мы тоже сами делали там. Но он доводил всё это до совершенства. То есть до такой степени, что было не отличить. От настоящего. Вот.

Е.О.: А гильзы как использовали?

В.З: Дааа… Делали мы интересные такие. Ну как? Типа «пугач». Пистолет там. В общем. Отве<рстие>. Заготовочка такая металлическая. В ней отверстие. Где-то под гильзу. Чуть чуть-то она на конус идёт, чтобы можно эту гильзу вогнать. Гильзу берёшь. Тогда ленты фотографические, они очень здорово горели. Она – вжжжу! Прям сжигается вся это. Теперь кусок ленты. И туда. Вот. Вставляешь в эту гильзу. Ну, и потом… Поджигаешь. Она начинает гореть. Вставляешь её в этот отверстие. Сильно забиваешь его. И там, когда набираются вот это, сгорает вот это, пары набираются, она и стреляет. Очень каждому интересно. То есть у нас варило! Вот в этом отношении варило хорошо. А потом тряпичники же ездили ещё. Эти собирали. Тряпки. Ну, за тряпки давали нам свистульки там всякие. А за большое количество давали «пугачи». То есть, это пистолет такой. Он из свинца был сделанный. И пробки серные. Вставляешь туда. Ту, уж типа там пружина с курочком вот таким. Курок. Отжимаешь. И он: «Бум-от!» Стреляет. То есть было.

Е.О.: Не было плохих историй с этим со всем?

В.З: Да, нет. Не было. У нас. Бог миловал, конечно.

Неизвестный: Пленку возле кинотеатра искали?

В.З: Да, нет. Она и фотографическая горела хорошо. Тогда целлулоид вот этот был.

Неизвестный: Я знаю, в Германии запрет был. Нельзя было с пленкой в трамвай входить.

В.З: Ну, да. Она хорошо горела. Прямо: «Вжжжииить!» Ракеты всякие пускали…

Неизвестный: А в какой кинотеатр ходили?

В.З: А вот «Восток». Потом вот «Юность».

Неизвестный: Уже тогда был?

Е.О.: Ходили?

В.З: Конечно. В основном в «Юность» ходили.

Неизвестный: Билеты подделывали?

В.З: Было дело. Ну, а чего? Тогда билеты стоили 10 копеек. На эти… На детские сеансы. А фильмов было мало. Особенно детских. Ну, чего там. «Про Мальчиша Кибальчиша». Это вот основной наш фильм. Да, «Тимур и его команда», вот эти вот. Ну а взрослые пошли все эти «Фантомасы», вот эти вот.

Неизвестный: «Тарзан»?

В.З: После войны «Тарзан» был. Но это мои родители застали. Но потом его чо-то перестали показывать.

Е.О.: Какой кинотеатр лучшим считался?

В.З: «Восток» считался.

Е.О.: Там ещё «Зимний» какой-то был?

В.З: Был «Зимний». Вот, где «Юность». Он тогда был «Зимним» назывался. Потом он, типа сгорел что ли. Я не помню. Короче, его не стало. И вот на его месте… Да, скорей всего… Вот этот «Юность» кинотеатр. Ну, в основном, детский. Там детские кинофильмы. Это днём. А по вечерам уже там демонстрировали взрослые фильмы. А основной вот этот был. «Восток».

Е.О.: Вы в кино в выходные бегали? Да?

В.З: Да. Да, выходные. Красный зал и синий зал. Два зала было. Днём по 25 копеек билеты были. А вечером от тридцати и до полтинника, уж там. В зависимости от этого… От рядности.

Е.О.: А красный-синий, чем отличались?

В.З:  Нет, просто там разные. Например, в десять часов… На 10 часов, на 12 часов, на 14 часов. Четные часы, там, к примеру,  синий зал. Работает. А начиная там с 11-13- 15-ти. Там нечетные. Красный зал. И разные фильмы демонстрируют. Ну, а чё, фильмы они шли… По полмесяца, по месяцу.

Е.О.: То есть приходилось ходить на один фильм по нескольку раз?

В.З: Да. Ну, а чё тогда делать было особо так? Конечно по много раз одно и то же смотрели. Фильмов-то снимали…

Неизвестный: Телевизоров не было?

В.З.: Были. Телевизоры. Но тоже они появились в 60-х

Е.О.: И у кого появился первый?

В.З: У первого, как всегда, у Пассмана. Вот «Рубин».

Е.О.: Он соседей приглашал?

В.З: Приглашал! Не, он никогда не отказывал. Никогда. Если какой-нибудь там интересный фильм.

Е.О.: Что было классикой в эти годы?

В.З: Ну, это 60-е. Где-то 65-й, наверное. Да. Наверное. Да. Да. 66-й.

Е.О.: Было такое, что полкоммуналки собиралось?

В.З: Не, ну если фильм… Да.

Неизвестный: Новый год какой, да? Футбол там?

В.З: Футбол? Тогда реально мы смотрели футбол. На стадионы ходили. Это…

Неизвестный: Шавырина?

В.З.: Нет! Шавырина еще не было. Шавырина не было. Был «Авангард». Стадион коломзаводской. Туда мы на каток в основном ходили. И «Старт» вот. Там. Там каток заливали

Неизвестный: А художественная школа уже тогда была? Или после построили? Вот где памятник Ленину-то стоял в парке. Не доходя до этого, до станции Коломна. Вот через парк идти сверху. Там художественная школа. Она старая-старая.

В.З. и Е.О.: Там был Дом пионеров!

Неизвестный: Там еще статýи были?

В.З.: Да, были. Там был Дом пионеров.

Е.О.: Ходили в него?

В.З: А как же. Нас заставляли. Работать от школы там. Да.

Е.О.: А что заставляли?

В.З: Ну, это. Копать. Там эти…

Е.О.: Ходить за садом?

В.З: Да. Там и сад был. Во-первых. Росли там и яблоки. И груши. Ну, и соответственно там цветники, и всё. Ну, и нас… Заставляли. Была отработка, называлась летняя. Вот нужно было ходить. Всё это копать. Рыхлить. Всё это делать.

Е.О.: А в какие-нибудь кружки ходили?

В.З: Я-то не ходил. Ходил там в один кружок. Авиамодельный. Вот. А так кружков там было много. Вот и художественный. И танцевальный. Каких только и не… И рукодельные там всякие.

И ребята ходили?

Конечно. Конечно ходили все. Мне вот нравился вот этот авиамодельный. Вот этот вот. Интересно. Все эти ракеты, самолёты. То, что недоделывали там – домой разрешали приносить. Ходил я. То есть, постоянно чем-нибудь занимались.

Е.О.: Ну, а вот про игры-то. Кроме «войнушки» еще было что? Это на улице. А в какие игры играли дома? Может какие настольные игры?

В.З: Ну, дома, конечно, у всех были всевозможные настольные игры. Бывало там собирались на кухне.

Е.О.: А что было?

В.З: Эти ходилки, как теперь их называют. В основном. Вот.

Е.О.: По вечерам собирались, у кого-то?

В.З: Ну, да. Или у кого-то дома. Сергей он был вообще в этой квартире. Он был безотказный. У него много народу всегда собиралось. Всегда вечером

Е.О.: А до какого считалось… Ну, там всё-таки…

В.З: Ну, где-то до восьми.

Е.О.: До восьми. А потом ужин?

В.З: Да. Мы уже… Всех звали. Пошли. За всеми заходили родители. И пошли-пошли-пошли-пошли-пошли!

Е.О.: Ели-то все-таки на кухне?

В.З: Нет, дома. Себе. Всё готовили. Всё у себя.

Е.О.: Столы стояли? Да?

В.З: Да. Отдельные. Да. Ну, а посуду уже шли на кухню мыть. Посуду хранили в столах (вот как здесь стол ) То есть там поели дома…

Е.О.: А хранили?

В.З: Тоже вот такие столы были.

Е.О.: На  кухнях? Или в комнатах?

В.З: В комнатах. А на кухне были чуланы. Тоже за каждой квартирой был чуланчик. Ну, вот там вот хранили такие…

Е.О.: С запором?

В.З: Ну, они вроде бы как бы были, все эти запоры. Мы ими никогда не пользовались. Например ключ, если кто-то ушёл, мы его… В чулан вон. Кладёшь. С собой его даже не носили.

Е.О.: То есть там крупы хранили?

В.З: Крупы, сковородки всевозможные, тазики там все эти. Вот такая там утварь. Кýхонная, Бытовая чтобы не заставлять комнату. Чулан был под замком, но никто в чужой не лазил.

Е.О.: А как дни рождения отмечали?

В.З: Каждый  к себе звал. Пекли что-то, или покупали в магазине торт «Сказку», или пирожные, или конфеты.  И у каждого было много варенья. Конфеты мы очень любили, они были в виде батончиков без обёртки, соевые,  назывались «Кавказские», по 1р. 50к.  за килограмм. Была ещё театральная помадка. После коммуналки был ресторан « ОКА» (сейчас там магазин «Спортмастер»), а потом  ресторан назывался  «Коломна». За ним был кондитерский цех, где делали театральную помадку, запах стоял потрясающий. Помадку делали из сгущенного молока. Сгущенка была в консервных  банках  по 3-4 литра.  Один наш товарищ  сказал, что можно залезть на чердак, туда работники цеха относят пустые консервные  банки. Сгущенка стекала по стенкам  на дно банки и поэтому на дне были остатки.  Мы набрали, хлеба залезли на чердак, и вылизывали хлебом сгущенку. А однажды нам повезло, мы нашли целую банку сгущенки. Принесли домой, купили лимонада и ели все вместе.

А дальше был лимонадный завод, там разливали  «Буратино». Бутылки были зелёные или чёрные, они были похожи на водочные бутылки.

Е.О.:  Какие школы были?

В.З: Я учился в 4-й  школе. Это сейчас, как поворачивать на женский монастырь, бывший Трест столовых. Там была начальная школа до 4-го  класса. Потом перевели нас  на улицу Пушкина, там была школа № 7, сейчас там Медучилище. Эта была средняя школа.  А потом как построили Пединститут, на ул. Зелёной, то это здание отдали под школу № 7 . Я учился там  с 7-10 класс.

Е.О.: А школа № 6 работала?

В.З: Да. У нас там труды были. Школа имени Александра Фонягина на улице Савелича. Сейчас там  колледж. Фонягин – Герой Советского Союза.  Лёша Ильковский: « В школе в каждом классе парты были подписаны Е.О.: здесь сидел герой советского союза Александр Фонягин» (Не расслышала). Там у нас были мастерские – слесарные и столярные у мальчиков. У девочек было – домоводство, их учили шить, готовить. Мы бегали из школы через колхозный рынок, сейчас авторынок на ул. Яна Грунта. За продуктами все туда ходили. В крытых павильонах были мясо и молочные продукты. Ещё там продавали овощи и фрукты. У входа на рынок сидели бабульки, видно приезжие с Кубани, или ростовской области, торговали семечками. А мы бежали, у них по горсти семечек зацепляли.  Они ругались на нас: «такие сякие».  Мы пробегали через рынок , перелазили через забор и были в школе на трудах с семечками. Чем ходить в обход, огибать рынок, мы напрямую , через забор лезли. Вот так ходили в 6-ю школу.

Очень жалко артиллерийское училище. У меня много приятелей кто его закончил, кто прошёл Афган, Чечню. Там ведь были не просто артиллеристы, но и десантники. Десантники не простые, их же сбрасывали с самолёта с оружием. Там ведь было два КАУ и десантники. Когда заканчивали учебу, выходили десантники-артиллеристы. (Плохо слышно) Михайловское училище 18..года, а потом всё взяли и закрыли. Когда начали укрупнять, то несколько училищ влились в Рязанское десантное училище. А артиллеристы, я не помню, вроде на Урал куда-то отошли. А раньше как было – напротив КАУ Медучилище, тут ребята, девчата. Ой! Сколько свадеб было, очень красиво Е.О.: парни в форме, девчата в белых халатах. Когда давали увольнительные ходили на танцы  в Шавырина. Там ведь не только каток был, но и дом культуры. Там основные танцы были, дискотек не было, а танцы.  Я сам туда ходил, когда был в классе 8, 9, 10.

Е.О.:  А когда вы переехали отсюда?

В.З: Я учился тогда в 10 классе.  Переехали сначала на улицу Кирова д. 56 «а», а потом в Колычево. Жалко было переезжать, но всё равно сюда возвращался, ездил каждый день,  основные приятели были здесь. Даже другие кто переезжал, тоже сюда возвращались. Не было такого, чтобы всех сразу переселили.  Вселялись сюда какие-то не понятные люди, но они жили здесь не долго. Собирались мы все здесь, нас ведь 3 двора было. Наш двор – д.205, двор Е.О.: д.207, дворЕ.О.: д.209. Дворы были перегорожены деревянными заборами, чтобы попасть в другой двор, нужно было пройти через арку. Это сейчас арок нет, их заложили, а раньше были.

Е.О.: А чем отличались дворы?

В.З: Ничем.  Разные люди жили.  В доме 207 и доме 209 жили ребята, с которыми я учился в одном классе.  А со временем вообще заборов не стало, сломали, и получился один большой двор. Это где-то в начале 70-х годов было.

Е.О.: А там где у нас  на улице столик и лавочки, что было?

В.З: Ничего. Двор был завален ящиками. У нас же здесь было 4 магазина и им нужно было где-то ящики складировать, вот они и выставляли их во двор. Один магазин посудо-хозяйственный, у них были стружка и картонные ящики. А был он между нашим домом и «Спортмастером», прохода не было. Продавали в магазине посуду, стаканы, вилки, ложки. Второй магазин «Огонёк». Работал тогда и гастроном, там можно было купить всё тоже самое, что и в « Огоньке» и по той же цене. Больше ходили в «Огонёк».  По улице Октябрьской революции был книжный, он и сейчас находится на том же месте, как и раньше. Дальше был детский мир (сразу за книжным) и ещё один магазин какой-то. Да весь первый этаж был в магазинах, ведь раньше Старая Коломна была центром города. Четыре магазина. А с угла был вход в дом. Поэтому деревянных ящиков было много. Мы из них строили крепости, штабы.

Е.О.: Поджигали их?

В.З: Я один раз поджёг помойку. Пожарные приезжали. Здесь была жестяная еще, стена, и были сараи. Между стеной и этими сараями было место, куда стаскивали все это и из магазинов, и мы тоже. Интересно было. Я был маленький, спички нашел. Загорелось, я решил прикрыть. А прикрывать было нечем, прикрыл соломой, которая из посудо-хозяйственного, и убежал. Убежал на кухню, и оттуда смотрел, как все это горит. Мне тогда было шесть-семь лет. Пожарных вызвали, благо рядом они тут, быстро приехали. Пожарная часть сейчас находится на том же месте.

Е.О.: Расскажите, про подвалы, чердаки.

В.З: В то время у магазинов подвалов не было. У них свои подсобки были. В то время был гужевой транспорт, ящики вывозились на повозках, на лошадях. В то время приезжал извозчик. Ящики уложит, веревками перетянет, чтобы они не упали, и повез их. Мы подсаживались прокатиться. Возил куда-то недалеко ящики, здесь же склады какие-то были. Мы, детвора, туда не добирались. По Яна Грунта чуть-чуть спустимся и обратно. Нам было по шесть-семь лет.

Е.О.: В Кремль лазили?

В.З: Мы там всё облазили. Все эти башни. Сейчас туда не залезешь, а тогда можно было. В то время стена была не такая, как сейчас. Ее восстанавливали, реставрировали в 80-е. Все башни какие можно было мы облазили. Ничего там особенного и не было. Битый кирпич, захламлено всё, голуби. Потом появились деревянные крыши у них, до этого крыш не было. Мы просто бегали там, играли. Площадь, где находиться Пятиглавый собор, там колокольня белая. Тогда можно было туда тоже заходить. Мы туда полезли, т.к. нам сказали, что там есть подземный ход в Бобреневский монастырь. Свечи с собой взяли, т.к. в то время фонариков не было. Пошли туда, но потом испугались, т.к. подземный ход находится под двумя руслами подземных вод. Туда спускались, проход был, но испугались, что-то там зашуршало.

Ильковский на заднем плане: «Были слухи, что подземный ход там был, и двух парней там завалило».

В.З: Больше мы туда не возвращались. Потом кто-то лазил, и что-то там обвалилось. И мы туда идти больше не рискнули. Я слышал, что там кого-то завалило, человека спасали. И видать после этого, пошли по этим следам, и эти хозяйства заложили и засыпали. В Пятиглавом соборе мы все тоже облазили. Там есть ходы вдоль стен. Т.е. там есть лестницы. Если, например, по периметру смотреть, то в каждом есть лестницы, куда можно подняться наверх к куполам. Вдоль каждой стены есть ходы – лестницы. Мы лазили по ним. Я сейчас вспоминаю это, и понимаю, как было опасно! Все ведь могло обрушиться. На Блюдечко мы ходили купаться, это было купальное место, типа пляжа, но не оборудованного. Там было чуть-чуть песочка.

Е.О.: Какую музыку слушали?

В.З: Патефоны были практически у всех, потому что завод был. Патефоны слушали. Русланову, например, когда маленькие были. Потом уже другая музыка пошла. Был «Журнал Кругозор», в нем можно было вырезать пластинку. Там были пластинки с популярными артистами. Мы выписывали этот журнал. Еще выписывали журнал «Работницу», газету «Коломенская правда». А что касается музыки, то мы на танцы ходили в сад, летний, вот здесь – у милиции. Перелазили через забор в основном, вход был платный – 10 коп. Тогда там играли ВИА местные. Они сами учились, гитары сами делали. Тут летний сад был, а зимой ходили в Шавыринский.  Там тоже ВИА выступали, но они более профессиональными были. Тогда в общем то профессионалов не было, тогда учились, у всех голоса были неплохие. И пели, и музыку играли. Поначалу нашу, потом уже пошла западная. Из коммуналки инструмент был у Саши Невского и Юрия Гурьевича Шилова. Он на трубе играл.  Саша тоже на трубе играл, потом на саксофоне. Они учились в музыкальной школе, а дома занимались. Соседям не очень нравилось. Сашка, например, джаз обожал, покупал пластинки с джазовыми композициями, сам старался так играть, и получалось у него. Саша даже на трубе в КАУ играл в оркестре. Потом он оттуда ушел, шофером стал. Но он до сих пор джаз обожает! Милиция не приходила, времена, когда притесняли джаз прошли. Пианино было у наших соседей – Пехтеревых, у Татьяны. Она упражнялась долго. Играла не очень. Интересные здесь соседи были – Шкарины. Их часть, квартира, здесь у вас, чем-то занята. Окна их выходили во двор. Т. Рая была интересная женщина, дородная, всегда был маникюр, она занималась химией и маникюром, будучи на пенсии. Мне кажется, что она никогда и не работала. А муж у нее был таксистом. Эта семья во дворе держала поросят. Иногда сорвется большой поросенок и начинает за нами гоняться. Мы орем, поросенок тоже орет. Т. Рая всегда красилась, рыжая, завитая шевелюра, к ней часто приходили, и т. Рая делала химию женщинам. Этим она зарабатывала, был свой контингент. Это считалось нормально, что к ней ходили краситься. К ней приходили делать еще маникюр. Моя мама не ходила. К Рае ходили те, кто был посвободнее, получше жил, не соседи, городские жители. И запахи шли оттуда интересные, парфюмом. Тогда были популярны «Красная Москва» и «Шипр». Принимала не только по выходным, но и в течение дня в будни. Тогда не считалось чем-то плохим то, что женщина не работала. Вот если мужчина не работал – всё, значит ты тунеядец, статья была! А женщина могла и не работать, была домохозяйкой. Ее никто и не мог заставить, если она не хочет работать. Отношения были в основном ровными и спокойными между соседями. Иногда ссорились из-за детей: «твой…, а твой…», ведь все было. И дрались, и мирились, и плакали, соответственно мамаши иногда орали: «Твой чего! А твой чего?» В основном были только мелкие разборки. Их даже разборками не назовешь. Дети же если подрались, то через полчаса они уже в обнимку идут.

Г.И: Вот мне интересно, пройдет еще 30 лет, и песни Высоцкого , которые для нас прямо в какое-то время имели такое значение, они жить помогали в полном смысле слова. Когда тебе делают какие-либо гадости, ты вот все это видишь, и Высоцкий очень помогал. Вот пройдет 30 лет, и они просто не поймут . Есть такая песня «Мне дали список на 8 листов». Помните? Уже через 20 лет даже не поймут эту песню, так все в жизни, наверно, и должно быть. Что вы хотите, чтобы я вам рассказала?

И: Ну расскажите о времени. Нас интересует в этом проекте как раз 60-ее гг. Сейчас нам нужно заявиться сегодня у нас 16 сентября 2015 года.

Г.И: Галина Ивановна Квятковская, жительница Коломны с 38 года. Хорошо помню войну, помню, что  всегда было темно, эти маргасики.

И: Что такое маргасики?

Г.И: Маргасики – это банка железная из-под тушенки с фитильком в Коломне называли Бомбили Коломну, и мы бегали, тарелка висела- рупор, и говорили : Граждане, воздушная тревога! Убегали, у нас была выкопанная яма, которая называлась бомбоубежище. Как я теперь понимаю, что это никого бы не спасло, и мы все туда убегали, сидели, потом отбой. Возвращались домой, света нет, с едой плохо совершенно. Ну просто голод был. Ездила бабушка куда-то, меняли вещи какие-то были у людей, у кого платье, у кого отрезок, все это было ценностью и какие-то продукты  привозили пшено,крупу в основном,муку конечно риса не было это считалось уже черезчур. Потом Коломну бомбили, как я помню. Говорили, что немцы завод несильно бомбили, потому что был коломенский завод построен. И как бы они хотели, чтобы этот завод остался целым. Чтобы если они Коломну захватят. Ну вот такие версии были, я слышала. И после войны было голодно и холодно, но мне повезло, потому что у меня была бабушка, которая не работала. Которая могла печь топить. У нас дома было тепло. Я помню, что  мы за дровами, какие-то делянки были, я даже сама ездила на лошади на эти делянки. Там выделяли какие-то дрова прям в лесу, так интересно это было. Грузили, привозили. Я даже помню, что меня в детский сад привозили. Жизнь людей была очень трудной. Были рабочие поезда. Люди из таких дальних деревень шли на работу. Было очень строго. Все должны были, мужчины, женщины, обязаны были работать. Могли за опоздание, за прогул расстреливать. Не знаю расстреливали или нет, но закон такой был. Люди боялись. И вот эти поезда рабочие назывались. Люди из деревень на крышах, из деревень, из Луховиц, очень много народа. Некоторым было очень далеко домой возвращаться. Они снимали в частных домах место. Вот у нас например на кухне жил мужчина. Чтобы ему каждый день не ездить, особенно зимой. Но это все про войну.

И: Но вот наступила победа и какие ощущения от первых десятилетий?

Г.И.: Первые ощущения от электричества. Потом очень много я стояла в очереди. Даже пропускала школу. Бабушка говорила: «К пасхе будут муку давать. Будешь стоять в очереди.  И самое смешное, что ты берешь номер синим карандашом. Вот ты набегаешься, приходишь в очередь: «Твой номер недействителен. Там давно красным. Например, ты была 115, а теперь 218. Пробегала. Рука до локтя была вся исписана номерами. Стояли за всем: за мукой, крупой, хлебом. Потому что карточки отменили только в 47 году. Потом была денежная реформа. Деньги у кого-то были. Кто-то что-то много терял. Кто-то был экономным. Но вот в нашей семье никогда ничего не пропадало. Потому что жили от зарплаты до зарплаты. И у нас с 47 года ( у меня была бабушка и мама, мужчин  в доме не было) жила художница – Анна Михайловна Салова. И она потом написала 2 моих портрета. Они до сих пор есть. Эта женщина попала в Коломну из Брянска, а он был под немцами.  Она всегда была одинокой. Прожила она у нас 10 лет. Очень интересная женщина. Бедно все жили и она жила бедно. И она брала меня с собой. Сейчас это называется на Пленер. А тогда на натуру. И она скажет: «Галка, пойдем со мной.» Я буду писать . Она всегда не говорила рисовать. Я буду писать и могу тебя с собой взять. Но потом ей дали жилье, комнатку около гор. больницы. И потом уже прошло много лет, я ее встретила и привела к себе домой. Показала свой портрет. Называется «Девочка в розовом». Большой портрет Он сейчас висит у моей дочери в квартире. А другой портрет у меня дома. ( надо было принести). У нее очень много было таких офортов для газеты «Коломенская правда». Очень много ее работ было. И когда она посмотрела на этот портрет, который сама же написала, а прошло тогда уже ( это было с 47 до 68) она посмотрела и сказала : «Вот теперь я бы не смогла вот так писать». Но мы и сможем маленькие хозяйственные дела починить, отвезти телевизор в починку, привезти. Это мы ей помогали. А потом она как-то выпала из нашего внимания.  И она уже жизнь свою оканчивала в пансионате для одиноких людей. Слава учился в Пушкине, мой муж. Я там не могла жить, я жила здесь, в Коломне, а он там. Встречались мы только на каникулах. А я училась в нашем Пединституте. У нас декан был Глеб Артемьевич Шпейер и жена его там преподавала, Наталья. И еще я очень любила Сезар Татьяна Натановна. Она преподавала английский язык. Была очень-очень красивой женщиной. Вот  у нас только недавно открылся дом- музей Лажечникова, а Глеб Артемьевич, я знаю, что где-то с 50-х годов он все время будировал эту тему. Чтобы этот дом сделали музеем. Наверное уже лет 30-40 прошло. Вот  уж недавно стал этот дом. По –  настоящему отделали. Нельзя конечно утверждать, но  я думаю на реставрацию этого дома многие – многие погрели руки хорошо. Пока 40 лет его реставрировали.

И: То есть его давно уже начали?

Г.И.: Да, да. А Глеб Артемьевич замечательный, изумительный человек. И факультет в то время был историко-филологический.  А потом он на 2 факультета (63-64 год) распался. На филологический и исторический. Так тяжело было жить. У меня уже дочка была, а Слава учился. У него стипендия была. Сначала 10 рублей, а после реформы 100. Было  тяжело и перевелась на заочное отделение. А ректор – Аксенов Дмитрий Егорович сказал: «Я понимаю как тебе тяжело. Давай ты будешь работать и на заочный уйдешь». Я так и сделала, работала делопроизводителем. И он очень часто ( 1 мая, 7 ноября),что бы можно на праздники уехать в Ленинград, он всегда мне шел навстречу. Институт небольшой был по количеству. Я не помню сколько было, но факультетов было очень мало. А в 54 году был открыт факультет иностранных языков. Очень много переводились с филологического на этот факультет.

И: А сколько было факультетов?

Г.И.: Историко – филологический, математический ( Попотько был деканом) Физвоспитание. Было 4 факультета, а потом был исторический, когда разделилось. Потом уже ин.яз, а потом уже я уехала с мужем и мы уже в Коломне были редко, только в отпуске. Начал строиться новый студенческий городок на Калинина. Теперешний Пединститут. Теперь так много факультетов.

И: А этот, который вместо 7 школы?

Г.И.: Я вот уехала в 64 он еще был. Я приехала в Коломну в 68, наверное, в 69 было уже новое здание. Я там работала секретарем на заочном отделении 3 года.

И: Здесь же вы уже работали делопроизводителем? Возможно уже через Вас проходили документы студента Ерофеева?

Г.И.: Да, но вызнаете я не помню его вообще. Но можно узнать  в архиве.

И:  В архиве института. Но мы уже нашли документы.

Г.И.: Какой это год был?

И: 62, а в 63 его исключили.

Г.И.: А я в 64, но ничего о нем не слышала, как ни странно.  Может он потом стал таким известным. С кем же он учился тогда надо узнать. Фамилию Ерофеева вообще даже не слышала в то время.

И: Жил он в общежитии. В общежитии вы бывали?

Г.И.: Нет. А где было общежитие?

И: На углу Пушкинской и Яна Грунта.

Г.И.: Я даже не знала, что там общежитие, хотя во двор заходила. Там во дворе в углублении было заочное отделение. Туда мы контрольные работы относили. Это знает Тепляков. Вы знаете его?

И: Конечно Виталия Васильевича знаю.

Г.И.: Да, да он все знает про Пединститут. Там он учился.

И: А Старостина знаете?

Г.И.: Нет. Кальтнин Николай – это был на факультете физ. Воспитания. Гимнаст. Я не знаю жив ли он. Потом был замечательный гимнаст , гимнаст, такой красивый очень человек.

И: То есть факультет физ. Воспитания был очень ярким?

Г.И.: Ярким, да. Потом я была в Коломне наездами. Когда я закончила это училище мы поехали в Североморск. Но если говорить о том времени ( 60 – х г.)  Пусть это даже не Коломна, но все равно очень интересно. Когда мы попали в Полярную  коммуналку. Маленькие 3 комнаты, в каждой по семье, никаких удобств кроме водопровода. Готовили мы в керосинке, а мне муж подарил примус. Я так и не  научилась им пользоваться. Страшное для меня сооружение. Его надо было заправлять спиртом. Он был красивый, блестящий, но я его боялась, этого примуса. Так и не осилила.  Мужей у нас дома не бывало, их отпускали со службы, они у нас молодые были в Полярном. Я теперь жалею. Очень бы хотелось туда попасть сейчас. Почему? Я потом стала понимать, что прошло после войны 15 лет. И там был Симонов. Такие люди там были. Он был весь деревянный. Ну город в смысле. Это была военно-морская база в войну. И мы когда ходили в сопки за ягодами, там очень много было гильз. Прям целые горки. И однажды в другом месте мы там в сопках нашли западные лица – это тоже военно-морская база, там немцы бывали, потом была наша, когда мы уже попали туда. Мы уже  в сопки ходили. Со мной была уже та, которая живет в Самаре, когда мы жили в западные лица, эта женщина в то время очень молодая. В то время называли Куйбышев, а она никогда не называла, а говорила в Самаре. Она закончила там авиационный институт. В Западные лица у нас была вечерняя школа для матросов и она там преподавала физику и математику. Я работала, у меня уже было 2 детей. Вечером я с ее ребенком сидела, а с утра уводила своих детей к ней. Или она ко мне приходила. Так мы и жили.  Мы пошли на лыжах, мы так далеко зашли  в сопке с ней. И мы увидели скелет, лежавший на валуне, раскинув руки. Просто скелет. Больше 20 лет прошло  с войны. Мы так испугались. Я была на лыжах, опустилась на колени и поползла от страха. Так было страшно. И мы потом даже не могли объяснить это место. Может потом кто-то туда ходил. Это была 1 встреча с войной. Потому что там очень серьезные бои были. В Полярном мы были в коммуналке, с продуктами было очень тяжело. Молока там не было.  Мы стояли в очереди, матросы привозили в машине молоко, в бидонах. Или мы пол -литровую банку, а некоторые даже стакан приносили. И нам разливали молоко. Это было в 61 году. Зато рыбы полно было. Но мы были такими молодыми, что не всегда умели что-то приготовить.  До Полярного мы приехали как раз начался какой-то Карибский кризис. И с нами жил подводник механик Пугачев, имени не помню. Как раз подводники были. Корабли большие шли, а американские  самолеты летали очень низко и надводные корабли, когда наши матросы работали. И они очень хорошо видели летчиков, которые прилетали. Они даже с ними здоровались. Подводные лодки они заставляли подняться бомбами, но они не такие, чтобы взорвать корабль, но они очень оглушали. То есть они по бортам лодки заставляли их подняться. Они заставляли, чтобы лодки обнаружили себя. То считалось, если лодка обнаружилась…..

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

И: Это кому письмо?

Г.И: Моей учительнице по русскому языку и литературе,которая меня очень любила.Я ей написала:”Я хочу остаться,потому что здесь такая хорошая квартира,сервизы и пианино”.

Мне казалось,что,если у кого-то есть пианино,то это уже верх благополучия.

Она мне ответила письмом:”Галка,когда-нибудь у тебя всё это будет в твоей жизни,но всё это будет твоё”.Она даже не написала,что я тебе советую,но она написала:”Женщина,у которой ты сейчас у своей матери живешь,у неё есть всё:муж,сын,квартира с дачей.А та женщина,которая тебя воспитывала,у неё,кроме тебя,нет ничего”.И всё.

С этой минуты я сказала, чтобы мне купили билет,мне ничего не надо,я хочу в Коломну и уехала.У меня есть единородный брат,он сейчас живет в Мончегорске,у нас разные отцы,и он замечательный.

Потом мать поменяла Ригу на Волхов,а Волхов на Тосно в ленинградской области,там у них трехкомнатная квартира.Когда она умерла,мне мой муж сказал:”Я тебя очень прошу,ничего с братом не дели,у нас есть всё своё.Нам ничего не надо,ты просто испортишь отношения с ним”.Жизнь долгая и брат мне очень помогает.Он иногда приезжает.Всё,что нужно сделать по дому,он умеет делать.Всегда помогает,звонит и мы в большой дружбе.Мы ничего не делили,потому что муж сказал,что я там никогда не жила и нашего там ничего нет.Там всегда жил брат и нам ничего не надо.

А когда мы жили в Полярном,помогать нам никто не мог.У меня было пальто,которое я носила,даже не помню с какого года мне сшили его,оно осенью было осенним,а зимой в него втискивался ватин и оно было зимним.Пришивался цигейковый воротник.Ребята курсанты,которые учились со Славой,они всегда видели меня в одном и том же пальто.И осень,и зимой,и уже Слава стал офицером,стали жить в Полярном,Марине был год и семь месяцев.Однажды ребята приходят,а Слава уходил в море ненадолго,их было трое и они мне говорят:”Галка,слушай,оторвись ненадолго,давай сходим в одно место”.Я ответила,что никуда не пойду без Славы,думала,что какая-то вечеринка.Они сказали,что мы очень быстро,я им нужна ненадолго.Я пошла с ними,они заходят в квартиру и спросили про объявление,которое писали,после чего на меня одели шубу и сказали,что я им уже надоела в своем зеленом пальто,вот тебе шуба и носи её.Уже после,когда мы встречались,они спрашивали,не ощенилась ли ещё шуба?Потом все разбрелись по разным флотам и мы уехали в Николаев получать новый корабль.Там жили на частной квартире.Марине уже было три года. Также же жили бедно,потому что оклад мужа был такой же,как на тот момент,когда выпускались из института молодые специалисты.Платили 90 рублей и плюс за “погоны”.Надо было платить за частную квартиру,25 рублей,затем партвзносы, кают-компания,папиросы.и оставалось на так много.И там,где мы жили,я очень хорошо помню,аптекарская 6,напротив завода коммунара.Там был небольшой парк,очень хороший.И случился со мной один смешной случай.У меня была кофточка и был кармашек,а в Николаеве такие вкусные семечки,крупные жареные,и я купила семечки.В одном кармане семечки,а в другом кожура и рубль.После того,как закончились семечки,я подошла к урне и высыпала всю кожуру,пошла по дорожке и вдруг,как удар молнией,рубль то я тоже выкинула туда.Вернулась к урне,перевернула её,на то время,рубль был большими деньгами,можно сказать “два дня жизни”,достала этот рубль и мы с Мариной отошли.И тут я вижу,идет Слава с двумя матросами ,они были в патруле,их назначали в патруль по городу.Я тут же представила,что,если бы они шли каких-то три минуты назад и увидели бы,как я раскапываю этот рубль…

И:Рубль был металлический?

Г.И: Нет,бумажный.

Кстати,когда я выходила замуж,со Славой учился парень,у которого мать работала в ЗАГСе.И я когда приехала на частную квартиру,проходная комната.Он прибежал и сказал,чего так долго копаешься,давай быстро,а то уже день закончился.И я туда бежала в фартуке,эта женщина выписала нам свидетельство,не было никаких свидетелей.Дала нам свидетельство о браке.

У меня до сих пор хранится рубль,на котором написано”Сей рубль единственный остался от нашей свадьбы”.И было три курсанта,которые принесли нам подарок.Это был графин и три маленьких стаканчика.Вот такие были подарки на свадьбе.Это всё от нашей бедности.Конечно не сравнить то,как сейчас живут офицеры,какая пенсия.Я работала мало.Мы приехали в Николаев,а через год уже поехали в Западную Лицу.Два года прожили там и снова поехали в Николаев принимать новый корабль.Тогда мы уже жили в общежитии.Там,вместе с нами,строился крейсер “Москва”.Он,по-моему,до сих пор жив,в Севастополе стоит.Кстати,наша плавбаза “Волга”,строилась в Николаеве и до сих пор стоит в Севастополе.Самое интересное,муж был командир БЧ-5,это ходовая часть,все коломенские дизеля,мы были три года в Эфиопии,там шла война,где были сепаротисты.Мы мало понимали подобные войны.Так вот,там был остров,куда приходили наши корабли,в то время мы помогали Эфиопии.На этом острове находилась техническая часть,там занимались покраской,ремонтом.Эта плавбаза была там.Нас туда провели,и увидеть свой корабль через столько лет,было очень интересно.Слава был дважды на Кубе.У меня до сих пор есть пленки с камеры.

И:А вы их смотрите время от времени?

Г.И: Да.

И.:Это любительские кадры?

Г.И:.:Да,любительские.Там Фидель Кастро.

И.:Это же большая ценность!

Г.И: Да.Эти кадры с 68-ого года.У меня даже есть киноаппарат.

И.:Покажите как-нибудь?

Г.И: Да,только,чтобы было поменьше людей.

И.:Это фантастика.

Г.И: Я хотела их отдать замечательному военному корреспонденту,Александру Сладкову,для перевода.Хотела передать все эти кубинские пл            ёнки,чтобы он перевел их в электронный вид,потому что у него очень большие возможности,сильная аппаратура,они всё могут сделать.Там есть и наши бытовые кадры.Мы должны были уж поехать на Кубу, сделали прививки с детьми,но американцы не разрешили держать там нашу военную базу.Корабли присутствовали,но это не было оснащенной базой.Два раза муж был на Кубе.

А когда в последний раз мы были в Николаеве,на тот момент в Одессе и где-то ещё,была холера.И когда мы приехали в Коломну,у меня обе дочери заболели холерой.Их отправили в специальный бокс,лечили.Я была измучена,потому что мы очень редко виделись с мужем,их отправляли в моря,где они были по восемь месяцев.Были в Средиземном море,в Атлантическом океане.Уходили туда на дежурство.В один год они ушли,а когда уходили,оставляли доверенность на то,чтобы мы получали за них зарплату.А в тот год эта доверенность закончилась и мы месяца три вообще не получали зарплату.Нам уже никто в долг в Коломне не давал.Они уходили,а я приезжала в Коломну,у нас был свой дом на Путевой улице,там,где находится Коломзавод,возле депо.В долг никто не дает,закончились все запасы,которые были у мамы.Мы же все разбрелись,все наши мужики ушли в море.Кто уехжал в Раменское,кто в Одессу,у всех были какие-то дома.К родителям уезжали.И мы были одни,мало общались,тогда ведь не было телефонов.И только я одна рещила написать в министерство военно-морского флота,что у нас такая ситуация.После этого,нам моментально всем стали высылать деньги.Я помню,мы одевались неважно в то время,и я как-то уронила деньги,копейки какие-то,а сзади шёл мужик и сказал:”Ну бабка,чего ты здесь растопырилась?”Обозвал словами,а я поднимаюсь и говорю ему,какая я бабка?Мне ещё сорока не было в то время.

Потом мы были в Египте в Александрии.Изумительный город.Неописуемой красоты,недалеко от моря.Нас распределяли по домам,в каждом доме был араб.С ним заключали договор.Мы подчинялись консульству в Александрии.Там были аграрии,рыбаки,военные,ещё кто-то,несколько групп.И,у араба снимался дом по договору,за нас платило государство.Там мы жили в квартире,где было пять комнат.До этого у нас вообще не было своего жилья.Мне было сорок лет.Это был 77-ой год.И там квартира,холл с коврами,диванами,спальня,отдельная столовая,всё это наполировано,шикарная прихожая.Тогда мы себя почувствовали здорово.А тогда был Садат,после Насера был Садат.И однажды,мы не особо интересовались политикой,мы впервые увидели,что такое толпа.Это страшно.Араб,хозяин квартиры,и в консультве,сказали,никуда не выходить,сидеть.Народ шел такой толпой,всё сметали на своем пути,давили друг друга.Всё это было против Садата.В то время он как раз выступил.Нам было интересно и мы послали моего мужа в разведку.Сказали ему,чтобы сходил и узнал,как там в консульстве?Как нам жить?.Он пошел и увидел,что над консультсвом труба,а из трубы искры.Это жгли секретные документы и так интенсивно,что всё было в искрах.Слава вернулся и рассказал,что подошел к охраннику и спросил,что происходит?А он ему ответил,что наше консульство в трубу улетает.И да,настолько было сильное уважение к нам и Советскому Союзу.У нас был автобус,который забирал и возил наших мужчин на работу и когда через они проезжали через толпу на судоверфь,толпа начала раскачивать автобус,чтобы завалить его.Тогда вышел наш и арабский переводчик и сказал,что это едут русские специалисты.Толпа разошлась и автобус пропустили.Вот настолько был наш Союз уважаем.Люди знали,что мы к ним относимся с добром.Наших специалистов очень уважали и до сих пор хорошо отзываются.И мне очень жалко наше теперешнее положение.

И.:Давайте о политическом положении,вернемся в 60-ые.Как на ваших глазах,здесь в Коломне,например,отражалась эта политическая ситуация на самом простом бытовом уровне?В магазинах что-то появлялось,исчезало?В каком году вы вернулись из Риги?

Г.И: 55-ый,56-ой,57-ой,58-ой,59-ый отчасти. Вы знаете,мы жили,смешно сказать конечно.Теперь  я это понимаю.Смешно сказать,в это время жили в радости,потому что наша жизнь,поступательно,улучшалась.

В 64ом году,когда мы были в Николаеве,там были волнения. Генерал Лебедь, он жил тогда в Новочеркасске. Но мы мало знали о событиях. Хрущёв поднял цены на мясо, масло, молоко и сразу обстановка- все пропало, продуктов нет, в Николаеве, хлебный город такой, Украина. И то, что в Новочеркасске расстрел людей был, мы просто не знали этого, но было очень плохо. Слава приносил с корабля пол буханки хлеба, это было здорово, потому что надо было стоять в очередях, а после Хрущёва Брежнев пришел. И у нас как-то все стабилизировалось, все так спокойно было, конечно , по записи можно было купить холодильник, какое-то время началось в рассрочку, покупали. Мы все время в радости пребывали, потому что квартиру дали, потом по записи дорожку купили, вот такая у вас здесь лежит, красненькая. У меня тоже она до сих пор. Как-то все устаканилось, потом , кстати , хочу сказать о наших правозащитниках. Я , может, это даже смешно сказать, но я патриот своей страны, до сих пор. Я , где бы я не жила, уезжали мы когда заграницу. Вот  у меня ключ в кармане, я знаю, что у меня там есть окно, есть квартиры, дети мои учатся, причем Маринка училась в 10-м классе, когда мы уехали в Египет, они жила одна. Получила золотую медаль в школе, закончила 20-ую школу, причем мне там говорили : Ты чего здесь сидишь-то? Ты набирай свои чемоданы, поезжай в Коломну свою. А  говорю: Ну я как советский человек, говорила, зачем я поеду. Она сама должна учиться. Чего стоит, то она и получит. А мне телеграмму шлет : Золотая медаль наша! Мне говорят : Теперь поезжай в институт , ее устраивай, дуй в институт. Телеграмму получаю : Поступила в МИИТ сама. Но какая-то была уверенность, чего ты стоишь, того и добьешься, все зависит от тебя. Ну вот так уверены были. Мы никогда никакие никому взятки не давали. Жили честно и нормально. По поводу правозащитников, со временем , как мне муж всегда говорил : Эти правозащитники, они все – дерьмо! Разболтают, вы нюхаете, а мы в стороне, где они теперь все, эти правозащитники? Которым все не так в нашей стране было. Где? Даже Евтушенко тот же, где он живет-то. Там , в Америке. Все хаили, все не так , демократии нет, того нет, работай нормально, рабочие за хорошую работу как ценились, машины продавали, не награждали, а могли купить вне очереди  машины, хорошо работаешь. Ну чем плохо-то было? Какую надо демократию-то? Чтобы такие как мэр Ленинграда был, Собчак, чтобы его дочка нас здесь обливала помоями. Или Немцова, да их отцы столько поимели от нашей страны, что они теперь вон как живут, а наши дети все работают. Получили образование в государстве, все работают. Дочь моя старшая работает в институте Экономики развития транспорта, ее подчинение дело из 12 человек . А никаких блага у нас нет. Она везде своим трудом, своим умом. У нее отдел по ценообразованию. Работает. Младшая дочь работает, закончила наш пединститут. Правда она сначала поступала в МИИТ, но у нее мозгов не хватило, конечно. Технический вуз-то, ей было тяжело, она перевелась в Коломну, что-то досдала там, сейчас работает в 9-й школе завучем и ведет Биологию в каких-то классах. Но все нормально живут. Эти правозащитники их-то дети получили Собчак закончила Институт международных отношений. Казалось бы, ты здесь получила от страны, работай ты на свою страну, какого черта ты поехала на эту Украину. Или Немцова, чего она из себя представляет –то , ведь хороший институт, прекрасный, где получили образование? У нас здесь. Я просто не то, что возмущаюсь, я б нигде не хотела жить, где бы ни жила, кстати, наши очень близкие знакомые , с нами в доме жили, которые учились с Маринкой, потом в институте учились, они неплохие люди, они все в Америке. Этот Виталий Михайлович Смирнов, когда еще не было таких льгот для участников войны, он мне рассказывал, говорит: Призывалось, он участник второй мировой войны. Меня призвали в 45 году. Я приехал на войну, а там она уже закончилась, нас погрузили в вагоны. Он жив , кстати, и часто они мне звонят. Нас погрузили и мы поехали на войну с Японией. Пока мы ехали там война тоже закончилась. Он с мозгами , очень хороший человек, ничего не могу сказать. Он поступил в Бауманский институт, закончил службу, тогда пять лет служили. Он его закончил приехал в Коломну работать, все время работал, женился, раньше как: школу закончил, армию закончил – институт, институт закончил, если тебе мозги позволяют, ты приезжаешь по распределению, тебе дают общежитие. Кому сейчас чего дают ? Все за плату. Демократы так хотели, они за это говорили: Как в Америке хорошо! Каждый рабочий на работу на машине своей ездит. А теперь ешьте эту демократию. Сейчас каждый студент в колледж медицинский ездит на своей машине. Чего в этом хорошего? От машин не знаешь деваться куда уже. Демократия теперь. (смеется). Возмущаюсь.

И: Галина Ивановна, давайте вернемся. А, договорите про Смирнова ….

Г.И: Да-да-да. Вот это интересно очень. Он женился, дочка, все время хотела выйти замуж обязательно за еврея. У нее была такая направленность, и она этого добилась. Она в Синагогу ходила, когда в Москве училась . Она вышла за очень хорошего еврея замуж, это была семья ученых по гематологии, и она уехала в Америку. За ней уехали Виталий Михайлович и Марья Абрамовна. Они живут уже давно, 20 лет, в Америке. Они живут уже давно 20 лет в Америке, но пенсию мы им платим до сих пор , они получают пенсию за то, что они здесь работали, и еще они получают пенсию, в Америке такой закон: если ты участник Второй мировой войны, кто бы ты не был  по национальности, из какого-либо государства : японец или русский, или чех, кто угодно, участник Второй мировой войны получает пенсию, как участник Второй мировой войны. И здесь он получает  как участник Второй мировой войны . Вот представьте, конечно как они там живут, очень хорошо, живут они очень хорошо. Я недавно с ними разговаривала по телефону, говорю: «я никогда не жалуюсь, и всегда говорю, что у нас все очень хорошо, потому что если будешь говорить плохо – все равно тебе никто не поможет . Я сказала, что мы очень живем хорошо, но вот эта фашистка Меркель, я думаю, на том конце провода сразу вздрогнули , а так после войны, конечно, тяжело было, и в очереди стояли и сами себе шили , сами обвязывали своих детей и научились делать все, а мои внуки теперь не умеют делать ничего : ни шить, ни вязать, все можно купить. Не знаю, может , это хорошо. Пусть они так живут, как они считают нужным. А внук мой, самый старший, ну я не могу сказать, что он оппозиционер. Но он все время мне говорил: «Ты жертва телевизора и передач, всегда и со всем не согласна со мной. Но не знаю, что мы прожили жизнь честно, нигде больше жить не хотелось, мне все нравилось, просто мы об этом не задумывались как-то. Я была в Германии. С нами жили немцы, они по возрасту подходили. За границей никого бояться не надо, кроме наших. Наши – никакую разведку не надо бояться, никто тебя не зацепит там , кроме наших хотя мы проходим такую проверку казалось бы, да? И вот эти немцы, мы с ними сдружились, он был врач, а она библиотекарь. Он врач-хирург. И тут же доложили, что они так дружат, что надо быть осторожнее, но она такая демократка из демократической Германии. Ее это разозлило страшно, и она пошла в наш особый отдел, там к представителю, сказала : вот что такое, мы друзья, мы демократическая республика, большие друзья, а какие могла там секреты, да она ничего не знала. Занимались хозяйством, нам сразу сказали, что вы едете туда не пузо греть, а за своими мужиками ухаживать, чтобы они были всегда здоровы, всегда накормленные хорошо, отдохнувшие. Так что климат так ужасный очень, влажный и жаркий. Как рассказывали, что когда там были американцы , то они руководили, сидели такие бочки специальные для охлаждения, они сидели в бочках, рассказывали , учили эфиопов.

И: В бочках с водой?(смех)

Г.И : Да, офицеры эфиопские очень образованные люди оказывались, это не как думают, что там вот они эфиопы, с дерева слезли, нет, они знали некоторые по 3-4 языка. Они учились в Англии, в Америке некоторые, Франции. Они знали русский, французский, английский язык. Но свой родной уже нет, не считается. Это были высокообразованные офицеры, очень умные. Но не знаю как потом, говорят, когда мы ушли оттуда, многих расстреляли, кода наши совсем ушли оттуда, не мы лично, а потом после нас там люди были . Как вот эти все в Эфиопии какие-то события произошли, какие –то сепаратисты, война междоусобная была. Мы так сдружились, что они потом нас пригласили к себе в Германии. Они жили в Ростке, встретили в Берлине с дочерью, но я хочу сказать, мы были в Берлине, наверно, 2 суток. Они сняли нам гостиницу такую, но прямо среднюю. Я как дитя войны, что называется, для меня дочь моя очень легко все это воспринимала, она тогда еще училась, пед заканчивала. Как раз когда 89 год Берлинская стена упала, упала она через 2 месяца нашего пребывания. Мы были 10 дней, мы были на этой площади, где их эта арка.

И: Браденбургские ворота…

Г.И: Да-да. Браденбургские ворота, но там стояла, мы видели эту стену и такие ну железные легкие ограждения, как бы границы. Вот вы мне не поверите, вот я шла, я все время не могла, от меня не отходила мысль, что вот я иду по этой площади и здесь были, уничтожались наши люди. Наши солдаты вот здесь падали, вот это ощущение, ну мне вот сколько мы были 10 дней, меня не покидало. Я не могу освободиться от войны до сих пор, а ведь сколько людей уехало, там живут наших. Ну из меня войну просто вытравить невозможно, она все время со мной особенно когда 47 год вышла картина «Молодая гвардия» Герасимова. И нас со школы водили на этот фильм, мы вышли, мы так рыдали, воспринимали Зою Космодемьянскую , война из нас невозможно ее вытравить . Мы играли в молодогвардейцев, мы были тимуровцами . Кстати, Тимурова команда, мы помогали дрова носить, вот идем по улице, мы тимуровцами себя представляли. Кто торф привозил в частные дома. Помогали. Мы считали, что пионеры должны себя так вести. Разве это плохо? Вот такое было воспитание нас. И оно из нас не выходит. А уже своим внукам я это не могу привить, они другие. Они совсем другие. Дети мои еще они из страданий к людям, а внуки уже не., они уже совсем по-другому живут. Это не знаю, хорошо или плохо. Вся моя жизнь.

И: Спасибо, Галина Ивановна. Ничего не забыли?(смех)

Г.И: Вроде ничего. Но , конечно, детство все на Оке прошло. Никто за нас не боялся, никто нас не искал. Голодно было, с утра на Оку, целый день там, есть хочется, дали 5 копеек, отрежут черного хлеба. «Дайте хлеба на 5 копеек». Отрежут кусок, можно даже было на 2 копейки, от буханки как-то, она уже знала как, вот кусок хлеба. Теперь за окой были поля, мы туда на лодке подъезжали, воровали морковь, вытаскивали морковь, в Оке ее мыли и этой морковью, а есди удастся еще кочан капусты, мы не подозревали , что у нас не кочан , а кочанок. Если домой принесешь морковку с кочанком, мама была бы против, но бвбушка у меня была совсем другим человеком. Принесла в дом – хорошо. Щи пустые, забеленные молоком, а иногда вообще ничего не было. Когда бабушка уйдет из дома, нет еды. Просто уйдет, чтобы ей не видеть, что я хочу есть. Все было, жили очень тяжело, конечно. Наши теперь от голода никто не умирает, но зато, я думаю, что вот это в еде, так сказать, в еде такие ограничения, может быть, мы поэтому долго живем, еда была натуральная, даже эта морковка больше приносила пользы, чем сейчас эти  колбасы, я вспоминаю фильм , его замечательная женщина сняла «17 мгновений весны», недавно я ее как-то передачу смотрела, ее уже в живых нет. Но повторяли фильм, где она сказала : «Вот демократия, колбасы нет, колбасы нет, сейчас колбасы полно. Вот и жрите эту колбасу в демократию.» Осанова, нет, не Осанова. Замечательный режиссер, сняла вот это фильм. Я поняла, что это мой друг большой, такие же у нее жизненные устои, а то что жили так все время говорю : в родстве жили, квартиру дали, премию дали. Зарплату повысили, цены понизили. Все время радовались.

И: Иногда и повышали цены.

Г.И: Да,  было и такое. Но сейчас, что сейчас.

И: А самая большая радость была какая?

Г.И: Самая большая радость, теперь я понимаю, когда мы приехали в Коломну, сначала мы были в доме, а в Коломне –то мы оказались, Сергей Георгиевич Горшков был коломчанин, адмирал флота, хозяин всего флота, при нема флот был самый могущественный во всем мире. Он наш коломчанин, моя мама с ним училась в одном классе. А когда он стал , а еще был вместе с Горшковым здесь в школе учился Антонов, тоже был адмиралом, на флоте на Востоке. И он , по моему, в 47 году погиб, у него в руках разорвалась мина, они глушили рыбу, конечно, так можно сказать, не в бою погиб человек. В мирное время. Был очень отчаянным человеком, мама рассказывала, когда он был в школе очень такой порывистый, хулиганистый, а Горшков был очень сдержанным, он из замечательной семьи учителей, которые в 9-ой школе преподавали . Кстати, моя дочь раз Горшкова для нашей школы много сделали , они были учителями отец и мать Сергея Георгиевича, а Горшков уж потом стал адмиралом флота. Она в министерстве военно-морского флота, туда поехала и сделала такое предложение: лучшим ученикам школы учредить премию военно-морского флота, премию Горшкова. И она этого добилась, и сейчас лучшие ученик  9 – ой школы получают премию, 1 и 2 премия, по- моему, чтобы поддерживать…

И: Линии первого ранга и второго…

Г.И: Да, да ,да. (смеется). Сюда приезжает дочь и приемный сын Игорь , Горшковы очень часто приезжают сюда, если когда будет такая встреча могу вам сказать. Может, кто-то из ваших пойдет.

И: Хорошо, да.

Г.И: Слава в это время был на Кубе, и у меня холерой заболели дети. Я была настолько в отчаянии , просто, холера это очень страшно. Вы не знаете ее признаки. Когда просто так лежит ребенок, у него изо всех щелей хлещет просто. Он обезвоживается, страшная картина. Я была в таком отчаянии, маме говорю: Мам, давай напишем письмо Горшкову, она говорит: Да ты чего, с ума сошла, кто я что с ним в школе училась, что сейчас Горшков, да он меня не помнит. Я говорю : Ну давай, все -таки напишем. Ни адреса не знаем, ничего. Мы знали дом, где жили его родители, но так он называется «Дворянское гнездо» , это у Сада дворца, комплекс домов, где жило все начальство , директора Коломзавода Пашин о мной учился, Мерлес. Очень много, главные инженеры, энергетики, они жили в этих домах. И Горшковы там жили, там была женщина, которая за ними ухаживала, когда старики Горшковы были. И мы ее нашли, пришли к ней, она говорит: Дайте нам адрес Горшкова, наивные люди, конечно. Она говорит : Не могу вам так дать адрес Горшкова, может она вас не помнит и не знает. Мы тогда говори : ну мы письмо на пишем, а вы передайте.  Она говорит : Нет. Вот я спрошу, можно ли ваше письмо ему предать. Потом мы пришли, она их посещала в Москве на Фрунзенской набережной, и говорит: Разрешил . И м написали письмо. А Слава ничего не знает, он на Кубе. Мама написала письмо, и мы получили ответ. Как раз на Новый Год, у нас это хранится до сих пор, за личной его подписью : Уважаемая, Клавдия Степановна. Поздравляем Вас с Новым Годом, успехов во всем. А в отношении Квятковского вопрос будет решен в следующем году. Ну это был Новый Год. Мы об этом забыли, Слава на кубе. Уже лето, он приехал в отпуск. Мы взяли палатку….

И: Дети уже выздоровели.

Г.И: Дааа, все закончилось хорошо. Мы взяли палатку, у нас ничего не было, шли на Оку с детьми, и там дней 5-6, на Оке в палатке. Приезжаем сюда, Клавдия Степановна говорит: Вот вас не было, тут приезжал офицер с такими погонами , спрашивал тебя, вот телефон, чтобы ты срочно позвонила. Слава туда звонит, ему говорят : Иди на Коломзавод, там уже все известно. Он пошел туда , а ему говорят : Да, но у нас нет места, единицы. Ну да вот приезжали из Москвы. Мы о вас знаем, но у нас нет. Слава позвонил, мне вот так сказали. Его спросили : А какое место вы бы хотели. Я потом , как старуха из сказки о рыбаке  и рыбка, говорю : Дурачина ты, простофиля, а чего ж ты такое место-то попросил, попросил бы место 1-го ранга(смеется), но он такой скромный человек, он очень был порядочный человек, мне так повезло в жизни, ребята. Этот человек сделал мою жизнь счастливой , до сих пор. Все его льготы перешли на меня, причем в военкомате мне так не сказали. Когда я спросила, они говорят : Да, если он там, когда был там, погиб бы где-нибудь, тогда бы….. А я случайно зашла в песнсионный отдел, сижу, жду очередь, смотрю, в 205 комнате написано : Для жен, вдов военнослужащих. Я зашла туда и говорю, рассказала ей где мы были, в каких он был службах, женщина говорит : Да, вы нам подходите, принесите все документы, подтверждающие, что он ветеран. Он очень долго прослужил. И они не говорят даже, в военкомате ничего, специально. А потом оказалось, что его льготы перешли на меня, проезд до Москвы, я могу пользоваться санаторием, правда за пол цены, но тем не менее, но я не езжу, потому что у меня собака и кошка, из-за них я никуда не езжу, потому что мне их жалко, что они беспризорными останутся. Мы отвечаем, кого приручили, да? Только там я узнала, так что Слава для меня как бы заработал эти льготы, у меня пенсия была, мала работала, на день его смерти 4 тысячи 187 рублей. А сейчас я получаю 12100 или 200 с чем-то, 219.

И: Тоже немного.

Г.И: Это для меня ну немного , конечно.

И: Ну ладно, спасибо, Галина Ивановна.(вздыхает)

Г.И: Спасибо деду моему. Когда мы были в Эфиопии… очень непорядочно , я понимаю, надоела вам.

И: Нет.

Г.И: Последнее. Когда мы были в Эфиопии, то там женщины мне говорят : Слушай, а мы вот приедем , получим новую квартиру. Я говорю : У вас же есть квартира. Есть. Мы ее сдали в фонд города, потому что у  нас совершеннолетние дети, на тот момент у нас тоже были совершеннолетние дети. Говорит : Ну и что? Мы в командировке на 3 года, мы приезжаем и получаем от военкомата квартиру. Я Славе говорю: Славик, вот так можно получить вторую квартиру. Приедем, сдадим городу, это будет квартира наших детей, причем уже дочь замужем была, а он говорит : Чего, с ума сошла? Это с какими глазами я пойду, все знают, что у меня есть квартира, ну ты три года отсутствовал. Сдаешь квартиру, получаешь Форму-1 и приезжаешь через 3 года с этой службы. Он говорит : нет , я так делать не буду. Я считаю , что это он неправильно сделал. Вот такой был человек просто. А на Кубе его унесло отливом, он пошел купаться и его унесло отливом, он еле выбрался, потом он мне говорит : Ты знаешь, я так испугался, что подумают, что я сбежал…дизертировал. Никто бы не поверил, что я погиб. Настолько он был порядочным человеком. В Эфиопии он нашел танк, который был закопан, там была у нас часть танкистов. Верхушка торчала. Он механик, он с этой частью , где были танкисты, недалеко от нас из договоренности с эфиопами они раскопали этот танк, перевели его в рабочее состояние, даже есть свидетель живой, он в Коломне, он сейчас работает на Коломзаводе, раньше жил во Владивостоке. Когда жили в Эфиопии, мы ему так расхвалили Коломну и говорим : Ты что, давай, вот кончится командировка, на год был после нас, приезжай в Коломну, чего ты там во Владивостоке, приезжай в Коломну , будешь демобилизовываться, там коломзавод, уговорили перебраться в Коломну, он сейчас здесь, он может словесно сказать. Слава с этим танкистом привели в рабочее состояние, больше того был эфиопский праздник, там были десантные корабли, у которых зад отпадает и они с этого корабля, Слава вел этот корабль с эфиопами. Они прыгали из этого десантного корабля прямо в море, под водой, вышли нас сушу, и вышли на заминированное поле. Эфиопы там начали так , страшно, потому что все знали. Сказали : Двигайся обратно, в колею эту же, были все, думали, что все погибнут, все-таки он их вывел Слава. Этому есть живой свидетель, я не вру.

Г.И: А танк, что с танком-то?

Г.И: Ничего, так эфиопам и остался. Не знаю, может на нем потом воевали.

И: Ясно.

Г.И: Судьба. Потом говорит : Слушай ты выйди сегодня в обед, выйди на заднее крыльцо, посмотри, там помойка, огромная была помойка. Я вышла, слышу звуки-то, рычание танков, вышла смотрю, а они починили этот танк, утюжат это поле, чтобы его испытать, как он действует. А они там крутятся на этом танке, мимо наших домов прошли. Много чего было, все в прошлом. А самое хорошее время было, когда, конечно, мы приехали в Коломну,  и получили квартиру. Мы стали в 3- комнатной квартире на Пионерской жить, у нас появился круглый стол, дети были, зятьев не было, хотя у меня зятья очень хорошо, вместе семьей собрались. Дочка пошла в первый класс , младшая, другая в 6 классе училась. Хорошо было, я понимаю, что это было самое хорошее время у нас с мужем. Потом пошли внуки, внуки….

И: Так это же прекрасно…

Г.И: Да…Но теперь мои дети не очень хотят свое время посвящать своим внукам, работа, надо зарабатывать, строить, а мы с дедом никакой дачи не построили, причем на заводе давали участки 6 соток, и что вы думаете? Когда я ему сказа: давай возьмем участок. Он говорит: Ты понимаешь, что мы как маленькое государство внутри другого государства, завод от нас зависит, мы у них получаем продукцию для военно-морского флота. И если я попрошу у завода, мне дадут этот участок, но я буду зависим от завода. И мы купили его, он не взял ничего, вот такой был человек. Про Путина всякие гадости говорят, что какой-то ребенок у него, это его личное дело, у него миллиарды, я так думаю, может, ошибаюсь, думаю, что наконец-то России повезло, что у нас есть Путин, единственное,  за что я Ельцина, что нам оставил Путина. Как мы жили, как не получали зарплаты, народ иногда становится таким безмозглым, ничего не   помнит, вот только бы им все больше и больше чего-то получать, но я понимаю, Америка все грабит, она живет всю жизнь грабежом, разорили все страны. Нефть себе качают, что мы знаем, немножко. Много чего не знаем, конечно. Но  Путин отстаивает нашу Россию, не дает в обиду, много воруют и это правда, за всеми не усмотришь. Большие пространства очень. Но я не думаю, что Путин такой человек, что ему лично очень много надо . Сталин умер, после него сапоги и шинель осталась, он хорошо, конечно, и вино хорошее пил. Но какие-то богатства, он любил власть. А путин отстаивает интерес нашей странны все-таки. Сейчас поднять что называется хвост после Америки это очень тяжело, я слышала вчера выступление   Асада , в Сирии сейчас кто президент, всех казнил в Ираке, убил Кадафи , а завтра он скажет, а надо растерзать Путина, а нам он не нравится. Да какое ваше собачье дело. Ирак, 1000 летнюю историю, Америке 200,300,400 лет только всего. То такая культура Ирака 1000 летие. И что? Да мало ли что им не нравится кто у власти, какое ваше собачье дело, кто нами правит, кто Сирией сейчас правит. А нам не нравится их сейчас, нам очень не нравится. Давайте его свергнем и растерзаем, также убьем руками народа, как они Кадафи убили. Ну нельзя тоже так, а Путин отстаивает интересы России. Пусть мы плохо живем, у меня 900 рублей субсидии отняли. Тоже жалко, я пострадавшая(смеется). Но если это на пользу стране, сейчас тяжелое положение, мы так привыкли, наши родители займы платили . Вы не знаете что такое займ? Добровольно принудительное. Отдаешь одну зарплату в год. Покупаешь облигации. Ну что делать, надо терпеть , лишь бы войны не было. А если ИГИЛ к нам придет , поотрезает нам всем бошки, страшно за внуков. Все, выгоните меня, пожалуйста.(смеется)

И: Мы не можем вас выгнать. Спасибо вам большое, Галина Ивановна.

Игорь Сорокин: Ну, Наталья Николаевна, дорогая, здравствуйте! Мы сделаем вид, что мы с вами практически, ну, не знакомы, можете нам, ну, как бы вот вводную такую дать часть. Просто, ну, немножко рассказать о себе, о семье, о том, как вы помните Коломну в разное время. Вот.

Наталья Николаевна Кучерова: А я думаю, что непосредственно надо сразу о квартире о коммунальной… Рассказать…

И.С.: Да?

Н.К.: Нет?

И.С.: Ну, хорошо — нет. Ну, я думал… Может вы как-то разговоритесь. Хорошо!

Н.К.: Давайте попробуем.

И.С.: 13 сентября 2015го года. Наталья Николавна. Назовите, пожалуйста, как ваша фамилия?

Н.К.: Наталья Николавна Кучер?ва.

И.С.: Наталья Николавна Кучер?ва.

Н.К.: В коммунальной квартире я жила 6 лет.

И.С.: А по какому адресу?

Н.К.: Это… Да. Это… Находится…

И.С.: Давайте не будете заученный текст. Давайте просто беседовать.

Н.К.: Нет, это не заученный текст. Нет! Я просто хотела сказать про адрес: это на улице Комсомольская, дом 2, квартира была 13. На первом этаже. Так как дом был угловой. Дом четырехэтажный. Он был угловой. Поэтому двор этого дома был очень уютный. Он такой был изолированный. Находился как бы в серединке. Не проходной. И поэтому в этом дворе собирались почти все жители нашего дома.

Все друг друга знали. Знали и детей, и взрослых, и пенсионеров. Со всеми здоровались, со всеми общались.

Пенсионеры… У нас там были стол лавочки клумбы… Пенсионеры играли: кто в шашки, кто в домино. В основном, в такие игры.

Тут же ребята бегали, играли в какие то казаки-разбойники, кто в хоронички, кто в догонячки. В то время детей было очень много.

И.С.: Можно вопрос сразу? Хоронички это что?

Н.К.:А это значит прятались. Допустим, один ведущий. Он говорит: «Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать».

И.С.: То есть это прятки?

Н.К.:Ну, прятки, а мы называли хоронички. Да, новое слово — хоронички. Вот так называлось. И все прятались, кто где. И вот искали. Детей. Друг друга искали.

И.С.: А вторую игру вы назвали бегалки или догонялки.

Н.К.: Догонячки. Догонячки? Догонялки!

И.С.: Или догонячки?

Н.К.: Нет, почему… Это я… Так… Подождите: хоронички и догонялки.

И.С.: Догонялки.

Н.К.: Да! Догоняли друг друга. Вот бежишь, тебя догоняют. Раз! – Дотронулись! – Все! Значит, ты уже… Ты теперь будешь бегать и ловить кого-то. В общем, интересно, конечно. Лапта!.. В лапту играли. Но тут я уже была… Это дети играли. Я-то уже была не ребенок. Я вышла замуж. У меня муж жил в коммунальной квартире, и я приехала к нему жить. Переехала. Двор еще славился тем, что…

Там, ну, немножко так подальше, не около самого дома, были сарайчики, где люди хранили свои припасы. И… Да, в сарайчиках были погреба, где даже были какие-то кадушечки с огурчиками, с грибочками, варенье, картошка на зиму хранилась. Ничего не замерзало, потому что все сделано было с большой хитростью, умом и… Умением даже. Не умом, а умением. А вот сзади этих сараев мы развешивали веревки и сушили белье. Но в основном, конечно, летом. Белье необыкновенно душистое, солнышком и ветром овеваемое, солнышком прогреваемое. И поэтому, когда приносишь это белье домой, то аромат чувствуется свежевыстиранного белья. А зимой мы, когда стирали белье… У нас был большой коридор. Тоже были веревки. И мы вешали уже в коридоре это белье. Оно сушилось в коридоре.

Ну, а теперь о самой квартире. Дом с таких, наверное, каких-то сороковых годов построен. Поэтому там очень большие потолки. Высокие потолки. Наверное, 3.5 метра. Просторные. Входишь в коридор…

Да… На лестничной площадке было только две квартиры. В одной квартире три комнаты. Жили три семьи. И в другой квартире, с другой стороны, три комнаты, тоже жили три семьи.

И.С.: То есть это была сталинка? Да?

Н.К.: Да. Получается, скорее всего, сталинка

И.С.: А не вот эти послевоенные бараки?

Н.К.: Нет, нет. Нет-нет-нет. Это большой красивый дом. Был. Ну, я точно знаю, когда он был построен.

Вот. Входишь в коридор. Коридор как холл такой. Приличный. И вот все двери выходят в этот коридор. Конечно, окон в коридоре не было, только двери. Одна квартира, вторая квартира, третья квартира. Затем… Дверь. В туалет и ванную.

Хотя они и были раздельные, но всё-таки, дверь была к ним одна. И дверь в кухню. Кухня была небольшая. Такая удлинённая. И в ней стояло три стола. Но все, конечно, в кухне собираться не могли. Потому что места, конечно, мало. У каждой семьи был свой стол. Своя полочка для посуды. Свой стул. Ну, а раковина, плита была одна для всех. Но у нас такой ссоры из-за плиты там, из-за чего-то… У нас не было. Был установлен график дежурства — сколько человек в семье, столько недель должны были дежурить вот эти семьи. Туда входили мытье полов, плиты, раковин… Ну, соответственно, ванна и туалет. Вот это всё надо было мыть. Два человека – две недели мыли, три человека – три недели мыли.

Ну, а на генеральной уборке мы собирались все. Это мыли двери… Окна… Уже капитально. Стены квартиры. Это мы собирались два раза в год. Весной. И осенью. Ну, вот…

И.С.: Какой отлаженный механизм.

Н.К.: Отлаженный механизм… Да. Отлаженный был механизм.

И.С.: И кто руководил, кто следил за очередностью, там… Назначал числа для уборки?

Н.К.: Ну, как-то у нас не назначали. У нас как-то вот всё кончается… вторая неделя. Значит, я уже знаю, что я следующая. Там… Мы с мужем сначала жили. Потом появился Максим — старший мой сын. Значит, хоть он и маленький был, грудной, все равно неделю мне прибавили

И.С.: Вместо, чтобы освободить молодую мать…

Н.К.: Да! Вот… Значит… Вот интересный ещё такой эпизод. В ванной комнате было окно. Но так как первый этаж, можно было подглядеть в это окно… Когда кто-то моется. Вот так оно и получилось. Потому что я, например, даже  и не предполагала, что кто-то тут… Ну, там были маленькие шторки. Не предполагала, что может там кто-то… И вдруг я моюсь, так спокойно, в окно смотрю, а там чьё-то лицо. Это, конечно, было так как-то неожиданно. И неприятно, и даже как-то страшно, что я, конечно, сразу закричала. Ко мне прибежал муж: «Что случилось?» Я говорю: «ОКНОООО!» Потом сделали длинные шторы, которые закрывались наглухо. И уже никто никуда не подглядывал.

Потом еще один очень интересный эпизод. Одни соседи были очень хорошие: я сейчас про них расскажу. А вторые соседи были не очень хорошие: такие были у нас холодное отношения. Но соревнования были… В то время… Я не знаю… Может быть об этом говорить, наверное, неудобно… В то время… Было в дефиците немецкие, они тогда назывались, комбинации (это женское нижнее белье). Они были такие красивые, с необыкновенными кружевами. Необыкновенный цвет!. У нас в продаже такого не было. И голубые. И розовые. И фиолетовые. Ну, в общем красотой неописуемой. Ну, вот… Это соседи, вот… С которыми мы не в очень хороших отношениях были, вывешивают… В ванной была веревочка. И вот она вывешивает сушить три немецкие, вот эти вот красивые, комбинации… Ну, хорошо: все на них, конечно, смотрят… Все приходят умываться… Все смотрят. На следующий день я вывешиваю свои немецкие комбинации. Уже все смотрят на мои. И мне соседка говорит, с которой у меня хорошие отношения: «У вас что, соревнования что ли, кто лучше?» Ну, в общем, мы так несколько раз проэкспериментировали. Потом, конечно, это прекратили. Ну, это в общем вот такой смешной эпизод

Вот соседи, которые хорошие, это Иван Данилыч и Марья Фёдоровна Кольцовы

Иван Данилыч – чуваш, познакомились они сразу после фронта… С Марией Фёдоровной. И вот он приехал в Коломну жить… Где я не помню они познакомились. Но ее все звали не Марья Федоровна, а тетя Маруся. Мы все её звали тётя Маруся. И они оба работали на Текстильмаше. Тетя Маруся ушла раньше на пенсию, а Иван Данилыч все работает. Она каждый день варила для него суп. Каждый день. Свежий суп. И он приходил на обед, потому что наш дом был недалеко от завода Текстильмаш. Каждый день кушал этот суп, немножко отдыхал, и уходил опять на работу

У них детей не было. И когда у меня родился Максим, то Иван Данилыч, я так поняла, что он очень любил детей. Он помогал мне мыть моего Максима. Потому что мыли в кухне. Включали все конфорки, чтобы было тепло. Потому что в кухне очень высокий потолок. Было прохладно. И он приходил. И вот мы с ним вместе. Потому что иногда у меня муж во вторую смену работал. И одной, конечно, это очень тяжело, а вот с ним вместе мы с ним мыли маленького грудного ребенка. Так что, вот так вот было у нас.

И вот интересно, что у него все родственники этого Ивана Даниловича жили: кто в Волгограде, кто там еще где — в Астрахани, и они иногда приезжали в Коломну. К нему. Погостить. Но! Самая большая комната была у нас с мужем. Ну, так получилось. У Ивана Данилыча поменьше. А вот у третьих соседях совсем маленькая. Может поэтому такие отношения были: «Как же так нам досталась самая большая комната». И вот когда приезжали к соседям гости, всегда столы ставили в нашей комнате. Вот так дружно мы жили. Накрывали столы. Народу было много — человек по 10, по 12. И все время у нас праздновали встречу. Да так почти каждый вечер собирались, это ещё когда Максима не было. Потому что переехали в 69-м году. Туда. В эту комнату. А в 73-м появился Максим. Поэтому вот эти четыре года мы встречали гостей в своей комнате. Потом мы только начали жить. А в то время было очень дефицитно всё. И холодильники, и там какие то гардеробы и прочее… Поэтому у нас стояла только софа, на которой мы спали, и стол. Больше у нас ничего в комнате не было. Поэтому для гостей был полностью простор: можно было и танцевать. А! Потом мы очень быстро купили пианино. У нас там ещё стояло и пианино. На котором я играла. А Иван Данилыч очень любил танцевать вальс-бабочка. Вальс-б… Нет, не бостон, а именно вот бабочка. И он меня просил… А я даже не понимаю как. Как это… Я вальс умею играть. Но ведь не этот… Я вальс другой умею… Нет, не этот… А потом мы какой-нибудь подходящий… Из моего выступления. И вот такие интересные движения… Он как вот ногу назад отводил… И танцевал он очень красиво

И.С.: Может быть он какие то движения танго? Нет?

Н.К.: Да нет, он как-то так выходил. Он вот так вот делал… (показывает). Раз ногу. Как это опять ногу. Раз… Туда-назад. Так интересно… И там должна была быть особая музыка. Ну, вот никак не попадало к нему на это… Ну вот… И вот так вот в общих чертах. Ну, вот… Вроде бы все.

И.С.: Но давайте все равно с вами сейчас еще поговорим

Н.К.: Ну, давайте. Но главное, что соседи до сих пор ещё там… Есть люди, остались. Которые жили в то время, когда я там жила. Ну, они приблизительно в возрасте…

И.С.: В других подъездах?

Н.К.: В других квартирах. В других подъездах…

И.С.: И также в коммуналке?

Н.К.: Ну, вот это я как-то и не… Ну… Может быть и нет… Вообще-то люди куда-то выезжают… И занимают… Кто остался. Те комнаты… Когда-то, раньше, это было очень просто… Когда мы выезжали из этой квартиры. Мы с моей мамой съехались и стали жить в отдельной двухкомнатной квартире… И вот, когда мы уезжали… Вот, Марья Фёдоровна говорит: «Наташ…» Мы менялись. И вот в мою комнату должны были въехать муж с женой, молодые. Она говорит: «Наташ! Какая разница, где им жить: в моей комнате или в твоей комнате. Давай мы переедем в твою комнату. А эти, молодёжь, приедет к нам пусть». А я говорю: «Да мне никакая разница». То есть! В то время даже документы не надо было оформлять никаких. Они просто переехали в нашу комнату. И потом, наверное… Ну…  Долго они жили, вот… В нашей комнате. И мы несколько раз туда приходили, навещали их… Разговаривали с ними… И мы как-то не забросили их. Потому что действительно люди очень мне помогли… И очень такие добрые и радушные люди. Были. Ну, и они, конечно, умерли в таком в преклонном возрасте.

И.С.: А вы, в каком возрасте там жили?

Н.К.: Мне было… Ну, почти 20. Вообще замуж я вышла в декабре. Мне было 19. А в апреле мне уже исполнилось 20. То есть через, буквально, три месяца. Ну, вот… И вот 6 лет.. 7 даже может быть… Мы жили там.

И.С.: А до этого, вы жили где?

Н.К.: А до этого — на Посадской, 31.

И.С.: Все понятно.

Н.К.: Все детство и всё юность я прожила там.

И.С: То есть вы замуж вышли оттуда?

Н.К.: Да. Да. Оттуда. Оттуда. И вот мы и  дружили-то. Потому что дом-то близко… От нашего дома. Поэтому бегать-то можно легко друг к другу. Ну, в смысле не к друг другу. А вот на свидания. Не надо было ни на трамвае ехать… Ни на автобусе… А вот рядышком всё.

И.С.: А где этот дом, в котором вы замуж вышли?

Н.К.: Ну, а вот, если идти от трамвая по улице Комсомольской… От трамвая… Вы идёте до самого конца… И там два дома: один с правой стороны, другой с левой стороны. Четырёхэтажные… Вот наш, который справа. Они сейчас покрашены… Этот дом. В желтую краску…

И.С. Комсомольская, это где?

Н.К.: Комсомольская? Пушкина, не Комсомольская… Вот. Если идти вот сюда, то будет Молочная площадь. От этого дома. От дома Комсомольской, если идти вот сюда вот, вправо, это будет Молочная площадь, на которой фабрика. То есть дом это один вот такой вот. С окнами. Четырехэтажный. Он чуть ли не девятиэтажный.

И.С. Где Катя сейчас живет, недалеко? Ну, она живет, где на Уманской и Комсомольской.

Н.К.: Нет. Это подальше. Это туда вниз. Ну, как же объяснить? Вот… Напротив была раньше седьмая школа, сейчас там Медучилище. Медучилище. Знаете где здание?

И.С.: На Пушкинской.

Н.К.: Ну, вот на Пушкина… Напротив… Не напротив — В торце вот…

И.С.: Всё! Понял!

Н.К.: Вот, училище, а напротив там дом Комсомольской 2. Желтый. Его сейчас покрасили. Он красивый такой дом. Вот я там жила… Воспоминания, конечно, хорошие остались. Добрые. И народ хороший. Даже вот когда…

И.С.: А во дворах, наверно, уж никто не сидит? Да?

Н.К.: Я там давно уже не была. Когда у меня Максим уже был… Наверное, годик уже был ему… А я же уже работала… И муж работал. Вот так получалось, что я ухожу на работу, а муж приходит с работы. И вот какой-то буквальный час нам не с кем было оставить ребенка. И там у нас… Не эта соседка, а в другой квартире… Соседка такая, тетя Луша. Почему-то её звали. Я уж не знаю, как её звали.

И.С.: Лукерья.

Н.К.: Лукерья. Тётя Луша. И я: «Тётя Луш, На часик – два…» А она: «Пожалуйста!» Потом, бесплатно. Никаких денег. Никаких… Вот люди были такие бескорыстные. И она вот с ним часик так… Там понянчится. Ну, гулять она не выходила. Мы к ней его приносили. И… Мы были спокойны, что ребенок у нас всё-таки под присмотром. Так что вот так вот…

И.С.: Про праздники расскажите. То есть, вот, например, были такие праздники, когда все во дворе, например, собирались. Не было такого?

Н.К.: Нет.

И.С.: То есть только в своих квартирах?

Н.К.: Нет. Во дворе не было…

И.С.: Кино, например?

Н.К.: Нет-нет. Нет. Во дворе не было. Даже мы как-то в квартирах мы так особенное вместе не праздновали. Всё время куда-то уходили. В гости. Ну, там, на Новый год. Или ещё. Как-то… Мы уходили. Вместе мало праздновали. Ну, что. Квартира, допустим, – три семьи. Мы вместе не праздновали… Только когда приезжали гости к Иван Данилычу. Его родственники. А их приезжало…

И даже потом мы ездили… Мы с мужем ездили как раз в Волгоград. По-моему, даже в Волжский… Да, да, да. В Волгоград ездили на экскурсию. И я там первый раз в жизни ела севрюгу. Они ловили… В то время как-то… Или работали. И я там в первый раз в жизни и, наверное, последний… Свежую такую… Это что-то… Необыкновенное…

И.С.: Наталья Николаевна, еще про этот район расскажите: как менялся кремль, все ситуации вокруг коммуналки, в которой мы сейчас находимся.

Н.К.: Ну, тут всегда раньше были демонстрации. Всегда люди собирались в своих организациях. Кто во Дворце культуры, кто… Мы собирались у музыкальной школы. У больницы люди собирались.  И колоннами шли по улице Октябрьской революции к этому месту. Здесь, не со стороны памятника, а по-моему со стороны вот… У нас вот горисполком был… Вот этот дом красный был Горисполком. И вот здесь и стояли трибуны. И вот когда проходили, все… Демонстрация шла, и весь народ приветствовали эти трибуны. Потому что с этой стороны была необыкновенная… Необыкновенная такая вот ворота–арка. Круглая. Кирпичная… Такие вот.

И.С.: За спиной у Ленина? Да?

Н.К.: Нет. Наверное всё-таки перед. Перед.

И.С.: Значит перед?

Н.К.: Здесь еще был парк. Сквер. Огромные ворота. Калитки. Всё кованное. Было. И вот такое – аркой. Полукругом. Две стойки. Как… Ну, не колонны, а квадратные стойки были. И вот здесь вся молодежь любила гулять. И всегда говорили: «Куда идете-то?» — «На стометровку!» То есть мы гуляли вот здесь, вот по этой улице. Вот здесь.

И.С.: Это какие годы?

Н.К.: Это… 62-64. Еще до моего замужества.

И.С.: То есть, вот, от площади Двух революций?

Н.К.: От площади Двух революций. Да.

И.С.: Она уже так называлась? Да?

Н.К.: Да, Октябрьской революции. Вот эта… Октябрьской же революции?..

И.С.: Ну, это улица Октябрьской революции. А площадь-то Двух революций… Почему-то…

Н.К.: Ну, в общем, мы ходили от кинотеатра «Восток». От кинотеатра «Восток». Там был кинотеатр «Восток». Сейчас там… За рестораном «София».

И.С.: Угу! Ну, прям на углу…

Н.К.: И вот от него, мы шли вот по этой улице. Потому что когда была демонстрация. Уже вечером, никаких машин, движение было закрыто. И по этой улице мы шли сюда. Потом поворачивали туда. Потом обратно туда. И… К кинотеатру «Восток». Вот такой был у молодежи тут променаж. Девчонки отдельно, ребята отдельно. Некоторые вместе шли. Мы друг на друга смотрим, конечно. Интересно. Ну, так все наряжались… Шли. Никаких… Никакого хулиганства не было. Все чинно мирно. Все смеялись, улыбались. Было очень как то д?бро. По-доброму.

И.С.: А вот он вообще весь этот ряд… Магазины… Там… И так далее…  Что из себя представляли? Наверно, «Спортмастер» был…

Н.К.: Ну, здесь…

И.С.: На месте «Спортмастера» теперь же?

Н.К.: На месте «Спортмастера» был ресторан. «Коломна». Тут был ресторан… А внизу «Кулинария»… Дальше… А до ресторана здесь была просто столовая. Хорошая столовая. Как раньше были в советское время столовые. Вот. Была столовая. Дальше был магазин молочный. Баловали всё время молоком. И мы с бидончиком. Приходили. Разливное молоко. С бидончиком приходили. Я сама тоже ходила. Ещё была девочкой. Ещё была на Посадской. Приходила за молоком.

И.С: Далеко идти-то.

Н.К.: Да! А ближе не было у нас. Да. Вот, ходили сюда. И больше, по-моему, и магазинов не было. Дальше были уже жилые дома.

И.С.: То есть вот этих забегаловок? Которые сейчас… Ничего этого не было?

Н.К.: Нет. Нет. Нет-нет-нет! Здесь были жилые дома. И потом уже сделали магазин «Вымпел» — мужская обувь. Где сейчас «Добрый торт». Здесь была мужская обувь. «Вымпел». Назывался магазин … Всё, больше тут ничего такого не было.

И.С.: А вот «Огонек» когда появился?

Н.К.: Ой, я не помню.

И.С.: Ну, вот прям с детства он был всегда?

Н.К.: «Огонек» он раньше назывался «Три поросенка». А почему так назывался… Потому что в витрине стояли три… Ну, искусственных, конечно, поросенка. Поэтому называли: «Ты куда пошел? – К  «Трём поросятам». Так… Говорили всё время… К «Трём поросятам» пошёл…

И.С.: Ну, это что реклама была или как?

Н.К.: Ну, да. Ну, в витрине просто стояло… Украшение витрины.

И.С.: Ну, это из сказки «Три поросенка». Веселых… Или это были поросята, как реклама мяса. Разделанного?

Н.К.: Нет, это были прям настоящие. Розовые. Хорошие. С пятачками. С глазками. Поросятки. Я думаю, не как из сказки. А именно, что здесь продавали мясо.

И.С.: И они как? Танцевали? Или стояли в ряд?

Н.К.: Ну, да они так трое стояли в ряд…

И.С.: На задних ножках?

Н.К.: Ну, да. На задних ножках. Лапки у них такие свешивались. Да,, да да! Мордочки такие веселые были. Три поросёнка. Так и говорили всё время: «Куда пошел? – К  «Трём поросятам»

И.С.: Странно, что никто еще фотографии нам не принесет.

Н.К.: Нет, фотографии, наверное, не сохранились. А потом назвали «Огонек» почему-то. Тоже непонятно почему: «Огонёк». Здесь уже мясо не стали продавать. Здесь продавали колбасные изделия. По-моему фрукты. И ко<нсервы> … И… И бакалея… Уже тут мяса не было.

И.С.: А винный отдел?

Н.К.: А, винный! Винный!. Ну, винный обязательно. Ну, как же. Винный обязательно. Винный, по-моему, в каждом магазине был… Отдел… Да. Винный был, был. Отдел… Угу…

И.С.: А они, в какой последовательности были, эти отделы?

Н.К.: Вот я очень хорошо помню. Что прям. Прямо. Чё так и видно, прямо… Были фрукты и овощи. Это очень хорошо помню. Слева, наверное, бакалея. Вот здесь, с этой стороны, была колбаса. Колбасы. Вот так вот.

И.С.: Вход один был?

Н.К.: Да. Вход один был Один.

И.С. В винный не было отдельного?

Н.К.: Нет. Нет. А вот, наверное, справа было как раз вино. Где колбаса вот так, а вино – вот так.  Мне так запомнилось. Да. Да. Мне так запомнилось… Вот, никаких не было… Сейчас дробление: какие-то игрушки там, еще… Там, парикмахерская какая-то. Нет, был один магазин.

И.С.: Ясно. А достаток в 60 годы был или, наоборот: дефицит, нехватка? Как позже?

Н.К.: Во-первых, вот как мы жили — у нас даже холодильника не было. Мы жили, когда на Посадской улице, у нас холодильника не было. Конечно, был дефицит. Мы… Колбаса, сыр, какие-то деликатесы. Мы это ели только по великим праздникам. На тарелочке. Что было? Бабушка наша покупала… Ну, на рынке было мясо. По доступной цене. Вот бабушка покупала мясо. Ну, допустим, вот там на полкило купит… Она варила суп на один день. Потому что уже больше нельзя было нигде держать. Ну, и какую-нибудь поджарочку там, с картошкой. Вот она каждый день ходила и вот так полкило, семьсот грамм, там, восемьсот, покупала. Ну, а когда праздники большие, то тут, конечно, она холодец… Обязательно… Она называла его «стюдень». Стюдень. Стюдень. Рыба под маринадом. Пироги. Пироги, конечно, пеклись, допустим, накануне. Стюдень делался за 2 – за 3 дня. И клали его в подпол. В подпол. У нас был огромный под домом подпол. Там он лежал великолепно. Там холодно. Даже летом холодно. Ну… Он там лежал великолепно… Без холодильника. Несколько дней. Ну, на праздничном столе была селёдочка обязательно… Винегрет… Никаких салатов оливье не было в то время.

И.С.: Не было? Когда появился оливье?

Н.К.: Не помню. Не помню. Не в то время. Ну, вот замуж вышла, наверное, уже был оливье, в 69-м.

И.С.: А вы в 69 вышли замуж?

Н.К.: Да, в 69-м. А так не помню никаких оливье. Все очень простое. И такое вот… В погребе у нас. Вернее, в подвале… Кадушки… Большие… Вот такие кадушки были. С огурцами, помидорами и с капустой. Вот это я очень хорошо помню: три большущие кадушки. И почему я помню огурцы? — Потому что, когда мы с ребятами играли в какие-нибудь, там, охраннички… Мы играли… Я пряталась в подвале. Тут, стояла бочка с огурцами. И я обязательно лезла, брала огурец и там же и ела его. Вот это я очень хорошо запомнила, такой вот эпизод детства.

И.С.: А как то перекладывали когда солили это или нет?

Н.К.: Конечно. Да… У нас особенно…

И.С.: Чем?

Н.К.: Ну, чем? Укроп, хреновые листы, вишневые листы, смородиновый лист. Хороший плотный такой слой был вот это… И конечно, чеснок…

И.С.: А потом еще слой.

Н.К.: Слой огурцов. А потом опять… Вот это… И потом все очень душистое вкусное… И зимой питались этим… Картошка была своя. Вот эти вот солености свои. Никаких банок не было, чтобы  там какие-то делать в банках. Консервировать. Ничего этого тогда не было. Только вот такое.

У нас даже телевизор появился, наверное, где-то в шестьдесят, может быть, втором или третьем… Потому что, когда полетел Гагарин в космос – это было 61-й год… Я помню, мне нужно было идти в школу. И вдруг передают! И я бегала к соседям. И по телевиз<ору>. У них был телевизор. И вот я смотрела, как Гагарин шел по площади. По этой ковровой дорожке. Шел Гагарин. Мы смотрели. Все. Все. Собрались и смотрели.

И.С.: В школу не пошли?

Н.К.: Не, не пошли. Все смотрели вот на Гагарина.

И.С.: А было какое-нибудь на улице ликование? Как вот показывают в Москве? Выбежали люди на улицу?..

Н.К.: Нет, такого не было. Но была такая гордость! Такой какой-то прилив вот такой радости. Даже вот у реб… У нас, у детей, была такая гордость… За страну. За то, что вот мы были вот такие… Великие. Что мы такие… Была… Очень… Патриотизм, конечно, был в то время у людей на высоком уровне. Я это вот помню… Вот это состояние я помню до сих пор. Правда, это очень трогательно. Да… Даже в то время мы смотрели телевизор – и мы плакали! Оттого, что дети. От того, что вот… Наша страна какая великая, мощная, какая первая. Мы были очень горды.

И.С.: Сына Юрой не поэтому назвали, не в честь Гагарина?

Н.К.: Нет, не в честь Гагарина. Мы ждали девочку. Все нам говорили, что будет девочка. И когда родился Юра, я его не знаю как назвать… А у меня был брат двоюродный Юра. И мама: «Да, вроде Ярослав». И я: «Да, ну! Не нравится». И потом уже она говорит: «А давайте назовем его Юрой?!» И я: «Да, я не против». Ну, и назвали Юрой. Ну,и я сказала, что очень хорошо. Георгий Победоносец у нас! Крестили его как Георгия. Он же у нас… Ведь Юра… Ведь имя не церковное. Церковное – это Георгий. Юра! У тебя столько имен: Жора, Георгий, Юрий, — можно назвать, как хочешь. А что? Как у вас «В Москва слезам не верит»… Гога. Он же Гоша. Жора, он же. Георгий. Также и у нас в семье… Получилось.

И.С.: А, скажите. Много вообще-то в Коломне коммуналок было? Или не очень?

Н.К.: Много.

И.С.: Много, да?

Н.К.: Много. Особенно много было… Это в районе Голутвина. И там ещё есть… Я не знаю, как она наз<ывается>… Около городской больницы. До сих пор там дом тоже. Огромный. Коммунальные там до сих пор квартиры ещё. Люди живут с соседями. Рабочий поселок его почему-то называли. Я не знаю почему. Может быть, потому что люди оттуда на Коломзаводе работали. Вот, Рабочий поселок. Коммунальный поселок. И очень много… Такой есть у нас… В районе ЗТС… Тоже. Барачного типа дом?. Шлако… Шлачные какие-то засыпные. Там тоже были коммунальные квартиры. Окский проспект, по-моему, сейчас он вроде называется там. Есть и четырехэтажные. И двухэтажные были дома. Они коммунальные… В Коломне очень много коммунальных квартир. Все-таки у нас три завода… Было. И поэтому было очень… Приезжало… Людей. Новых. И всех селили… В коммунальных квартиры. По комнате… Давали семьям… Тут… Потом комнаты небольшие. В основном, в комнате по 3 семьи. Больше я не встречала.

И.С.: То есть не было таких гигантских, как в Питере: 15 и 20 семей

Н.К.: Нет-нет-нет! Нет. Таких больших у нас нету. В основном, трёхкомнатные… Трёхкомнатные были квартиры И вот у нас в подъезде… Да и не только. Вообще, во всем доме… Я же говорю… Сейчас в подъезде четыре двери. Четыре квартиры. Тут только по две. Во всех этажах только по две квартиры. А получается, 6 семей живет на одном этаже, в одном подъезде. Люди разные. И преподаватели. И директор машиностроительного техникума, работал Колтиевский такой. Тоже очень интеллигентный. Жена у него учительница биологии. Преподавала. Очень интеллигентные люди. Ещё  семья… Лебедевы. Учительница русского и литературы. Она была в 26 школе. Необыкновенный педагог! Которая учит… Учила детей правильно писать сочинение. И вот те дети, которые у нее учились… У них и слог, и… Она их учила говорить… Писать. И… Ну, знать литературу как следует. Строгая была. Очень строгая учительница. Но она давала знания. Вот все жили в этих коммунальных квартирах. Все с соседями жили. То есть разнообразные люди были. Ну, очень много было людей, которые работали на заводе Текстильмаш. Потому что он совсем рядышком там. Поэтому и люди, кто рабочий, кто мастером работал, кто кем.

И.С.: А кремль как менялся? Ведь он же раньше был такой заброшенный… В 60 годы?

Н.К.: А мы как-то вот сюда не ходили. Мы всегда жили… Нас вообще как-то даже не пускали сюда… Далеко… И мы никогда здесь не бывали: ни на Блюдечке, нигде… На Блюдечке я стала появляться, только когда у меня родился Максим. Я с коляской гуляла. И приезжала на Блюдечко. А там был такой… Типа кафе… Или забегаловка. Что-то. Там все одни мужчины… Ну, и лавочки… Я там себе постоянно что-то покупала, сидела и кушала. И у меня тут ребенок в колясочке. На Блюдечке это было. Очень много там было деревьев. Очень большие толстые стволы. Огромные. Их попилили все почему то. Хорошее место было. И вот было какое-то… Открытое при том кафе… Летнее кафе. Но… Чо-то там готовили: яичницу с луком, с зелененьким… Посыпали. Вот это я запомнила. Глазунья-яичница, очень вкусно. Но может потому, что КТО-ТО это приготовил, поэтому это вкусно. Ну, а мужчины там приходили, рюмочку выпивали… Выпивали… Пиво… Пиво продавалось… Вот.

И.С.: А как же сюда за молоком вас посылали?

Н.К.: Ну, это уже… Это нужно было за молоком. А потом вот здесь через Октябрьскую революцию, где сейчас магазин… Через Октябрьскую — «Золото», а напротив — угловой, где сейчас часы швейцарские, там. «Часы» магазин знаете? Да? Ну…

И.С.: На Яна Грунта??

Н.К.: От «Арткоммуналки» вых?дите на Яна Грунта. И потом поворачиваете. Тут магазин «Золото». А вот напротив, по той стороне, был такой магазин Морозов. Хлебный магазин. Чисто хлебный магазин. Вот в этот мы ходили за хлебом.

И.С.: А Морозов почему назывался?

Н.К.: Потому что был… Владел раньше этим магазином Морозов. И поэтому…

И.С.: В народе так и осталось…

Н.К.: Он уже и не владел. А всё равно: «Куда пошёл?» — «К Морозову». За хлебом И даже прекрасно помню, когда был страшный дефицит с хлебом

И.С.: Это в какие годы?

Н.К.: Да я еще не замужем была. Это, наверное, где-то были может быть, 65-66-е. П?лки — совершенно пустые. Люди стояли. Ждали, когда привезут хлеб, чтобы можно купить хлеб. Не было хлеба. Мне кажется. Вот мне почему-то кажется, что это было где то в этих годах. Потому что я была девочкой. Я помню это. Мы приходили… И мы… Ну, я, конечно, не одна была. С бабушкой мы ходили.

Ну, вот. Хлеба не было, и муки не было. Я даже помню, когда… Бабушка у меня как-то отмечала все вот эти церковные праздники. Масленица. Пасха. Хотя это все было запрещено. И вот Масленица. Нужно печь блины. А муки нет. Ну, и вот что она делала… Вот, говорят, русские люди. Она! Покупала вермишель, на ночь её замачивала в воде, и утром получалось тесто. Жидкое тесто. Но она уже знала сколько это нужно замачивать Ну, я не знаю, я не помню, добавляла ли она дрожжи. Но, во всяком случае, она пекла из этого блины. Ну, наверное, она там песочек добавляла. Его размачивала. И пекла из этого блины. Вермишель размачивала – пекла блины! Потому что нельзя было. Как это так! Масленица. Ну, у нас там, конечно, на Посадской, всегда были гости. И много было по всем праздникам. Огромный стол, он до сих пор в кухне стоит, который раздвигается с двух сторон. Наподобие даже вот этого. Стола.

Да-да-да! Вот. Ну, у нас дубовый. Не знаю, а это дубовый? Вот, человек… Ну, 10-12-15 обязательно было. Полный стол, конечно. Блины, если бабушка пекла – то это гора. Куличи — так это полный стол. Куличей. Был. Ну, и вот гости. Селедочка, соляночка. Обязательно… Картошечка пюре. Котлеты. Так вот мясо отбивное раньше не делали. Это было всё-таки дороговато. Котлеты. Пышные Помню у бабушки котлеты необыкновенные были. Ну, вот. Такая вот была еда. Такие вот праздники. Больше никаких там колбас, сыры какие-то… Копченые… Полукопчёной… Мы вообще это не знали. Может быть и лучше. Всё-таки это вредно. Все было сделано своим руками. И вот… Особенно, конечно, пироги.

И.С.: А уже газ был или в печи?

Н.К.: Нет! Все в печке. У нас была духовка в печке. И вот бабушка знала, когда это нужно было, когда не так жарко… Чтобы эти пироги… Пироги, конечно у неё…  необыкновенные были.

И.С.: Это вот та печка которая?..

Н.К.: Не! В кухне которая была. В кухне. Та печка была для обогрева помещения. А еще в кухне специальная была печка для приготовления пищи, бельё там кипятили на ней. А сзади печки протягивалась веревочка. И когда мы все мокрые приходили зимой, как снежный ком. С улицы. То мы всё это снимали. На эту веревочку вешалось. И все это высыхало. Потому что печка тёплая.

И.С.: Она была русская или не русская

Н.К.: Нет! Не русская. Нет-нет. Просто… Как она называлась-то?.. Типа… Ну, не лежанка… А как? Ну… Я не знаю. Голландская? Нет. Не знаю.

Ну, просто две конфорки было, вот чтобы приготавливать пищу. Две конфорки. Можно было И так высокие вот это вот… Где… Самый… Вот… Ну, где самый жар. Потому что бак ставился. С бельем. То ли значит это довольно высоко было. Воды не было. Ничего не было. Ходили на басейку. Басейка там же.

И.С.: То есть, вот, колонки рядом не было?

Н.К.: Вот сейчас которая там колонка — эта колонка. Басейка. Больше воды нигде не было. А полоскала бабушка… Ездила на речку. Даже зимой.

И.С.: Ездила?

Н.К.: На санках. Клала корзинку и к Бобреневу мосту, где сейчас «Калачная». Там внизу… была полынья. Мостик такой. Не мостик, а плот. Типа плота. Вот вытаскивали… Одевались перчатки: сначала теплые, а на них резиновые. И вот полоскали, отполаскивали это белье зимой. От него пар идет. И такое же, не отжимая, бросали его в корзинку. Не отжимая. Потом привозили домой… Сначала заносили в дом, чтобы оно немного оттаяло. А потом вешали на улице. И оно вымерзало. И… Вот так вот было тяжело. Так вот стирали

И.С.: Зато, наверное, сны какие-то. Особенные снились. Морозные. Легкие.

Н.К.: Белье это было, конечно: душистое такое. Прям, вот аромат такой… Морозца. Очень хорошее было бельё. И раньше не было цветного белья. Раньше всё ведь было белое бельё. Но всё время было белоснежное. Гладила у нас бабушка. У нас утюга было. У нас был рубель. И… Такая, как скалка. Палка. И вот на неё она простынь намотает. И рубелем: тук-тук, тук — тук! На сундуке. Вот я даже помню: это было на сундуке. Что-то стелила. И вот этим рубелем проведет несколько раз. Вытаскивает. Глаженая простынь. Так же и наволочку, полотенце. Ну, конечно, блузку так не отгладишь. Или там платье. А вот постельное белье, полотенца все гладилось только так. Вот это я помню. Ну а потом появился утюг. Появился утюг… Угольки туда. Вот такой утюг… Ну, это для чего… Допустим там платье погладить какое-то. Вот так…

И.С.: А вот про рынок я не спросил. Куда за мясом каждый день бабушка ходила.

Н.К.: А вот был рынок, где сейчас авторынок. Вот это был рынок. На Яна Грунта. Великолепный был рынок. И овощи, и яблоки, и ягоды. И фрукты все. И крыжовник. Бабушка возила туда крыжовник. У нас очень было много крыжовника в саду. И вот она возила… Продавала… Сначала по 5 копеек стакан. А потом уже… Никто и не… Плохо брали уже… Уже по 3 копейки – лишь только возьмите. Ну, и вот, что она там продает, тут же пошла, что-то купила. Ну. Всё… Принесла, там, масла. Масла покупали мы кусочек… Допустим, 100 – 150 грамм. Не больше. Потому что не было холодильника. Клали в масленочку. На два на три дня… Всё. И шли опять покупать. Новый кусочек масла. Так что вот так.

И.С.: Ясно. А про что бы еще вам хотелось бы рассказать?

Н.К.: Ну, а про что еще-то? Ну, про детство?

И.С.: Конечно, самая лучшая пора.

Н.К.: Ну, про детство, что могу рассказать? Интересные были вот эти игры. И мы играли. И родители нас отпускали и не боялись, что с нами что-то случится. Нас было человек, ну, около десяти. С нашей… От одного переулка до другого. Значит, переулок был — Гончарная и Островская. Вот этот кусок — Посадской. Тут довольно-таки много домов. Вот мы все собирались. Ребята и девчонки. И играли. В стукалочку. Что это такое? Люди притом разные… Некоторые люди очень на нас ругались за это. А некоторые как-то спокойно… Вот этим спокойным… Вот тем и делали. Значит, берется… Привязывается маленький камешек. К нитке или к веревке. И длинная — длинная веревка. Далеко тянется. Куда-нибудь за дом. Вот мы стоим за домом. И мы этот камешек перышком, которым раньше писали, прицепляли к раме. И вот дергали за эту веревку. И камешек стучит в окно. Люди выходят: никого нет. Уходят. Тишина. Мы опять: тук-тук-тук… Ну, вот так мы баловались. Ну, а так играли в эти игры. Очень интересные. Потом вот… Не помню, как эта игра называлась… Значит, между двух столбов, как раз около нашего дома… И около следующего дома… Значит, середина у нас была… С одной стороны, допустим, пять человек — ребят и девчонок. И с другой стороны пять человек. На столб вешался какой-то кустик или ветка. И на другой столб ветка. И вот должна была команда, кто-то, прорваться и взять эту ветку. И вот так интересно, так это захватывающе. Ребята… Кто-то прорывался, а его ловили. Все., значит ты выбываешь из игры. Тут бегут – мы ловим. Выбывает из игры. А всё-таки как-то ухитрялись: пробегали, брали эту ветку. И такая радость: «Мы победили!» Ну, такие были игры. Долго в эту игру играли.

И.С.: Как она называлась?

Н.К.: Как-то называлась. Типа… Чуть ли не как-то… Не «черные-белые». Или что-то в этом роде. Ну, не помню я как. Ну, вот играли. А еще у нас… А! Сейчас ещё расскажу. Около дома была горка. Ну, она и сейчас есть. Но она сейчас кажется такой маленькой. А когда мы были маленькие, она казалась такой большой. Мы с этой горки и на лыжах, и на санках. Катались с этой вот горки. И она нам казалась очень большая. А еще… Вот, где сейчас фабрика, там же был огромный стадион. И был зимой каток. Заливали каток. Ну, это вообще было. Что-то! Мы коньки надевали еще дома, потому что на прокат брать коньки — это дорого. И переодевать… Теплушки… Куда девать эти… обувь? Некуда было девать… Поэтому мы из дома шли уже на коньках. Приходили туда. Билет стоил 10 копеек. Мы искали дырку в заборе, чтобы пройти без билета. И вот, значит, ныряли в эту дырку и уже выходили на каток. На катке свет необыкновенный, музыка необыкновенная… И вот мы по кругу катаемся. Замерзли. Шли в теплушку. Была специальная… Такое здание было, которое называлось теплушка. Комната. В которой были лавки. Стояли лавки. И вот там можно было сесть, погреться. Тут трещал какой то, значит, точильный аппарат. Коньки точили. Дядька какой то стоял. Ну, за деньги. По-моему, нужно было что-то заплатить. Ну, это были такие, которые точили. Ну, главное было весело. И тепло, самое главное. Нагрелись. Опять идем кататься. Девчонки – ребята, народу много.

И.С.: Музыка?

Н.К.: Музыка! Все время музыка. Ну, и накатались – обратно. Хоть на четвереньках ползи. Ноги уже не стоят… А надо дойти до дома. И вот по сугробам. Мы шли по сугробам. Чтоб нам только… Мы уже не ехали на коньках. А мы шли. Так было легче. И вот домой придем, скинем эти коньки. И такое блаженство — ноги без коньков. Вот так вот.

И.С.: А на Москва-реке не катались?

Н.К.: Неет! На Москва-реке мы катались на лыжах. На лыжах. Переезжали Москва-реку. Поднимались вверх. Ииии!.. До 113 километра… Иногда даже до Хорошова доезжали. Там лыжня уже была. А потом Москва-река перестала замерзать. И мы уже не могли… Очень давно она уже не замерзает.

И.С.: Ну это, наверное, с воскресенской химией?..

Н.К.: Ну, вот не знаю. Не замерзает и все. Но! Это я еще училась музыкальном училище. Это значит, было мне лет 15. Что я делала. Приходила с учебы, брала лыжи — на электричку. Это было уже где то час, может быть, это время, или двенадцать. Ну, нет, скорее всего, час. Там было, может, немножко занятий. Доезжала до Конева Бора. И каталась в лесу. Одна. Солнце! Снег! И не боялась. Не страшно было. Как-то не было таких вот случаев каких-то, как сейчас. Что творится-то… Никто никого не отпустит. Тем более, одного. Вот я накатаюсь часик-два. Опять на электричку. И домой. Вот такие вот несколько раз. Было. Я помню это. Очень хорошо. Как раз погода такая: не очень сильный мороз. И! Электричка. Солнце. Всё близко. Электричка у нас близко. Лыжи на плечо — и вперед. Там одевали. Накатаемся в лесу. Накатаюсь. Одна! Вот я говорю, я поражалась на себя: как это я могла одна. Вот мне даже сейчас страшно. А иногда бывает… Ах, да! Еще был случай, но это тоже страшный случай. Москва река, когда разливалась вода, всегда подходила к нашему дому. Тут все время стояла какая-нибудь лодка. Ребята катались. И вот один раз мне ребята и говорят… Ребята чуть постарше меня: «Поедем с нами кататься туда». А я плавать не умела. Я говорю: «Поедем!». Это родители не знали. Вот они меня посадили в лодку… Нас было трое: значит, два парня и я. Ну, соседи. Мы поехали. Доехали до середины. Это так страшно! Кругом вода. Притом она такая серо-черная, вода. Течение очень сильное. И вот эта лодка. И мне так стало страшно! Я как подумала… Плавать я не умею. Вода ледяная. Куда меня понесло? Но, слава Богу! Мы обратно приехали, родители мои ничего не знали. Но я на всю жизнь это запомнила. И больше никогда, хотя речка разливалась каждый год, я никогда больше на лодке вот в это время, никогда, не ездила, не каталась. Ну а еще тоже был случай, это я маленькая была, Может быть, мне было лет 7-8. У нас был за линией Вторчермет. А туда привозили — всё. И детские такие раньше были кроватки для кукол. Металлические. Весь металл туда скидывали. Вот мы с ребятами ходили туда… Интересно посмотреть. И вот один раз меня туда взяли. Мои двоюродные братья. Два брата. Они постарше меня были. «Пошли!», — они говорят. «Пошли!» И вот мы по насыпи туда, через железнодорожную… И потом. Смотрим — мать этих ребят с крапивой ходит по насыпи. Ну, думаю — все! Ну, мне-то, конечно, не попало. Попало им. Что они меня потащили через линию, куда-то там какие-то вот эти кроватки смотреть. Детские. Ну, в общем, такие вот приключения были.

И.С.:А плавать научились?

Н.К.: Плавать научилась, только когда стала ездить на море. Это… Хотя рядом Москва-река у нас. И мы купались, но я никогда не плавала. Я вот купалась… Просто так чуть-чуть окунёшься. Ну, так чуть-чуть поболтаешься в воде, и назад. Плавать я здесь не могла научиться. Ну, там течение было сильное. И оно несет. Несет. И я боялась, что просто не смогу справится. Я нет… Я просто не хотела учиться… А вот когда я стала ездить на море. Это было где то как раз, может, в 73 году – в 74. Да, наверное, в это время. И я научилась на море. И плаваю. Ну, сейчас в реках я, конечно не купаюсь. Но в каком-то озере я плыву нормально. В Оке очень сильное течение и в Москва-реке. Ну, в Москва-реке уже вообще никто не купается.

И.С.: А в Коломенке?

Н.К.: В Коломенке купалась, когда была молодая. Сейчас нет. Хотя купаться обожаю. Очень люблю купаться, но возможности нет.

И.С.: А вот еще про Пединститут. Он сейчас там где школа, рядом с Пятницкими воротами.

Н.К.: Да, там был пединститут, где я училась.

И.С.: С какого времени?

Н.К.: Я даже не знаю. Это вот… Там училась моя мама. Она закончила сначала учительский институт. Какой-то… Учительский…

И.С.: В Коломне?

Н.К.: В Коломне! Могла преподавать… Был учительский институт… Могла преподавать только начальные классы. Или там до седьмого класса, раньше было. Потом закончила Пединститут. Заочно, физмат. Вот как раз в том Пединституте. Ну, я так думаю, я уже была, она училась, пятьдесят третий, наверно,… пятый… Такие вот годы. И закончила. И уже преподавать могла 9-10 классы

И.С.: Ну, а вообще жизнь активная была студенческая здесь?

Н.К.: Вот это я не знаю.

И.С.: Вы не наблюдали?

Н.К.: Нет.

И.С.: Ну вы же ходили

Н.К.: Ходила?.. Ну мы только до 7 школы ходили. Учились все в 7 школе, где сейчас медучилище. Вот это была 7 школа. Вот мы ходили туда. Учиться — туда и назад. Больше мы никуда. Единственное, иногда я ходила, где сейчас Музей Деньги. Монеты. Там была керосиновая… Там до сих пор керосином пахнет. Там была керосиновая лавка. А мне почему-то очень нравился запах керосина. Я вот не знаю почему. Хотя мы и готовили… У нас на Посадской летом готовили на керосинках. В коридоре стояли две керосинки. Вот готовили на керосинках. Меня даже иногда посылали с бидончиком покупать керосин. Я ходила туда в эту лавку. А иногда со школы забежишь туда — постоишь немножко. И всё. И бежишь домой. Ну, не знаю, нравился мне запах керосина. Он какой-то такой голубоватый… керосин. Такие огромные… Черные такие… Я помню… Чан, такой, с этим керосином. Вот такой, как молоко раньше.  С большой ручкой… Такая ёмкость… Литр, допустим, там, или пол-литра… Вот они наливали… Этот керосин литрами. Литр, там, тридцать шесть копеек, или сколько там… Восемнадцать копеек стоили. И вот наливали и шли домой… С этим бидончиком… Специально для керосина…

И.С.: Даа! Чтобы еще такого спросить?

Н.К.: Ну, летом когда… Очень часто… Гости приходили. Мы… Вот… Там, где сейчас у нас… Вот этот… Между жасмином и грушовкой –  эта яблоня была. А сейчас остался уже один сучок. Ну, яблоня эта… Я родилась в 50-м году. И там яблоня УЖЕ эта была. То есть яблоня очень старая. Она была такая развесистая. Там стоял металлический стол — во дворе у нас сейчас стоит. Вот на этом столе собирались гости.. И пили чай. Ну, в основном чай. Вина я не помню, чтобы пили вино. Чай… У нас приезжала… Моя… Бабушкина сестра. Она пекла все время пирог, который назывался «блондинка». Типа как бисквитный пирог, промазанный в середине повидлом. А почему «блондинка»… он был такой светлый. Почему-то его называли «блондинка». А пекся он в печке «чудо». Такая «чудо-печка» … На керосин…

Это была такая кастрюля… Плоская кастрюля… В которой в середине было вот такое вот отверстие… Вот так оно шло… Дальше. В крышке… кастрюли. И в самой вот этой кастрюле… Она была плоская такая. Эта кастрюля… Дырочки были. И ещё была такая подставка. Которая ставилась на керосинку. И сверху вот эта кастрюля, уже, допустим там, с тестом. И дырочки эти закрывались. Полностью. Вот они как-то сходились эти дырочки. Допустим, полчаса с закрытыми дырочками. Потом эти дырочки открывали. Уже было… Ну, вы понимаете? Да? Нет? Там… Дос<туп>… Воздух туда проходил. И пирог румянился. Он не был бледным, от того что вот открывались вот эти отверстия, эти дырочки. Несколько штук. У меня эта печка сохранилась. Она у меня сохранилась. Я все мечтаю на ней как-нибудь что-нибудь испечь.

И.С.: А это было в какие годы: в 60 или 50-е?

Н.К.: В шестидесятые-шестидесятые. Да. Это был как раз 58, 60, 62… Вот она приезжала… И всегда пекла нам такой пирог. И мы… Варенье. Пирог. Конфет никогда никаких не было. Это было очень дорого. Мы конфеты не покупали. Варенье и пирог. Вот такой чай. Приходили гости. Вот мы сидели, беседовали, о чем-то разговаривали и пили такой чай. Ну, дети немножко там попьют и убегали. А взрослые оставались. По-моему, разговаривали. Я не помню, чтобы там у них бутылки какие-то были, закуски… пить там… вино пили. Не было такого.

И.С.: Ну, что — к чаю!? Выпьете? Нет? Сколько уже?

Н.К. Пятнадцать минут девятого…

И.С.: Ну, что? Получилось у нас все?

Оператор.: Да-да-да-да! Всё здорово прям.

Н.К.: Ну может быть что-то действительно будет интересно. Ну, конечно, раньше сугробы были. Снимаете ещё? Да?! Такие были сугробы! И вот когда мы зимой с ребятами гуляли, они нас брали на руки и кидали в этот сугроб. Вот полностью! Мы утопали в этом сугробе. Вот такие напротив нашего дома были сугробы. А сейчас снега практически нет. Ну, и конечно, когда морозы были очень сильные. Дома мы ходили всегда в валенках, потому что пол холодный был. И печку… Печку топили два раза: утром и вечером. Но все равно было холодно. За ночь это вымерзало. Я помню… Окна, даже вот со стороны дома, были все-все-все во льду. Во льду. Прохладно.

И.С.: Ну это в самые трескучие морозы?

Н.К.: Да. Дом был худой. Дом очень старый. Ну, вот сейчас, щели, всё мы законопачиваем. Теперь дом будет очень теплый. А в то время… В то время, когда мы начали снимать все эти доски и обшивки… Там насквозь… Дыры! Насквозь были!. Вообще не знаю, как раньше жили. Отопить было практически невозможно.

И.С.: Ну, он просто провалился…

Н.К.: Да. И провалилось. И тут, наверное, прогрызли. Грызуны! А сейчас, конечно, стараемся, заделываем. Наверное, многое оставляем… Все заделываем… Все эти дыры.

И.С.: Да. С вас пример надо всем брать!

Н.К.: Всегда у нас цветы были какие-то. И росли у нас помидоры, без всяких теплиц. И огурцы. Вот просто плантация огурцов. И так ещё лазили дети. И бабушка: «Только на плетья не наступайте, не наступайте на плетья!» И на какой-нибудь промежуточек ножкой наступишь. И срывали огурец прямо с грядок. А почему-то другие овощи мы как-то и не сажали. Потому что все было дешево: лук, морковь, свёкла – мы вообще такие не сажали овощи. Потому что они были 10 копеек в магазине килограмм. Это было очень дешево. А вот сад, конечно, был большой. Яблонь много. Крыжовника много. Вот такой вот был сад… И помидоры, и огурцы. Помидоры даже бабушка возила… Возила… В Москву продавать. Корзинки. Это, конечно, все очень тяжело. А еще, забыла сказать, огород мы поливали тележкой, которая сейчас стоит под сливой. Вот здесь. Металлическая. Которая еле едет. Она… Её еще саму-то надо тащить. Вот на нее ставилась бочка. Тетя моя впереди, я сзади доезжали до басейки. Ведрами наливали эту бочку. Никаких шлангов, ни чего не было. Ничего не присоединяли. Вёдрами. Ведро нальётся – выльем. И там еще немного в горочку вот эту бочку привозили. И уже вечером этой бочкой поливали огород. Бочка огромная. Большая бочка очень. И на следующий день опять за водой, если конечно, не было ни дождей, ни чего. Ну, лета были такие хорошие, не было таких засух, как вот сейчас бывают. Или, наоборот, чтобы заливало. Была такая умеренная температура 23-25. Уже самое большое. Поэтому иногда и не каждый день за водой. Я ездили… Я помню. Я ездила туда. За водой. С бочкой вот в эту басейку… Но речка рядом была. Москва-река. Разутая ходить не любила я, не знаю почему, но всегда ходила в обуви. А все ребята ходили разутые. Потому что какие-то камешки попадались, какие то вот там стекляшки. Я всегда этого очень боялась. И когда нужно было пройти… Когда шли… У нас островки были… Прям почти под мостом. Это чугунный мост, когда был. Там были островки. Вот мы всегда ходили на эти островки купаться. Ну, чтоб пройти на эти островки, нужно было пройти какую-то немножко часть по воде. А там был ил. Для меня это было ужасно. Я не могла идти по этому илу. Ну, думаю, хоть какое-нибудь… Хоть галоши… Какие-нибудь. Но тогда не принято было никаких ни тапочек, ничего Ни резиновых… Не было… И вот с трудом по этому илу… И потом уже на островки. На островке — песочек. Двухэтажные пароходы ехали… С таким: «Чух-чух-чух-чух!» И волны… Мы на волнах прыгали. Потому что волны: вода уходит-уходит-уходит… Потом пребывааает! Это так здорово! Нам всем это так нравится. А ребята куда-то плавали на другую сторону и приносили нам лилии. То ли пруд там какой-то был, то ли что-то… Откуда-то они рвали и приносили нам эти лилии. Ну, конечно, они сразу же вяли. И их жалко было, конечно. Сейчас они вообще в Красной книге, по-моему. Эти лилии… Такие лилии. Водяные. Ну, вот они нам приносили всё время. И нам так хотелось туда сплавать. Вот прям… Хотелось! Но нет! Это страшно!

И.С.: Ну, это знак чистой воды. То есть это кувшинки?

Н.К.: Ну, да. Да. Но там сейчас, по-моему, там уж и нет ничего Это давно было. Давно это было-то. Я говорю, может быть, 58-й, 59-й. Мне было лет 8 -9-10.

И.С.: Ну, на этой прекрасной ноте спасибо, Наталья Николаевна

Н.К.: Пожалуйста, пожалуйста.

ИСТОРИЯ ПРО ГОСБАНК

Всей семьей они жили в прекрасном доме: бабушка, мамина мама, двое девочек (мама и сестра ее), и мамин папа. И такая жизнь продолжалась до 1932 года.

А летом этого года дедушка уехал на военные сборы под Тулу. А в наш дом, в большую комнату, вселили семью из деревни. Они стали бабушке и маме угрожать, что займут все остальное помещение, вместе с садом, и предлагали бабушке продать. А на полученные деньги купить домик. Бабушка испугалась, что все отберут, как случилось у ее братьев,  согласилась на продажу, и сделка состоялась.

(Н.Н. начинает читать странички дневника своей мамы):

«Так мы остались без крыши над головой. Когда узнал об этом папа, было уже поздно. А денег от продаже не хватало даже на сарай. Но в это время было построено новое здание на площади Двух революций, напротив церкви Иоанна Богослова – здание Госбанка, с жилым корпусом в три этажа, на каждом по три квартиры, с общей кухней и санузлом.

Папа в это время работал в Госбанке и был членом ВКП(б). Управляющим Госбанка был Кузьмин, который с семьей жил в здании Госбанка на третьем этаже. Папа обратился к нему, все рассказал, и ему повезло. На первом этаже жилого корпуса еще была свободна двухкомнатная квартира, и ее предоставили семье Мурина Михаила Ивановича (дедушка Натальи Кучеровой, примечание редактора). В другой двухкомнатной квартире жила семья из трех человек: Пискунова Анастасия Степановна, Артемьев Михаил Ефимович, и их сын Валентин (на один год старше меня). А в однокомнатной квартире жила семья Котовских из трех человек: Павел Николаевич, его жена, и дочь Надя (с 1922 года рождения). А на третьем этаже жила моя первая учительница, Серафима Михайловна Панина – строгая, но добрая. Её дочь Надя моложе Веры, но была ее подругой.

У дома был большой сад, который принадлежал Госбанку. Землю сада разделили на участки для проживающих. Они эти участи превратили в огороды. У нас тоже был огород, на котором работали мы все. На огороде росли чудные, сахарные – красные и желтые, — помидоры, огурцы, редиска, лук и многое другое.

Папа организовал всех проживающих, имевших участки, для работы в саду после рабочего дня, и в выходные дни. Так образовалась строительная бригада, которая в саду построила большой стол, и с обеих сторон скамейки. А потом построили шестиугольную красивую беседку с потолком под крышей, и, когда летом ночью было жарко в доме, то некоторые взрослые и их дети приходили спать в беседку.

А утром петухи будили на работу. Тут же был водопровод, и те, кто просыпался, бегали по дорожкам, а потом умывались и обливались водой – перед тем, как попасть в дом.

Жили дружно, и помогали друг другу. Конец лета, поспели яблоки, а яблонь было много, и поэтому яблок тоже. В выходной день все взрослые и их дети приходили в сад снимать яблоки особым приспособлением, и класть их в корзины, а затем аккуратно раскладывать в куче в беседке. Сняв все яблоки (кроме антоновских), делили их между всеми поровну. А потом было чаепитие. Приносили пирожки, пряники, кусковой сахар, варенье. Было шумно, весело, а, когда начинало темнеть, расходились. Всему этому я быда очевидцем, так как папа часто брал меня с собой…»

Наталья Николаевна (завершив чтение дневника):

И, после того, как резиденты «Арткоммуналки» рассказали про конструктивизм, мы, на следующий день, с мужем пошли в Госбанк. Нам хотелось посмотреть, как жили мои мама, дедушка, бабушка. И мы, конечно, были так расстроены! Такое здание, такое огромное, отделанное, крепкое здание полностью пришло в упадок. Все разбито!

Что интересно: из Госбанка была лестница, прямо вход в дом, где жили работники. То есть, не нужно были идти через улицу. Прямо из этого дома, по лестнице, люди приходили сразу на работу.

Когда я была маленькой, я один раз только ходила в этот Госбанк. На меня произвел впечатление очень красивый пол. Потом лестницы, которые поднимались на второй этаж.  И там были кабинки, где сидели, наверное, кассиры, и делали какие-то операции.

Вопрос: Вы сказали, что особое впечатление на вас произвел пол в Госбанке. А какой он был?

Н.Н.: Это была мозаика, мне кажется. Может быть, плиточная. Деревянная вряд ли, наверное. И это было очень красиво сделано. Это же была редкость для нас – плитки. В основном везде были деревянные полы. А плиточные, да с каким-то рисунком, узором, специально как-то уложенные – это сразу, конечно, для нас было очень интересно, красиво, и сразу на это обращали внимание. Вот я до сих пор помню этот пол! Красивый пол…

А окна моей мамы и бабушки выходили прямо на Стометровку — крайние окна, три окна.

Вопрос: А когда ваш дедушка начал работать в Госбанке?

Н.Н.: Сразу, как только Госбанк открылся. 1932 год.

Вопрос: И до какого времени он был старшим кассиром?

Н.Н.: Думаю, что до войны. А потом, после войны, его сразу отправили в Рузу, где он стал уже управляющим Рузским Госбанком.

Вопрос: Вы могли бы вспомнить что-то еще о Госбанке?

Н.Н.:  О Госбанке, наверное, нет, зато могу вспомнить про бани, Банно-прачечный комбинат.

Мы жили на улице Посадской, и, вместе с мамой – я, моя сестра и мама, — отправлялись каждую субботу в баню, потому что в частном доме удобств не было никаких. И каждую субботу мы шли в баню: и зимой, и летом.

Вопрос: Это было целое событие, наверное?

Н.Н.: Конечно! Мы собирали белье чистое, мыло, какие-то мочалки или губки. А позже, глядя на людей, стали брать еще и тазик, эмалированный. Потому что в бане были алюминиевые тазы, с ручками.

Билет стоил десять копеек, чтобы войти в баню. Женское отделение было на втором этаже. Великолепная лестница! Парадная лестница, чтобы подняться на второй этаж, которая с двух сторон по бокам расходилась – и еще выше поднималась. Как войдешь на второй этаж, слева – маленький ларечек, в котором продавали мыло, расчесочки, какие-то мочалочки, одеколон. Мелочи, банные мелочи. Даже был витамин С! В круглых упаковочках. И стоил шесть копеек. И мы любили очень покупать эти таблеточки.

Прямо, как войдешь с лестницы, была раздевалка. Если зимой, то, конечно, все раздевались. И дальше проходили в «холл». Это еще не бани, и не предбанник, а «холл». И все время в женском отделении была очередь! Люди сидели на стульчиках и ждали своей очереди. Могли сидеть полчаса, сорок минут. Потому что женщины очень долго одеваются, собираются! У мужчин никогда не было очереди.

Входим в предбанник. Стоят деревянные лавки, каждая лавка – на три семьи (было три крючочка, на которые можно было вешать одежду, возле каждой лавки). И никогда никакого не было воровства! Хотя все оставляли там. Никогда никто не воровал.

Дальше шли в само помывочное отделение. Стояли мраморные лавки, мощные, и полы тоже были шикарные. Медные краны, один холодный, второй горячий. Тазы с двумя ручками. Сначала ошпариваем этот таз. Потом ошпариваем эту скамейку. И — встаем, начинаем уже процесс.

Душ никогда не закрывался. Там было три кабинки, примерно, и он был все время занят. Вода лилась постоянно. И очень трудно было попасть в душ. Но, если попадешь, и откроешь попрохладнее воду, то – такое блаженство! Это что-то необыкновенное.

И – выходили обратно в предбанник, вытирались, одевались, и выходили обратно в «холл», а там – в уголочке – продавали газированную воду: в конусах таких был сироп. Газированная вода с сиропом. И иногда выходили поздно, когда уже закрыт этот киоск. Но если открыт! И если после бани пили газированную воду – для нас это было лучшее лакомство, для детей. После бани – выпить газированную воду с сиропом.

Загрузить ещё...

Рассказчик Перов Виктор Викторович
Ведущий Сорокин Игорь Владимирович
Дата интервью 16 октября 2015

И.В.: Сегодня у нас 15, да? Или 16? 16.. Сегодня у нас 16 октября 2015 года, и мы разговариваем с Виктором Викторовичем Перовым, жителем коммуналки.

В.В.: Жителем коммуналки с 56-го года.

И.В.: Да, и года Вашего рождения.

В.В.: Да, я здесь родился.

И.В.: Ну, в роддоме или прямо здесь?

В.В.: Нет, ну естественно, нет, конечно, в роддоме (смеётся). Роддом, кстати, вот находился на улице Комсомольской. Он и сейчас присутствует, вот, напротив Протекса. Как он, «Протекс» называется, да? Не знаю. По-моему, напротив здания это был роддом – вот я там родился, на Комсомольской.

И.В.: И какие у Вас первые впечатления от этой квартиры? Первые восп.. Что вы помните?

В.В.: Ммм, кислоту, конечно. Вы имеете в виду вот эту квартиру прямо? Вы о ней говорите?

И.В.: Ну да, да.

В.В.: Нет, ну как, я тут был уже в более таком возрасте, старшем. А когда я родился, мы жили вшестером, нас там было шестеро: две бабушки, сестра и мама с папой.

И.В.: А где? В каком-то частном доме?

В.В.: Нет, зачем? Вот я же Вам показал, где я проп… где мы жили.

И.В.: Ну, вот, в угловой?

В.В.: Да, в угловой квартире. В самой угловой квартире. Вот там была коммуналка.

И.В.: Ну, тогда, в общем, рассказывайте всё, что помните.

В.В.: Конечно, да. Сюда я только заходил в гости довольно-таки часто, в эту семью, она была такая гостеприимная довольно-таки, вот и всё. Нас угощали, ну короче, было свободно. Раньше замков не было, зам.. вернее они были, но они никак не закрывались, я вот помню, что у нас была защёлочка на дверь, ну на ночь, может быть, мы закрывали, а так в течение дня никогда ничего не закрывалось, так же как и здесь тоже – свободно, заходили, ходили.

И.В.: Ну вообще как была устроена, вот Вы со двора заходили или с улицы?

В.В.: Не, вот центральный вход был, где сейчас вот вход в регистрационную палату , вот эта лестница, гранитная или как там она, каменная..

И.В.: Мраморная

В.В.: Ну мраморная, да, каменная лестница. Вот это был главный вход.

И.В.: Она не изменилась вообще?

В.В.: Не изменилась вообще, да. Ну, перила, я не помню, может быть, а сама лестница как была так и осталась. Вот как раз, мои детские впечатления, когда в магазин в  отец однажды послал меня за лимонадом (лимонад тогда был такой напиток, самый такой востребованный), вот, я на радостях бежал с двумя бутылками по этой лестнице и поскользнулся, и упал, вот прям двумя руками вот так на эти бутылки. Вот тут у меня есть воспоминания об этом два шрама (показывает на внутреннюю сторону предплечья). Возили в больницу, зашивали, вот, впечатления об этой лестнице. Крутая, да, тогда это была крутая лестница, а сейчас..

И.В.: Но для ребёнка это вообще крутая.

В.В.: Да, да, да, а радость какая была – две бутылки газировки несли домой, вот так, вот это первое впечатление детства.

И.В.: И если подняться, то Ваша квартира направо, да?

В.В.: Направо, да. Наша квартира направо, и там ещё: раз, два, три, четыре..пять квартир. Там ещё был… Вернее пять комнат, так скажем. Каких квартир? О квартире там понятия не было.

И.В.: Это по Октябрьской революции уже получается ?

В.В: Она угловая: окна выходили и на ту сторону, и на ту, и парк Октябрьской революции сюда. Два окна, я помню, сюда выходили, на площадь, вот, и два..три окна туда, на улицу Октябрьской революции, да.

И.В.: Ну, а Вы нам начертите как инженер-конструктор расположение всех этих?

В.В.: Запросто, я сейчас могу расположение всех этих комнат нарисовать, расположение всех комнат, и даже написать, кто держит. Я помню всех по фамилиям, может по именам не очень, а по фамилиям я всех помню отлично.

И.В.: Ну всё, отлично, тогда сейчас поговорим чуть-чуть, потом дадим Вам в руки карандаш.

В.В.: Да, да, да, я помню во дом, половину, который по Октябрьской революции, потому что там было перегорожено, там был такой закуток такой, был вход закрыт на замок, кстати, он редко открывался, может быть по праздникам.

И.В.: А у них свой вход был?

В.В.: И у них свой вход, вот сейчас тоже там же та же лестница сохранилась, не знаю, там, как там , что-то,  какая-то там организация находится наверху, но лестница там то же самое, такая же, как и здесь, она сохранилась, та же самая лестница. Да, у них был отдельный там вход, но был перегорожен, вот именно вот тут вот лестница, тут перегородочка такая, и там уже что-то хранилось, сейчас не помню, но что-то там было тоже под замком стояло. Вот, поэтому я там, я там знаю людей, но меньше намного: Беловы там жили, Александровы жили, ну, по фамилиям, может быть, вспомню, а вот так, подробности уже вряд ли. А здесь да, здесь-то всё время бывали, бегали. Вот коридор, кстати, вот, вот этот, вот он шёл до самого конца туда, вот там наша квартира как раз. Вот мы по нему бегали, играли.

И.В.: А квартира была, получается, если по коридору бежать, направо?

В.В.: В самом конце, в самом конце, да, прям башкой упираешься. Там был закуточек такой ещё, и вот там как раз была наша квартира. Вот. Вот я и говорю, но она, ну может быть, сравним, была, ну вот с эту, только ещё была перегородка, мы там жили вот вшестером: мама, папа, сестра и две бабушки.

И.В.: Две бабушки мамины и папины?

В.В.: Нет, ну как, я их называю бабушками, одну звали Бабуля, а другую Бабуся – Анна Трифоновна и Матрёна Трифоновна, это её сестра, вот так получилось, что они сюда приехали уже вдвоём, а потом уже моя мама вышла замуж, и они стали вместе жить, вот, так. Отсюда меня водили в детский сад, что, кстати, вот если говорить о районе об этом, то вот сейчас где Маринкина башня, и там теннисные корты такие есть, может видели, там был детский сад, там, вот туда ходил в детский сад.

И.В.: Ну и вообще стены-то не было?

В.В: Как? Стена была. Была разрушена, да. Стена-то была всё равно. Была разрушена, да, потом её восстановили.

И.В.: И домов было много.

В.В.: Домов прям… это всё были дома одни. Вот это всё, что идёт к реке, вот всё были вот так сплошные дома слева и справа. Туда мы бегали, вот тоже воспоминание детства, там под мостом стоял плот, где женщины полоскали бельё, вот это было место нашего купания, мы там купались. Потом там уже плотину сделали, туда ходить стали. И Блюдечко, знаете «Блюдечко» название? Вот туда. Приходишь на Блюдечко, переплываешь на ту сторону Москвы-реки, там был шикарный пляж, я отлично помню, такой мелкий отличный песочек, там был пляж, рядом спасалка, вот там, вот это всё место, где мы, так сказать, молодость, юность вся наша прошла.

И.В.: По крепостям лазили?

В.В.: Нет, я не лазил по крепости, я помню всё, что было это мы заходили в пятиглавый собор, мы его так называем, «пятиглавка», сейчас Успенский собор который, и вот этот… ворота, Пятницкие ворота, вот там. Конечно, состояние церкви было просто ужасное, кошмар, всё, сплошное разорение, вообще ужас, и Пятницкая тоже башня… сейчас, конечно, всё по-другому.

И.В.: Клады Вы искали?

В.В.: Нет, кладов не искали (смеётся).

И.В.: В кого играли?

В.В.: Играли мы вот в основном во дворе, тут у нас во дворе, вот я уже Вам рассказывал. Миша Белов был наш предводитель, так скажем, был штаб под его командованием, нам всем выписывались документы, кто кем был: кто там майор, кто капитан, вот. Было много оружия, ну как, вот такого, как Вы показывали, да, самодельного. Миша Белов, Михаил, как его по отчеству-то… Отец у него танкист, воевал войну, обожжённое лицо, худощавый такой. Забыл, как его звать, вот, и вот Михаил, он так был этим увлечён, ну отлично делал вот эти все пистолеты, я говорю, это же было просто заглядение: покрашенный в чёрный цвет, прямо настоящий, не отличишь. «Шмайсер» был, ну как вот эта часть, основная – две ручки было просто приделано. Всё  это приносилось с этого самого, вторчермет, вот тут вот, на станции Коломна, туда же после войны свозили вот это всё оружие, вот оттуда, и вот туда мы ходили, и там подороже всё доставалось, так сказать. Ну, бралось.

И.В.: То есть можно было найти в металлоломе?

В.В.: Да, ну вот этот «Шмайсер» вот там был и найден, вот эта вот часть его вся, а к нему уже ручки мы сами приделали, так было. Ну я что-то вот, этот вот ППШ-то: «Что-нибудь-то есть своё, родное», я говорю: «Нет, всё сделано». А мне кажется, что-то было у нас тоже, то ли ствол вот этот сам, к которому мы всё приделывали, что-то такое было. Ну, я говорю, у него было книжка специальная такая, где описывалось всё оружие, он очень любил это, очень. И вот он прям, не отличишь: «Вальтер», «ТТ», «Наган» был, ну всё было (смеётся). Вот бегали, играли. Двор у нас был, вот тут сарай был, очень много, сарай, вот по сараям мы тут носились, да, шарабан стоял, слово «шарабан», да?

И.В.: Что это?

В.В.:  Это был такой, ну, как бы  железный такой гараж, из железа сделан, и там вот из магазина хранили, ну, разную тару, там, может, какие-то продукты в начале, потом уже одна тара там была. И вот, по нему, по крышам. Вообще вот из ю… из вот из детства очень много разных выражений, не выражений, а названий, которые сейчас, наверно, уже не применяются. Вот у нас, кстати, там, где я жил, был чулан, сейчас, наверное, такого и не услышишь, «чулан», да?

И.В.: Почему?

В.В.: Бывают, да? Потом у нас был прогал, вот это вот, между сараями и вот тут была Котельня, вот, между сараем и вот этой стеной, Котельня, вот, и прогал у нас там, шарабан. Вот такие были достопримечательности.

И.В.: Ну, прогал только для пацанов, наверное?

В.В.: Да, да, это мы пошли в прогал, мы там стреляли, тоже делали оружие такое, своеобразное, стреляли, да.

И.В.: А в чём своеобразие?

В.В.: Оружия? Объяснять?

И.В.: Да.

В.В.: (Смеётся). Ну раньше гильзы было много, вот мы делали такой вот ствол, вот такой ствол, в нём отверстие прям под размер гильзы, вот, брали вот эту, ну делали ручку специальную, ствол такой толстый, отверстие поменьше — вот такого размера где-то. Вот берёшь эту гильзу, наматываешь туда плёнку фотографическую, она горела, поджигаешь, она горит, пока она горит, в этот ствол запихнёшь, так об стенку его придавишь, чтоб она туда поглубже вошла, и ждёшь, когда выстрел произойдёт (газ скапливается там), и эта гильза пробивала  железо, вот такие были тоже игры у нас. Очень много было оружия. Сабли были у нас. Ой, чего только не было, у нас здорово, здорово было! Сейчас таких дворов, наверное, уже не осталось.

И.В: Можете перечислить команду Вашу? Отряд?

В.В.: Ой, команду. Ну, вот я говорю, всё это Миша Белов, Михаил Белов возглавлял всё это дело.

И.В.: Он старше был?

В.В.: Да, да, он старше! Ну, я думаю, лет на 5 он меня старше, да, ну, так где-то в среднем. Ну, кто был, Заев Слава был, я был, потом ребята – Анатолий Банов такой вот был с этого дома, чуть-чуть пониже, там, где молочный магазин, вот, ну кто, Володька Смирнов из 7 дома правда уже . Много нас было. Кстати, двор, он объединял как-то все дворы, во-первых, потом вот уже все эти загородки сломали, но он был общим, как сейчас, вот, а до этого сюда вот, вот фотография тоже, где вот они стоят, вот эта бригада, там нас всего три человека, а остальное всех, вот, других, со всей округи здесь были.

И.В.: Это вот про это?

В.В.: Да, да, да. Вот нас там трое, вернее меня там нет, а трое жильцов, которые, вот, Саша Невский, вот кстати Невский, вот, Невский, Заев и вот Смирнов. Ну, много, много, тут было очень много ребят.

И.В.: А фотографией кто увлекался? Чей фотоаппарат?

В.В.: Вот это я не могу сказать, может быть, отец мой фотографировал, у него был фотоаппарат, не знаю, а раньше фотографией все увлекались, у всех были фотоаппараты. Были такие смены..

И.В.: Пленки не осталось?

В.В.: Пленка в смысле? Негативы? Негативы? Может, и осталась, лежат.

И.В.: Посмотрите, вдруг там много чего про двор как раз.

В.В.: Я, вот, в основном, когда шёл к Вам, фотографии просто смотрел, перебирал, а, может быть, у меня вот фотография осталась, мы на крышу туда лазили, загорали всё время, вот, у меня осталась. Там была фотография, вот, Смирнов, я и Славка Заев, мне кажется. Вот, они потерялись, я их чего-то не нашёл. А так вот крыша… Кстати, вот там тоже, где вот идёт демонстрация, посмотрите там на крыше человек стоит, видите?

И.В.: Да, вижу.

В.В.: Так что вот крыша, она была обитаемой там, туда постоянно лазили.

И.В.: Ну а что было, подвал или крыша более такое пацанское место?

В.В.: Подвал, не… Подвал был..  Подвал был… Подвал, вот подвал, кстати, спускаешься с этой лестницы, и дверь эта была вела в подвал. Там всё время было темно. Чтоб туда зайти, нужно было включить выключатель, он был такой весь изломанный, что провода все, значит, наружу вывернуты были, и у нас был такой прикол, можно сказать, «иди там свет включи». Идёшь, там надо пощупать было, и било током в этот момент, ну, так легко, не очень, вот был такой. И в подвал, в подвале хранились продукты, я помню, картошку, вот это всё, капусту, чего там только не было, все банки там были. Нам доступ туда был запрещён, там было темно, я вот сейчас вспоминаю: с фонарём там идти было страшно даже! В те времена-то, конечно! Поэтому в подвал нет. Крыша, да, по крышам бегали. Здесь везде, всё в округе по крышам.

И.В.: А тут можно перебежать с одного дома на другой?

В.В.: А что, тут всё соединяется вот так с самого конца, до 209 дома

И.В.: Понятно, а ту сторону нет?

В.В.: В ту сторону нет. Он кончался вот здесь. Вот за ним было, это самое, ресторан «Маяк». Она же была, называлась Пьяной улицей вот эта Зайцева. Она сейчас, кстати, такая же (смеётся). Тут одни пивные заведения были: пивной бар, ресторан «Маяк», ну и всё было, вот. А туда уже да, не пробежишь.

И.В.: А ресторан «Маяк» стоял точно на месте, где сейчас стоит магазин «Спортмастер» или как-то он подвинулся?

В.В.: Да, «Спортмастер» тоже сделали сначала ресторан «Коломна», а сейчас всё. Нет, то же самое, да, мне кажется. Появился фасад, а так на том же самом месте.

И.В.: Ну, мне кажется, он как-то из красной линии выбивается. То есть во двор задвинут.

В.В.: Ну да, да, да.

И.В.: А арки въездные были?

В.В.: Были.

И.В.: Две или одна?

В.В.: Арки… Одна, мне кажется, одна. Арка была одна.

И.В.: Со стороны…

В.В.: Да со стороны, здесь не было вообще никаких арок.

И.В.: Со стороны Октябрьской революции?

В.В.: Да, со стороны Октябрьской революции были ворота такие. Такая большая арка.  Вот через эту арку продукты привозили, я помню, ещё на лошадях. Извозчик привозил продукты вот в «Огонёк». Тут был магазин «Огонёк», тут был посудный магазин, какой-то я помню, соломы очень много от него было во дворе, в неё прыгали с крыш, вот. «Огонёк» магазин, уже «Три поросёнка» я тоже как-то уже не застал, «Огонёк», спортивный вот этот магазин и какая-то галантерея, мне кажется, был ещё магазин, галантерея. Вход на углу как раз – вот на фотографии видно тоже. Вот это была галантерея , вот такой магазин, потом «Синтетика» стала, потом «Энтузиаст» стал, а сейчас уже там что-то серебро, золото, всё меняется.

И.В.: Мне кажется, строительный какой-то.

В.В.: Был, «Энтузиаст», а сейчас уже там другой. Я говорю, меняется прям на глазах всё (смеётся). Вот, да.

И.В.: А «Огонёк» когда стал называться?

В.В.: Ну, вот в мою бытность уже «Огонёк» был, я уже не помню «Три поросёнка».

И.В.: А в витрине не помните этих поросят?

В.В.: Ну что-то как-то может быть с трудом, потому что я говорю, мы уже совсем были, ну, может быть, маленькие, что первое, ну, такое впечатление, ну, три поросёнка таких весёлых стояли. Ну, что-то так. А вот уже досконально я не помню. Уже я магазин «Огонёк» помню, а не «Три поросёнка».

И.В.: Ну это был какой-то особенный магазин или обычный?

В.В.: Ну, для нас он был обычным магазином, ничего особенного там не было: кондитерка, винный отдел. Вот Вы говорите, что винный отдел какой-то достопримечательный был, мне кажется, нет. Обычный винный отдел, «Гастроном» даже был лучше. А самый лучший винный отдел вот это был магазин «Вольники», назывался. Знаете, где «Вольники»?

И.В.: Знаю, это если вниз на Зайцева?

В.В.: Вниз, туда к речке, вот с левой стороны магазинчик такой большой – вот это был магазин «Вольники», он снабжался от Москвы, вот там разнообразие было. Если нам что-то нужно было: ликёры, наливки, там, ром – всё, шли только туда.

И.В.: В каком же возрасте?

В.В.: Ну, это уже попозже, когда я уже учился в школе (смеётся).

И.В.: С какого класса начали?

В.В.: Когда я первый раз выпил, я отлично помню. Это было именно здесь, я прекрасно помню этот момент. А раньше вот здесь в коммуналке дружные люди были-то всё-таки в конце концов, хотя было и так и так, и по-разному, и ругались, и всё,  но в конце-то концов дружили: и поминки, свадьбы. Собирались все вместе, так и было. Про свадьбу я помню одно-единственное, когда Володька Ермаков женился, я вот её только помню, а поминок-то было достаточно много. И вот на одних из поминок мы… Сначала взрослые сидели за большим столом, а потом сажали детей, вот, сели, вот тут вот Оля Белова, сестра Миши, она сидела напротив, ну и раз втихаря мне красненького плеснула. Вот это была первая самая выпивка. Я не помню, сколько мне было, но я был довольно-таки маленьким. Ну, было весело.

И.В.: Ну 5 лет, 10?

В.В.: Ну да, наверное, около 10 лет, где-то вот так, но не 5, вот. Было весело. Мы потом ходили по улице, вот это первая была выпивка. А потом мы выпивали и ходили, а, значит, вот Яна Грунта, сейчас да, улица? За ней вот сейчас этот «Золото» магазин, а потом там маленький такой вот магазинчик, вот. Там не магазинчик, а какая-то топография, что-ли, сейчас вот. Он такой немножечко углублён, такой маленький, небольшой. Там разливали вино грузинское, вот, и я даже знаю, кто там разливал. Это был отец моей одноклассницы. Мелкадзе его была фамилия, вот, он там разливал красное вино. Туда вот в 8 классе уже, мне было уже побольше лет, мы туда ходили,  он нам наливал всё время. Бутылку грузинского красного винца. Кстати, с Валишевым распивали (смеётся).  Потом шли на танцы. А что такое танцы были! Вообще супер! Вот они рядом тут были. Бегом бежали туда.

И.В.:  Это что за танцы? Танцплощадка?

В.В.: Ну, да, это был городской такой, да, парк, ну так это можно назвать, и там танцы. Сначала там духовой оркестр, я помню, когда мы были совсем маленькими,  а потом ВИА, да кстати, вот этот Невский Александр, ну, он такой любитель музыки, меломан такой, он там играл даже, вот, у него образование было музыкальное,  и он играл там в одном из ВИА, потом он в оркестре играл в духовом в этом училище, вот такой был, музыкальный, очень любил музыку. Кстати, он недавно здесь был, в Коломне.

И.В.: А он где живёт, в Москве?

В.В.:  Сейчас в Москве, да. Приезжал сюда. Вот они дружат, вот, с Володькой Смирновым, и так они всё время контактируют, но не более, наверное, того. Вот, а схему я могу составить, кто где жил, прям запросто. Отлично, я отлично помню, кто, где жил.

И.В.: Хорошо, сейчас мы ещё прогуляемся по улице чуть-чуть, да, чтобы нам как-то уже, прежде чем внутрь зайти. Вот, Вы помните здесь какие-то особенности вот этой Пьяной улицы? Тут же всё изменилось очень сильно

В.В.: Да, да. Нет, сама улица-то, она не поменялась: как дома были, они такие и есть, они так в очередность такую идут, они даже ничем не поменялись дома, а вот сама площадь, да, поменялась. Тут была такая огромная арка, я помню, вход в этот парк, вот, скамеечки стояли, мы всё время там с бабушкой. У меня фотография даже есть: мы с бабушкой на скамеечке на этой сидим, вот. Тут всегда вечером было очень много народу, все выходили на улицу. Почему-то раньше выходили на улицу, сейчас, мне кажется, вот как-то идёшь по этому району, пустынно как-то – никого нет. А раньше тут было очень много народу, вот. Потом ещё попозже сделали такие два… такие две доски почёта, так можно назвать, с одной стороны и с другой. Там фотографии висели передовиков этих, коммунистов коммунистических времён советских. Да, вот тут берёзка, их было две. Она как была, так и осталась, вот эта береза. Ну, всё.

И.В.: Она была перед аркой или как?

В.В.: Нет, арка была вот с этой стороны…

И.В.: То есть арка была ближе к березе?

В.В.: Арка была вот, вот на этом уровне, наверное, на уровне окна даже, вот так, ну чуть-чуть, может, сюда сдвинута. Вот, на уровне окна была вот эта арка, большая. У меня, кстати, есть и арки фотография, я что-то тоже не нашёл: мы с мамой стоим – я, сестра, мама — и вот, это, на фоне этой арки. Есть, всё есть, надо только поискать.

И.В.: Будем ждать, будем ждать.

В.В.:  Может, даже в негативе, где, правда, надо поискать. В негативе было много, ну надо искать. Сейчас, кстати, с негативов очень хорошо делают цифру, я сдавал, вот.

И.В.: Ну, даже лучше, если это будет в электронном виде, не в распечатанном.

В.В.: Угу. Ну а так, ничего тут особого не изменилось. «Гастроном», всё как было, так и осталось.

И.В.: Переход подземный всегда был?

В.В.: Нет, Вы что? Не было никаких переходов. Да раньше машин-то не было. Тут ходили, я не знаю, как хочешь, так и ходили. Даже пешеходных переходов не было. Переходили улицу Октябрьскую, переходили в любом месте. Сейчас как-то стали просто из-за потока, из-за машин. А раньше-то какие-то… проедут две каких-нибудь легковушки, два грузовичка. Такого не было. Кстати, улицу Октябрьскую называли Большухой почему-то всё время.

И.В.: Большуха?

В.В.: Да, «пойдём на Большуху». Да, мы не звали никогда Октябрьской революции.

И.В.: Ну, светофоры же всё-таки были? Вот, у Вас из окна был виден светофор.

В.В.: Да, да, светофор был, да. Светофор, он, наверное, был единственный, больше не было.

И.В.: На всю улицу?

В.В.: Да, а что тут…

И.В.: Потому что рядом милиция или почему?

В.В.: Нет, потому что была центральная улица такая, центральный. Это же был центр, был ГорИсполКом, вот это здание, вот, тут всё время парады устраивались. Делали деревянную трибуну, и парады всё время здесь. И поэтому, вот, наша комната, вот эта угловая, она очень пользовалась популярностью, все к нам приходили, все приходили к нам на 7 ноября, на 1 мая. Все были у нас, все смотрели демонстрацию.

И.В.: Ну то есть как, как в телевизоре?

В.В.: Да, да, да. Прям это было прямо уже закон , что на 1 мая все придут к нам смотреть демонстрацию.

И.В.: Не было желания пройтись, чтоб, ну, быть в гуще событий, чтоб на тебя посмотрели?

В.В.: А как же? Мы же шли. Раньше в демонстрации мы участвовали все, и со школы идёшь, машешь рукой, кто там смотрит, мама, папа, бабушка, там, знакомые постоянно,  мы ходили и махали рукой, кричали: «Ура! Да здравствует КПСС! Ура!» Было, было. (смеётся). Да…

И.В.: Про роддом, про детский сад сказали, про школу не рассказали.

В.В.: Школа №26, где сейчас этот Центр социальной…ну, на Номанской улице, сейчас он называется Центр социальной чего-то там…  поддержки…чего там, не знаю точно, как он называется. А это вот была 26 школа, мне кажется, одна из самых лучших в Коломне. Вот я там учился.

И.В.: И все 10 лет там?

В.В.: Да, все 10 лет там. Нет, начинали мы, правда, знаете где? Ещё была 5 ещё школа какая-то, она была, вот, где мемориальное кладбище, там было просто кладбище. Вот напротив этого кладбища была школа сначала, но я там прям, я не знаю, наверное, и года не отучился, вот, и потом стал там ГоркомКомсомол в этом здании, здание такое капитальное, каких-то, наверное, времён давних, кирпичное такое. Там ГоркомКомсомол стал, а мы стали вот в школе учиться в 26.

И.В.: А сейчас его нет, что — ли?

В.В.: Нет, там всё же снесли. Там стоит Дом Торговли и гостиница на этом месте. Кладбище какое там шикарное было, такие памятники, всё это снесли, к сожалению. Мы даже наблюдали, как это сносилось, потому что мы ходили туда на перемену гулять, и мы же видели всё это, как это всё сносится. Это очень обидно, конечно. Я не в ущерб этому мемориальному кладбищу говорю, я ничего против так не имею, но такие достопримечательности снести! Нет, мне кажется, просто, не надо было этого делать. Там было очень красиво, очень, такие памятники людям, вот этим самым богатым людям,  купцам, надписи были такие. Ну, я сейчас уже не помню, не скажу, там, кому, чему, было очень там здорово, вот.

И.В.: И куда это всё, куда эти надгробия огромные?

В.В.: Я понятия не имею, куда это всё. Чёрный мрамор.

И.В.: Гранит.

В.В.: Ну или гранит. Куда это всё дели, я не знаю, может, просто с землёй сравняли. Там ещё начали котлован какой-то рыть, я помню. Мы там черепа находили, даже один из нас там кидался этими черепами. Хотелось, чтобы получше было бы. История! Историю свою зачеркнули! К сожалению…

И.В.: Это какой год?

В.В.: Ну, какой год, я шёл в 63-м, наверное, поступил в школу, вот в 63-м , 62-й – 63-й, где-то в это время, может, чуть, постарше.

И.В.: Ну да, зачем история, если мы уже в космосе.

В.В.: Ну, космос… Космос это… Вот я сейчас радуюсь, хожу, смотрю на Успенский собор, да. То, что я там видел в своё время и то, что сейчас, вот эта площадь вся. У меня, кстати, вот фотография тоже, я разбирал, но я думал, они не нужны, у меня фотография Успенского собора есть, тех времён, раскрытый весь, купола, один только вот этот посередине, золочёный, а остальные все были… Всё раскрыто, всё загажено. Сейчас душа радуется, замечательно всё.

И.В.: Может, надгробия найдутся?

В.В.: Не знаю, может быть. Не, вряд ли, мне кажется. Мне кажется, там всё под трактор. Это всё ненавистно было никому, всё уничтожалось, много примеров таких. Жалко…

И.В.: А Вы в каком поколении местный житель?

В.В.: Вот именно в этой?

И.В.: Ну вообще.

В.В.: Да, а вообще-то да, я, наверное, тоже во втором, наверное, да. Ой, в третьем.

И.В.: В третьем?

В.В.: Смотрите, была бабушка, да, потом мама и я. Да, в третьем.

И.В.: А родители чем занимались?

В.В.: Ну родители у меня были интеллигенция. Мама преподаватель в 7-й школе, вот тут 7-я школа, преподавала биологию, вот, а отец в МИТИ, инженер.

И.В.: А сюда они как попали?

В.В.: Ну, вот, да. Тоже целая история, наверное. Я думаю, они сюда попали где-то, ну, конец 20-х, начало 30-х годов.

И.В.: Родители?

В.В.: Нет, бабушка, потому что они жили, они родом вернее из деревни, под Малино деревня, блин, забыл, как называется, у меня записано где-то, мы туда даже ездили, вот. А они оттуда родом. И вот, видно, в это время, когда там раскулачивание, там ж есть фотография, где мой прадедушка, да, так что-ли? Или пра-прадедушка он там… Есть фотография: огромный дом, вся эта огромная семья, там человек, наверное, десять семья была, вот как раз три сестры оттуда, из этого дома. И, видно, когда это началось раскулачивание, может, они не были кулаками, но что-то началось там, я так думаю, потому что они все оттуда разъехались почему-то: кто в Москву, кто в Коломну. Ну, вот, одна из сестер сюда, мне кажется, приехала первой – Галина Трифоновна такая, сестра, вот. Вышла она замуж за впоследствии секретаря Текстильмаша , секретарь ПолКома ТекстильМаша, и вот здесь они получили квартиру. И квартира была большая, большая квартира, в ней много комнат было, ну вот, а потом уже приехали две сестры ещё к ним подселились, так скажем, ну, не знаю точно историю, не могу сказать. Но я так понимаю они к ней подселились, вот, потом они переезжают, и началось вот это уплотнение, начали всех уплотнять, вот. Бабушка моя вышла замуж, она стала Лебедева, были они Кочановы, а стала она Лебедева, вышла замуж, вот, родилась моя мама, ну и потом моя мама вышла замуж — сюда приехал мой отец жить. Вот так мы оказались здесь.

И.В.: Отец тоже коломенский, нет?

В.В.: Отец не коломенский, отец родился вообще в Питере, в Ленинграде, вот, потом была там целая… переезды многочисленные у них, потому что у них отец был тоже по партийной линии, Нарком какой-то там, вот.

И.В.: То есть дедушка Ваш?

В.В.: Да, да, да. Дедушка, Перов, вот. Но множество было переездов: в Мичуринске они были, потом, а потом вот в Коломне оказались. Ну вот, отец тоже приезжий. Ну, так, они оказались все здесь. И вот в 56-м году я родился, и в каком году тут расселение произошло, мне кажется, где-то в 80-х годах, наверное, уже.

И.В.: То есть ещё в советское время, да?

В.В.: Да, да, в советское время расселили нас отсюда, к сожалению, да, конечно.

И.В.: Ну, то есть кто-то радовался, а Вы нет?

В.В.: Я не рад, и мама, я помню, не рада была, а потом я получил такую квартиру вообще. Я не женат тогда был, но квартиру мне дали, вот, зелёные такие дома, малогабаритные, 11,6 кв.м. Такая комнатка. Ну, правда туалет, там, ванная, тоже малогабаритное всё, ну ничего хорошего. Нет, никто не рад, вот из моей семьи, мы были не рады оттого, что мы отсюда уезжаем. Тут был мир, цивилизация, тут всё было. Тут было здорово, тут было весело, интересно, просто район сам, он и сейчас остаётся таким, хорошим районом, интересным. Поэтому особо не радовались.

И.В.: А вот кухня, готовили, то есть всё это было как-то регламентировано, был какой-то свой порядок, как убираться, как готовить, или Вы к этому не касались: поел, убежал во двор, да? (смеётся).

В.В.: (Смеётся). Ну, да, да, так и было. Подойдешь к бабушке, да, скажешь, ну самое вку… самое вкусное, что она могла дать, чтобы бежать во двор, это, белый хлеб, намазанный маслом и посыпанный сахарным песком. Вот эо было да… Бутерброд , и на улицу. На улицу прибегаешь, во двор первым делом: «Дай откусить!»  Вот такое выражение было: «Дай откусить!» «Ну, на, откуси!» (смеётся) Жили так, особо нехорошо. А кухня я помню, я почему, я отлично помню. Вот, по периметру, сначала даже были какие-то такие они, я не помню, не знаю уж чем, дровами, наверное, топилась, были до самого конца, когда уже газовые появились кухни, ой, плиты, был такой счётчик, я помню, газовый, вот такого размера, во, газовый счётчик висел, вот. Даже они ещё сохранялись, потому что я помню, что в этих печках пекли куличи. Куличи, Пасха —  при советской власти всё это было, это никуда не ушло. Постоянно это всё было. Куличи и Пасха, вот.

И.В.: А плита где стояла? Или это прям была конструкция такая из кирпича?

В.В.: Да, да, да, были такие печки такие были, с заслонками даже. Туда надо было ставить, вот заслонку снимаешь, и туда ставишь, такие были печки. Потом это всё снесли, сделали там перегородку, там стала ванна, ванну нам поставили туда, там была ванна, правда никто не мылся там, ну или мылись, там, очень редко там. И вот так вот у дверей простояли эти газовые плиты. Да не было никакого регламента, все заходили и готовили всё, что угодно, туалет общий был, общий туалет, корзинка с газетами. (смеётся) Вот.

И.В.: Не было, как многие рассказывают, круги висели, у каждого свой круг был? Ну, на которые садиться, стульчаки.

В.В.: А, да, были, наверное, были, были, да, круги были, да, было. Ну, не у каждого, но было. Сначала был общий, общий мужской и женский, потом женский отдельно как-то сделали. Ну, в общем, общаг короче.

И.В.: До какого возраста Вы здесь?

В.В.: Ну, до какого возраста… Ну, может лет двадцать пять, наверное, я думаю

И.В.: Ого

В.В.: Да

И.В.: То есть Вы уже и в институте поучились?

В.В.: Да, да, я уже всё.

И.В.: Да, вот про школу, давайте, а то мы никак не дойдём.

В.В.: Ну, школа, да, ну, и чё, чё, отличная школа, отли… Вот у меня, сейчас дружим с выпускниками до сих пор, отличные у меня впечатления, вообще, замечательная школа, преподаватели хорошие, чё ещё сказать про школу. (смеётся)

И.В.: Ну и в общем Вы выбрали путь инженера, да, как… как отец?

В.В.: Ну, да, учился я после армии. Я армию ещё отслужил в 78-м году. Вернулся из армии, поступил в институт, отучился, потом работал, ну.

И.В.: А институт какой?

В.В.: Вот наш Политехнический.

И.В.: Угу.

В.В.: Ну всё, и работа, работа, семья, всё как обычно, ничего особенного. (смеётся) Вот коммуналка была, вот это была особенная, а сейчас всё однообразно, а коммуналка да, даже больше не коммуналка, а двор, двор притягивал, двор – вот где было общение, вот где был центр, вот куда хотелось всё время – во двор, тут были друзья, знакомые, тут было всё, гитары, музыка, там, я не знаю, что, расшибец.

И.В.: Расшибец это что у нас такое?

В.В.: Это такая игра была: сбрасывались – ставили, кидали такую…

И.В.: Биту.

В.В.: Биту, да, расшибали, брали деньги. Расшибец, лопта, я помню вот так.

И.В.: А клали монеты?

В.В.: Монеты, да, ну обычные монеты, складывались там, человек, сколько там, 10, допустим. И бросались, кто ближе кинет, ставили такую горочку на полцы, отходили на определённое расстояние и бросали, кто ближе к монете кинет, там, тот и расшибает.

И.В.: Но при этом нельзя было её задеть?

В.В.: Нет, ну когда наоборот, если задел, если там что-то перевернулось, и на орёл, то уже деньги твои были.

И.В.: Ну это орлянка?

В.В.: Ну или орлянка, мы называли её расшибец, да. Пристеночка там была, яйца катали, лапта была, 12 палочек мы её называли, тоже.

И.В.: Почему?

В.В.: Ну, потому что было почему-то 12 палочек, вот эта доска, представляете, да? Вот, положили бревно, положили палку на одну сторону вот эти 12 палочек, вот, дальше не помню, что происходило. Потом разбивали её, они все врассыпную эти палки, вот, не помню правила, ну, надо было что-то ловить, там, вот, такая была игра. Футбол был…

И.В.: Ну это не лапта, когда летит этот чиж, и ты его бьёшь?

В.В.: Ну, не, нет, это другое было, это немножко другое, вот 12 палочек, эта вот лапта была тоже

И.В.: 12 палочек интересная

В.В.: Да, да, ну, так вот она называлась 12 палочек, я её, правил не помню, я так доска 12 палочек, клали, разбивали, что-то там ловили, вот.

И.В.: А ловить чем нужно было?

В.В.: Руками, конечно.

И.В.: Руками?

В.В.: Да, да, да. Кто-то водил там, что-то такое было

И.В.: Интересно это восстановить, 12 палочек

В.В.: Тут чего только не было, сама коммуналка на втором месте. Двор был на первом, всё здесь происходило: футбол, хоккей площадку постоянно заливали, постоянно, шланг с котельни вытаскивали, вот, котельня была, вот тут в углу, она, может, сейчас есть, там дверь-то есть. Там что-нибудь есть внизу, не сходили? Интересно. Мы там тоже, кстати, выпивать туда ходили с кочегаром. (смеётся)

И.В.: Да? Кочегар кто был?

В.В.: Ну, кочегаров там… Тоже менялись они, ну, кочегаров я не помню. Так что был и футбол, и хоккей, и перекладина стояла, вот Саша Александров крутил тут солнышко на ней.

И.В.: Он гимнаст был?

В.В.: Да, да. Гимнаст, заканчивал пед, потом поступил в пед, спортивный такой был. Тут много кто был, и боксёр был такой, забыл, Вале… Валера его звали, ну, груша висела, боксировал тут по утрам

И.В.: Где, в коридоре?

В.В.: Нет, зачем, во дворе всё, всё во дворе. Ну вот они не с 205-го, а с 207-го, вот.

И.В.: Ага, а груша висела день и ночь?

В.В.: Да, груша висела, здоровая такая, я помню, боксировал. Ну, велосипеды у нас были, произошёл пожар: велосипеды эти сгорели даже, был такой случай.

И.В.: В каком-то сарае?

В.В.: Да, а у каждого был сарай, у каждой квартиры был свой сарайчик, погреб там был у кого-то. Кто-то копал погреб, тут обнаружили, я помню, Солилов, кажется, копал тут погреб, и наткнулись на залежи этого самого, зерна. Зерно было зарыто! То есть оно уже чёрное такое, почернело, и выкапывали это зерно, целая гора зерна было. Вот что-то закопал

И.В.: С какого времени, интересно.

В.В.: Да, да Этому так особого значения не придали, но, я отлично помню, была целая гора зерна, чёрного такого

И.В.: В каком месте?

В.В.:  Ну, сейчас уже не объяснишь.

И.В.: Мм.

В.В.: Сейчас уже всё по-другому.

И.В.: Ну это, как Вы думаете, довольно свежее было зерно, там лет 50 пролежало или, может, лет 500 пролежало?

В.В.: Ну нет, не 500, 500 это там оно сгнило, может быть, всё. Довольно-таки свежее, ну, можно было отличить зёрна-то, чёрные они были, вот. Ну а чё тут было время. Тут же вот эта улица, она извозчичья какая-то была что-ли, да? Вот эта вот площадь сама. Может, в те времена…

И.В.: Рынок скорее всего был.

В.В.: Ну, да, да, фотографии тут посмотришь, извозчическая площадь, стояли извозчики, торг шёл какой-то, может те времена Я даже не знаю, когда этот дом построен был, что-то хотел найти в интернете вчера, даже не нашёл.

И.В.: По стилистике где-то середина, вторая половина 19-го века.

В.В.: Да?

И.В.: Ну, да, так. Ну и в общем-то уже по масштабам: окна большие, смотрите

В.В.: Ну, а с какой целью он строился?

И.В.: Ну, внизу магазины, а наверху гостиница.

В.В.: Гостиница была всё-таки изначально, гостиница, изначально да?

И.В.: Да

В.В.: Потом что-то говорили тут был какой-то народный театр, туда-сюда

И.В.: Вот это я ничего не знаю, никто не говорил.

В.В.: Было, было. Вот как раз тут

И.В.: Прямо здесь?

В.В.: Да, да.

И.В.: А где же сцена?

В.В.: Нет, ну всё ж перестраивалось, чё там, долго перегородки, что-ли эти, ну был, был, тут чё-то народный театр какой-то. Вот так вот по экскурсии где-то, если бываешь, то кто-то говорит, что тут был народный театр, потом уже это стало квартирой, на квартиры всё поделили, может быть так.

И.В.: Не знаю, нам никто ещё пока не сказал про народный театр.

В.В.: Говорили. Был, был, был, был здесь, да

И.В.: Но это в детстве всё?

В.В.: Нет, зачем, вот, сейчас уже.

И.В.: Кто-то, может, что-то перепутал.

В.В.: Да, нет, не знаю, может быть, но вряд ли, ну.

И.В.: Мне кажется, настолько естественно из гостиницы сделать квартиру, ну как бы раздать просто людям.

В.В.: Ну а потом народный театр это же не значит, что там какая-то сцена или там огромное помещение. Может, какой-нибудь небольшой комплекс. Собирались они там что-то, репетировали просто там. Ну был такой разговор, что здесь был народный театр, после революции, наверное, сразу, я так понимаю. Раз народный театр, значит это где-то.

И.В.: А может быть, там, где кухня?

В.В.: Может.

И.В.: Было какое-нибудь помещение.

В.В.: Да, потому что комната была большая. Да, да.

И.В.: Где можно устраивать какие-нибудь сборища.

В.В.: Может быть, может быть, да.

И.В.: Там же рассказывали, что одна из квартир это отгородили от этой большой кухни. Вот, та, которая сразу от лестницы окнами во двор.

В.В.: Ермаков.

И.В.: Да.

В.В.: Я это не помню. Я помню эту квартиру, но то что

И.В.: Они, у них сначала было маленькое , а потом они вдвинулись, расширили

В.В.: Нет, таких подробностей я не знаю

И.В.: Наверное, это было где-то в общем после войны, может быть.

В.В.: Да, наверное, может быть.

И.В.: До Вашего рождения.

В.В.: Да, да. Этого я не помню, не знаю, подробностей этого, меня не было. Да… Потом же вот тут тоже напротив была квартира, она рухнула в своё время.

И.В.: А Вы помните, как там, трещина была или что, почему она рухнула?

В.В.: Да, да, была трещина.

И.В.: Трещина?

В.В.: Вот тут, да. Да, её подпирали сначала, чё-то там делали, даже чё-то кладку какую-то, потом всё-таки разрушили.

И.В.: Может, это и послужило выселению, нет? В каком году?

В.В.: Вот, я говорю, где-то в 80-е годы всё это произошло, выселили.

И.В.: Нет, а трещины?

В.В.: А, трещина была, когда рухнуло всё? Нет, раньше, намного раньше.

И.В.: Да?

В.В.: Да, да.

И.В.: А куда делись люди, которые там жили? И кто там жил?

В.В.: Жила там очень весёлая семья такая, у них из окна всё время лилась музыка какая-то. Чёрный кот. Чёрный кот тара-там… (смеётся) Я забыл. Я забыл, как звали. Так вспоминаю… А, Валера, помню, Валера это был…

И.В.: Ровесник?

В.В.: Нет, муж был, её муж и ещё мама была её. Вот такое чё-то было, вот это я помню. А фамилию забыл. Не помню фамилии. Ну был Валера это был муж и ещё мама, вот такая семья была как бы. Ну чё-то было такое. Весёлые такие.

И.В: И пока Вы здесь жили, они уехали, квартиру сломали?

В.В.: Да, квартиру сломали уже, да, уже всё, не стало этой квартиры.

И.В.: Интересно, почему там, с той стороны, может быть, ну как, какая-нибудь вода, отсыревало, может быть, что-то?

В.В.: А, я вспомнил. Там же стали строить ресторан новый. Ну, и вырыли котлован, вот это, наверное, послужило обрушению.

И.В.: А, и это, фундамент пошёл.

В.В.: Да, да, да, точно. Да, там же всё снесли, вырыли котлован, и вот, наверное, вот и послужило поводом для этого разрушения, точно, точно.

И.В.: А тот ресторан предыдущий до «Коломны» «Маяк», он был какого времени постройки?

В.В.: Мы там ещё в карты играли, я помню. (смеётся)

И.В.: Внутри?

В.В.: Да. Было дело. А, ну сейчас скажу, какого года постройки. Ну, да, где-то 60-е вот годы как, раз.

И.В.: Это не то, что старинное дореволюционное здание?

В.В.: Нет.

И.В.: «Маяк»?

В.В.: Нет, «Маяк» это было, его снесли, «Маяк»-то этот.

И.В.: Ну, его снесли, а «Маяк» был в старинном здании или нет?

В.В.: Вот это я не помню. Я помню, такая лестница шикарная вела туда, на второй этаж, потому что мы туда ходили, ну (смеётся). Папа там засиделся как-то в ресторане, и мы туда с мамой пошли, его, это, приглашать назад, домой (смеётся). И вот я помню, вот это вот впечатление, что там была лестница такая, шикарная лестница на второй этаж, ну и всё, больше у меня никаких впечатления нет, больше от этого не осталось.

И.В.: Папа пошёл с вами?

В.В.: Ну, конечно, да. (смеётся) Да там многие туда ходили, в этот ресторан там.

И.В.: Ну то есть он был такой, по карману?

В.В.: По карману, запросто, мне кажется, свободно, да. Свободно можно было там посидеть.

И.В.: А Вы тоже сиживали?

В.В.: Уже в «Коломне».

И.В.: А, уже в «Коломне».

В.В.: Да в «Коломне», да. Только этот ресторан был доступный в наше время, вообще, что советский, что вот этот «Коломна». Мы только сюда и ходили. Запросто, 10 рублей и пожалуйста, иди в ресторан.

И.В.: Ну, 10 рублей это немало.

В.В.: Ну, нормально, я уже работал тогда, после армии. Я учился вечером, вечерний институт заканчивал, так что, кто работает. Да у нас и сейчас, кто работает, вроде можно жить.

И.В.: Ну, зарплата-то тоже была, наверное, рублей там 150?

В.В.: Ну, да. Ну, может 200.

И.В.: 10 рублей, 10 рублей немало…

В.В.: Ну, может 200. Нормально. Посидеть можно было. (смеётся) Да…

И.В.: Ну, что, порисуем?

В.В.: Давайте.

И.В.: Так, тут ручка есть.

В.В.: (Рисует и объясняет расположение предметов в коммуналке)

Роза Леонидовна: Ну, родилась я в Коломне, в 47 году. Тогда мои родители жили на частной квартире. Вот. Ну в 3 года нас дают эту комнату в коммунальной квартире, и находилась она на рабочем поселке. Был рабочий поселок, около городской больницы. Было..Было выстроено несколько домов, где жили, в основном, рабочие Коломн-завода. И что самое, конечно..страшное, что нам дали ордер на эту комнату, как мама рассказывала, в этот же день умер у меня папа. Он пришел с войны с ранением. Он был летчиком-испытателем, и в 50-м году он умирает. И в этот же, в один и тот же день, нам дают ордер на эту комнату. И она говорит: тут бы радоваться, потому что вот скитались по этим…частным квартирам и такое горе одновременно…очень…как говорится…тяжело было пережить, что он все-таки не дожил, что семья была.

Игорь Сорокин: То есть это внезапная смерть была? Да?

Р.Л.: Нет, но он пришел с ранением, а это ранение…значит перешло в стадию раковой опухоли. И…он…болел продолжительно. Болезнь очень быстро развивалась. У него был рак. Поэтому…она очень быстро и он быстро ушел…в 38 лет…Вот, ну я, значит, я уже помню осознанно эту жизнь… В этой квартире мы получили эту комнату, размером она была где-то 16 метров, на 1 этаже жили 3 семьи, семьи были большие, в одной семье, ну как сказать…относительно большие. Тогда же все-таки много было детей, значит 30 человек и еще в одной комнате, вот нас было трое, у меня еще брат, старше меня на 10 лет. В этой комнате жил. И соседи, у них была побольше комната, но там их жило 6 человек, четверо детей и родители. Вот и …конечно, кухня, где-то была метров 11, коридор метров 8. Ну…мало. Мы еще приехали, и я застала, не было газового снабжения, печки топили и стояли титаны для нагрева, чтобы мылись люди. Ну вот потом была большая радость, когда подключили газ, поставили газовые плиты, а я то еще помню эти керосинки, каждый на своем столе это готовил. Это что-то было впечатляющее, когда варилось все это очень долго, три хозяйки одновременно, на этой небольшой кухне, конечно…не очень…сладко приходилось родителям, но тогда, когда люди были готовы к такой жизни и радовались, что вот есть свой угол, что вот есть где-то такое. Конечно, не всегда это было, так сказать, дружно, потому что, когда много народу и то ванна бесконечно занята, то туалет бесконечно занят. Ну конечно были трения, были, конечно, не совсем хорошие взаимоотношения. Ну…как казалось, что все так живут, по-другому никто не жил, и всех все это не очень напрягало. Другого выхода не было у людей, о чем говорить. Вот…и…я, конечно, значит, училась в 18 школе, на трамвае, потому что мама у меня работала целый день, значит она работала с 7 утра до 9-10 вечера. И я после школы ходила к бабушке, она жала там рядом с вокзалом, улица в Галутвене, Глуховская улица была, такая вот, я была у бабушки в 5 классе я училась в 9 школе, такая у нас старая школа, она очень хорошо котировалась, там были хорошие педагоги и в общем школа была очень хорошая. Вот и я доучилась, но…дальше я хотела, очень мечтала быть врачом-стоматологом. Но так как мама растила нас одна, с моим братом, она сказала нам так: дорогие мои, я вам дам в руки кусок хлеба, а захотите вы учиться дальше или не захотите, это вы решаете сами, я вас не могу учить долго. Ну в общем, брата он, ему очень нравилось часовых дел мастера, выучился на часового мастера, а мне она, так как она работала кассиром в парикмахерской, она выучила меня женского парикмахера. И…конечно, это не стыковалось с моей мечтой, но выбора у меня не было. Вот…И я поступив учиться, я еще, как сказать, большим-большим трудом, потому что мне было всего 15 лет, а брали учиться на мастера с 16 лет. Набиралась группа и нас отправили, был такой учебный комбинат в Голицыне, нас всех отправили туда, в количестве 9-ти человек. И вот попасть тоже было сложно на эту профессию, так как она котировалась и пользовалась спросом. Ну, так как мама очень много лет работала в этой сфере, она значит, ей пошли навстречу – меня взяли. Так она бегала в паспортный стол, умоляла, чтоб мне дали на месяц раньше паспорт, иначе я не попадала в эту группу. Меня бы не зачислили. Вот, ну вот я закончила эти курсы и вот я 52 года отработала женским парикмахером. Вошла туда и все, и больше…

И.С.: Прям в одной и той же парикмахерской?

Р.Л.: Нет, парикмахерские менялись. Почему? Потому что где-то меня ставили бригадиром, где-то меня ставили заведующей, где-то что-то потом я была очень много лет секретарем партийной организации в конторе парикмахерского хозяйства. Вот. И очень я работала и в старой Коломне, вот на Красногвардейской была парикмахерская. И у дворца работала, т.е. много коллективов пришлось, это самое, поменять. Ну иногда это была производственная необходимость. Например, там что-то с заведующей было не так, надо было срочно, ну…идите налаживать, там это самое, работайте. Вот. Иногда просто по собственному желанию я проработала, когда на Красногвардейской улице много лет, потом, значит, подруга мне говорит: ну, а здесь контингент клиентуры, в основном деревня, вот, то, что мы с автобусов приезжали, деревень…

И.С.; Здесь каменща была, да?

Р.Л.: Да, здесь была автостанция, и как-то вот здесь было очень много народу. Ну такой, народ попроще. Подумали, ну что мы здесь работаем. Клиентура такая не перспективная, нет, как говорится, роста производства, так..ну..в профессии – давай перейдем в другое место? Мы перешли, в этот сад Дворца, там работали, уже в общежитие, Коломн-завод открыли, парикмахерскую, вот там работали. Многое пришлось, конечно, поменять потом. Дело в том, что количество парикмахерских было тогда одинаково. Это не как сейчас, в каждом доме по 2-2 парикмахерских, но все равно контора была где-то 350 человек работающих. А в новой мы были воссоединены с фотографами, сапожниками, была такая партия «Спартак».

И.С.: Ох, ты.

Р.Л.: Да, была партия «Спартак». И вот она объединяла всю сферу обслуживания: часовые мастера, фотографы, банно-прачечные комбинаты, парикмахерские. Все это было в одной сфере.

И.С.: Почему «Спартак»?

Р.Л.: Не знаю, так называлась партия «Спартак». И потом, значит, все это разъединили по кустам, образовалась такая служба, как бытовое обслуживание, туда перевели ателье, часовых, всех этих профессий. Парикмахерская контора осталась отдельно особняком, она существовала отдельно. Ну вот 350 человек работающих и такое собственно…производство, которое тоже требовало, ну как говорится, глаз да глаз, потому что план выдавался приличный нам. План выдавался приличный нам, было его выполнять, тогда же был планы у нас в хозяйстве, у всех был план и у нас тоже. Но тем не менее, вот работали, старались. Ну и так я не скажу более. Я вот смотрю на сегодняшнюю молодежь, я вот буквально в мае месяце этого года закончила работать, у меня вот проблема стала со здоровьем. А так как работала в 50 лет, вспоминая те, то отношение людей и теперешнее, конечно, те люди были более, как сказать, дисциплинированы, ответственны, щас молодежь относится так легко и просто.

И.С.: Вы имеете ввиду сотрудников парикмахеров или людей, которые приходят, садятся в кресло?

Р.Л.: Нет, сотрудников.

И.С.: Сотрудников.

Р.Л.: Те, которые садятся в кресло, нам не подвластны. Человек пришел, какой пришел, такой пришел.

И.С.: Но ведь все-таки со временем тоже меняются люди.

Р.Л.: Ну, конечно, меняются взгляды, меняются желания, меняются направления, в моде, требования людей становятся другим. Это не то, что, как мы начинали, все было гораздо проще и примитивнее, так скажем.

И. С.: Ну да, ножницы, расческа. Расческа, щипцы, ну машинка всегда была, вот, так что…те люди, они были как-то более ответственны, ну а потом может быть сказывалось то время, это еще были люди того времени, когда помнили жесткую дисциплину, при Сталине. Понимали, что…ну..заработать не так просто кусок хлеба, а сейчас, ну не так, развернулась и ушла, до свидания. Как то дорожили, больше дорожили своей, своим местом, репутацией, так скажем. А щас…на это не очень обращают внимание, хотя, я считаю, это неправильно. Стоя на этом месте, репутация превыше всего.

И. С.: Если 52 года отсчитать, то вы приступили к работе в шестьдесят.

Р.Л.: Третьем.

И.С.: Третьем году, как раз.

Р.Л.: Да.

И.С.: Может Венедикт Ерофеев заходил к вам как раз стричься?

Р.Л.: А может быть, может быть, мне надо визуально смотреть.

И.С.: А вот, как вообще общение с клиентом происходит? Есть разговорчивые, есть угрюмые, есть приветливые.

Р.Л.: Ну конечно все люди разные.

И.С.: Ну поговорить то вот, много историй наверно узнали за это.

Р.Л.: Очень много историй, и причем у меня было очень много клиентов и они проходили династиями, то есть пришла мама, потом дочка, потом ее дочка, вот, потом иногда я, ну у нас раньше запрещалось в женском зале стричь мужчин. Ну мы стригли в конце рабочего дня , а были клиенты мужчины, которые не любили прически, как очень коротко, раньше ведь полубокс, он очень короткий, некоторые как хотели подлиннее, вот они любили ходить в женский зал, обслуживаемые вечерами, в конце рабочего дня. Ну и вообще мастер это конечно психолог, когда к нему приходит клиент, ты узнаешь о его настроении, ты тут же по нему видишь, если она такая колючая, ершистая и не очень. И.С.: Воды или чая?

Р.Л.: Воды, и вот такая ершистая и ты уже понимаешь, что надо своей работой помочь ей, чтобы ее иголочки убрались ты начинаешь с ней говорить, что-то советовать, и по ходу она уже тебе может и рассказать, почему она пришла не в том настроении, и что у нее какая то проблема, это ее желание человек захочет, расскажет. Когда она тебя уже посвятила в какие то тайны, то ты как то уже по-другому относишься к человеку, как-то соприкоснулась к его тайнам и очень много людей, когда именно плохое настроение и хочется вот что-то именно поменять, исправить что-то, и вот тогда они идут к нам. И ты смотришь, как этот человек, если ему действительно понравилась твоя работа, все твои предложения, и он с ними согласен то конечно ты видишь, как у человека появляется совершенно другое настроение, совершенно другое расположение и тебя это радует.

И.С.: То есть это в какой-то степени психотерапия…

Р.Л.: Психотерапевт, потому что парикмахер должен быть психотерапевтом. Вот, потому что у меня получалось так, что девочки, ну мастера все разные, есть тоже, не очень, как сказать, покладистый характер у самого человека и она вот там начинает, она и говорит, та не очень ей нравится мастеру, ей не хочется вступать в этот диалог и она вот как бы недовольна. Вот этого нельзя делать, потому что надо дать возможность человеку высказаться, что она почувствовала, что в этих руках ей стало лучше. Что она приобрела как бы хорошего собеседника, ее выслушали. Это очень непростая профессия и характеры людей ты тоже должна распознать. Когда обычно приходил капризный клиент, а его уже знали, он приходил не первый раз допустим, то всегда.. как-то старались мне подсунуть этих клиентов. Они говорят, Роза, это твой подарок пришел, называли их подарком. И мне пришлось сажать этого человека и как то вот так, эти все углы сглаживать. Так что очень интересно. Я вот поступила в 1 шесть лет, тут же пошла учиться в школу рабочей молодежи, закончила школу рабочей молодежи и конечно я подумывала о высшем образовании, я не могу сказать, что я не думала что потом, когда меня избирали много лет секретарем партийной организации, мне предлагали и руководство всей конторы, но я отказывалась, потому что я говорила, что я не, ну бухгалтерию плохо знаю, а я считаю, что, если человек недостаточно профессионально знает бухгалтерию, он не должен идти, быть хозяйственником, потому что это чревато последствиями. Все это не так просто. Но тем не менее, если поступать в пед институт…как бы мне не очень нравилось, ну я уже настолько приросла вот к этой профессии, я в другой себя не видела и поэтому я решила, что я останусь здесь.

И.С.: А вот скажите, какая первая ваша была парикмахерская, в каком месте вы работали, самая первая?

Р.Л.: Самая первая парикмахерская, вот, когда мы выучились в этом комбинате и приезжали это как раз называется время года сезон весна, и нас всех отучившихся посылают в парикмахерскую, она находится по улице Ленина и вот перекресток Авгана, Авганскго рынка вверх вот сюда. И.С.: Прямо, где станция?

Р.Л.: Нет, нет, нет, не станция. Улица Ленина идет и от Авганского рынка, Авганский рынок, вверх подымаешься, там щас парикмахерская «Шоколад». Вот, там было большое помещение, нам его отдали и мы значит с тали работать в этой парикмахерской. Но так как нас оставили, как сказать то, без присмотра старших мастеров, мы все только что выучились и считали себя ууух, но мы ууух токо теорию. Вот по теории мы ууух, а когда мы столкнулись с работой, то было много слез пролито, было очень много казусов, которые, если бы нас они распределили по разным точкам, то могло бы меньше быть.

И.С.: Какие казусы, например?

Р.Л.: Ну, тогда была завивка там, перманент, она очень капризная была эта завивка и в этой завивке надо знать один из секретов, мы его не знали конечно, мы его не знали, но начали делать, мы сегодня завиваем, а через день женщина идет опять, здравствуйте, у меня ниче нет или где то что то передержали, сожгли, тоже нет. И вот тут бы нас, если бы распределили по разному, нам бы мастера бы помогли бы старшие, которые уже много лет отработали. А так нам спросить некого, доходили своим…

И.С.: А в чем секрет то оказался?

Р.Л.: А секрет, надо было узнавать на запах, там должен быть своеобразный запах и потом, когда я не выдержала, я первая ушла из этой парикмахерской, где вся молодежь, я поняла, что здесь ошибка, что нельзя нам быть одним вот так, работать, это никуда не приведет. Я попросилась, чтоб меня поставили работать в то место, где уже есть мастера со стажем. И вот у нас был один мастер мужчина, когда он увидел, сколько слез я пролила, уже будучи вон там стоять, они же не сразу выдадут тебе тонкости всего. Сначала посмотрели, как я хорошо плачу, как я хорошо переживаю, а потом тогда он мне сказал, когда посадил клиента, значит вроде все делаешь так, у тебя не получается, когда сделала, он сказал подойти сюда, я подошла и он выдал этот секрет.

И.С.: И чем же там пахнет?

Р.Л.: Ну там вот варили состав сами раньше и надо передать вот запах чуть-чуть как бы костра, то есть волос начал припекаться и вот уловить вот этот момент. Если ты не додержишь, ничего не будет, если передержишь, то тоже ничего не будет. И вот этот момент надо было поймать. И вот в общем он мне показал такую изюминку, ну и тогда у меня уже все, как говорится, более менее начало вставать на свое место , потом ты видишь, как работают другие мастера, более старые уже, это хорошая школа,, конечно тут уже другое дело.

И.С.: И вот вторая, куда вы перешли, где находилась парикмахерская?

Р.Л.: Вторая парикмахерская находилась у хлеб-завода, была такая небольшая парикмахерская, там дом стоит, он немножко вглубь от тратуара. Построенный хлебо комбинатом. И там было помещение не очень большое, но там работало вот шесть мастеров. И вот, так как их было мало парикмахерских, нас нашли клиенты и вот туда ходили. Но конечно борьба за каждого человека. Она велась каждый день, и вот те старые мастера, они, как говорится, приучили говорить, не говорить, нельзя клиенту говорить слово «Нет». Я вот так хочу — пожалуйста, а так хочу, пожалуйста, а у нас ведь как щас, мы это не делаем, до свидания. Идите в салон. Щас потому что очень много появилось разных прибамбасов. Кто-то учится, кто-то уже не учится, так как это затратное дело, стоит очень больших денег, а учение в Москве и вот отсылают. А у нас нет, была жесткая борьба за человека, чтоб он пришел еще раз, именно к тебе.

И.С.: А вот еще же есть такой момент технического оснащения, то есть вот где-то в шестидесятые наверно в семидесятые годы появились вот эти вот сушильные аппараты.

Р.Л.: Да, да Сначала были такие вот ну не очень качественные сушильные аппараты, но ничего, областное управление, к которому мы примыкали, ну относились в Москве, оно, как говорится, снабжало, я не могу сказать, что было очень хорошее снабжение, но тем не менее неплохо снабжали. Щас то все просто, щас ты хочешь встать работать, да, пожалуйста, купи себе и вставай. Тебе дадут кресло, за которое ты будешь платить аренду, только за это место. Все остальное должно быть твое. Только твое, и у мастера не да бог даже вот ножницы кто-то возьмет, ими поработает, допустим, твоя напарница сегодня забыла ножницы и она говорит, да я твоими поработаю. Все, ты потом ими не сможешь работать. И человек привыкает к инструменту и инструмент к нему. В общем, такая тонкая вещь.

И.С.: А раньше такого не было, раньше пришел, подстриг, оставил эти ножницы, другой пришел, ими же подстриг или Всегда так было?

Р.Л.: Всегда! Всегда! Инструмент всегда был личного мастера. Вот все это заказывалось. Все эти расчески и те заказывали на Каломн-заводе. Были специальные мастера, которые знали, какие именно расчески нам надо сделать. И у кого-то мы покупали постоянно, а у кого-то вообще не брали, потому что они не годились. Все было..

И.С.: Металлические?

Р.Л.: Да, металлические, начинали мы все с металлических.

И.С.: Ну я помню вот это в детстве ужасные ощущения, когда холодная вата в расческу вставленная.

Р.Л.: Да, смачивает, все было не так. Ну вот и вот я прожила в этой коммуналке до замужества до того, как в 21 год я вышла замуж и потом уже свекровь жила по стене Маринкиной башне стояли дома, покосившиеся, такие старенькие. У нее была там своя комната и вот ее должны были снести и вот теперь из за этой реконструкции.

И.С.: Но это уже 70 тые ?

Р.Л.: Это уже 70 тые. 74 год мы получили квартиру.

И.С.: То есть вы пожили, какое-то время здесь в Маринкиной башне?

Р.Л.: Нет, я у свекрови не жила, я так и осталась жить в коммунальной квартире, потом мы пошли в частную немного пожили и вскоре нам значит от этого сноса ветхих домишек дали квартиру. Все было конечно не просто, потому что распределили на предприятии. Предприятии должны были предоставлять квартиры, где например, кто где работал. Муж мой работал на канатной фабрике и обязались чтоб предприятие выдало людям квартиру, но предприятие, конечно, не очень хотело, квартиры были нужны и они хотели, чтобы исполком давал. Ну, много было перетерто всяких речей чтобы этого добиться, но в конце концов дали нам эту квартиру. И вот мы со свекровью жили уже здесь, но до замужества я жила в этой квартире и еще дочь у меня родилась в этой коммунальной квартире Это было так замечательно впечатляюще, что мыли мы ее в комнате, комната эта 15 метров вот здесь вот квадратик, вот ставилась ванночка, тут же мыли и тут же мы это самое и обедали и завтракали, все в 15 ти метрах. Ничего, считали, что более менее. Но на частную уже пошли потом, потому что уже ребенок начал ходить, а ходить негде. Ему нужен был простор. Ну конечно люди того поколения могли жить в коммуналках. Теперешняя молодежь не смогла бы жить в коммуналках. Просто не смогла бы, потому что характер поменялся в целом у народа. Люди были более терпимы, более сговорчивей, война прошедшая и такая жизнь ну такая, как бы сказать, ничего нет, это как бы воспитывало людей. Они привыкали к тому, что надо чем-то жертвовать, а нынешняя молодежь. Хочу сегодня, чтоб было.

И.С.: Да нет. Мне вот кажется в Питере так много коммуналок, что и сейчас молодежь спокойно к этому относится, как к естественному.

Р.Л.: Ну понятно, а куда деваться. Я была у подруги в Питере, у нее 12 коммунальных комнат, там огромный дом вот. Ей дали комнату, она поменяла Коломну на Питер. Она мечтала жить в Питере. Комната 33 кв метра, огромная комната. Это огромный коридор, столько народу это что то невообразимое. Да там конечно, Питер.

И.С.: Молодежи весело.

Р.Л.: Да, да. Но очень много, конечно, сложностей, бытовые стычки, там конечно происходят. Я там была, но она, конечно, потом решила этот вопрос с квартирой, чтобы как-то не жить в этой коммуналке.

И.С.: А вот нам вчера рассказали чудесную историю, оказывается, были такие аппараты, где можно было бросить монету и надушиться одеколоном.

Р.Л.: Были. И.С.: Но это было совершенно неожиданно.

Р.Л.: Но в Коломне их было один по моему стоял, это вот здесь была в центре мужская парикмахерская, но почему то он простоял не так долго. Не знаю почему. А в основном эти аппараты, я когда только начала работать, я ездила часто в Москву, смотрела как там мастера работают, училась там это. И вот я ездила, там была парикмахерская на Калининском проспекте «Чародейка». И вот там я впервые увидела этот аппарат, потом я рассказала, что вот есть вот такой аппарат, давайте вот это самое суда, ну поставили один, но у нас очень мало он, да, как типа газ вода, только это распыляет этот самый одеколон. Но в Коломне он был один и очень мало простоял, чет там.

И.С.: А как там ароматы можно выбирать или один.

Р.Л.: Нет, один, один.

И.С.: Шипр.

Р.Л.: Да, да, был один аромат. Не то, что там выбор какой-то и ты мог.

И.С.: А вот с ароматами, это же очень тонкая вещь, что подходит, кому.

Р.Л.Да, конечно, конечно, но во-первых их было не так много, там че то кармен, шипр, тройной одеколон, кто на какие деньги был это самое.

И.С.: И как распределялось? Что дороже, что дешевле?

Р.Л.: Ну, да конечно, в стоимость оплаты за работу уже входила, каким одеколоном дорогим или дешевым спрашивали человека и его значит рызгали, вот и потом взымали.

И.С.: А вот не помните, сколько стоили шипр, тройной?

Р.Л.: Ой, нет, нет, это, потому что, я не помню. Потому что я работала в основном в женском зале. У нас этого не было.

И.С.: А какой дорогой? Шипр или тройной?

Р.Л.: Шипр. И.С.: Шипр дорогой да? А тройной самый дешевый?

Р.Л.: А тройной самый дешевый считается. Вот, а я только по женскому залу помню, вот у нас стрижка стоила 40 копеек.

И.С: Любая?

Р.Л.: Простая.

И.С.: Простая.

Р.Л.: А потом в семидесятых, да, в 70-х появились модельные стрижки. Выучили стричь их модельной стрижке, стоили они рубль 70. Это считалось очень дорого и очень круто, модельная стрижка.

И.С.: А завивка?

Р.Л.: А завивка вот отошла уже, шестимесячная постепенно стала уходить и пришла химическая завивка.

И.С.: А перманент это шестимесячная?

Р.Л.: Да, это шестимесячная и вот она уже стала отходить и больше уже стали делать химическую завивку. Потому что она более красива была, потом она практичнее была, дольше держалась, там были свои преимущества, поэтому шестимесячная, перманент быстро отошел. Так что очереди были, это вообще, мы начинали работать в 7 утра и до 10 вечера мы работали и причем, в две смены

И.С.: но это показатель хорошей жизни.

Р.Л.: Да! Да! А теперь очень мало народу, меньше ходит, ну правда, если суммировать, если раньше было меньше 10 парикмахерских на Коломну, а сейчас то их где то 150, может быть и не меньше, просто так вот распределились теперь и уже нет этих очередей, выстаиваний, никто, как говорится, не будет тебе стоять часами, щас каждый дорожит временем, кто себе может позволить стоять по 2, 3 часа, как раньше. Или занимать очередь в 5 утра, это было такое время.

И.С.: Это вот когда такое время, когда такая мода на прически пошла

Р.Л.: Да, потому что женщины очень за собой следили, я хотела сказать. Щас не так следят за собой, а раньше начинался понедельник и все хотели прийти на работу, достойно выглядев. Делали завивку, делали укладку, чтобы всю неделю она держалась и всю неделю она ходила нормально, с нормальной головой, как говорится. Красиво смотрелось, а щас вот длинные волосы, раз, смахнула, причесала, не очень много времени уделяют. Хотя очень много щас препаратов не сравнить с тем, что было раньше, тогда же тоже ничего не было. Наши женщины были не очень то избалованы, вот они делали то, что можно было себе позволить по мнимому, чтоб достойно выглядеть, а щас уже конечно совершенно другое отношение, эти салоны, эти спа салоны, это все, при желании, при наличии денег можно потрясающе выглядеть.

И.С.: Вот скажите, глядя фильмы, на фотографию, сразу определяете время у прически?

Р.Л.: Да. Чтобы я не смотрела, фильм, спектакль, первое, что я обращаю внимание, прическа, примерно какой возраст, качество, как она сделана, обязательно отмечу про себя так, конечно, я и смолоду в основном ходили смотреть. Вот начинают демонстрировать фильм, людям понравилась стрижка. А вот вы этот фильм смотрели, я вот хочу вот так, так что ты должна была быть в курсе событий. Она придет, попросит эту стрижку.

И.С.: То есть вам нужно было вовремя посмотреть

Р.Л.: Да, да, посмотреть, быть в курсе, а не так абы кабы. И вот также щас вот я смотрю по телевизору там, ну дочь у меня тоже парикмахер, она вообще то музыкант по профессии, но она не работает по музыку, потому что она закончила в 90 е годы училище и устроиться было невозможно, когда у нас все консерваторские поехали с челноками и тряпками, никому не нужны были музыканты. И так вот неудачное стечение обстоятельств, и она очень мало поработала и тогда она сказала, так я прихожу и работаю с тобой и мы открыли вот эту парикмахерскую у хлеба завода, которая давно была там, а потом ее закрыли и никто не хотел там работать. Мы ее открыли и мы с ней работали там. У нас было прилично количество клиентов, потому что у меня быль большой багаж клиентуры вот, я когда работала в другой парикмахерской, они говорят, господи, ты б шла куда-нибудь работать, твои сидят тебя ждут, ну люди заходят, в ожидалке сидят ждут. А люди убегают, они пугаются, когда народу много, долго ждать,а эти сидят ко мне ждут, допустим, и я говорю, девчонки, я уйду. Открыла эту парикмахерскую у хлеба завода и мы с ней там работали. Как раз тут и она сказала, что она с музыкой завязывает, потому что она ездила по району, преподавала музыку, а тогда еще была проблема, люди не могли позволить инструмент, а без фортепиано, она говорит, ну а что я им говорю, а где им дома учить уроки, тренироваться инструмента то нет и я говорит в пустую, нет, говорит, это не дело. Вот, очень и очень было тяжелое время. И вот она тоже стала парикмахером работать. Проработала 20 с лишним лет.

И.С: А вот расскажите, изменение моды в прическе. Мне кажется, у меня сестра, когда война и мир фильм вышел, она сразу стала завивать вот эти вот кудряки.

Р.Л.: Да, обычно вот, когда фильм покажут, да. Как то ведь, вы помните, те 70-е и 80-е годы даже еще были такие прически, женщины у нас ходили с такими халами, начесами, прическа делалась на неделю и она была спокойна. Надевала платочек и спала.

И.С.: Хала это называется?

Р.Л.: Да, да. Делалось, там много разновидностей, она плелась в виде косы в пучок, одна прическа. Другая прическа, например, делалась вечерняя, это более красивее делалось, чтобы это смотрелось. Очень много было разновидностей причесок. И мы то мастера, вот с этими прическами позаработали себе аллергию на лак, потому что там очень много брызгалось лака. Вот заходишь в парикмахерскую, стоит такая дымка, все фиксируют лаком, лачниц не было, их стеклодува выдували нам на на заказ.

И.С.: Что значит лачница?

Р.Л.: Лачница это такой был значит, но мы получали жидкий, фабрика «Свобода» выпускала жидкий лак. И вот так , надо же его распылить и мы получали в пузырьках распылить, кто то там стеклодувы, дельные мастера делали стеклянные нам такие колбочки, на них покупали клизму и ее обрезали и надевали на эту колбочку и такой пульверизатор получался. Если обычный пульверизатор получался, то он засорялся, так как в этот лак входила канифоль. И вот эти вот колбочки, мы покупали эти лачницы, заходили люди, а там дымка стоит. Все лачат, эти прически делают.

И.С.: То есть получается, выдували в клизму?

Р.Л.: Да, вот эта вот груша и она распыляла. Вот там 2 трубочки были. Одна значит с дырочкой, вторая тоже с дырчкой, но как-то было вот так вот устроено и тем воздухом и распылялся вот этот самый, приносили, уже мужчины наловчились, приносили.

И.С.: На заводе делали?

Р.Л.: Да, где то на заводе делали. Придут, нам чемодан откроют и кто там какую берите, кто поменьше, кто побольше. Ну обычно они все брали, чтоб было. Очень сложно работали, потому что требование народа росло, а особо очень мало было таких вот прибамбасов. Когда я первый раз поехала заграницу в Финляндию, люди покупали тряпки, а я покупала инструмент, я из Финляндии везла инструмент. Я как там пришла и увидела, у меня глаза открылись, рот открылся. Я говорю, начала, мне это надо, это надо. То есть вот где бы не была, потом в Болгарии тоже, смотришь вот щетки, расчески. Кто-то за тряпьем, а ты все за инструментом бегаешь. Вот чтобы привести такое, чего у нас еще не было, а там было.

И.С.: А вот скажите, когда вот эти вот прически меняются, да, ну люди же тоже переживают. Они уже нашли свой облик и вдруг другая мода. Кто-то ведь застревает в своем времени, еще можно и сейчас встретить какую-нибудь даму с шиньонами или мужчину с бакенбардами.

Р.Л.: Да, да, просто у человека, у каждого человека свой вкус и ему кажется, порой даже не убедишь, она пришла к тебе и носит допустим стрижку которая не очень ей хорошо. Говоришь, а вот вы сделаете это. Нет, нет я привыкла ее укладывать, она привыкла видеть себя в таком образе. Это очень сложно бывает переубедить, ну тогда говоришь, хорошо, я сделаю то, что вы просите. А есть люди хорошо вот соглашаются, да, да хотела бы поменять, может вот это вот будет лучше. Начинается там все зависит от человека

И.С.: А вот шиньоны когда они появились?

Р.Л.: Ой шиньоны появились вот в 70-е, пришел расцвет, шестидесятые еще не очень, не очень. А вот в 70-е да, тут начали мастера делать их. Ну мода длинные волосы, высокие прически, эти шиньоны, эти вот косы всевозможные делались и подставлялись, их укладывали, так же накручивали.

И.С.: Нам рассказывали, что чуть ли не банки вставляли, чтобы повыше было.

Р.Л.: Ну банки не банки, но просто посредством начеса мы делали.

И.С.: То есть никаких приспособлений там не вставлялось?

Р.Л.: Нет, были прядочки такие, где можно было подколоть или допустим делали свадебные прически, прядочки накручивали, локон, чтобы как то длинно и красиво. Изощрялись, хотели себя украсить, но это в основном 70 е годы, женщины изощрялись.

И.С.: А по профессии не ударили парики, тоже ведь была мода сумасшедшая

Р.Л.: Да по-началу многие люди, особенно ну что скажешь практично. Купил, одел, пошел, но во первых в них тяжело, потому что жарко, есть парики синтетические, это более дешевы, есть из натурального волоса, более дешевые конечно многие на них позарились, они по началу смотрятся естественно и так вроде ничего, а в процессе носки они ухудшаются, это волокно становится уже не таким красивым, естественным и уже можно сказать да да парик, но когда зимой и осенью прохладно, можно как говорится носить, то летом в нем очень жарко, это очень тяжелое испытание для женщины. А по-началу да. Ну и щас вот даже к шубам натуральным очень любят парик не нужен, шапку, красиво смотрится и тепло. Щас очень как говорится, там например женщина не может вырастить себе волосы, купила там длинное карэ, какие ты хочешь, пристегнула, походила какое-то время, да это имеет место. Пожилые люди, у которых качество волос с годами лучше не становится, ухудшается, они тоже к этому прибегают, но опять же это в основном зима, осень, тяжело. Есть вообще даже, что можешь потерять свои волосы, это очень сложно, мы не советуем. То есть один раз одеть, да, сходил, а если постоянно очень тяжело. Вот, так что, но первое время я вот, отработав 53 года, я очень тяжело переживаю уход с работы, потому что я настолько привыкла общаться с людьми, настолько я любила свою профессию, я даже когда я начала я не думала, что будет такая любовь. Я бы не сказала, что прям любовь, просто я по натуре очень ответственный человек и я подходила по началу очень ответственно, что ты стоишь работаешь, надо это делать хорошо, а потом уже в процессе появился другой интерес, хотелось больше уметь, больше знать и совершенствоваться, че то познавать новое.

И.С.: Может надо маме спасибо сказать, что она эту профессию

Р.Л.: Да, потом я ей сказала спасибо, потому что когда люди не могли заработать я могла заработать столько, сколько я хотела. Если ты не ленишься, то тогда в этой профессии можно было заработать очень хорошо. Если ты ленишься, то вопрос другой. Вот, и когда я, ну уже вышла замуж и когда получили квартиру, я могла позволить себе купить допустим гарнитур в жилую комнату, не все этого могли, я могла, да я пахала, но я это купила, я хотела и потом я ей стала благодарна, что я не познала бедственных ситуаций в финансовом вопросе, они были не шикарными, но они были достойными жизни.

И.С.: Скажите, а дома вы не практиковали стричь?

Р.Л.: Дома я когда была помоложе у нас шестиподъездный дом, все эти шесть подъездов ходили ко мне домой. После работ, там одна придет, ой мне надо срочно, не могла бы ты. Где то по дороге встретишь, в магазине. Ну приходили, ну приходили, кому я могла отказать, всех было жалко, вот и дома делали и выезжала допустим свадьба, вы могли бы причесать прическу, ну невесту, да могла бы, а там надо маму еще причесать. Гостья какая то приехала, тоже причесать, то есть получалось что ты причесываешь целую свадьбу. Да, и такое было. У меня был специальный сушуар стационарный, как сказать то, домашний. Он значит, такое небольшое сооружение, им высушиваешь.

И.С.: Это сушуар называется?

Р.Л.: Ну, он назывался фен, он, значит, как сушуар работал, как в парикмахерской, станционарный, а дома домашний.

И.С.: То есть это вот называется сушуар?

Р.Л.: Да, это сушуар, а у меня дома маленький такой, стационарный был, которым я значит пользовалась дома. Вот, наш выпуск локоны и желающие., кто там накручивался, можно было высушить и вот я так делала прически почти все свадьбы, причесывала. Все это было как казалось не тяжело, и даже сейчас вот есть соседки, которые уже состарились, мы все состарились, они не выходят из дома, они мне позвонят, приди подстриги, ну не выходит человек из дома. Сложная ситуация, я сейчас сама не очень хорошая, но так как это в одном доме, ни куда то идти, пойдешь и сделаешь. Вот, просто за столько лет, настолько привыкли.

И.С.: Ну нам вот рассказывали про эту квартиру, что здесь, ну была такая взаимовыручка. Здесь жил артист, здесь жил врач, здесь жил парикмахер.

Р.Л.: Ага.

И.С.: Вот и если стричься в эту квартиру, если зуб заболел у кого записываешься, то есть вот такая вот взаимовыручка.

Р.Л.: Да, да, это было, конечно, но в нашей квартире были в основном пенсионеры,так не очень это было, но так как, ну дом огромный, народу много, я там когда жила на рабочем поселке, там мы проходили как парикмахеры медосмотр, каждые три месяца, раз в год флюорографию. И вот у нас жила в рентген кабинете, конечно я приду, мне нужно флюорографию пройти, да да да, конечно. Придешь там, без очереди, она быстренько тебе сделает флюорографию. Так что, конечно, все люди очень тесно общались, вот сейчас это как то разрозненно, вот сейчас ты можешь даже не знать, вот прожила я с соседями напротив 40 лет, их не стало, они продали квартиру, вот щас заехали молодые, и я даже не могу сказать как зовут жену, вот муж потому что он там, мы как то соприкоснулись, он замок менял, сказал, что его зовут Павел. Вот, а жену я даже не знаю, как зовут. А раньше такого не было, здесь 2 девочки напротив жили, они там уже играют, тут вот другие соседи там тоже как то общались, конечно, были более как бы сказать люди проще и шли на контакт. Щас так на контакт не идут люди, щас очень осторожно, обособленно и сто раз подумают, заговорить или нет или лучше помолчать. А раньше как то все про всех знали, кто, где работает, кто чем дышит, кто что.

И.С.:А вот еще особенность профессии, наверное, там, когда праздник, когда люди все отдыхают, у вас наоборот, самое напряженное.

Р.Л.: Я очень не любила праздники. А почему я их не любила? До степени устаешь, но дом то остается дома, тебе тоже нужно приготовить убрать, то се, к тебе тоже придут люди, а ты приходишь уже просто никакая.

И.С.: Восьмое марта.

Р.Л.: Восьмое марта это что то, новый год, мы уходили с работы под новый год и в дороге встречали, мы не успевали даже добраться до дома, потому что всех жалко, всем сделать надо и ты не успеваешь оглянуться, что вот щас новый год настанет, а ты еще пути. Всякое бывало, я конечно праздники не очень любила, потому что я очень уставала пере праздниками, это издержки нашей профессии. Конечно, ты же не скажешь человеку, вы знаете, я устала. Сделаем, сделаем, все будет хорошо, щас все сделаем. Конечно, это все не просто, труд тяжелый, но во всяком случае ты сразу видишь результаты своего труда, что мне нравится. И по выражению лица ты уже понимаешь, нравится или нет. А если еще скажут, а вы не могли бы дать визитку, то тогда мне очень понравилось. Ну, тут конечно ты таешь от этих слов, человеку понравилось. Это теперь даешь визитки, а раньше и телефонов не было, ничего. Скажешь там режим как работаешь и считали люди. У меня была одна клиентка, она ходила много много лет. У нее были прекрасные волосы, делала она только стрижку. Ей надо было куда то уехать, а я была в отпуске и она послужилась у другого мастера, она приходит домой и муж ей говорит, Ниночка, что то мне сегодня не нравится, ты не у Розы была? Она говорит, понимаешь, она в отпуске. Как сейчас, я раньше брала путевки горячие и пользовалась, ездила отдыхать. Поэтому так получилось. Она говорит, вот она в отпуске, мне пришлось изменить ей. Он говорит: лучше бы ты изменила ей, было бы не так заметно. Ах-ах-ах.

И.С.: Ах-ах-ах.

Р.Л.: И мы, у нас поговорка стала как нарицательной. После этого мы стали говорить: лучше изменить мужу, чем парикмахеру. И.С.: Вот так рождаются афоризмы.

Р.Л.: Да, да. И она была причем, однажды я стою, работаю, вдруг приходит моя Нина Григорьевна с тортом. Я к ней вышла, говорю: вы спешите? Идете на день рождения? Она говорит, нет, Роза Леонидовна, я не спешу, я пришла вас поздравить. Меня? Я 10 лет как у вас обслуживаюсь и дает мне этот торт. Надо же помнить, с какого времени вы обслуживаетесь, так что всякое было, всякое такое, воспоминания такие.

И.С.: Ну вот интересно, смотрите у кого-нибудь фотографии и видите, ага, я делала прическу.

Р.Л.: Я первое время, у меня было очень много подруг, много подруг, первое время, рука не набита. Я после смены оставалась и причесывала бесплатно своих подруг, чтобы набить руку, чтоб вот повысить свою квалификацию, я их причесывала после смены я еще оставалась и стригла или прически делала. Они все до сих пор вспоминают, висят фотографии, будто ты меня на свадьбу причесывала. Однажды я сделала прическу невесте, на свадьбу, она была из Луховиц. И потом года через 2. Она родила, у нее ребенок появился, года через два она пришла ком не и говорит, Роз фотография теперь висит в ЗАГСЕ. А я ее украсила живыми цветами, прическу сделала и сочетала эту прическу с живыми цветами. Говорит, эта фотография у нас висит в Луховицах в ЗАГСЕ. Вот какую красивую прическу вы сделали.

И.С.:Я как раз хотел спросить, а допускали ли вы какие нибудь собственные изобретения?

Р.Л.: Ну конечно, ты уже, например, приходит девочка на выпускной, ей надо причесаться, ты спрашиваешь, какое у нее платье, какой цвет. Это она предварительно пришла с тобой договориться, что ей надо причесаться. Ты это спросила и уже думаешь, а чем можно украсить прическу, и ты ей предлагаешь, а может быть вот это вам сделать, а может это. Вот, а может быть цветок приколоть, а может бант суда такой вот небольшой сделаем. А может мы сделаем там какую то красивую заколку в виде броши, чтобы она смотрелась. То есть ты уже начинаешь вот так вот как то участвовать в этом процессе, чтобы это сочеталось, чтобы это было красиво.

И.С.: Ну это уже другая немножко профессия, дизайнер модельер.

Р.Л.: Да, да, ты должна, это вот, как говорится, прочувствовать, так одна как то говорит, нет, мне ничего не надо, я хочу поскромнее, ну сначала попробуешь ей вколоть, а она хочет что-то скромненькое, жемчужинки пробуешь, ой как красиво, ой как красиво. Ну вот видите, а вы не хотели, говорили, что не нужно вас украшение. Так что, конечно, это очень, мне лично доставляло удовольствие. Причем я любила, как девчонки надо мной смеялись, ты любишь занудных. Я люблю капризных клиентов, я не люблю, когда человек сидит безразличный и ему все равно, бывают и такие, ну как пострижете. Ну вы как хотите, как вам хочется, вам же ходить с этой прической. Да я, как хотите. А я вообще люблю, когда человек что то просит, неординарное, что то такое ему хотелось. А многие мастера не любят это, потому что нужно мне вот это, заморачиваться, что она хочет.

И.С.: Сейчас вообще красят в самые невозможные цвета, дреды плетут, че только не вытворяют.

Р.Л.: Да, да.

И.С.: Это вы не освоили еще?

Р.Л.: Нет, дреды я не плела, я нет, потому что я даже, это уже появилось, когда у меня такой возраст, хороший наступил, осень как говорится и у меня уже проблемы начались с ногам, я не могла поехать, а это надо было поехать учиться в Москву. Нет, это я уже говорю, молодежь, косы плетите, дреды крутите, без меняю. Я уже не хочу, потому что все, ресурс выработан, слишком в молодости не жалел себя, как говорится. Может по-другому относилась, был бы может другой результат, а щас вот, ну все равно как говорится, возраст никуда не денешь, не одно так другое. У меня всегда, я завидовала соседке, она работала в голотвене кассиром, я говорю ей, как я тебе завидую, ты всю смену сидишь. И что? От того что она сидела, она вообще не могла ходить, коленки у нее были в таком состоянии. Казалось бы, сидел человек. Я говорю, ты еще горы можешь свернуть дома, а я уже никакая. Вот пожалуйста, никто ничего не знает, что лучше, где найдешь, где потеряешь. Ну конечно вот это щас вот очень много мужчин парикмахеров, потому что….у нас, заграницей всегда было много. В послевоенное время мама у меня работала кассиром, у них тоже было много мужчин, в послевоенное время. Это была сугубо женская профессия, а заграницей были и мужчины, потому что это не так просто. А потом и женщины многие любят, когда мужчина обслуживает. Считают, что может быть видит он по-другому, лучше сделает, предложит что-нибудь. Все люди разные. Абсолютно, все непредсказуемы. Вот, так что.

И.С.: Спасибо вам. Мы забыли сказать, что сегодня 24 ноября четверг, Роза Леонидовна Робинович. Спасибо, Роза Леонидовна, очень интересно бывает погружаться в совершенно такие глубины. Нет, любая профессия мы берем интервью у разных людей и такое узнаем. Например, нам рассказали про магазин огонек, тонкости, хитрости, как там работали, как бумагу резали, сколько стандартов, кулек на 100 грамм, кулек на 200.

Р.Л.: Я помню это, 24 магазин, где я жила, придешь, они разрезают бумагу эти ножом. Такая толстая, всегда удивлялась, это так тяжело, как это все подготовить.

И.С.:И открываются прям объемные картины мира.

Р.Л.: Да, да. Думаешь, что все не так сложно, оказывается, если ты грузишься в это, то это требует серьезного подхода. Не так просто. В жизни ничего нет простого оказывается. На первый взгляд только кажется.

И.С.: Интересно было бы с вами полистать какие нибудь журналы. Мне кажется вы бы сразу реагировали на какие то.

Р.Л.: Вот я не догадалась взять журналы причесок то, у меня сохранились эти журналы причесок, ну тогда вот, когда я только начинала. Очень много моделей показано, как делать. Это самое.

И.С.: Может вам как уникальному специалисту перейти в музейную сферу работать?

Р.Л.: Так у нас если создавать музей парикмахерского искусства, то это надо очень много такого инструмента достать, которого уже почти не достанешь.

И.С.: Как вы называете вот эти? Лачница.

Р.Л.: Лачница, вот этого вот всего уже не достанешь или такие вот у меня были, когда мы учились, мы вот начали с классики, как говорится. У нас был старый преподаватель парикмахер в училище и он начал нам показывать холодную укладку волос, это когда волнами уложенные. Это вот как щас показывают иногда, 20 е годы, 30 е. У женщины выложено волнами и кажется так просто, а это такой труд. И вот сейчас мода вернулась, многие на телевидении я смотрю, делают, это называется холодная укладка волос. Руками ее укладывают, не умеют делать, я говорю, я же вижу, я же смотрю. Это была настолько классика, настолько мурыжили, а мы еще думали, зачем нам эти щипцы, ну мы что локоны крутить, когда учились. А это классика, от нее никуда не денешься. Если ты будешь уметь это, то все остальное для тебя как говорится как хлеб по маслу.

И.С.: Ну у вас вот здесь помню, процветает город музей, поэтому, вот скажем мы в коммуналке, здесь мода шестидесятые, семидесятые. Ну, может быть, снимают фильмы, кстати. Здесь уже два фильма снималось про те времена.

Р.Л.: Да? И.С.: Да, ну например может быть вы щас глянете, там на мониторе есть фильм, скажите, неет, не подходит эта прическа из того времени, эта прическа такого времени. Это уже тонкости, которые считывает только специалист или вот барышни в кринолинах в музее пастилы, свое должно быть. Своя укладка, свои какие-то хитрости.

Р.Л.: Да, да.

И.С.: Вы уже как специалист экстра-класса, со стажем, могли бы консультировать и показывать хитрости, Р.Л.: Конечно, можно.

И.С.: Поговорите с девчонками. Мне кажется это очень даже. Да, может быть актуально. Будут специально приезжать на вас из других городов. Хочу в тридцатых, пятидесятых, в девяностых.

Р.Л.: Да, да, да интересная мысль. Жаль, шо голова уже не тем забита. Здоровье, которое проявляется с годами, перекрывает все.

И.С.: Ну так, вы же энергию свою будоражите, когда творчество включается.

Р.Л.: Это понятно, конечно. Ты совершенно по-другому начинаешь ощущать.

И.С.: Вы же не из тех людей, которые сядут у подъезда на лавочке.

Р.Л.: Нет, конечно. Хотелось бы, но никогда не знаешь, что жизнь тебе преподнесет. Кто ж знает, что придется сесть на лавочку, потому что я, если я когда то с осуждением смотрела, кстати, щас почти уже никто не сидит.

И.С.: Щас лавочки убирают, чтобы на них не распевали.

Р.Л.: Да и сейчас далеко пойти и не пойдешь. А воздухом подышать хочется, может быть, придется на лавочку у подъезда. Так что жизнь она такая непредсказуемая, что когда-то ты думал: нет нет-нет, со мной этого не будет. Получите.

И.С.: Да, это самостоятельность у бабушки у подъезда. Они все знаю, что происходит.

Р.Л.: Нет, щас уже сложнее. Много квартир сдается, они не успевают за этими событиями. Щас ведь как, сегодня сдают этому, завтра эти уезжают, щас уже тоже. Это раньше знали, что варится в каждой квартире, мясо или картошка пустая, как говорится, кто как живет. Это все знали. Щас это конечно не так. А потом щас, раньше то телевизоров не было, а щас мы можем, бабушки сядут и как начнут эти сериалы. Они утром начинаются про здоровье и до вечера.

И.С.: Теряют квалификацию.

Р.Л.: Да, теряют, это понятно, теряют квалификацию. Ну я не знаю конечно, может быть стоило бы подумать, но если раньше я стоко как сказать старых вещей и инструмента аннулировала просто негде хранить и все это захламляется и все это конечно.

И.С.: Ну может быть начать с того, что ну какую-нибудь встречу тематическую придумать и вы пообщаетесь на предмет причесок шестидесятых. Такая вот лекция с практическим выходом, дочка вам поможет. Потом следующая какая то, мне кажется, очень интересно, народ пойдет с удовольствием.

Р.Л.: Думаете?

И.С.: Да, мы встречаемся с разными людьми, специалистами и конечно такой необычный разворот. Все же это в памяти, я вот это холодную расческу никогда не забуду.

Р.Л.: Да, да,.

И.С.: Как клали доску, как жужжала на ухом машинка, как мурашки шли от этой холодной. Это же навсегда, эти ощущения. Я не любил в детстве стричься, сидишь, все тебя придушили этой и над тобой занесли уже жужжащую машинку.

Р.Л.: Это щас вот такие приспособления в детских парикмахерских, и кресла то сделаны как ежик, например. Ребенок сидит, он под впечатлением. Или на лошадке, даже кресла такие делают необычные для детей, для детского зала. Вот, где уж там ему плакать или что-то такое. Он забыл, он рад до смерти, что…Щас настолько это все продвинулось, даже удивляешься, как хорошо, что это придумали.

И.С.:А вот интересно мода на длинные волосы, когда парни там начали носить в 70-е были какие-нибудь истории с эти связанные?

Р.Л.: Ну конечно были, они приходили стричься и вот они до трясучки ради бога только, чтобы это не коротко, вот, ну и ты ему говоришь, ну давайте облагородим и сделаем это более, как говорится, чтоб это красиво было. Нет, только не уменьшайте. Ну, многие самодеятельностью занимались. Считали, что, если длинные волосы, то можно их подрезать и абсолютно неважно как они легли. Так что, теперь все налысину стригутся. Есть и хорошие волосы, ой говорит, как удобно, это же так удобно. Особенно когда лето начинается, вот это вот убрать, убрать. Налысину. Так что…

И.С.: Наверно вы могли бы еще вывести какую-нибудь закономерность, характер человека, характер волос и ершистые, не уложишь. Есть нежные, тонкие волосы.

Р.Л.: Послушные, да.

И.С.: Как это вообще?

Р.Л.: Да, да, раньше вообще говорят, о характере судили по волосам.

И.С.: Да?

Р.Л.: Да, вот есть такое в народе человека, что о характере человека судят по волосам, потому что, если волос мягкий, значит характер мягкий, податливый. Если жесткий, значит он жесткий, упрямый такой. В народе это ходили.

И.С.: Ну слово ершистый наверно не случайно?

Р.Л.: Наверно, да, от этого, где то что. Вот так.

И.С.: Торчком, не уложишь.

Р.Л.: Да, если вот растут сзади вверх, они будут стоять. Так что много очень нюансов и все люди разные, чем хорошо, что люди разные, тем интереснее профессия А потом уже, когда много лет работаешь, к тебе начинают ходить постоянные клиенты и ты уже знаешь, у кого, что спросить. Ты уже настолько знаешь сын, дочь, там как кто или она садится и сама начинает тебе рассказывать, она знает, что ты в курсе всех событий. Так что, да, интересно, интересно.

И.С.: Интересная с вами получилась беседа. Мне кажется надо продолжать вот эту тему музейную.

Р.Л.: Музейную?

И.С.: Да, парикмахерского дела.

Р.Л.: Ну не знаю, не знаю. Так это…

И.С.: Вчера нам показывали фотографию как раз коллектива магазина.

Р.Л.: Я когда то там знала всех.

И.С.: Я просто вопрос встал, я посмотрел первым делом все таки на моду, на одежду

Р.Л.: Да.

И.С.: Там барышни были в таких вот на резинках у них

Р.Л.: Фонарики.

И.С.: Фонарики, да.

Р.Л.: Рукав фонарик.

И.С.: А вот прически не посмотрел. Вот если бы до этого с вами встретился, я бы может по прическе что то, как там уложено. Вы бы наверно безошибочно сказали бы год.

Р.Л.: Конечно, конечно.

И.С.: Да, пасиба.

Р.Л.: Пожалуйста.

И.С.: Чайку?

Р.Л.: Нет, щас я разойдусь.

Ведущий Сорокин Игорь Владимирович

Дата интервью 15 сентября 2015

Игорь Соколов: Сегодня 15 сентября 2015 года. Интервью. Представьтесь, пожалуйста.

Светлана Владимировна Равинская: Равинская Светлана Владимировна.

И.С.: Светлана Владимировна. Вы жили прям и родились, да?

С.В.: Я родилась здесь, в этом доме. Да. И прожила здесь до третьего класса школы, а потом переехала через дорогу. Нам дали комнату, тоже в коммуналке, с мамой. Мы переехали на улицу Труда, такое название. Сейчас, наверное, другое. Вот такой двухэтажный серый кирпичный дом. Вот там у нас была комнатка. Ну, здесь два шага. А все время мы проводили здесь, потому что здесь жила моя бабушка и мои две тети. Поэтому мы здесь вот. Тетя – это мама моего двоюродного брата и еще одна тетя моя. Все мамины сестры. Вот. И в Днепропетровске у меня была еще одна тетя. И сюда еще один брат двоюродный приезжал. И вот здесь мы проводили все время… Во дворе и в этом доме. Необыкновенном. Если бы вернуть то время. Не вернуть. Так бы я уж сейчас все оставила так и оставила… Но те времена… Сейчас это уж… Совсем другое все. Люди, самое главное, другие. А тогда были … Люди — все личности были. Что самое интересное. Несмотря на их образование, они были личности. А сейчас…

И.С.: Можете поквартирно или по возрастам рассказать?

С.В.: Так. Значит. Наша квартира была №7. Это вот по этому коридору как раз. Вот. Так? А первая квартира была Китина такая. Теть Нюра. Интересная женщина. Она была невероятно хорошая портниха. Шила всему городу. Очень хорошо. И научила шить мою маму. Она к ней ходила. Она ей давала какую-то подсобную работу. И обучала ее. Маму. И мама начала шить. Мама стала тоже замечательной портнихой. У теть Нюры было двое детей. Дочь… Валя. И сын… Забыла. Военный. Он как поступил в военное училище, потом уехал. А с Валей мы даже дружили. Она старше меня. Ходили на каток, помню. Это через стенку. Да? Затем наша была квартира — седьмая. Потом в восьмой квартире жили Пехтеревы… Лазаревы. Ну… Это дедушка с бабушкой Лазаревы. А дочь уже Пехтерева. Вот здесь со своей семьей она здесь жила. Так, Татьяна. Это дочь Пехтеровой, теть Тамара умерла уже давно. Она чуть постарше меня. Вот. А сын ее жив…Леша. Я его видела как-то. Недавно. У него была багетная мастерская своя. Вот. Дальше была квартира Невских. У них была бабушка тетя Сима. У нас было две теть Симы. И по квартирам их звали: это теть Сима была девятая, потому что девятая квартира, а еще теть Сима была пятая. Так вот их и называли. Теть Сима была примечательна тем, что она все время сидела на кухне, на стульчике. В какой-то такой телогреечке-душегреечке. И вот там она все время сидела. И мой двоюродный брат из Днепропетровска придумал загадку и спросил: «Скажите мне загадку, отгадайте. Зимой и летом одним цветом.». Мы говорим: «Елка». Он говорит: «Нет, Сима девятая». Мы все: «Почему?». А он говорит: «А потому что она зимой и летом сидит в одной и той же одежде». Вот. У нее были дети. Дочь у нее была во время войны снайпером. Теть Леля. Вот. Ещё какой-то сын был… Еще сын такой был – Женька, так называемый. Он был вор-карманник. Виртуоз. Совершенный. Но дома – избави Бог! Он никогда ни у кого ничего. На нашей территории — это было табу. Здесь все всегда было ценное, все ложки, вилки, все на месте было. Хороший, нормальный человек для нас. Дальше была квартира… Сначала там жила… Другая семья… А Шиловы жили с другой стороны этого дома оказывается. А потом они переехали сюда. И стали жить здесь. Это была вообще изумительнейшая семья. Мы вспоминаем их до сих пор. Даже моя дочь их застала чуть-чуть и до сих пор помнит. Этого невероятного Гурия Алексеевича. Он был художник. Гурий Алексеевич. Ну, естественно, он воевал. Это знаете, его брат Шилов, улица Шилова, это его родной брат. Вот. Он был такой импозантный, красивый, всегда одет. И Валентина Семеновна – его жена. Врач. Зубной. Тоже прошла фронт. Она прошла фронт с этим нашим каким-то… С этим нашим с каким-то… Генералом. Знаменитым. В этой армии она служила. Забыла. Школа девятая называется в честь него. Часто они встречались… В этом… В полку этом… И еще их друзьями был Балашов. Знаете диктора такого. Балашов не вылезал из этого дома. Он всегда на праздники приезжал. И Гурий Алексеевич  в белоснежной нейлоновой рубахе, завернув рукава, готовил на этой общей кухни. Это было что-то. Вот. А еще я помню, как он идет. У нас же «Поросята» был магазин. «Три поросенка». Это магазин был, потому что в витринах, сейчас потеряли этот магазин, это вообще… Не знаю… Стояли три поросенка. Прям в настоящую величину. Такие вот. Ну… Как в сказке. И у них на подносах лежали всякие невероятные вещи. Магазин назывался «Поросята». Вот. И вот я спускаюсь, например, по лестнице на площадь. Зачем-нибудь меня  послали в магазин. А он поднимается. У него… В руках. Там, например, виноград. Что-то еще… Причем, так целое… Это — икры банка. И вот он поднимается. Значит у них что-то там… Какая-то…  Какое-то… Торжественная часть.

Валентина Семеновна была прекрасным врачом. И она никогда… Бывало, зуб заболел — к Валентине Семеновне. Она тут же что-то сделает. Всё. Прекрасно. Никогда не отказывала ни в чем. Никогда. Вот. А Гурий Алексеевич… Они разрисовывали «Гастроном», я помню. Магазин. Потолок был разрисован. Так что вот он занимался этим. Вывески всякие. Вот это была такая интересная семья. Очень! Яркая. Ну и дальше, конечно, Пасмоны. Это еврейская семья. Которые в отличие от других никогда этого не скрывали. Дед сам. Илья Семенович. Был адвокат. Тех времен. Дореволюционных. Настоящий. По виду адвокат, с палочкой. Такой… Спокойный, рассудительный. И жена его, Розалия Иосифовна, она была врач…санитарный врач. Курировала детские сады. И вот тоже была очень замечательная женщина. У них был сын. Семен. Семен был ровесник моей мамы. С 26-го года рождения. Умер уже давно, жалко очень. И Семен вел такой… очень своеобразный образ жизни. Он очень любил погулять. Вот. Ему покупали все время всякие машины. Вот какие только появлялись там какие-то «Москвичи», «Победы»…я не помню. «Победу» я помню. Вот. А он их всегда почему-то разбивал. Они всегда валялись у нас во дворе…эти машины. Вот. Но он был очень образованным человеком. По-моему закончил…я не помню…по-моему он закончил МГУ. Вот. И еще чой-то он закончил. Вот. Он работал вообще на Коломзаводе. Вот дизайнером по станкам. Вот по всем этим. Не, на Коломзаводе — на ЗТС. Ездил он в командировку и в Америку, и везде. Очень умный. Талантливый, невероятный человек. Ой… Потом он женился. На Зине. Красавица была Зина. Вот. Но она… Не знаю… Чень <что-нибудь  — С.П.>… Невзлюбила, наверное, его родителей. Вот. И… Она ведь запрет дверь — их не пускает. А они под ручку возьмутся. А коридор-то длинный. И ходят взад-вперёд. Никого не беспокоят. Они просто ходят. А у нас здесь жила Райка такая. Прям напротив Шиловых квартиры. Тоже! Необыкновенный… представитель. Вот. И… Она их спрашивает: «Вы чё здесь ходите-то? Зинка что ли не пускает?». Вот так она разговаривала. «Ну что вы, Раечка. Мы просто прогуливаемся». «Да знаю я, прогуливаетесь как вы». Придет значит — колотит: «Зинка, открывай. Зачем евреев обижаешь? Открывай дверь немедленно». Вот. Вот она достучится и туда запустит. Вот. А Илья Семенович придет на кухню и скажет: «Женщины! Угостите меня вашими русскими щами». Ну, тут же всё нальют, Всё его угостят. Накормят, напоют. И всё. Вот. Или, например… Это самое… Розалия Осиповна очень меня почему-то любила. Я маленькая была. А мест тогда в детских садах достать невозможно было. И она меня устроила в детский сад. Вот здесь вот было. В монастыре — детский сад. Вот я туда ходила, в этот прекрасный детский садик. И она всегда идет по коридору и меня: «Светик! Котик! Светик! Котик!». Так она меня звала. Вот… Теперь… Илья Семенович придет к маме и скажет: «Шурочка, у меня пуговица оторвалась у пальто». Мама говорит: «Ну, в чем дело, Илья Семенович? Давайте я вам пришью». Вот. Пришьет пуговицу, и он довольный пойдет. Вот. Но затооо! Мы к ним всегда ходили смотреть телевизор. У них был ПЕРВЫЙ телевизор. Вообще. Я не знаю… Может быть, даже в Коломне. Таким… Ещё с линзой. Вот мы всем домом там приходили. Нам выстраивали стулья. Мы садились. Смотрели что-то там. Видимость была никудышней. И самое интересное – это появился первый пылесос у них. Нас всех собрали со всего дома…я помню, меня почему-то на кровать посадили. И вот они нарвали бумагу и стали собирать пылесосом. Это было что-то. Это было невероятно. Это были какие-то… Пятьдесят… Ну, я маленькая еще совсем была… Может 55-ый — 56-ой год. Вот… Вот такие явления были. У них была шикарная библиотека. По тем временам. Очень хорошая. Вот… Так что было очень интересно со всеми этими людьми жить. Там в углу, напротив Пасмонов, жили Глазуновы. Большая очень семья. Тоже своеобразные очень люди. Вот… И дальше вот эта вот Райка. Вот как мама моя рассказывала, не знаю правда это или нет… Вообще-то здесь были номера. В этом доме. До революции. Якобы. Вот. И вот она была в номерах. А потом она вышла замуж. Муж у нее был таксист. Такой положительный очень человек. Она была великолепнейшая жена и хозяйка, таких поискать, никогда не найдешь. Вот… Что она делала? Она во-первых, водила свиней. В нашем углу здесь сараи. Вот она всегда водила свиней. Вот… Месила им эту всякую… Тюлю. Сидела там вот. Место у нее было такое. Но что самое интересное, что бы она не делали, у нее все до единого пальца были в золотых невероятных кольцах. Золотые кольца… И вот, этими золотыми кольцами она все это месит. Такие бусы у нее были… По-моему, гранатовые. Необыкновенные. На шее. Она очень добрый была человек и она вот. У нас же одни магазины сплошные. И вот когда… Как раз вот сейчас осень. Привозили эти самые… Как их зовут-то?.. Помидоры. И плохие выкидывали вместе с ящиками. Ну, во двор выставляли. Вот она соберет. Там, какие-то выберет. Все это промоет. Всё. И наваривала она этой вот… Пасты томатной. Огромную железную банку и ставила на кухню, на окно. И вот все люди, которые здесь жили, пользовались всю зиму этой томатной пастой. Ложка там была, кому надо в щи или куда-то – раз! И… Ну, кухня это было вообще место необыкновенное. Я еще очень смутно запомнила, когда здесь были печки. Печное было отопление. Но это очень давно… Это, я говорю… Совсем смутно… Я совсем маленькая была. А потом нам в первую… Первыми в городе провели газ. И поставили газовые уже печки. Вот. Посреди кухни стояли огромные такие столы, где все готовили. И вот газовая плита была на несколько квартир. И звонили в эти квартиры. Люди, которые жили в этих квартирах, обязаны были содержать все это в частоте и порядке, что все и делали. Кухню убирали, запирали. Никто не уклонялся, все это выполняли очень даже хорошо. И… Особенно было интересно перед Пасхой, когда пекли куличи. Вот. Все занимали очередь. Кто за кем пёк. И вот… Моей бабушке почему-то всегда доставалось ночью. И вот я маленькая жду, жду, жду… Когда же она испечет… Невероятно красивые эти куличи. И так я усну — не дождусь. Только утром проснусь, уже стоят на столе эти красивые куличи. Вот. Накрашенные яйца лежат. И мы начинали яйца эти катать. В коридоре. Вот. Все собирались. Ну… Это вот наш… Отсек. А потом пошел ещё другой отсек. Такой закуток был: там несколько квартир. И следующий кабинет, буквой «Г»… Ой, не кабинет, а коридор. Вот. Там тоже жили замечательные люди. Ну, вот, мне было ближе здесь. Ну и двор. Где мы все гуляли. Вот, например, мы гуляли: я, потом у меня была подруга Наташа, Так. Потом Александрóвы два брата, Сашка и Колька. Белов Колька. И Невский Сашка. Вот. Мы гуляли. Вместе. На речку ходили купаться, на Блюдечко. Летом. Мой брат еще двоюродный приезжал Сашка. Вот мы все. Славка, он помоложе меня. На семь лет. Поэтому он вот… С Пасмоном. Они вот ровесники. Там еще ребята. Из другого двора. Вот. А мы где-то вот, примерно ровесники. Вот. Мы играли… В мяч. Игры раньше были… Соловьи-разбойники. Лапты. Чего только не было. Играли мы с утра и до ночи. Во дворе. Только прибежишь домой поесть. Тебя загонят. Иногда даже скажешь: «Нет, я играю. Некогда». Ну, было необыкновенно. А когда были праздники. Первомайские и октябрьские. Ведь это ж прям вот площадь. Здесь же демонстрация. И всегда был оркестр военный, который играл. А дирижировал такой Цимбал был. Знаменитый в Коломне. Дирижер военный. Вот. Особенно октябрьские. Это было уже холодно всегда. А они еще почему-то были всегда в летнем  обмундировании… Эти… Военные… Играли… Которые играли… И всегда они замерзнут. И вот, у нас на кухне накрыт стол. Все же готовились. Всегда обязательно гуся. Например, бабушка всегда покупала гуся живого. Сажала его в сарай, в корзину. Его откармливали. Вот, его откормят. И потом его зарежут к празднику. И вот с этим гусем там чего только не наделают. Пироги необыкновенные. И так каждый. И вот стол накрыт. И эти солдатики прибегут. Им нальют. Выпить и закусить. Они потом погреются. И опять играть идут. Вот. Бабина… Наташа… Бабина — это моя подруга была. У нее отец был аккордеонист. Очень хорошо играл. Вот. Он с аккордеоном выходил на эту кухню. Ну, и там все садились за этот стол, как одна семья. И вот… Праздновали. Прекрасно. То есть, в горе — в радости все очень объединялись раньше. Все помогали друг другу. У нас умер дедушка, так весь дом здесь… Ну, я не знаю… Готовили все вместе. И я не з… И… Гостей всех, кто приезжал к нам на похороны… Всех расселяли… У себя и везде. То есть, проблем никаких не было. То есть, люди откликались. Им не нужно было ничего говорить. Они тут же откликались и делали все, что было нужно. Жили все небогато, естественно. В принципе, одинаково. Ну, там кто немного побогаче, кто победнее. Но очень были отзывчивые, добрые, очень хорошие люди. В отличие от теперешнего времени. Вот. Что ещё — не знаю. Таким образом, мы жили. Да и ностальгия страшная. Я вот, когда здесь прохожу… Посмотрю… Думаю, лучше бы я не смотрела. Не ходила. Все это вспоминается. И очень как то становится… А сейчас всего полно. Квартиры, дома, машины. Все есть! — Радости никакой! Абсолютно! Ну, ведь ничего не… А раньше хоть какие-то чулки и то радовали. Это была радость. Как будто платье. Это было вообще: к празднику новое платье! Я не знаю… Ну, вообще-то менталитет наш сохранился. Я посмотрела «Бессмертный полк» когда пошёл на Девятое мая. То есть это живо где-то. Глубоко очень. Очень испоганили, конечно, нашу нацию. Всю её истребили. Недавно. В Крым приезжал потомок Трубецкого. На него только посмотришь и видно, что это нормальный человек. Вот таких всех людей… Весь генофонд-то истребили. Поэтому, естественно, осталось то, что осталось. Ну и, естественно, теперешнее воспитание и образование. Это доконало всех. Телефоны. И особенно интернет. Совершенно дебильная всё это. Офсайт. Чтобы там что-то найти, надо иметь хорошее образование. Хорошее воспитание. Так далее. А то что всякие идут в чаты – это, конечно, помойка

И.С.: А скажите, телефон был в доме, кстати?

С.В.: Те-ле-фон? По-моему, телефонов не было.

И.С.: Не было?

С.В.: Неа! Автоматы были у нас рядом под окнами. Зачем нам телефон. У нас же под окнами чо только не было. У нас здесь прям около парадного, у нас всегда были мороженные. Стояла такая мороженица. Прям у парадного. Щас это испоганили парадное, чо только понастроили! Не знаю я!. Сюда все выходили и стояли вечером или сидели на ящиках из-под этого мороженного. Вот. Прекраснейшее мороженное, необыкновенное. Пломбир и эскимо на палочке 10 копеек. Вот. А потом привозили невероятные пирожки. Это сказка была. С ливером настоящим. Ничего туда не добавляли. Никакие… Никакую сою и так далее…красители. Все то, что сейчас есть нельзя. Вот. Горячие. Прям раз! Пирожки привезли. С окна увидели, пошли купили пирожков. Горячие, зажаристые. Вот. Напротив были телефоны. Автоматы, Пожалуйста! Сколько  там? Две копейки. Напротив же здесь были, эти самые, автоматы, попить газированной воды. А какой был сквер?! Это же была сказка. Он же был весь огороженный. Не то, что сейчас какие-то обрывки… А вот ворота с этой стороны, они же были изумительные… Тех времён… Сталинская какая-то архитектура. И вот с одной стороны был павильончик, там продавали мороженное, с другой стороны, это летом, естественно, продавали газированную воду. Из таких… Вы не помните… Наливали… Сироп  и потом с другого наливали, хочешь без сиропа пей 1 копейка, с сиропом 3 копейки. Вот. И входишь в этот сквер. Там все гуляли. Необыкновенные дорожки были, посыпанные битым кирпичом. Цветов море. Календарь из цветов… Стоял вот у тех ворот, где сейчас палатки. Вот. И там вечером все гуляли. И мы с мамой всегда туда ходили. Сидели, гуляли. Фонтан… Нет. Фонтан потом в сквере… Не было фонтана. Цветов было много. У меня даже есть фотография, я сфотографирована вот здесь вот, стою нюхаю табак. Вот. Вот такая жизнь была. И летом все шли… Всем домом шли на Блюдечко купаться. Всем домом собирались вечером все с роботы приходили: «Купаться?» — «Купаться!» А Блюдечко здесь рядом. Раз – на Блюдечко. Сейчас там все заросло. Искупаемся, придем. Назад.

И.С.: А фотографии вы нам дадите?

С.В.: Я найду, да. У меня какие-то есть фотографии.

И.С.: А кто фотографировал?

С.В.: А я не помню. Кто-то фотографировал.

И.С.: У кого-то же, наверное, был фотоаппарат?

С.В.: Да, естественно. Кто-то фотографировал. Фотографии были. И на Блюдечке я сфотографирована, помню. Есть у меня такая фотография. Вот. Там гусей пасли всегда. На этом лужке. Перед водой. Как же там?..

И.С.: А вот вы сказали про парадное, где оно было конкретно?

С.В.: Вот где входят в какую-то контору. Вот это — парадная.

И.С.: Там магазин игрушек сейчас?

С.В.: Там магазина нет. Там парадная. Там вход. Вот какая контора за вашей стеной? Что это такое здесь? БТИ или что? Вот наша квартира и какая-то контора. И вот туда входят через наши парадные. Видели какая там лестница?

И.С.: Ни разу.

С.В.: Вот посмотрите, какая там лестница. Еще у нас была необыкновенная личность. Это бывший танкист, который горел в танке. Забыла как его зовут. А потом он спился. Белов. Это Кольки Белова отец. Да. Герой мы его звали. Я не помню его фамилии, потому что его звали Герой. И он спился до такой степени… Он всегда валялся в этом парадном, в луже. А надо, куда-нибудь пошлют… За молоком или ещё… И так страшно идти. Через него надо перешагивать же. И вот он валялся, валялся и довалялся до того, что сказал: «Господи, что же я такой дурак-то? Что же я себя до такой степени опустил?».  И потом он взял себя в руки, стал прекрасным человеком. Ему… Значит… Он нашел какие-то всё это документы, чего-то, значит. Звезда героя у него была. Ему все эти льготы возвратили и все, все, все. Он женился потом второй раз. И долго и счастливо, прекрасно жил. Мы его встречали, он говорил: «Господи, какой же я был дурак?! Что же я творил!? Почему я так себя вел?!». Он был весь обгоревший. Все лицо у него обгоревшее. Вот. Такой человек был.

И.С.: То есть, он герой Советского Союза?

С.В.: Герой Советского Союза. Это Кольки Белова отец.

И.С.: А Колька Белов с ним жил?

С.В.: У них была семья, да. У них такая была непутевая мать. Я думаю, что из-за нее он так спился-то. Вот. Много у них было детей. И потом, вот, он ушел. Ну, дети уже взрослые были. Относительно. И вот он потом ушел и женился второй раз. У него была прекрасная жена. И они, вот, жили. Им где-то квартиру дали. Ему квартиру дали. Вот. В Колычево или… Я не помню где. Ну, то есть, вот его встречали иногда. И он долго прожил уже. Наверное, еще полжизни он прожил в здравом нормальном уме. Вот такой был у нас персонаж. Ну, то есть здесь… Я не знаю… Здесь такой фильм можно создать. Что уж… Должен быть талантливый режиссер какой-то. Типа Никиты Михалкова.

И.С.: Мне кажется еще талантливей.

С.В.: Еще талантливей? Не знаю.

И.С.: А скажите, где была кухня?

С.В.: Кухня была прям напротив… Щас скажу… Так. Это, значит, Шилова квартира. Дальше пошла квартира Невских.

И.С.: Мы сейчас сидим в квартире Шиловых.

С.В.: В квартире Шиловых.

И.С.: И здесь был тупик?

С.В.: А Пасмонов? А Пасмонов где квартира? Ну, там же дальше эта стена?

И.С.: Дальше стена.

С.В.: Значит, мы сидим в квартире Пасмонов. Квартира Шиловых дальше. Здесь вот я, когда шла… Здесь же вот, смотрите.. Раз-два три – это вот квартира Пасмонов. В три окна. А у Шиловых, вот, большое окно и вот такие маленькие. Это вот Шилова квартира. И после Шиловой квартиры были Невские. И вот, прям, против квартиры Невских была кухня. Она была огромная. Вы сходите, пожалуйста, в эту контору. Посмотрите лестницу. Посмотрите, какая она огромная. С.В.: А потом, когда вы войдёте, то налево

И.С.: И сколько квартир было прикреплено к этой кухне?

С.В.: К этой кухне был весь дом прикреплен сначала.

И.С.: То есть, коридорная система шла еще по октябрьской революции буквой «Г».

С.В.: Да, да, да.

И.С.: И до каких пор?

С.В.: До следующего дома. А кончалось наше здание детским миром. Сюда выходила задняя часть детского мира. Здесь же был необыкновенный детский мир. Там были такие росписи. Поскольку у меня дочь художник, вот она недавно расписала магазин обувной детский, она не помнит еще, я ей рассказывала какие здесь были росписи, в этом детском мире, необыкновенные. Мы туда ходили, когда я была маленькая, ходила, смотрела. Я одну роспись просто помню вот до сих пор. Какой-то зимний пейзаж, собаки, сани, сидит кает с палкой и их догоняют волки. И один волк уже запрыгивает вот эту повозку. И я всегда стояла и фантазировала, вот он сейчас запрыгнет, сожрет этого, может они сейчас еще уедут. И вот так было интересно стоять, смотреть и фантазировать. Детские игрушки елочные продавали. Ой, а Ханзель был.

И.С.: Ханзель?

С.В.: Да. Вот где магазин, где сейчас запчасти и fix price, там был Ханзель по имени хозяина, директора. Ой, какой там был магазин. Этот Ханзель выходил к покупателям.

И.С.: Он немец был или еврей?

С.В.: Он еврей, естественно. А жил он рядышком, напротив почты. Фроловы у нас были. Вот сейчас дочь еще жива. Они переехали вместе с моей бабушкой и живут на Зеленой улице в одном доме. Я к ней хожу часто, поскольку она мне берет квитанции. Бабушка умерла и завещала квартиру моей дочери. И она там пустая просто стоит. И она берет нам квитанции. Позвонит всегда, когда принесли. Я хожу. А у нее была мама, необыкновенная красавица. Фигура, я такой вообще никогда не видела. Пучок такой и она работала на почте. Всегда в окно глянешь и она идет на обед. Вот эта красавица идет на обед. Всегда в таком костюме. У нас же подоконники-то широкие и мы них пиджак всегда постелем, откроем окна и бежим смотрим. А здесь же не такая была пустота, здесь же было полно народу. Здесь у каждого было свое место. Молодые люди всякие собирались кучками. Все знали, что и как. Вечером шли из сада с танцем, здесь полно народу было. то есть, здесь жизнь была такая оживленная, невероятно. Самый центр был. Здесь все всегда собирались. В кинотеатр. Сначала один был маленький кинотеатр у нас. А потом построили Восток.  Кинотеатр с двумя залами. Голубой и розовый. Мы туда ходили. Там мороженное вкусное продавали. Наверху мультфильмы показывали. Очень было здорово. Очень красивый был. А раньше там пустырь был, я помню. У меня на Кремлевской жила подружка моя школьная, я в третей школе училась, которая сейчас у церкви у самой, а она там на Кремлевской рядом жила. И вот через этот пустырь было так страшно ходить. Все такое заросшее было, особенно к осени. А там еще ходил какой-то бешенный мужчина, хромой. Его почему-то звали Пыхта. И вот он всегда, может он шутил, я не знаю, он всегда был полупьяный, и когда идешь, если он идет,  он как будто начинает за тобой бежать. Ты бежишь от туда сломя голову. А потом там построили этот кинотеатр уже. И там был сквер, второй уже. Там был фонтан, рынок напротив, в котором продуктов очень много всяких продавали…мясо, продукты, все. Я помню, раньше холодильников-то не было, поэтому все покупали на один раз. Кусочек мяса купишь, суп сваришь, съешь, все. В следующий раз покупаешь. Семечки там продавали. Бегали за семечками. Там были маленькие магазинчики. теперь там все снесло. Там один был такой кондитерский магазин. Там были конфеты у которых были невероятные фантики. Я их собирала.  И вот мама даст денег, туда сбегаю, куплю конфеты, съем и фантики собирала. Тогда было такое. Мы собирали все фантики.

И.С.: Коллекция не осталась фантиков?

С.В.: Нет, куда-то делось все. Переезжали потом еще два раза и все выбросили видимо. Зря. Есть что вспомнить. Лера вспоминает этот дом, потому что моя бабушка с ней сидела, остальные все работали и она с ней сидела. Часто ее сюда приводила. Здесь старшая мамина сестра жила и работала она в издательстве. Она ей взяла какие-то отходы бумаги и принесет сюда. Она здесь рисует сидит в большой комнате всегда. На обед придет, ей бумаге принесет и она рисует. Она так любила этот дом. А потом же здесь невероятные подвалы. Здесь же были поросята, а у них подвалы. Они забивались льдом раньше и так хранилась продукция, а потом туда уже поставили огромные морозильные установки. И вот все это пропадает. Если бы был какой-то хозяин, который бы купил вот это все вместе и сделал здесь вот тот магазин. По-моему, сюда бы люди ходили. Я предлагала все дочери, поскольку у нее по отцовской линии потомки были Равинские такие. А вот здесь был же рынок раньше, до революции и вот они держали здесь лавку колбасную. У меня, кстати, есть вся информация, я собирала в свое время. И фотографии даже есть. А есть большая фотография на Лажечникова. Я говорю: «Слушай, у тебя же тоже ровинская колбаса. Колбасу то можно делать». Она говорит: «так надо найти рецепт колбасы. Это надо где-то в архивах копаться». Она начала копаться в наших архивах, а там очень отрывочно. Там нет ничего, очень многие провалы. Что-то там она разыскала, что было их два брата. Вот который из них брат ее, не знаю. Вот один каким-то кондитерским делом занимался, а второй вот колбасник. Дом она свой разыскала, недалеко. И там до последнего времени был колбасный цех. Уже и при советской власти, до перестройки там был колбасный цех. И вот она ходила в этот дом, смотрела. Большой, огромный дом, но в запущенном совершенно состоянии находится. Очень жалко мне этот магазин. А мы потом, у нас же тут тоже были подвалы, там к магазину относилась часть подвала, а часть к нам относилась и всегда раньше, так интересно было, подвал, а вот вход был вот от сюда, по этой лестнице… как идешь, спускаешься по лестнице, направо, там наши подвалы были. У каждого был свой закуток, а наверху была такая площадка, вот лестница спускается, площадка, а потом уже вниз, и на этой площадке каждая квартира ставила бочку в которой квасили капусту. Вот бочки стояли. Никто никогда не хулиганил, ничего. Они же открытые бочки. И вот каждый приходил потом и брал свою капусту. Она там стояла, потому что там ни холодно и ни тепло, как раз то что надо, она там прекрасно хранилась. А еще мы все туда ходили маленькие, когда у нас зубы выпадали, мы туда ходили и туда бросали зубы, говорили: «Мышка, мышка поиграй и назад отдай». Это у нас была такая традиция. Туда все свои зубы молочные бросали.

И.С.: А что хранили там? Продукты?

С.В.: Мы хранили там картошку. Там внизу все хранили картошку. А вверху выставляли бочки. У всех обязательно большие бочки. А поскольку дед был прекрасным бондарем.  Он был бандарем-ивальщиком. Это мой дед по маминой линии, а вообще в свое время у него был свой хутор в рязанской губернии, столыпинский отрубок. Им отрубили огромную часть леса. И бабушка, совсем молоденькая. Он со своим братом поехал. У них был дом на двоих и вот эта огромная часть леса. Потом поля у них были, потом они естественно там сеяли все, потом было огромное, огромное хозяйство: и лошади свои, все свое. Единственное, нельзя было водить, бабушка рассказывала, овец, поскольку волки резали все время. Невозможно было. Остальное все. И всегда еще, она интересно рассказывала, летом приходил цыганский табор и просил разрешения остановится, лес-то частный. Она разрешала. И вот они стояли и, у нас было столько продукции, что мы не знали куда девать, вроде свинью зарежешь, потом ее в бочке, в сметане как-то там делали, а есть-то народу мало еще и вот говорит, я всегда яиц лукошко наберу и вот этим цыганам давала. И одна цыганка очень добрая говорит, дай я тебе погадаю. Вот она ей погадала и все точно. Бабушка до смерти вспоминала, как она ей все точно предсказала, всю ее судьбу. А рядом был хутор, жили Шитовы. А потом когда их раскулачили всех, то поскольку моего деда сестра жила в Коломне, она здесь приютила. Они бежали, поскольку забрали всех их в колхоз и в общем там началось страшное дело. Они боялись, сто убьют и они бежали. А Шитовы бежали под Москву куда-то и жили где-то в землянках. Потом он устроились в Москве. Я помню до сих пор, они всегда присылали на Рождество открытку. С Рождеством они всегда поздравляли, потому что Новый год раньше не праздновали. Бабушка говорит, он же был впереди Рождества, поэтому пост шел. А Рождество праздновали, очень готовились. А потом у Шитовых в Купавне была дача. Шикарную они построили себе дачу и каждое лето обязательно нас с бабушкой они приглашали 10 лет туда на дачу. Ну, это была дача, не город какой-то, это был сосновый лес и березовый, там стоял двухэтажный дом, весь резной, несколько грядок клубники, качели и рядом было озеро. Вот там все по расписанию было. Вставал, чай, потом обед, потом тихий час обязательно, все отдыхали, потом мы шли купаться на озеро, а потом вечером мы пили чай с клубникой. Как то у них все было здорово, здорово. И вот мы с бабушкой, они все время знались, всегда до последнего, пока еще живы были. Они переписывались, когда уже совсем старые стали. Все равно к Рождеству всегда была открытка от Шитовых. Вот такие интересные всякие традиции. А бабушкина сестра жила в Москве и мы всегда ездили с бабушкой, маленькую она меня всегда возила везде: в цирк, в уголок Дурова, в зоопарк, это каждое лето. В каникулы мы обязательно ездили к ее сестре, там жили несколько дней и посещали всякие там интересные места в Москве. А еще у нас там жила родственница, у нас от нее осталось икона. Дело в том, что бабушкина мать, моей бабушки мать, они из рязанской губернии, служила, там помещик был Арефьев, бабушка рассказывала все это. А у этого помещика не было детей, а бабушкина мать служила там горничной, а отец все время почему-то был на войнах, ее муж, войны были и его забирали, но между прочем платили тогда очень хорошо, бабушка рассказывала. Я что помню, им платили все время серебром, за то что он был. И вот эта помещица была очень добрая и всегда к празднику она всю свою прислугу одаривала золотыми вещами какими-то. Бабушка во время войны, когда дедушку забрали, у него было приличное количество золота, она все продала, потому что четверо у нее было детей. Единственное, она пожалела вот это кольцо и на свадьбу мне вот это кольцо досталось наследственно. И вот значит у Арефьевых не было детей и потом, бабушка говорит, как я поняла, потому что когда началась революция, то они стали уезжать и они на коленях умоляли ее мать, что бы она эту Татьяну отдала им с собой, во Францию они уезжали, но они собирались вообще-то вернуться, они думали, что они вернуться. Я так поняла, что эта Татьяна, мне бабушка рассказала, была видимо внебрачной дочерью этого помещика, потому что у нее было еще четверо братьев и сестер, но бабушка была…она вообще ни на кого, во-первых, не была похожа, она была очень красивая. И во-вторых, она по своим совершенно всем манерам, вот она воспитала мою дочь. Она очень отличалась. Ну, не отдали, естественно, Татьяну во Францию везти. Татьяна осталась здесь. Такая судьба, видимо. А брат этого помещика, он почему-то в Москве остался. И вот, какая-то родня вышла за него замуж. То есть, я к чему клоню, у нас икона эта Арефьевская теперь есть, в серебряном оплате, а память о этих помещиках хранится наша семейная реликвия. Так что, так все переплетено в этой жизни.

И.С.: Можно вернуться во двор? Скажите, пожалуйста, а на месте Спортмастера что было?

С.В.: Ресторан «Маяк».

И.С.: «Маяк» или «Коломна»?

С.В.: Ресторан «Маяк». «Коломна» это потом. У нас «Маяк» был ресторан. Дедушка всегда туда ходил покупать папиросы, в буфет. Прекрасный ресторан был, зачем его отсюда убрали, не знаю.

И.С.: Это вообще его снесли получается.

С.В.: Нет, его перестроили, получается. А может и снесли, не знаю. Он прям в плотную примыкал к Пасмонам.

И.С.: А арка была какая-то?

С.В.: Нет. Ничего не было. здесь вся улица была магазином. Наверху все жили, а внизу это все сплошные магазинчики. Магазина, магазинчики всякие были.

И.? А можете их прям воспроизвести в памяти?

С.В.: Я не помню. Помню, молочный был, я туда всегда ходила. Меня с бетончиком всегда туда посылали за молоком и там были такие мерные…алюминиевые, как цилиндр. На литр, на пол литра, сколько тебе надо, тебе наливали. Я ходила. Кондитерский был магазин. Вот напротив, где огромный тополь, были курсы кройки и шитья. Я помню, что там с ночи занимали, с вечера занимали очередь, потом ночевали, что бы записаться на эти курсы кройки и шитья. А дальше был прекрасный обувной магазин и тоже была роспись. Очень красивая, но я ее не помню. Там был очень хороший магазин обувной. Вот это я помню хорошо. И дальше овощной был магазин, во дворе была фабрика, где конфеты делали.

И.С.: Конфетная фабрика?

С.В.: Да. Я не знаю про эти конфеты. Это мальчишки там… они же все облазают, все эти если конфеты. Я только единственное помню, что эти конфеты, какие-то женщины, которые там работали, продавали и у нас всегда был мешочек вот этих конфет или помадки кругленькой, или «Коровки» и еще какие-то «Петушки». Даже помню рисунок на оберточке: зеленая обложечка и там петух нарисован.

И.С.: На палочке петух?

С.В.: Нет. Просто конфетка такая. Мы всегда ели эти конфеты. Нам всегда приносили от туда, как у нас на Руси заведено.

И.С.: А интересно, зачем же повторение, там маленькие магазинчики, а потом в «Трех поросятах» еще тоже самое продается, но уже в собранном виде?

С.В.: Не знаю. Очень хорошо было. А еще Гастроном напротив огромный был, там тоже все продавалось. А здесь продавалась всегда, вот я помню, как вот здесь, как входишь в магазин и направо, там продавалась икра черная, в огромных железных банках она стояла в витрине, а еще в маленьких стеклянных баночках была икра черная, а поскольку у меня отец был летчиком, то мама мне всегда покупала, он велел покупать, что бы я всегда ела эту икру. А еще в таких маленьких баночках майонезных был настоящий виноградный сок. Я помню, у нас полный сарай был этих банок из-под этой икры, потом их выбросили, и из-под этого сока виноградного.

И.С.: А еще какие отделы? И где вход был по отношению к вашему парадному?

С.В.: Рядом прям. Парадная и следующая дверь был вход в магазин.

И.С.: Ближе к Октябрьской революции, да?

С.В.: Нет, наоборот слева. Если стоять лицом к парадному,  то слева был вход в магазин поросят. А справа был еще магазин. Справа был магазин, где всегда какие-то вещи продавали. А потом его один раз сделали самообслуживанием. Весь наш дом, и вообще все люди,  они входили, проходили, все посмотрели и выходили. Так интересно было. дальше шел магазин «Динамо». Уже по Октябрьской революции. Это на повороте был магазин, такой маленький. Дальше шел магазин «Динамо». Там все спорт товары продавались. Что там только не продавалось. Всегда к физкультуре все мама мне там покупала. Дальше «Детский мир». Все, наш дом заканчивался.

И.С.: А книжный разве не ваш?

С.В.: Нет, книжный следующий, не наш.  напротив был «Мадис». Меня всегда туда бабушка за клеем посылала, потому что раньше когда стирали белье, кипятили, бабушка добавляла канцелярский клей и соду, и белье было белоснежное. Она вывешивала во дворе сушить белье, все же белое было раньше, все было белоснежным. А во дворе, у нас как из черного входа выходишь, здесь стоял железный налево шарабар, где магазин «Три поросенка», какие-то ящики туда ставил что ли. Потом был Маяк и по стенке маяка сараи шли, потом помойка была, потом еще сараи шли, где как раз Райка со своими свиньями, а потом наши сараи шли. Я ещё помню, когда все на лошадях привозили, не на машинах. Сейчас все заложили, а у нас же были ворота, въезд во двор, со стороны Октябрьской революции ворота были.

И.С.: А там заложили?

С.В.: Конечно. Там какой-то магазин сделали. И там были такие ворота. Там всегда была грязь по колено, не пройти, не проехать. И вот лошади завизжали, привозили всякие товары. И стояли лошади, мы их кормили. Что-нибудь вынесешь и покормишь лошадь. Интересно. А потом я помню, приходила еще…точил ножи, с такой точилой. Приходил во двор, кричал, все выходили, все точили, что нужно. Потом приезжал старьевщик на лошади, собирал сырье, а нам за это давал тряпки, такие шарики на резинке. И вот мы все с этими шариками или со свистульками ходили по двору. Это дошкольного возраста было.

И.С.: То есть, это какие годы?

С.В.: Если я родилась в 50-ом, то это где-то до 60-х.

И.С.: Получается, вы имели выход и на Октябрьскую революцию через черный ход и..?

С.В.: Естественно. А вот который по Октябрьской революции часть дома, там же было еще одна парадная. Вот сейчас оно целое. Там какое-то учреждение находится. Мы могли войти в свой дом с двух сторон. Мы могли войти с площади, мы могли войти с Октябрьской революции, мы могли войти через эту подворотню во двор. И во дворе еще было два черных входа. Вот тот который сейчас и напротив того, который на Октябрьской революции и еще один черный вход. Вот сколько было всего.

И.С.: А где же граница была миров внутри? На самом углу вот в этой квартире или..?

С.В.: А границы не было. Это потом, когда был капитальный ремонт этого дома уже сделали еще кухню одну. Одну кухню здесь оставили и там сделали свою кухню. Там были туалеты с незапамятных времен, а там сделали кухню. Вот в туалет мы ходили в то крыло, а они на кухню ходили в наше крыло.

И.С.: То есть, это была встречное движение.

С.В.: Да. И самое главное, что мы всегда катались там на таких маленьких велосипедах и гоняли в догонячки по всему этому, а люди шли с кастрюлями горячими, которые они на кухне сварили и всегда боялись, что они нас ошпарят. Всегда шли и кричали, что бы мы на них не наехали, не налетели, гурьба огромная маленьких детей носилась по этому коридору. Никогда там не было загорожено, там всегда проход был. А особенно когда демонстрация, здесь же все загораживали, на демонстрацию со школы сходишь и тебя сюда не пускают. Я говорю, я здесь живу, а тебя не пускают. И ты домой не попадешь, пока не кончалась демонстрация. Приходилось идти на Яна Грунта, на улицу Труда. Там какими-то дворами и там стояла стена огромная, перпендикулярна Маяку стена была кирпичная. Мы зализали на эту стену, потом прыгали на помойку, попадали в наш двор и тогда только домой можно было проникнуть. Это была каторга. Никогда не пускали домой.

И.С.: А вот вы говорите, было время когда забегали оркестранты полным оркестром греться. Значит можно было?

С.В.: А как? Не пускали. Перекрыта была улица начиная от Яна Грунта. Там стояли милиционеры. И уже на этот кусок улицы, на тротуар не пускали. Вот до этого доходили куска тротуара, Октябрьская революция и Яна Грунта и здесь милиция стояла. Я говорю милиции, что я здесь живу. Все здесь живут. И никак ты не мог проникнуть. И здесь все было тоже милицией отцеплено. Потому что же демонстрация шла.

И.С.: Получается окно кухни выходили во двор.

С.В.: Да, окна кухни во двор выходили.

И.С.: А были такие места где все собирались?

С.В.: На кухне. Только на кухне. А где же еще собираться?

И.С.: Ну, может у кого-то была большая квартира.

С.В.: Нет, в квартирах не собирались. Помню только день рождения у Юрки Шилова, еще когда он жил в том крыле. У них там огромная рояль стояла. Большая очень комната не перегороженная была, стояла у окна рояль огромный, был накрыт стол и нас всех детей собрали Валентина Семеновна и Гурий Алексеевич и вот мы праздновали. Сколько Юрке было, не знаю, совсем маленькие были. Праздновали день рождение его. А так, по квартирам не принято было собираться. Все это происходило на кухне.

И.С.: Это вот его дедушка расписал…?

С.В.: Отец. Дедушку я его не знаю.

И.С.: Его звали Гурий Алексеевич. А вы так сказали, улица Шилова, его брат. Это здесь, в Коломне?

С.В.: Конечно.

И.С.: А кто он?

С.В.: Герой, по-моему. В газете к 9 маю была огромная статья про него. Это его родной брат. улица Константина Шилова. Наша школа как раз, четырнадцатая, стоит на этой улице. Это его брат.

И.С.: А кто был автором Трех поросят не знаете?

С.В.: Нет. кто был автором не знаю. Это была изумительная вещь.

И.С.: Фотографий не сохранилось?

С.В.: Нет, к сожалению. Ну, кто знал, что этого никогда не будет больше.

И.С.: А когда его уничтожили?

С.В.: Потом его переименовали, как он стал называться, я не помню. Мы всегда его звали поросята. А потом он как то по другому стал называться. «Огонек». В перестройку все уничтожилось. Тракторист, он же все уничтожил. И все. Я Славку один раз чуть в фонтане не утопила. Мы пошли осенью, была осень, он был в пальтишке таком, туда, на тот сквер гулять. А теть Катя, это его мать, куда-то отошла что ли, а он на краю фонтана стоял, стоял, стоял. Она сказала, посмотри за ним, Свет. И все, и уронила в фонтан. А он же весь одет: в шапке, в пальто. Она подбежала, его выхватила, принесла, чуть меня не убила.

И.С.: Вы случайно?

С.В.: Случайно, не нарочно же. Что я, садист? Ну, я была маленькая. Если ему было годика три, даже меньше, может быть, он только научился ходить, то мне было на семь лет больше. Где-то около десяти.

И.С.: Мы как то остановились, последовательность от отделов в Огоньке.

С.В.: Последовательность отделов.

И.С.: Вы же сказала, что справа, ближе к Октябрьской революции, икра была, рыба.

С.В.: И винный отдел был: коньяки, водка.

И.С.: Это ближе к углу получается?

С.В.: Да. Вот если войти, то это направо. Налево кондитерский отдел был, со всякими конфетами, зефирами, мармеладами, шоколадами. А прямо был отдел где рыба была, капуста провансаль, помню покупали всегда. Вот такой вот отдел был. А к окну был что-то типа лоточного отдела, там всегда продавалось, к слову, 10 копеек, бутерброд с икрой с черной. Только не зернистой, а спаечной. Знаете что такое спаечная? Это слипшееся. И бутерброд стоял 10 копеек. И всякие соки там были. Наливали их из конусов. Сок томатный, стоял в баночках с солью и разные другие соки. И Морозов еще был магазин, хлебный. Где сейчас часы продают.

И.С.: Это на Яна Грунта угол?

С.В.: Угол. Со стороны Октябрьской революции часы, а со стороны там какой-то винный теперь. а это был Морозов. по имени владельца видимо. вот Там был хлебный прекрасный магазин и кондитерский большой отдел. И, между прочим, эти магазины, как они есть, они мне снятся во сне очень часто. Те времена, как я туда иду и вхожу в магазин. И здесь был отличный посудный магазин, за Поросятами к Маяку ближе, был посудный. В нашем же доме.

И.С.: А посуда жестяная или керамическая?

С.В.: Всякая была посуда. Я помню даже, кружка была такая красивая. Мы здесь ее покупали. Так что у нас что только не было и мы самое главное знали, что привезли, потому что привозили-то во двор и мы сразу идем в магазин. Пока еще очереди нет, мы уже знаем.

И.С.: Да, выгодное стратегическое местоположение.

С.В.: Необыкновенное было положение. Все мы видели и все мы знали.

И.С.: А вот в подвал мы с вами мысленно слазали, а вот на чердак нет. вы бывали когда-нибудь на чердаке?

С.В.: На чердаке я не была. Но рассказывали люди, что якобы во время войны здесь какая-то банда, типа Черной кошки, прятала все украденное. И всегда боялись мы этих черных кошек. Но это бабушка говорила. Что здесь во время войны они воровали и здесь прятали, у нас на чердаке, а уж насколько это правда, я не знаю.

И.С.: А. кстати, про этого парнишку, который был карманник-виртуоз.

С.В.: Он не парнишка был, мужчина.

И.С.: Мужчина?

С.В.: Да.

И.С.: Все знали, что он промышляет?

С.В.: Естественно.

И.С.: И в милицию никто не сообщал?

С.В.: Да вы что? Нет, конечно не сообщали. А зачем? Он уже отсидел. Он сидел в тюрьме.

И.С.: То есть, он завязал, перестал этим заниматься?

С.В.: Я не знаю, завязал он, не завязал. Может быть и подворовывал где-то. Во всяком случае, у нас он ничего не воровал.

И.С.: Это настолько разнообразный был мир: тут ученые, тут врачи, тут уроки.

С.В.: Балашов.

И.С.: Балашов, вот. Скажите, пожалуйста, наверное во время демонстрации можно было услышать его голос и подумать что..?

С.В.: Не знаю, но здесь он часто бывал.

И.С.: Вы с ним общались?

С.В.: Я не общалась, просто видела.

И.С.: Ну, он такой крупный, такие у него седые легкие волосы, крупное лицо и потрясающий такой бас.

С.В.: Да, да, да. Это  есть Балашов. Когда он только проходил и все.

И.С.: Он дружил с кем?

С.В.: С Шиловыми.

И.С.: А связь, история, почему, как? Воевали вместе?

С.В.: Я не знаю. Наверное это по линии Валентины Семеновны,  матери Юрки. Они, наверное, воевали в одном полку. Скорее всего.

И.С.: Потому что он фронтовик.

С.В.: Да, да, да. Потому что именно Валентина Семеновна эта компания, не Гурий Алексеевич.

И.С.: И он приезжал часто?

С.В.: На праздники он приезжал.

И.С.: Как же? Он на праздники должен был комментировать демонстрацию.

С.В.: Не знаю. Когда может он не комментировал. Может кто-то другой комментировал, там еще Игорь, Кирилл был. Может когда тот комментировал. Но здесь он бывал.

И.С.: А еще какие-то известные люди бывали?

С.В.: Нет. приписали сюда какого-то.

И.С.: Бенедикта Ерофеева?

С.В.: Да. Никогда его здесь не было. это все вранье. Никогда он здесь никем не работал. Мы же во дворе без конца были, мы же знали. У нас же была сначала еще кочегарка, дом отдельно отапливался углем и вот там была кочегарка во дворе, если выйти из подъезда, направо, там была дверь. Мы туда еще ходили за горячей водой. Там был кочегар известный всем нам. А вот этого, я не знаю когда он был здесь. Может в перестройку он здесь обитал?

И.С.: Нет, в перестройку его здесь уже не было. он здесь учился в 62-ом году.

С.В.: Не было его здесь в 62-ом году. Точно, абсолютно.

И.С.: Вы же могли не запомнить.

С.В.: Нет, а где он здесь был-то?

И.С.: Он работал грузчиком в магазине.

С.В.: Грузчиком в магазине?

И.С.: Нет, он не жил.

С.В.: Ну, вот. Может он какое-то время грузчиком и работал в магазине.

И.С.: А этот винный отдел, он что из себя представлял?

С.В.: Понятия не имею. Я же тогда не интересовалась.

И.С.: Не запомнили.

С.В.: Нет. просто винный отдел.

И.С.: А близость его не грозила тем, что тут рядом выпивали во дворах?

С.В.: Ничего не грозило. Может и выпивали, но это ничего. Все было в норме как-то. У нас был один, Герой который, потом за ум взялся и еще Дима Сапожник. Вот он регулярно пил, но он был прекрасным сапожником. Пил и за своей женой бегал по коридору нашему, но никогда никого не поранил, естественно. Это было редко, в остальное время он сидел, обувь чинил.

И.С.: У себя в квартире?

С.В.: В квартире, наверное, или в сарае где-то у него было. да, наверное, в сарае летом он чинил. Мы все у него обувь чинили. То есть, у нас всякие люди были. А еще Райка что делала? Она еще завивала всех и маникюр делала. То есть, в наш дом пришел, одежду пошил, маникюр сделал, завился, обувь починил.

И.С.: А шил кто?

С.В.: А шила теть Нюра. Я с нее и начала. А потом наша квартира. Ее шестая, наша седьмая.

И.С.: Она подрабатывала этим или она профессионально где-то работала?

С.В.: Нет, она вообще нигде не работала, она только шила дома и поэтому она никогда никому не открывала. А когда надо было маме прийти, в стенку постучит, это значит мама идет, она ей открывает. Потому что раньше шить было нельзя, тогда налоги никакие не платил никто. А еще у нас, это я была совсем маленькая, на постой еще пускали,  у нас жил офицер из КАУ на постое в нашей квартире. Распределяли как раньше в сванские времена и у нас на постое жил офицер.

И.С.: Это была такая обязанность?

С.В.: Да.

И.С.: Денег не платили за это?

С.В.: Я не знаю. Наверное, не платили. Вот такая была обязанность.

И.С.: А КАУ это что?

С.В.: Это у нас было Коломенское Арт Училище. Наше знаменитое Арт Училище, которое почему-то разогнали все теперь. Это же из покон века было это училище.

И.С.: И у других тоже жили?

С.В.: Я не знаю про других, но про него знаю, что он у нас жил.

И.С.: Долго?

С.В.: Может год. Хотя у нас была огромная семья, тем не менее его поселили и он жил. Никто  не возмущался.

И.С.: А у вас была одна комната или две?

С.В.: Там огромнейшее помещение с двумя окнами. Потом оно, естественно, было разгорожено. Раз, два, три и еще такая маленькая ниша, как альков. Там была спальня. Вот четыре получалось и  прихожая.

И.С.: Прихожая уже общая?

С.В.: Нет. Прихожая. Ты входишь, прихожая, где висит вешалка, стоит умывальник, где мы умывались и дальше уже пошла комната, она без окон, а потом уже из нее две двери и по одному окну. Одна комната, вторая комната. И ниша, вот сюда к кухне. Две кровати стояли и штора была, которая загораживает. Все почему-то помещались и никто не жаловался.

И.С.: А в гости ходили к друг другу?

С.В.: Конечно. К нам на праздник все приходили, потом уже мамины, бабушкины все переженились, повыходили замуж по очереди. И вот со всей родней. Вся родня собиралась вот в этой гостиной, которая без окон. Там накрывали огромный стол, гуся всякого, пирогов, там были свои блюда. Все садились, праздновали и все прекрасно проходило.

И.С.: Я имею ввиду, пускали в соседние квартиры? Вот у Пасмонов вы смотрели телевизор, у тети Нюры шили.

С.В.: Тетя Степанова куда переехала, потом Шиловы в ее квартиру. Тут тесть Степанова жила, тоже портниха. А потом она поменялась с Шиловыми. Она уехала в дальнюю угловую, а они переехали сюда.

И.С.: Дальнюю угловую, то есть, соседний дом, да?

С.В.: Не в соседний дом, а последняя квартира нашего дома, который выходит на Октябрьскую революцию. Там раньше жили Шиловы, а потом они переехали сюда, а она уехала туда.

И.С.: А туалетов, вы сказали, несколько было, да?

С.В.: Мужской и женский. Это было в том крыле, который по Октябрьской революции. Там входишь, налево были умывальники, две штуки, а потом три кабинки. Туалетов вы таких не помните, какие тогда были туалеты. Из какого-то серо-зеленого камня, все это выложено с какими-то вот для ног.

И.С.: Было дежурство, мыли полы по очереди?

С.В.: Я не знаю. Туалеты люди не мыли, там, наверное. Уборщица какая-то мыла. Я не знаю, кто мыл туалет, но я знаю, что жильцы туалет не мыли.

И.С.: А общий коридор?

С.В.: А общий коридор жильцы мыли. Мы свой коридор по очереди мыли.

И.С.: То есть, были установлены какие-то дежурства?

С.В.: Да. Вот дежурит квартира. Ты должен кухню убрать, там все привести в порядок, свою плиту, каждый свою плиту убирал сам, и коридор раз в неделю мыли, каждый день подметали, и кухню на ночь запереть. В двенадцать часов кухня запиралась на ключ.

И.С.: Зачем?

С.В.: Что бы никто с улицы не зашел. Раньше никаких домофонов не было. заходи, пожалуйста, с улицы. А у нас же здесь вообще проходной двор.

И.С.: Парадная не запиралась?

С.В.: Нет. его как-то пробовали запирать, но что-то из этого ничего не вышло. Обычно его на зиму забивали и ходили через двор, к в собачьем сердце.

И.С.: А на зиму, чтобы не заходили, не грелись?

С.В.: Наверное. Не знаю. Почему-то на зиму это закрывалось.

И.С.: Или может быть из-за экономии тепла.

С.В.: Не знаю по каким причинам, но на зиму запирали, закрывали, забивали и ходили мы через подворотню, через эту страшную. И здесь было страшно ходить, потому что здесь же еще и чердак был…лестница на чердак была.

И.С.: А там черная кошка.

С.В.: А там черная кошка. А еще у Райки была собака. Немецкая овчарка.

И.С.: Многие держали питомцев?

С.В.: Нет. вот только она одна держала. Однажды я шла и собака, я так думаю она просто от радости на меня бросилась, а я маленькая была и я упала. И после этого Райку заставили ее аннулировать. И собаку больше никто не заводил.

И.С.: А кошки?

С.В.: Я не знаю. Что-то раньше люди не занимались этим. Кошки может и были. Я не помню.

И.С.: Может они жили своей жизнью? Подкармливали вы их да и все.

С.В.: Не подкармливали никого. Во дворе у нас никаких кошек не шаталось. Не было кошек. Наверное, никто не держал. Тараканы были. Огромные ходили по коридору.

И.С.: Коричневые?

С.В.: Прусаки. И крысы из магазина прогрызали полы. Потом дед как-то сделал. Он набил стекла и цемента, это вокруг трубы они обычно прогрызали. Все это сделал и прекратилось хождение. Это они уже прогрызть не могли.

И.С.: А расскажите еще про ледяные палатки.

С.В.: Зимой к Новому году здесь строили такую горку, перед памятником Ленина, типа голова что ли. Из нее катались и по правой и левой стороне памятника, стояли ледяные палаточки, ларечки и в них книги продавали, еще что-то. Я помню книги продавали и вот там я купила книжку, она до сих пор у меня цела. Очень было интересно.

И.С.: А кто сооружал?

С.В.: Это я не знаю.

И.С.: А какие там фигуры были? Дед Мороз, Снегурочка?

С.В.: Дед Мороз, наверное, Снегурочка.

И.С.: Они светились или нет?

С.В.: Нет. По-моему, они не светились.

И.С.: Сейчас делают такие скульптуры изнутри светятся.

С.В.: Они были какие-то попроще, мне кажется, но для нас это было очень интересно.

И.С.: Интересно то, что книжные палатки в ледяных домах.

С.В.: Да, да, да.

И.С.: С Лажечниковым это никак не вязалось?

С.В.: Может кто это делал, так и задумывал, но я не знаю.

И.С.: Какое-то чудо. Ледяной дом. Помните же?

С.В.: Помню, конечно.

И.С.: Может, прям напротив дома Лажечникова поэтому и строили?

С.В.: Мне кажется, это было ни с чем не связано. Просто так вот сделали и все.

И.С.: Спасибо, вам, огромное.

Сардановский В.М.: В 56 году, когда я в пединститут ездил на уборку урожая, там есть фотографии… Интересно, я долго не мог понять, что они убирают. Оказывается, они убирали помидоры. В Коломенском районе были целые поля, занятые помидорами.

Игорь Сорокин: Хорошо, раз мы начали с темы колхоза, мы ей и продолжим. Но, для начала, сейчас мы должны технически. Всё, идёт у нас запись, да? Технически просто записать, чтобы не забыть, какого числа и с кем интервью.

Сардановский В.М.: А…

Игорь Сорокин: Значит, Владимир Михайлович Сардановский, 14 октября 2015 года, праздник Покрова Пресвятой Богородицы.

Сардановский В.М.: Музей «Арткоммуналка».

Игорь Сорокин: Праздник Покрова…  С праздником!

Сардановский В.М.: Так, нужно тогда представиться, кто ведет интервью.

Игорь Сорокин: Игорь Сорокин

Сардановский В.М.: Интервью ведёт Игорь Сорокин.

Игорь Сорокин: И Даниил Демидов.

Сардановский В.М.: Ну вот, видите, уже более ясно будет.

Игорь Сорокин: Да… Владимир Михайлович, начали раз мы уже тему колхоза, и… и такого  братания в колхозе… Вы учились в педагогическом институте, ездили в колхоз на уборку чего? Ну, и вообще эту тему давайте немножко…

Сардановский В.М.: Студентами мы чего только не убирали: и картошку, и черноплодку, и смородину, и клубнику.

Игорь Сорокин: То есть, вот здесь, для Коломны сады…

Сардановский В.М.: Да.

Игорь Сорокин: И…

Сардановский В.М.:…и совхозы, колхозы… На яблоки… ну… не посылали нас. Просто была возможность. Объявляли, например: «Никульский сад открыт для посещений.» То есть, можно было туда приехать, и оставшиеся яблоки собрать. А вообще у нас в Коломне в Речках до сих пор громадные холодильники, которые снабжают Москву и правительство Москвы свежими фруктами круглый год.

Игорь Сорокин: А что значит «в Речках»?

Сардановский В.М.: Называется так поселение, которое на Никульской горе, за… между Никульским и Непецино, с левой стороны. И сразу же за стеллой «Коломна», на въезде с московского… со стороны Москвы… И тут сады этого хозяйства. Яблоневые сады, где собирают яблоки, и убирают туда, в хранилище: яблоки, смородину, черноплодку, клубнику… Ну, как вам сказать… *смех* Вот гастроном — такого же, вот, размера холодильник. То есть, громаднейший цех, который сделан внутри… Загружаются в него ящики, и там поддерживается определенная температура.

Игорь Сорокин: Ну, не замораживаются, а просто прохладно там, да?

Сардановский В.М.:  Может, и замораживаются. Любая. Кстати, вспомнился анекдот, когда крестьянин приехал к Хрущеву и спрашивает: «Когда же у нас коммунизм будет построен?» Хрущев говорит: «Как тебе объяснить?.. Вон, видишь — моя машина стоит? Вот, когда твоя машина рядом с моей будет стоять, тогда у нас будет коммунизм.»
Ну, колхозник приехал домой, у него и спрашивают: «Ну? Что тебе Хрущев ответил?» Он говорит: «Ну как те сказать? Вон, видишь, говорит, мои лапти? Когда рядом лапти Хрущева будут стоять, тогда у нас будет коммунизм.» Вот так и… То есть, что мы только не убирали: черноплодку… Конечно надо было самое трудное — убирать, потому что ее убирали в последнюю очередь, уже чуть ли не по морозу. Ни разу не убирали черноплодку? Не видели, что это такое? Это кусты, примерно два с половиной метра высотой, на которую гроздья рябины черноплодной висят. Между прочим, тоже старый рецепт, для вас, наверное, будет интересный по «Арткоммуналке». Когда я рассказал своей сестре, как это готовить… В общем, нужно что сделать? Взять пятьдесят ягод черноплодки, раздавить её. Добавить четыреста грамм сахара… Ну, так… Потом дальше: сто листиков вишни. Залить литром воды. Довести до кипения и прокипятить пятнадцать минут, и когда уже… ну… перед окончанием, добавить, ну, столовую ложку лимонной кислоты. Получается сиропчик. И вот этот сироп, если его для женщин развести на литр водки по… На литр сиропа вот этого пол-литра водки, будет вино для женщин. Если для мужчин, — можно на литр — литр водки. Причём интересно что? Что когда пробуют это вино, начинают очень интересное… По цвету это, вот, ярко-рубинового цвета. Вкус сладко-кисло-вяжущий. Привкус земляники. Запах вишни. Очень интересное получается такое вино. Единственное, что сам сироп не хранится. Вино. То есть, наливка, которая получается из него, хранится очень долго. Причём, когда я сестре сказал рецепт, она не смогла найти вишнёвые листья – они все опали. Она наломала туда вишневых веточек. И результат получается тот же самый. То есть, от вина пахнет вишнями, послевкусие земляники остаётся. Кстати, говорю, для вас именно, для «Арткоммуналки», элементарно такое сделать, можно даже посетителям давать подегустировать *смех*

Игорь Сорокин: Отличная тема! Если вы нам ещё каких-нибудь рецептов расскажете… Мы  пустим в производство.

Сардановский В.М.: Рецепт есть ещё один. Когда я своей сестре… Я уже не знаю, откуда я его услышал? Рецепт… Называется «варенье для любимого». Что делается? Берётся крыжовник крупный – «Дамский пальчик» — это такой величины примерно крыжовник – продолговатый. Срезается крышечка, изнутри вычищаются зёрнышки. Берётся вишенка. Из вишенки вычищается зёрнышко. Вишенка кладётся внутрь крыжовника. А в серёдку вишни, вместо косточки, вставляется рябинка. Это за… Заливается сахарным сиропом и варится. Это называется «Варенье для любимого». Почему? Крыжовник – кислый, вишня – терпкая – это немножко вяжущая такая. И…

Игорь Сорокин: У меня, наоборот, кислая…

Сардановский В.М.: Ну… да, кислая. Ну, то есть три разных… И рябина горьковатая немножко. Три разных вкуса варенья «Для любимого». Но когда я сказал сестре этот рецепт, она попыталась это варенье сварить. Крыжовник она нашла, значит. Вишню тоже нашла, но чистить она их не стала, потому что рябина ещё не созрела. Не поспела. Она просто внутрь крыжовника положила рябинки. Залила сиропом и поставила варить. Как же она меня потом проклинала! Почему? Потому что эти вишни начали на полметра подпрыгивать над тазом, в котором варилось варенье, и подпрыгивали в разные стороны. *смеётся* И она должна была эти вишенки ловить. Конечно, она меня потом… До сих пор вспоминает.

Игорь Сорокин: А кто вам такой рецепт сказал?

Сардановский В.М.: Я не помню, где я его прочитал, этот рецепт, — в том-то и дело. А вот сказал я ей этот рецепт, рассказал, она мне, говорю, всю жизнь теперь вспоминает вот этот рецепт.

Игорь Сорокин: Точно крыжовник, а не виноград?

Сардановский В.М.: Нет. Понимаете, что… Ещё как раз… в чем секрет-то: крыжовник поспевает довольно-таки рано, а рябина поспевает очень поздно, и собрать их все вместе очень сложно. Это именно специально надо постараться для любимого. Вот видите, всё-таки я по плану, вот, вам… *смеётся* …Рассказываю план. Несколько помогает.

Игорь Сорокин: Может, вернемся в пору Вашей юности, в пединститут. Расскажите, может быть, какие-то особые… особенные воспоминания о пединституте?

Сардановский В.М.: Ну, во-первых, можно начать даже еще пораньше.

Игорь Сорокин: Да!

Сардановский В.М.: Ну, восемь классов особенно ничем… не было никаких достопримечательностей. А вот когда я поступил в девятый класс, в это время была, так сказать, профориентация. Были и школы с профориентацией. И я поступил в класс, у которого была профориентация «Старший пионервожатый».

У нас был класс, в котором учились старшие пионервожатые и воспитатели детских садов.  Первый год у нас ещё были ребята, которые учились на токарей там, по-моему. То есть, у нас был класс смешанный: девчонки и ребята. А в десятом классе получилось так, что всех токарей перевели в другие классы, а я один остался среди девчонок. Девчонки, правда, говорят: «Мы, — говорят – уже настолько к тебе привыкли, что даже и не замечали, что, — говорит – ты парень – говорит – уже. Спокойно – говорит – себя вели». Но достопримечательность в чём — что класс был на самоуправлении. Класс был, в котором в первом… Первый в Коломне организовал классный «Голубой огонёк», причём последствия, как бы сказать, этого классного «Голубого огонька», когда смотришь на фотографию общую, которая была сделана после этого «Голубого огонька», у всех девчонок… Ну, как вот это сказать? Ну… Выглядят, как будто они «поддавшие», пьяные. Настолько это пьянило настроение, которое было на этом «Голубом огоньке». Последующие «Голубые огоньки» уже не так это… Уже не так это было заметно, а вот на первом «Голубом огоньке» это было очень заметно. Причём, класс был – резерв бригады коммунистического труда. Ну, если вы можете потом посмотреть по энциклопедии, что это такое: «бригады коммунистического труда» и что это был за знак – «резерв бригады коммунистического труда». Но, по крайней мере, классный руководитель только направлял нас. Вместе и, вот, в Рождественку ездили, вместе и в колхоз, и в пионерский лагерь – в общем, коллектив был очень дружный. Настолько дружный, что по прошествии пятидесяти лет после окончания школы мы ещё встречались. Правда, уже… Сколько? Процентов тридцать, правда, уже оставалось. Потому что остальные разлетелись очень далеко или же отошли в мир иной.

Игорь Сорокин: Подождите – подождите, а Вы сказали про пятидесятилетие, можете уточнить…

Сардановский В.М.: Школа десятая. Школа № 10…

Игорь Сорокин:  Да… А уточнить, в какие же годы это было, если пятидесятилетие уже прошло?

Сардановский В.М.: Школа… Так… С шестьдесят первый-шестьдесят второй… В шестьдесят четвёртом году  10 школа была только что построена. Первый год, мы учились, и последний год — в шестьдесят пятом году мы её закончили. То есть, практически мы учились в этой школе один год.

Игорь Сорокин:  То есть, в этом году пятидесятилетие?

Сардановский В.М.: Нет. Путаю, наверное. Подожди!.. Шестьдесят третий, наверное… Потому что пятидесятилетие мы отмечали в том году, а… А, правильно, 63 год… В шестьдесят третьем году была, наверное, запущена…

Два года мы в ней учились. В прошлом… в позапрошлом году отмечалось пятидесятилетие школы.. и на следующий год наш выпуск отмечался. И до сих пор мы ещё, вот, так это… поддерживаем контакты. Правда, конечно, накладывает отпечаток то, что был класс пионервожатых, а ведь пионервожатые – это заводилы. Весь класс был заводной. И, в основном, директора школ, завучи, я не говорю просто уж о преподавателях и воспитателях детских садов.

Игорь Сорокин: Потом вы пошли в пединститут?

Сардановский В.М.: Нет. Потом я пошел на работу во ВНИКТИ. Через три года — заочный интитут ВЗПИ. И, как в дипломе написано: «Поступил в ВЗПИ и окончил полный курс КГПИ.»

Игорь Сорокин: То есть поступили на заочный, закончили… ВЗПИ – это что?

Сардановский В.М.: Закончил один курс ВЗПИ заочно, и перешёл на очный в пединститут на второй курс. Ну, правда, когда декан меня принимал, он говорит :»Ну, два предмета тебе досдать — педагокику и психологию. Ну, а когда я в сентябре пришел и когда он мне дал бегунок на 14 экзаменов…  *смеётся* Ну, так как уже был опыт учебы в заочном институте, до Нового Года я все эти 14 предметов благополучно сдал. Потому что там были… некоторые казусы были. Казусы в чём? Что мне, например, засчитали интегральные исчисления, а дифференциальные исчисления, которые я сдал, мне не засчитали. Ну, просто объяснились, где…

Игорь Сорокин: Этот факультет как назывался?

Сардановский В.М.: Индустриально-педагогический факультет преподавателей общетехнических дисциплин и физики. Работают преподавателями и физики наши выпускники. Ну, как сказать, в основном, конечно.

Игорь Сорокин: А сколько всего факультетов?

Сардановский В.М.: Уууу! Это я вам не могу сказать — считать надо.

Игорь Сорокин:  А дружили ли вы с другими факультетами? Или у вас был какой-то узкий?..

Сардановский В.М.: Нет, особенно не было такой связи у нас.

Игорь Сорокин: А учились вы уже в новом здании?

Сардановский В.М.: Да, сразу в новом здании.

Игорь Сорокин: А вы рассказывали о сестре, которая училась в старом здании, да?

Сардановский В.М.:  Да.

Игорь Сорокин: Вот, можете как-то развить эту тему, про старое здание рассказать?

Сардановский В.М.: Ну, про старое здание, после того, как оттуда вывели… Ну, во-первых, во-первых, вначале был учительский институт. Потом… Кстати, среди фотографий вы можете найти… Там есть фотографии выпуска учительского института, если не ошибаюсь, где-то 58-ой год. Потом это был педагогический институт, а потом уже педагогический институт переехал в новое здание. Вновь построенное здание.

Кстати, вот, ещё, пока вспомнилось… О фотографиях физмата на уборке помидор. Там будут фотографии, где студенты убирают помидоры на полях Коломны, как к ним в обед привозят молоко, которое тогда обычно… То есть, колхоз кормил студентов обедом. Или просто привозил молоко, или же привозили целиком, там, первое и второе. И как студенты жили дальше. Ночевали. Обычно выделялась какая-нибудь школа или, там, детский сад, которые летом не работали, на пол клали матрасы, и все целиком лежали.

Игорь Сорокин: А это были выезды надолго? Или это короткие всё-таки выезды были?

Сардановский В.М.: На месяц, примерно. Ну, так же, как и стройотряды.

Игорь Сорокин: А вот Коломна ассоциируется с садами, как «помидорный край» не ассоциируется.

Сардановский В.М.: Да, вот я о чем и говорю. Я тоже вначале не мог понять — что они убирают? Обычно у нас убирают картошку, а это — зеленые помидоры. Причём, они вот такой горкой вот насыпанные. На помидорные грядки один раз попал в Ейске. Знаете такой Ейск? Ейское авиационное училище? Вот там…

Игорь Сорокин: Это Азовское море…

Сардановский В.М.: Да. Вот там помидорные грядки до самого горизонта, и все красные. Но, правда, когда я посмотрел, как их убирают… Ну… Там по городу висели объявления, что приглашают на уборку помидоров ВСЕХ: и местных жителей, и пенсионеров, и отдыхающих, и школьников, и пионеров – всех. Четыре часа работы, оплата — 16 килограмм помидор. Я дня два, что-то, съездил. Посмотрел, что это такое. На обед взял себе тоже помидорку с хлебушком. Но когда идешь и смотришь — красный помидор – ой, вот это… Так и просится: «Съешь!» Вторую, третью, потом уже смотреть на них уже не можешь.

Мы собирали помидоры в ящики, а рядом шла механизированная уборка — трактор «Беларусь» с конвейером — вправо три метра конвейер, влево – три метра конвейер. С правой стороны идут трое,  с левой стороны – трое. Срывают помидоры, кладут на конвейер. Они собираются вместе, поднимаются — и в самосвал. У самосвала задний борт герметизированный резиновой прокладкой, чтобы сок не вытекал. Вот, набирают самосвал, такой, с горкой, — и поехал. У меня ещё… помню,  спросил: «Ну, их хоть моют?» «Да, говорят. — Которые целые, те помоют».

На томатную пасту, на сок на томатный…вот эти помидоры оттуда идут к нам. А вот чтобы у нас помидоры… Щас даже, вот, не знаю… Даже, вот, уже в теплицах трудно вывести помидор, чтоб они паршой не болели. А тогда помидоры росли у нас на полях.

Игорь Сорокин: Ну, это, наверное, такие особенные помидоры, которые выдавали в столовых в детских садах — маринованные зеленые помидоры?

Сардановский В.М.: Нет, ну вы знаете, что  у нас раньше в Коломне была «засолка» так называемая, которая осенью занималась заготовкой сельхозпродукции: квасили капусту, солили огурцы и помидоры, и, причем это в промышленных масштабах — большущие баки, которые… Эту капусту, помидоры, огурцы потом продавали в магазинах. Кстати, в том магазине, который под вами, тоже продавались огурцы и помидоры.

Игорь Сорокин: А это был местный масштаб или это на страну готовилось всё?

Сардановский В.М.: Ну нет, на Коломенский район, по крайней мере, да. Ну, щас уже этого ра… «засолки» этой нет. Вместо этой засолки — Новомалинский район.

Игорь Сорокин: А «засолка» — это такой… целый…

Сардановский В.М.: Было предприятие. Было предприятие, да…

Игорь Сорокин: Прямо так и называлось — «засолка»? Или это народное название?

Сардановский В.М.: Да, «засол». Ну, так и называлось – общенародное – «засолка». Как она точно называлась, я щас не помню. Просто… не смотрел на эту афишу… на этикетку ихнего предприятия. Занимало оно место примерно около гектара, наверное. Ну, если сейчас на его месте целый микрорайон построен. Ну, вы, наверное, не знаете?

Игорь Сорокин: Нет.

Сардановский В.М.: Когда я переехал на новое место жительства — это был 79 год. Это была окраина от наших… От наших… От наших ворот был виден краеведческий музей, Маринкина башня, Грановитая башня, а потом вокруг понастроили коттеджей. И когда я однокласснице показал, говорю: «Вот в этом районе я живу». Она посмотрела: «О! – говорит. — У вас – говорит, —  элитный район!» Я говорю: «Да, — говорю — Была окраина Коломны, а щас стал элитный район.»

Игорь Сорокин: Это речь об улице Ивановской, да?

Сардановский В.М.: Нет. Сейчас улица называется «Проезд Жуковского». Ну, не знаю…Отсюда, вот, если… ну, вот, тоже, вот, если смотреть на Церковь Михаила Архангела, и за ней как раз…

Игорь Сорокин: Ну, раньше назвалась «Ивановской» эта улица?

Сардановский В.М.: Нет.

Игорь Сорокин: Нет?

Сардановский В.М.: Я переехал… Я ж говорю же: в 79-ом году переехал на другую улицу. Причём, интересно то, что у нас очень часто уже забывать стали старину.  В каком смысле? Тут я в интернете один раз встретил интересное высказывание, что Коломенка раньше, видимо, была более полноводной, потому что она очень сильно разливалась и заливала… И  даже, там вот, в Городищах пруд заливала. Но просто, понимаете,  у нас это нигде не говорится, нигде не афишируется, и нигде не рассказывается, и только благо то, что я когда-то работал в краеведческом музее и видел там стенд, посвященный переписи… Всероссийской переписи, 18 -, по-моему, то ли 80-го, то ли 90 года — еще позапрошлого века. И там говорится, что в Коломне деревянные мосты через реку Коломенка и Чура. Я, знаешь, заинтересовался: «Как же так: Коломенка известна, а где Чура?» Хорошо — там же рядом план был. И, оказалось, что Коломенка раньше телка, вот, под этим мостом, который был деревянным, и текла она под Блюдечком. А река Чура брала свой исток в Городищенском пруду, текла почти… Вот… Ну, как вам сказать? Вот… Вы видели, как там разлив Коломенки, да? С правой стороны там еще как бы заливается туда. Вот, она там текла, и текла по теперешнему руслу Коломенки. И она тоже впадала в Москва-реку. Река Чура.

ИгорьСорокин: То есть они текли параллельно, не смыкаясь нигде?

Сардановский В.М.: Не смыкаясь, оба притока Москва-реки. Причем интересно ещё что? Что у Коломенки левый берег был очень крутой, обрывистый, и все время там ласточки-береговушки селились. Он весь этот обрыв был изрыт вот этими норками-гнездами, гнездовьями… Потом, вот, уже на месте пляжа этот обрывистый берег снесли, сгладили его и засыпали песком. И вот как раз там тоже фотографии — первый пляж. Так…

Игорь Сорокин: Еще вы коснулись магазина, который под нами. Может быть, расскажете нам? Нас он волнует.

Сардановский В.М.: К сожалению, я вам особенно не могу рассказать, но почему он называется «У поросят», вы знаете, наверное, да?

Игорь Сорокин: Ну, расскажите свою версию, потому что версий уже несколько мы слышали…

Сардановский В.М.: Нет, версий нет… Нет никаких версий. Просто из папье-маше в правой витрине от входа магазина стояли три поросенка, и пред ними были разложены продукты. Тоже, кстати, из папье-маше, которые можно было не обновлять. И поэтому магазин, хоть он и носил название «Огонек», все называли «У поросят». Точно так же, как магазин «У Ханзеля», знаете такой магазин?

Игорь Сорокин: Да.

Сардановский В.М.: Да, «Янтарь» который. А почему? Потому что раньше этот магазин принадлежал Ханзелю, и после революции он, так сказать, добровольно остался директором этого магазина. И очень долго был его директором. Поэтому, хоть магазин и носил другое название, а так в простонародье он так и назывался — «У Ханзеля».

Игорь Сорокин: И до какого же года он директорствовал, не помните?

Сардановский В.М.: Ой, не могу сказать. Это, по-моему, где-то Кузовкин описывает, в его путеводителе где-то есть. Или же, вот, может быть, у Самошина Сергея Ивановича «Путешествие в Старую Коломну» – всё-таки посмотрите как-нибудь эту книжку!

Но у нас, по-моему, в Коломне, коммунальных домов было немного.

Игорь Сорокин: Ну, вот, да. Расскажите о Ваших впечатлениях, если Вы бывали когда-нибудь в коммунальных квартирах, ну и вообще о Коломне «коммунальной».

Сардановский В.М.: Вы знает, о Коломне «коммунальной» я вряд ли смогу Вам что-нибудь рассказать, скорее всего просто о старой Коломне. Потому что коммунальных квартир, я говорю, у нас очень мало было, по крайней мере, я знаю мало.

Игорь Сорокин: То есть, в основном, Коломна — это частный сектор?

Сардановский В.М.: Да, в основном, частный сектор и редко когда квартиры. Так было, по крайней мере. Это сейчас, когда началось, это, вот, построили. По улице Ленина… Началось, точнее, это давно. Где-то с 25-го года первые были построены дома напротив гор.больницы, на другой стороне Октябрьской. Потом были построены дома по улице Гагарина, потом по улице Ленина… Раньше там сажали картошку. И наверху улицы Кирова, чуть пониже Зелёной, раньше стоял мясокомбинат, от которого запахи были по… по всему городу.

Там, кстати, тоже история интересная была. Интересная история чем? Что улица Кирова каждую весну перекрывалась — не разрешалось прохождение по ней тяжелого транспорта, потому что улица «сползала» от Зеленой до Ленина. В этом месте каждую весну ограничивалось движение.  В конце концов, видимо, городским властям это надоело, приехали военные, сняли весь верхний слой, сделали «подушку» из песка, потом миллиметров 150 железобетона положили… Представляете: от Зеленой до улицы Ленина целиком железобетон! И сверху положили асфальт. Всё! Больше никаких ограничений не было по этой улице. Но это, конечно, не везде так можно сделать.

Так… Я, наверное, нарушаю Ваш режим работы…

Игорь Сорокин: Ничего, ничего, раз у Вас есть свои правила…

Сардановский В.М.: Не, ну… свои правила…  Кстати потом спишите: там у меня есть интернетовские адреса… Интересно, нашлась в Интернете аэрофотосъемка немцев, которая была сделана на территории России. И там есть аэтофотосъёмка города Коломны. Немецкая. То есть, можно получить, как бы, вот эти фотографии аэрофотосъёмки 42 года, посмотреть, где что было, где что осталось и где что уже переменилось. Ну и то, что там сайты остальные: большой сайт «трамвайный», буквально каждый новый трамвай на этом сайте представлен. Вот сколько трамваев было, поступило, каждый трамвай там снят. Все остановки, можно сказать, там сняты, как образовывался трамвай. Потому что первый трамвай — была очень короткая линия. Линия была от церкви Михаила Архангела до улицы Кирова. И дальше, на место… на месте… ну, не доходя до «Горизонта», ну, практически, на месте «Горизонта» было разворотное кольцо. Трамвай разворачивался и шёл обратно.

Игорь Сорокин: То есть старый и новый город просто связали.

Сардановский В.М.: Ну, от Кирова до Краеведческого музея, как раньше было остановки, тамвай ходил, Потом трамвай продлился до Голутвина. И вот на месте магазинов — там палатки-ларьки, там, «Динамик», — вот, на этом месте было тоже разворотное кольцо. То есть, уже трамвай ходил до Голутвина. После этого уже сделали разворотное кольцо «Учебный комбинат», а потом уже пошло — кольцевая дорога по Зелкеной.

Игорь Сорокин: А, вот, скажите, Вы детство провели в этом районе?

Сардановский В.М.: Да.

Игорь Сорокин: Может быть Ваши ощущения детские от этого места… оно…  Коломзавод, город ушел, энергия ушла туда, в ту сторону, в сторону Голутвина. Как здесь ощущалось это? Действительно был какой-то такой заброшенный край или нет?

Сардановский В.М.: Ну, знаете, когда… нет, нельзя сказать, что он был заброшенный край. Например, первые мои ощущения — улица Ивановская была замощена булыжником. Машин было еще мало, по утрам громыхали целые колонны лошадей с бочками — вывозили содержимое выгребных ям на свалку. Вот по этой улице вереница, десять – двенадцать повозок — лошадь с бочкой. Потом…

Игорь Сорокин: То есть это были «золотари», настоящие классические «золотари»?

Сардановский В.М.: Да, да, да, да. Они как раз, вот, по улице Ивановской пролетали, потом там, на Толстикова поворачивали и свалка была тогда раньше наверху горы в Подлипках. Знаете, это,  — Подлипки?

Игорь Сорокин: Ну, слышал название…

Сардановский В.М.: Ну, отсюда вот она… Можно сказать, что это вот опять… на Михаила Архангела смотреть, вон, видите там верх, самый верх на горизонте, самый верх? Вот там как раз была свалка, и туда всё это свозилось.

Игорь Сорокин: Попадало в речку или нет

Сардановский В.М.: Нет. Нет. В речку не попадало. Там была яма и туда всё это сливалось. Это всё процеживалось через землю и уходило. Потом дальше. Сейчас не помню, в каком… Да? Ну, где-то в 60-е годы проложили канализацию по улице Ивановской, конечно, все это покрытие было взломано, булыжниковое. То, что ямы были, по крайней мере, трёхметровой глубины, и улица была заросшая вся травой. Ну как – заросшая травой?  В то время в городе и поросят держали, и кур держали, и коров держали — в самом городе держали. По улице Ивановской, по крайней мере, спокойно ходили куры.

В то время… Как сказать? Отец  у меня был инженером, получал он в 60-е годы 850 рублей. И на семью в четыре человека этого хватало. Ну, раз в месяц мясо, колбаса… Не в месяц, в неделю. Раз в неделю мясо-колбаса были. Сказать, чтобы мы голодали, не могу, но периодически или куры, или поросёнок, или кролики – периодически держали. Отопление было печное. Это уже потом, когда после канализаций, буквально года через 2-3 проложили газ, и уже потом, когда мы провели газ, тогда уже и дома стало теплее, и углы перерастали промерзать… Раньше углы промерзали. В  углах был лед на стенах, в углу, внизу. И изнутри, на окнах, лед замерзал тоже. Ну, правда, тоже… Всё-таки, вот, сейчас… Я не знаю, как сейчас строят. Ведь строительство — это тоже… Как-то прочитал я статью, что изучали особенности строительства русской избы. И, вот что, если по всем правилам построить избу, то семья из пяти человек может жить в доме совершенно без отопления. То есть дом как бы отапливается теплом, вот, пятерых человек. Там и особенности расположения бревен в срубе, и особенности построения полов… пола, и особенности построения фундамента, и особенности построения потолка. В доме я тоже один раз замечал, что, почему в одной комнате полы теплые? Вот если босиком идешь, в одной комнате полы холодные, а в другой комнате полы теплые. И никак я не мог это понять до тех пор, пока как-то, когда клали водопровод, в этой комнате не вскрыли полы. Во-первых полы — лежали доски 60 миллиметров толщиной – вот 60 миллиметров — и 40 сантиметров шириной, — вот. После полметра, примерно, расстояние и лежал второй пол из полу бревен. То есть бревно пополам распиленное, кверху плоскостью положенное на землю и  сверху залито 150 миллиметров известкового раствора. Вот в этой комнате полы были теплыми. В других комнатах просто были… доски лежали полметра и земля. В тех комнатах полы были холодные.

Современные дома, конечно, вот, действительно, как коммуналка, говорят, когда… Или как многоквартирные дома: утром просыпаешься — тихо, а сосед слева вверху проснулся, пошел в туалет, спустил, на кухне начал греметь посудой — все слышно. Потом глядь, минут через 15-20 – ага! — сосед снизу, с другой стороны, проснулся, тоже начал греметь посудой, туалет, вода жучит, -вот, в своем доме, конечно, было более тишин… более тихо. Но… Вот когда мы переехали на новый адрес, тоже было несколько неудобно. Как говорят «соловьи поют». Но когда соловей поет буквально перед открытой форточкой и всю ночь без перерыва — это тоже начинает надоедать.

Игорь Сорокин: Ну это все равно лучше, чем сосед слева, сосед справа…

Сардановский В.М.: Да, это, конечно, лучше, чем сосед слева и сосед справа. Но тоже, видите ли, как… Мне все-таки везло на компании обычно. Я практически все время был… всё время в одной компании юношеской. У нас даже доходило до чего? Что из школы, вот как раз на время переезда школы из старого здания в новое здание, я работал на радиоузле, когда учился в школе, обслуживал радиоузел, на летние каникулы приволок к себе из школы домой магнитофон «МАГ 8 М». Не видели такой ни разу?

Игорь Сорокин: Мне кажется, я знаю, что это такое. Большой такой.

Сардановский В.М.: Вот такой вот ширины ящик, такой высоты, вот. 60 килограмм веса, две пятисотметровые бобины становятся, однодорожечный. Вот такой магнитофон я на летние каникулы забрал из школы домой.  И вот мы каждое воскресенье… субботу-воскресенье носили его в соседний двор — это квартал почти, — то есть метров 150, там его включали, и соседи на нас не ругались. Ну, у нас собиралось в самые большие дни человек по сорок, хотя рядом был летний сад. Знаете, где тут был летний сад? Ну да… Да-да, там. За милицией. Раньше там был и летний кинотеатр, играл по выходным оркестр, танцы были. Ну вот, а к нам собиралось человек сорок примерно в самые лучшие дни.

Игорь Сорокин: А к кому… к ээээ… во двор вы ходили? Вы говорите «к нам». Это была какая-то компания?

Сардановский В.М.: Просто двор, свободный вход был. Ну, свободный вход. Включали музыку, вот этот вот магнитофон включали, — и танцевали под эту музыку, просто сидели, разговаривали.  И приходили не только наши компании, но и окружающие ребята приходили, девчонки приходили. Вот там мы вечера проводили, сидели вечерами…

Игорь Сорокин: Это был какой- то особенно просторный двор или что? Почему выбрали его? Не у вас во дворе, а в?..

Сардановский В.М.: Ну как просторный? Нет, у нас  во дворе было сложно – почему? И проход… Нужно было проходить там, вокруг, и двор был, там, заполненный сараями. Это, вот, как раз квартирный дом, в нём, в доме, двухэтажный дом, четыре.. Раз, два… Да, четыре квартиры в нём было. И двор, ну, 50 на 50 метров примерно. Солидный такой двор.

Игорь Сорокин: И какую же музыку Вы ставили? Вы были сегодняшним языком говоря — «диджеем», да?

*смеются*

Сардановский В.М.: Ну, Высоцкий и, вот, знаете, когда, если в санаторий Вы попадёте, там чаще всего эти музыка – примерно, вот, шестидесятых — семидесятых годов, как говорят, которая, ну… как этот… Выскочило из головы – как это называется?

Игорь Сорокин: Эстрада.

Сардановский В.М.: Да, эстрадная музыка. Ну вот тогда были какие: ансамбль «Филиппинки»- ну, это дочери Сергея Филиппова, знаете такого?

Игорь Сорокин: Сергея знаю, а ансамбль нет.

*смеются*

Игорь Сорокин: Ну, комик Сергей Филиппов, да?

Сардановский В.М.: Ну да, да. Он играл в… понимаете? В к… Ну, он… В «Карнавальной ночи» он играл. Звёзды на небе: одна звезда, две, три, пять…Ну, это шутка, конечно. «Филиппинки» были не его дочери, просто ансамбль назывался «Филиппинки», ну и приурочили к Сергею Филиппову. Вот. Потом что? На катке все время играла — «Серебряные гитары» — музыка, японские песни — «Каникулы любви», «Лепестки роз»  — это самые ходовые тогда были мелодии.

Игорь Сорокин: Это речь о шестидесятых, да?

Сардановский В.М.: Да.

Игорь Сорокин: Начало 60-х? Конец?

Сардановский В.М.: Это примерно… Я вам сейчас скажу…64-й… 63 год. 62-63 год.

Игорь Сорокин: То есть, это не только советская эстрада, но и зарубежная, получается?

Сардановский В.М.: Да, и, причем эти песни были и в исполнении японок, и в исполнении русских певиц. Ну а на катке все время, вот, играли «Серебряные гитары».

Игорь Сорокин: То есть это уже вокально-инструментальный ансамбль?

Сардановский В.М.: Да. Нет, «Серебряные гитары» — это именно мелодия называется, именно мелодия. А так еще какие: «Ландыши» – «Первого мая привет»… ну и танцы. Правда, когда один раз нам показывали, что из себя представляет вот этот «Твист», не тот, который пытались танцевать на танцплощадках, а именно настоящий «Твист»… Показывали девчонка с парнем, которые занимались в танцевальном кружке. Там что-то фигур девять у этого «Твиста» было. А так как помещение радиоузла было вот в половину этой кухни, и с одной стороны еще стояли столы с аппаратурой, то человек десять чуть не на эти столы залезли, освободили им место. И они нам показывали вот этот танец – «Твист», как его НАДО было танцевать на самом деле. Не так, как на танцплощадке — там просто дергались, а как должно было быть.

Игорь Сорокин: Ну это не преследовалось? «Твист» на танцплощадке?

Сардановский В.М.: На танцплощадках преследовалось. Ну, потому что это толком люди не знали, как его танцевать. А вот как…

Игорь Сорокин: А зарубежное, там, влияние?

Сардановский В.М.: Да, ну что Вы! Ну, вот, как раз 57-ой год, — моя сестра как раз была делегатом от Коломны на этом фестивале. Ей… персональная, так сказать, ей путевка на этот фестиваль была выделена как победительнице конкурса чтецов Чех… Конкурса Чехова. Она вот ездила сама и еще Лена Трунина. Вот двое девушек из Коломны были на фестивале.

Игорь Сорокин: А про Вашу сестру… Представьте её, пожалуйста, как её зовут. И можно ли с ней встретиться?

Сардановский В.М.: Встретиться с ней очень сложно — она в Черноголовке. Я ее все уговариваю, чтобы она написала автобиографию. Она изредка выдаёт мне. Она Маркелова Наталья Алексеевна, 37-го года рождения. То есть ей уже под 80 лет почти. Здоровье, конечно, не ахти, но память еще хорошая. Она как раз примерно, вот, по возрасту… и по возрасту с Кузовкиным, художником Фёдоровым, с Бодрягиным — это все, вот, были знакомые. Кстати, она, вот, как раз тоже… В каком?.. Сейчас я посмотрю…  Да, вот, как раз в 57-ом году на кафедре педагогики пединститута проводились радиопередачи. Раз в неделю проводилась радиопередача для родителей. У нас ведь как говорят вот: «Водить машину люди месяц учатся, а воспитывать детей совершенно не учат. Каждый воспитывает, как может».  И вот в 57-ом году была организована  передача еженедельная для родителей. Причём, это была по инициативе работника кафедры педагогики Нондельмана (?), музыкальное сопровождекние на аккордеоне Бодрягина, а диктором, вот, как раз была Маркелова. И оформление ещё, редактор была Людмилова Ольга Владимировна. Потом она [сестра] работала в Доме Пионеров методистом. Чуть не стала секретарем горкома, но вовремя вышла замуж.

Игорь Сорокин: И уехала в Черноголовку?

Сардановский В.М.: Да, и уехала в Черноголовку.

Игорь Сорокин: А вот про пионервожатых вы говорили, про праздники… Может быть, праздники вспомним? Как отмечались, как организовывалось всё?

Сардановский В.М.: Ну вот как раз Наталья Алексеевна и директор Дома Пионеров — а директором Дома Пионеров была Сорокина Алла — в 60-ом году  был организован в первый раз Праздник Знаний с шествием пионеров по улице Октябрьской, и играл при этом духовой оркестр артучилища под руководством Цимбалова. Он, кстати, тоже жил как раз на Ивановской улице,  снимал комнату. Ну, и традиции какие еще были? Организовывать совместные вечера пединститута и артучилища, чтобы не осложнять демографическую политику Партии и правительства, потому что артучилище — ребята, а пединститут в основном девчонки. И поэтому… как сказать?.. И преподаватели всё время были нужны. Тем более, если солдат, офицеров рассылали по всему… по всей России, то профессия учителя была нужная. Так, что ещё тут?..

Игорь Сорокин: А вот – демонстрации. А можно?.. Вы, наверное, свидетелем были, поскольку жили тут рядом… Демонстрации же по улице Октябрьской Революции проходили?

Сардановский В.М.: Да. Как раз, вот… Ну… были разные расположения трибун: одно время трибуны делали на памятнике «Борцам революций», — там же ведь трибуны есть, — другие разы ставили, вот как раз на месте этих ворот, уже потом, когда ворота снесли, на месте этих ворот ставили трибуны.

Собирались обычно на улице Кирова и на улице Октябрьской. От улицы Кирова — и туда, дальше, до гор. Больницы. Там колонной шло построение, и оттуда шли колонны по правой стороне улицы Октябрьской, от улицы Кирова, до Площади Двух Революций… Здесь дальше перед трибуной проходили,  разворачивались и шли обратно, постепенно рассеиваясь. Все улицы до Кирова почти были перегорожены грузовыми автомобилями, на которых стояли люди, которые смотрели на демонстрацию. Кстати, тоже был один из праздников, которые собирали всех жителей и жители знакомились как бы друг с другом. Потому что проходили… Одевались, соответственно, на демонстрацию, проходили через весь город, потом вечером играл духовой оркестр, а на Октябрьскую, — ещё, вот, за электротоварами, где сейчас Сбербанк, там раньше были электротовары — за ними натягивали холст, и на этом холсте показывали вечером кино. У меня сохранилось только еще впечатление, что мы ребятами соревновались: кто вечером вперёд  пересечет вот эту Площадь Двух Революций, потому что она была целиком запружена людьми.  А мы вот так, пригнувшись, между ног — «жиииик!» – туда, на ту сторону проскользнешь, — кто вперед проскользнёт. Это было лет как раз 10-12, наверное.

Игорь Сорокин: То есть, это была такая забава – пробежаться… пробежать сквозь толпу?

Сардановский В.М.: Да, пробежать сквозь толпу.

Игорь Сорокин: На скорость?

Сардановский В.М.: Да! *смеётся* На скорость. Конечно, на нас ругались, но ребята…

Игорь Сорокин: А запружена просто толпой, или это какой-то был…

Сардановский В.М.: Толпа, танцевали просто так стояли…

Игорь Сорокин: Танцевали под оркестр?

Сардановский В.М.: Да, оркестр играл.

Игорь Сорокин: А вот этот знаменитый дирижер, про которого вы рассказали, вы не общались никогда?

Сардановский В.М.: Цимбалов. Ооо… Я общался, в основном, с его сыном, потому что он был мой одногодок. Но, к сожалению, они уже все умерли: и сам Цимбалов, и сын его.

Игорь Сорокин: А оркестр продолжает существовать?

Сардановский В.М.: Не… Да нет уже, артучилища нет. Если б артучилище… Кстати, вот там… потом, если вам будет интересно… Даты Коломны… Там как раз описано, когда из Ленинграда перевели в Коломну артучилище, и к… ну… Перестало оно существовать буквально года 2-3 назад.

Ну, ладно. Наверное, тогда, нужно вам перекачать часть чего там вас будет интересовать, а ещё ведь, наверное, у вас ведь электронная почта есть.

Игорь Сорокин: Да, есть. И у «Арткоммуналки» есть почта. Всё мы вам оставим сейчас.

Сардановский В.М.: Ну, я тогда, наверное, вам просто на почту перекину эти оставшиеся  фотографии, которые я умудрился…

Игорь Сорокин: Забыть.

Сардановский В.М.:  Забыть — да. Благополучно… А там, вообще-то, для вас, конечно, было бы интересно. Ну, я думаю, что у вас есть фотографии «Студентами на уборке урожая»?

Игорь Сорокин: Ну… Посмотрим… Я, честно говоря, не помню. А фотографии демонстраций есть. Ещё, вот, интересные фотографии, которые мы посмотрели с вами, — с катков. До какого?.. С какое и по какое время, можете напомнить он был – каток? Кто его организовал?

Сардановский В.М.: Вы знаете… Нет, кто его организовал… Организовал каток вообще… инициатором организации катка был Шавырин. Он раньше тогда был, как сказать, ну…  директором почтового ящика. И его сын стал заниматься конькобежным спортом. И его инициац… с его инициативы и с его личными вкладами было… был построен вот это… открытая  ледовая дорожка, которая было, я не знаю, — или первая или второй в России. И она, примерно, — эта дорожка — существовала с сентября, примерно, по май-месяц каждого года.

Игорь Сорокин: Потом просто было уже очень сложно, да, в жару её поддерживать?

Сардановский В.М.: Там что?.. Там, в общем, каким образом?.. На земле лежала песчаная подушка, потом лежали трубы — железные, через которые прокачивался холодный соляной раствор. И рядом – вот там, на снимках как раз не видно… только крыша, если, видна…Эээ, вот эта, вот, компрессорная станция, которая охлаждала этот соляной раствор. Дальше просто не хватало мощности, чтобы летом делать эту дорожку работоспособной. А закрылась она… Почему  перестала работать? Потому что просто-напросто проржавели трубы, соляной раствор окончательно… соль разъедает. И поэтому она просто-напросто закрылась. И тогда начало…  Громов начал строительство вот этого стадиона.

Игорь Сорокин: А скажите, туда доступ «простым смертным» был или только?..

Сардановский В.М.: Элементарно. В выходные можно было кататься, и, причём… Ну, понимаете, что и даже, вот… И ледяная эта дорожка, и вот этот Дворец Спорта, который сейчас, — его содержание обходится очень дорого. Своими силами они просто не могут этого сделать. Поэтому сейчас что? При этом стадионе есть бассейн, есть сауна, — и они распространяют как бы путевки платные через профсоюзные комитеты Коломзавода, ВНИКТИ, почтового ящика, ЗТСа, спорткомитетов… И… То есть… Как бы, может быть, неполную стоимости… платят, но поддерживают этот Дворец спорта в рабочем состоянии.

Игорь Сорокин: А скажите, когда появилась эта дорожка? В какие годы?

Сардановский В.М.: Я… Я вам о чём и говорю, что сейчас я просто не помню, — боюсь напутать, а, вот, на сайте «Даты Коломны»…

Игорь Сорокин: Но в 60-е уже была.

Сардановский В.М.: Но вы видели – 62-ой, по-моему, год фотографии. В 60… Не… В 71-ом точно уже была, во всю действовала она.  А строительство этого стадиона… по-моему, тоже там  фотографии есть, где стройка есть. Видно, что строится за Маринкиной башней… Строится вот этот стадион.

Игорь Сорокин: Еще хочу спросить: вот, в начале разговора вы упоминали сотрудницу, которая жила в коммуналке, которая удивлялась…

Сардановский В.М.: Да.

Игорь Сорокин: Расскажите вот эту историю.

Сардановский В.М.: Ну, понимаете как…  что, вот…  люди, они, разные есть: одни легко ладят с людьми, другие не очень. Кто-то приспособлен к жизни в коммунальной квартире, кто-то не может жить в коммунальной квартире — его все раздражает. И вот… у нас… работал я с одной женщиной… Она сама  родилась в коммунальной квартире, все ее детство прошло в коммунальной квартире, и когда ей предоставили квартиру, она очень уж беспокоилась: «Как я буду жить одна в целой квартире? Ни к кому сходить, ничего… Ни за солью, ни за сахаром, ни просто поговорить нет… нес кем сходить.» И… Ну, я не знаю, как, вот… Там есть некоторые высказывания у меня тоже, из Интернета, как это: «Ничего – говорит – у нас не было. Когда мы уходили, мы ключ от комнаты клали под коврик – вдруг соседа… соседке нужна будет соль или спички? Или сестра придёт. Они зайдут, посидят пока, нас подождут». Такое было отношение. Это сейч… Ну, под коврик, довольно-таки очень долго клали ключи от квартиры. Ну сами, наверное, знаете, да? А раньше на Руси вообще стояла… стояла как? Если калитка подпёрта палкой снаружи – значит хозяев нет дома. Значит нужно или подождать, или прийти в другое время. Не было никаких ни замков – ничего. И вот эта палка, в основном она служила от диких животных. Точно так же, как в Сибири, в тайге, если на зимовье дверь подпёрта палкой, значит там никого нет, — чтоб ни медведь не зашёл, ни волки.

Игорь Сорокин: А вот еще… вы вспомнили словосочетание «лестничная клетка»…

Сардановский В.М.: Ну это… как сказать… это даже сейчас еще, ну, уже не во всех, конечно, а в деревнях раньше… Если попадаешь в деревню, то каждый встречный с тобой здоровается. Сейчас, к сожалению, уже не так. Все живут по квартирам, и хорошо, если знают соседей по лестничной площадке, то есть, квартиры, которые расположены на одном этаже – выходят на одну лестничную площадку. Редко когда знают соседей по всему подъезду, по лестничной клетке, то есть, на всех этажах. Ну, это бывает вообще уже редко. Точно так же, как на работе, когда, вот, на работе люди проходят и не всегда даже здороваются друг с дружкой. Но если ты встречаешь этого товарища где-то в другом городе, то обязательно встречают, как родственников – здороваются… Когда мы с женой были в Ленинграде, как-то по Невскому проспекту шли, я вдруг поздоровался со встречной женщиной, и жена меня спрашивает: «Это кто такое?» Я говорю: «Сотрудница, в командировке, в Ленинграде. Мы с тобой в отпуске, а она — в командировке».

Мне почему-то везло все время на компании, на работу. И даже на новом месте, когда поселились, у нас была соседка, участница войны, партизанка Брянских лесов. Она любила выпить, поддать. Выпьет — и на двор выйдет и начинает всех соседей поливать: такой, сякой, — но не матом, ничего. «Дурак! Партийный! В шляпе!» А ещё… Но потом как-то получилось так, что как-то мы с ней встретились… со мной по… поговорили мы с ней. Она рассказала о себе. И мы с тещей, которая была моей соседкой, исчезли из её лексикона. Только она вспоминала соседа, который «партийный и в шляпе». *смеётся*  Но, правда, это обошлось мне по-другому. Потому что она, когда выпьет, она стала приходить ко мне: «Володь, пойдем, — говорит — поговорим.» Сходим, полчасика, она душу отведет, расскажет, поговорит…

Игорь Сорокин: Ну, двор — это ведь тоже коммуналка своего рода?

Сардановский В.М.: Не только  двор, а целый квартал. Вот когда на Ивановской жили, меня иногда соседи специально даже просили. У меня антенна была: стоял восьмиметровый телеграфный столб. Я уж не помню, где мы его… В общем, где-то варили столбы, и вот этот сваленный столб притащили  к нам во двор. Рядом был механический завод, там металл лежал прямо на улице. Мы с ребятами сходили, швеллер один оттуда спёрли. Пополам разрезали, значит, к этому столбу прикрутили, поставили этот столб. (Ребята, это, уже лет 16-18). Поставили этот столб. И вот на этом столбе стоял динамик «Р-10», знаете такой – «Горшок»? Значит, вот такой — «Горшок»…

Игорь Сорокин: Колокольчик…

Сардановский В.М.: Колокольчик, да. Вот он подключался к обычному ламповому приемнику… Прямо с оно до лампы – и туда. И вот он на всю, на весь квартал потихоньку играл мелодии. И с… Если долго не включал, соседи иногда приходили: «Володь, что-то ты долго не включаешь.» То есть, никакого… никакой ругани у нас не было.

Игорь Сорокин: Сейчас-то наоборот — «Ты чего завел опять свою шарманку!» Да?

Сардановский В.М.: Вот я о чём и говорю — что у нас не было этого. Причем, ребятами мы шастали по всем садам напрямую. Причем у нас… наш квартал был связан местным телефоном.

Игорь Сорокин: Это как?

Сардановский В.М.: Ну как? Ставятся два телефонных аппарата, источник питания и коммутатор. Поднимаешь трубку, набираешь номер — связываешься…

Игорь Сорокин: Ну, это вы с каким-ты другом своим так связались или это городская сеть такая была?

Сардановский В.М.: Ну, как сказать… Не городская сеть. У нас доходило до десяти номеров. Провода протягивали через весь квартал.

Игорь Сорокин: Ну это Вы со своими друзьями сделали?

Сардановский В.М.: Да. Да, со своими друзьями.

Игорь Сорокин: Ну, это как «Тимур и его команда?»

Сардановский В.М.: Только у нас телефон был. Под конец была АТС. Автоматическая…

Игорь Сорокин: Ну расскажите! Это очень интересно, как это вообще работало?

Сардановский В.М.: Как работало!.. Вначале…

Игорь Сорокин: То есть вы… Вы просто, не обращаясь ни к каким, там, этим те…

Сардановский В.М.: Нет. Ничего. Ну, телефонные аппараты можно было найти…

Игорь Сорокин: Просто физики, да?

Сардановский В.М.: Да. Можно было найти телефонный аппарат, соединить его буквально.  И зажигалась лампочка, если на телефонном аппарате поднималась трубка. Вначале это было просто… нужно было на основном аппарате поднять трубку, спросить, с кем соединить, переключался выключатель — и всё соединялось. У товарища у другого звонил звонок, и они разговаривали.

Игорь Сорокин: А вы были управляющим этой… этим телефоном?

Сардановский В.М.: Ну да, основной у меня, был, потом я, правда, уже надоело мне, и я поставил АТС. То есть, автоматически уже нужно было набирать номер.

Игорь Сорокин: Ну, а КГБ не интересовалось такими коммуникациями незаконными?

Сардановский В.М.: Нет, ну, мы же не…  мы ж к сети к городской не подключались. К городской сети… У нас была своя сеть. Причем даже… Ну, сколько, вот, нас: раз, два, три – четыре квартала мы связывались. То есть, даже через улицы у нас были провода протянуты, причём, провода протянуты основательные. «Основательные» в каком отношении? Что две жилки нихрома, одна жилка медная. То есть провода нержавеющие. До сих пор эти провода сохранились пока — помидоры подвязываем, виноград подвязываем.

Игорь Сорокин: И столб стоит?

Сардановский В.М.: Нет, столб сгнил, к сожалению. *смеются* Потом еще к этому столбу как раз… только что построили Останкинскую башню — и пошло вещание телевизионное, и вот к этому столбу… Сосед один… Один парень из нашей компании, он сваркой занимался, он мне сварил антенну. То есть,  две шестиметровых трубы сварил, и на верх этой двенадцатиметровой трубы приварил антенну. И вот мы такую дуру с ним вдвоем притащили, потом вот к этому столбу телеграфному поставили, и еще подняли ее… То есть, телеграфный столб был восемь метров, и потом ещё, значит, метров семь кверху подняли, значит, — пятнадцать метров у нас была антенна телевизионная. Пока Останкино там работало — принимали. Ну, потом потихонечку столб начал гнить…

Так что раньше было более весело: и «Голубые огоньки» были, и КВНы были. Кстати, вот как раз с пединститутом я в первый раз познакомился даже еще до того, как я окончил школу, это еще в 64-ом году. Был КВН, который был во Дворце культуры «Тепловозостроителей». КВН был между Пединститутом и ВНИКТИ. Две команды: команда пединститута, команда ВНИКТИ. А я туда попал фотографом.

Игорь Сорокин: Как?

Сардановский В.М.:  Фотографом. Потому что я еще в школе… Ну, фотографией начал, как видите, заниматься рано. Как раз тоже 58-60 год.  Это первый был там ещё «Любитель». Отец занимался, у него был «Фотокор», а у меня был «Любитель», потом «Смена». Потом в школе — несколько «Смен». Ну, «Смена» имела обычно пластмассовый корпус, поэтому быстро ломалась. Потом «Старт»- зеркальный фотоаппарат, «Фэт»,»Чайка»- это полуформатный фотоаппарат. Между прочим, который очень удачный был фотоаппарат чем? Что у него была очень большая глубина резкости и позволяла снимать с полуметра до бесконечности без того, чтобы ставить расстояние.  То есть, практически как, вот, современный цифровой фотоаппарат с автоматической наводкой на резкость. Вынул, щелкнул и убрал — всё. Поэтому появлялись фотографии с лекций, на работе, с работы.

Игорь Сорокин: То есть там 64 кадра, да, получается?

Сардановский В.М.: 72.

Игорь Сорокин: 72. То есть, пополам делился кадр?

Сардановский В.М.: Да.

Игорь Сорокин: Можно было много щелкать…

Сардановский В.М.: Много щелкать… Причем он, мелаллический корпус, маленький, элементарно умещался в нагрудный даже карман. Можно было и снимать, и фотографии нормальные печатать можно было. Ну, и конечно, ну,вот… У вас, правда, ещё нет такого. У вас другой, у вас фотолаборатория в ванной, а у меня была фотолаборатория в комнате. Письменный стол. У письменного стола поднимаешь крышку, закрепляешь её, на ней закреплен увеличитель, красный фонарь и уже стоят ванночки с растворами. Поднял крышку, свет погасил, окно зашторил, — пошла работа… Печатать… Причем, интересно ещё, что печатать, что, когда сам эти пленки обрабатываешь, уже начинаешь пользоваться своими растворами. То есть, не покупаешь проявитель и закрепитель, а… И мне понравился тогда двухрастворный проявитель — хороший очень, несколько хитрый. Он очень сильно выравнивал чувствительность, и, если недодержка или  передержка — он выравнивал, и получались все равно хорошие кадры. Но у него как? У него нужно было 5 минут, по-моему… а, нет, вру — 12 минут подержать в первом растворе, потом на 5 минут — во второй раствор. И потом дальше промывку и фиксирование пленки.

И как раз… Учитель физкультуры у нас был в школе. Михаил Савватьич в 10 школе. Он был сам фронтовик, прошел войну фото- кинокорреспондентом…

Игорь Сорокин: А фамилия?

Сардановский В.М.: Нестеренко Михаил Савватьевич. Заслуженный учитель РСФСР. Сейчас его уже нет в живых, как раз мы отмечали  пятидесятилетие выпуска, двадцать лет с его смерти.  А  он, как раз, так как был военным, он работал, в основном, сверхбыстрыми проявителями, которые использовались для аэрофотосъёмки. Там буквально  минуту в одном растворе — проявление, промывка, закрепление.

И я ему посоветовал вот этот свой проявитель. Он, значит, составил этот раствор, — всё… Положил. 12 минут надо в первом растворе держать, а он: «А я – говорит – что-то книжку взял, зачитался, глянул на часы – ах, полчаса – говорит — уже прошло вместо 12-ти минут. Ну думал, ладно, нужно все-таки довести до конца. Ну, взял, перенес – говорит — во второй раствор, пять минут подержал, потом промыл…. Ты знаешь, — говорит – пленка – говорит — отличная получилась! Этот проявитель, просто он сильно выравнивающий, он не критичный такой, что передержал — всё черное стало. Нет, это был проявитель, такой, нормальный.

А то, что он, вот… этот учитель прошел всю войну фотокорресподентом, не многие знают. Но, я не знаю… как-то мне, вот… Мне он рассказывал, что единственная – говорит – была… была  боязнь — попасть под гусеницы собственного… нашего же танка. Потому что приходилось – говорит — идти в атаку на броне танка, снимать вот эту танковую атаку. И с фотоаппаратом, и с кинокамерой…

Игорь Сорокин: А известны его кадры какие-то? Сохранились? Или он… ну, как бы, он не владел  пленками, он их сдавал?

Сардановский В.М.: Ну, некоторые, вот… есть… Единственное, что есть, его фотографии, где он военный и именно с «Лейкой» — у него немецкая «Лейка» была.

Игорь Сорокин: Имеется в виду то, что ОН снимал.

Сардановский В.М.: Нет. Это я не знаю. Скорей всего, он сдавал. Потому что я не видел у него.

Игорь Сорокин: Интересно, интересно…

Сардановский В.М.: У него я не видел.

Интересно, потому, что ну, многое ж не знаем. У нас сейчас, вот, какие-нибудь такие теракты – это всё у нас – пожалуйста!

Я, вот, тут тоже недавно в санаторий ездил и вспомнил, как я в этом санатории  один раз в одном номере отдыхал с товарищем. Товарищ — он старше меня лет на шесть, наверное. Потом я в интернете набрал его фамилию-имя — и выскочило, что он сейчас активист какой-то партии – не помню. Он был… как это сказать? В отряде риска. Вообще был летчик, лётчик-испытатель. И через атомный гриб ему приходилось летать, и одному из первых ему делали пересадку костного мозга, и на «Белом лебеде» он летал в Атлантику, сопровождал американские авианосцы. Награду получил за это, за один из эпизодов, что он рассказывал. И рассказал, как один раз они отправились — хотели сделать беспосадочный кругосветный перелет. Взлетели они… так… у Саратова, в Энгельсе — аэродром военный.

Вы из какого города-то?

Игорь Сорокин: Из Саратова.

Сардановский В.М.: Вот они как раз с Энгельса взлетели оттуда, и где-то, у них за Байкалом должна была быть дозаправка на высоте 14 000 метров. Но получилось так, что заправщик пришел на несколько минут раньше, они, значит, состыковались, перекачали топливо, а там топлива что-то около 200 литров то ли в секунду, — вообще с бешенной скоростью перекачивается топливо. И получилось, что у них не сработал клапан переполнения бака – у них ещё топливо в баке оказалось. В общем, вот эта воронка отстрелилась, и ихний самолет прошел под заправщиком и хвостовым оперением пропахал брюхо заправщику. Всё брюхо и штурманскую кабину. Пилот погиб. Штурман  погиб. На 14 000 метров лёетчики там остались, а штурман погиб. А сам вот  этот самолет, на котором знакомый летал, он, значит, сорвался в штопор, и они стабилизировали полет только на высоте 4000 метров. Так как у них вертикальный руль снесло, и антенну снесло. Связь нужно держать как-то, радист выкинул в иллюминатор, значит, провод, связались они с Энгельсом, говорят: «Так и так. Такие-то, такие-то» — доложили обо всём. – «Стабилизировались на высоте 4 000 метров. Направление полёта – на север». Им, значит, отвечают: «Катапультируйтесь». А дело было осенью как раз. Штурман смотрит на карту, значит, — у него –«Избушка охотника такого-то — потом 300 км болот — избушка охотника такого-то». Куда катапультироваться? Летчик говорит: «Продолжаем полет». Им, значит, отвечают: «Стратегический бомбардировщик, за территорию России не вылетать!» Значит, что делать? Через некоторое время, значит, опять им запрос: «Сообщите ваши повреждения. Мы сообщили ваши повреждения в Жуковский, они сделали модель, поставили ее в аэродинамическую трубу, модель не летит. Как вы летите?» «Ну, как? – говорят – Вот так – говорит — и летим!» Ну потом, значит, пилот умудрился сделать небольшой крен у самолета, у него ведь элероны на больших крыльях тоже есть, то есть, он чуть-чуть накренился, — самолёт — и радист сообщает туда, значит: «Удалось войти в поворот, радиус поворота 600 километров. » Так они, говорит, и приземлились где-то у Астрахани, на полигонах там. Вот.

Он говорит: «Моя – говорит — жена до сих пор даже и не знает об этом, что я – говорит — где-то летал там, рисковал жизнью. Она в это время со вторым сыном в роддоме лежала.

В санатории делать нечего, вот он как раз и рассказывал такие вещи, которые – говорю – целый…  целую книгу можно написать!

Или как он награду получил. То, что «Мы – говорит – летали – говорит — на сопровождение американских авианосцев, когда первый раз мы над  американским авианосцем пролетели, матросы американские – говорит — береты в воздух бросали — говорит. Пока – говорит –развернулись, летим обратно – уже – говорит – всё – палуба чистая. Всё – говорит — с палубы убрали». А… Ну, он не раз вылетал на сопровождение американских авианосцев. «И каждый раз, — говорит – когда мы ещё только подлетаем. Ещё километров 1000 осталось – говорит — с Канады уже – говорит — взлетают американские истребители, сопровождают нас. Мы – говорит – сопровождаем авианосец, а истребители сопровождают нас». «И вот один раз – говорит — летим, — параллельно летит истребитель. Пилот истребителя, значит, вынимает маленькую кинокамеру и снимает, значит, наш самолет. А наш снимает… Им давали – говорит – в то время 35 -меллиметровые кинокамеры…» Представляете, что это такое – 35-меллиметровая камера? «Он, значит, поднимает – и снимает его, тот: «Ууу! Во – говорит – Во, у меня вишь какая, вот, маленькая? Тот ему объясняет: «У меня – говорит – самолёт во какой! А у тебя – говорит – маленький». Тот что-то задумался, потом говорит: «Щас, щас, щас, щас…» — полез куда-то что-то – и потом ему, значит, показывает планшет. Тот пытается прочитать, он: «Не, не, не! Снимай!» Тот снял, а когда прилете… прилетают, у них, значит, сразу эту камеру осабисты изымают – и он за это – говорит – получил награду, что снял, — там какие-то ценные сведения были.

Игорь Сорокин: Ясно. Ну, в общем, много вы всего можете рассказать. Может, книгу напишите?

Сардановский В.М.: Не… Я говорю: я, вот, никак сестру не уговорю, чтобы она свою автобиографию написала.

Игорь Сорокин: Ну, у вас тоже интересная автобиография.

Сардановский В.М.: Интересная…

Игорь Сорокин: Ну, вот эту штуку, вы рассказали про то, как вы с друзьями (кстати, вы их не назвали) организовали внутреннюю связь на 4 квартала: радио…

Сардановский В.М.: Нет, не радио, телефонный…

 Игорь Сорокин: …столб, телефонную связь, телевышку построили…

Сардановский В.М.: Нет, не телевышку — телеантенну…

Игорь Сорокин: Телеантенну, да… А что за друзья? Как их зовут? Может, они тоже нам что-нибудь интересное расскажут?

Сардановский В.М.: Ну, одного вы, скорее всего, знаете. Рубин Владимир Васильевич.

Игорь Сорокин: Нет.

Сардановский В.М.: Тренер конькобежного центра.

Игорь Сорокин: Угу… А еще?

Сардановский В.М.: Ай… Уже половины нет в живых, к сожалению. А, ну, может быть, еще знаете одного, художника — Муравлев Борис Николаевич.

Игорь Сорокин: Ну, все люди, такие, творческие? Художник, тренер… А кто еще?

Сардановский В.М.: Ну, девчонки, которые были с нами: преподаватели, домохозяйки. Ну, тоже уже, видите, возраст под 60 лет.

Игорь Сорокин: То есть, получается, у вас такая «коммуналка»…

Сардановский В.М.: Нет. Нет. Просто, мне везло, понимаете…

Игорь Сорокин: …в частном секторе?

Сардановский В.М.: Везло: и на компании, и на работу. Я практически, где бы я, вот, ни был, я ввсё работал. Даже уж на что – говорю, — когда, вот, нас командировали в Киев, на учебу, как раз приобрели новую вычислительную машину, «СМ-4», нас на три месяца послали в Киев на учёбу. Так, вот эти три месяца в первую смену мы на занятиях были, а во вторую смену мы работали на фабрике. Потому что один товарищ, такой — «ходок» — как раз нашёл фабрику, которая буквально чуть ли не рядом с Киево-Печерской Лаврой. Вот на этом же самом проспекте стояла старая фабрика, которая выпускала солдатскую обувь — кирзовые сапоги. Теперь я знаю, почему иногда кирзовые сапоги протекают. *смеётся*  Это интересно для вас?

Игорь Сорокин: Ну, расскажите, почему.

Сардановский В.М.: Ну, потому что, когда кирзовые сапоги шьют на конвейере. Вначале, там,  наточают голенище, носок формуют, это всё сшивают, а потом идет, вот как раз, сборка. Берут подметку резиновую, эту подметку… должна пройти она «шершавку», как называют это, то есть, это резиновый круг с вделанными в него стальной проволокой. Вот, то есть, он должен прокарябать на этой резиновой подмётке канавки, шершавой её сделать. После этого эта подмётка дальше кладется подметка на конвейер, на  нее наносится слой клея. Она должна пройти какое-то время, клей должен подсохнуть. Потом должен наноситься второй слой клея. Потом дальше эта подметка накладывается на сапог, и потом она пробивается гвоздями на специальном станке. Но, как правило, «шершавка» – вообще никого там не было. Первый раз клеем тоже никто не намазывал, и я стоял, намазывал второй раз клеем. Ну, я спросил: «А если не успею?» «Ну, не успеешь – говорит – пропустишь – и всё». Поэтому, я говорю, я уже знаю, что почему ре… солдатские сапоги иногда пропускают. Потому что я иногда не успевал *смеётся* намазать подошвы второй… один раз клеем, и она вообще без клея шла. А если б, конечно, кирзовые сапоги четь по чести промазывались и первый, и второй раз клеем, да ещё и «шершавку» проходили бы, ну, раз в месяц, там же, на этом конвейере и лайковые сапоги офицерские делали. С белым мехом внутри…

Игорь Сорокин: Как много вы всего знаете! Причём, с такой технологической ещё стороны: как что устроено! Вам можно не просто книгу воспоминаний, но ещё учебники писать!

Сардановский В.М.: Ну, почему? В краеведческом музее меня до сих пор ещё вспоминают. *смеётся*

Игорь Сорокин: Хорошим словом? Добрым?

Сардановский В.М.: Да. Ну, я там проработал 12 лет. Правда, жена на меня ругалась…

Игорь Сорокин: А давно проработали? Когда работали-то?

Сардановский В.М.: Примерно до 2006 года.

Игорь Сорокин: То есть, вот-вот, недавно?

Сардановский В.М.: Да. И даже проработал, как раз они, вот, только что переехали в новое здание. Там ещё года два проработал я. Нет, не два. Наверное, год… Год или два, может быть, так. Жена на меня ругалась, что я умудрялся работать на четырех работах. Причём, на всех четырёх — государственных предприятиях.  Он… Понимаете, когда я пришел к директору института… нуу, директору музея и спросил…

Игорь Сорокин: К Арзуманову?

Сардановский В.М.: Нет, Арзуманов – это сейчас. А раньше была жена ректора. Кто ректор-то в пединституте?

Игорь Сорокин: Ааа… Вылетело из головы. Но я по… Знаю. Историк.

Сардановский В.М.: А это его жена.

Игорь Сорокин: Историк.

Сардановский В.М.: А это его жена. Работала директором Краеведческого Музея. И когда я у нее спросил: «Что должен делать, вот, тот, на чью должность она меня принимает?» — она открыла книгу свою и говорит: «Вот. Специалист по обслуживанию помещения. Что он должен уметь? Должен уметь работать каменщиком, штукатуром, слесарем, столяром. То есть, если замок сломается — должен починить. Электриком — лампочки». Ну, я говорю: «Это только пенсионер у вас может работать.» А зарплата  была, соответственно, маленькая.

Но мы с ней договорились: я работал там. Правда, первый месяц я там, можно сказать, чуть ли не каждый день был. Почему? Потому что проводка была выполнена алюминиевым проводом, а все щиты, как правило, контакты медные. Разница в температурном расширении, — и поэту мне приходилось чуть ли не каждый день подкручивать эти соединения для того, чтобы они не подгорали. То, что вначале, перед этим было несколько подгораний. То есть, вообще обгорали провода, или отгорали провода, или вообще переставали…

*звонит телефон*

Сардановский В.М.: Так…

Игорь Сорокин: Видимо, это знак. *смеётся*

Сардановский В.М.: Да, что уже пора кончать, да?

Игорь Сорокин: Спасибо вам огромное!

Сардановский В.М.: Так, ну вы будете переписывать…

Игорь Сорокин: Да.

Сардановский В.М.: …или вам перес… потом переслать?

Игорь Сорокин: Ну, вы знаете, давайте, мы перепишем то, что есть. Ну, на самом деле, мы к…. работали. Спасибо вам огромное! Мы, конечно, с лихвой записали много всего, но выберем нужное и важное. Если вы что-то не договорили…

Сардановский В.М.: Ну, конечно! Всё ж… разве можно всё договорить?!

Игорь Сорокин: Да! Я думаю, что невозможно…

Сардановский В.М.: Всё договорить, по-моему, вообще никогда нельзя!

Игорь Сорокин: Вдруг вы вспомните что-то важное.

Сардановский В.М.: Нет, ну, важное…

Игорь Сорокин: Раз вы владеете электронной почтой, вы можете нам это всё скинуть… Ну, написать. Может, это ляжет в основу вашей книги воспоминаний.

Сардановский В.М.: Неет, что вы! Я, Слава Богу, ВСЕ ценные, которые у меня были, документы, я их сдал в Краеведческий Музей. Я говорю, они… ну, процентов на 90 почти они уже изданы, распечатаны. А то, что не издано, то почему-то уже пролетело в интернет…

Игорь Сорокин: Скажите, что мы здесь можем взять?

Сардановский В.М.: А вот, наверное,  «Коммуналка» – и всё.

Игорь Сорокин: Вот эту папку «Коммуналка», да?

Сардановский В.М.: Да. Там всё, что для вас может быть интересно… Посмотрите, там много… Это, кстати…

Игорь Сорокин: Вот это «коммуналка»?

Сардановский В.М.: Да-да, «Коммуналка». Посмотрите, там фото «Интернет», там много таких ссс… документов, которые, ну… как сказать?.. Может быть, они, просто, для вас будут интересны. В каком отношении? Например, там есть перевод английских документов  46-го года.

Игорь Сорокин: Угу.

Сардановский В.М.: Которые говорят о политике Далласа насчет России… России. И которая, можно сказать, сейчас только подошла, вот, к финальному концу.  То есть, она, эта политика, действует до сих пор. Об этом не говорят, но это на самом деле. Развалить промышленность, разъединить нации, развалить образования, развалить медицину.

Игорь Сорокин: Сегодня 26 ноября четверг 2015 год. Мы беседуем с Виталием Васильевичем Тепляковым, полярником, а теперь уже подводником. Дорогой Виталий Васильевич, выдайте нам, пожалуйста, информацию про Коломну 60-х, про житье-бытье в коммуналках.

Виталий Васильевич Тепляков: Ну, вот здесь вы немножко промазали, поскольку жил-то я в 60-х в Коломне, а в коммуналке жить не довелось.

И.С.: Никогда?

В.Т.: Никогда, слава Богу.

И.С.: Ну в гостях бывали?

В.Т.: В гостях бывал. Даже вот в этом доме, правда, не помню в какой квартире. Жил у меня одноклассник мой – Морозов. Как зовут забыл. Ну, не важно… Помню, что Морозов. На втором этаже. Ну, где-то вот здесь. Ближе к углу… Ну, и в других коммуналках бывал. Ну, чё?…

И.С.: Нравилось?

В.Т.: Как тебе сказать? Веселее, конечно, чем одному с двумя сестрами. А тут, видишь, целый свод одноклассников, одногодков. Наверное, веселее. Ну, попробовать не пришлось. Так что ничего такого сказать не могу.

И.С.: Тогда остается Коломна 60-х. Вы, как человек творческий, обрисуйте нам ее. Живописуйте.

В.Т.: Ну, творческим я никогда не был. С чего ты взял, что я творческий?

И.С.: Ну как? Вы фотографируете, чертите отрезки, еще и пишете немножко рассказы в журнал

В.Т.: Это с твоей подачей, можно сказать.

И.С.: Как оно было тут? Классно жилось?

В.Т.: Ну, чё. Вот я и говорю…. В 60-е годы я учился в школе №3. Вот там у нас, которая стоит на Соборной площади, красное здание.

И.С.: Около Блюдечка.

В.Т.: Да, да. Вот, как раз на Блюдечке. В перемену бегали… весной и осенью. В 61-м я закончил школу и перешел в девятую. Это как в сторону Голутвина ехать, там не доезжая. Между Городской больницей и Дворцом Культуры Тепловозостроителей. Так что, вот 60-е годы-то прошли у меня: первая часть, первая половина, декабрь в Коломне, вторая половина, почти, в Венгрии. Служил я там  в армии три года.  Вот… Ну, что?..

И.С.: Ну раз школьные годы вы здесь проводили, как вы отдыхали?

В.Т.: Нууу… Отдыхали? По-разному. Н у, в школе отдыхали с друзьями во дворе, занимались Бог знает чем. Ааа! Да, вот. Поскольку мы жили на улице Зайцева у моста, ниже Пятницких ворот, к  мосту  как спускаешься, последний дом слева, двухэтажный. Ну, квартира небольшая, а нас много было народу, шестеро. У меня две сестрицы, мать с отцом и бабушка. Ну, зато двор был большой, там на два дома.  Сверстников пропасть! Уходил с утра, когда свободен. Приходил вечером, а если иногда и не приходил, то ругать некому было. Занятия? На улице в основном все происходило,  никаких гаджетов у нас тогда не было. Большую часть времени проводил на речке, летом. Зимой тоже на реке, на коньках катались, на лыжах. Ну, то есть… Все свободное время, в основном, на улице. Но в отличие от теперешней молодежи, очень хорошо знали друзей и соседей. Теперь вот они порой живут в одном доме и знать не знают друг друга… Ну, многоэтажки потому что. Вот. А тогда были дворы. Интересно было, конечно. У нас улица идет к мосту под горой, на задворках там гора такая, там когда то стояла стена крепостная, с башнями. Там Свиблова. И была другая – Застеночная. А по верху этой… Уже в самом кремле, на территории кремля улица Бобреневская, тогда называлась. Сейчас Исаева. Бобреневская проходила. И вот, мы с теми пацанами вечно что-то делили. Чё — мы до сих пор не знаем, но дрались иногда. Ну, такие драки то были мирные.

И.С.: До первой крови?

В.Т.:  Ругались, да. Кто-нибудь кого-нибудь заденет по носу, кровь пошла, все кончилось. Такие вот. Да. Вот, без злобы. Да.

И.С.: А вообще, действительно, были какие-нибудь четкие деления? Ну, там: «Мы кремлевские», «Мы посадские», «Мы запрудовские», «Мы…»

В.Т.: Ну… Вот у нас…

И.С.: Где граница проходила?

В.Т.:  Ну, по улицам, наверное. Мы, вот с этого отрезка Зайцевой. Вот, от Пятницких ворот до речки — там была одна команда. Ну, вот… Мои погодки там. Начиная… я с 45-го… Вот, начиная где-то с 43-го и по 48-й. Эти где-то пять лет. Вот… Мы все были сверстники, практически. И в общем-то… Нас много очень было.

И.С..:  Как вас называли там? Там «плошкутники»?..

В.Т.:Зайцевские.

И.С..: Зайцевские?

В.Т.: Да. А вот те, которые с Бобреневской улицы, те бобреневские. Не те бобреневские, которые в Бобреневе жили, а вот именно с Бобреневской улицы. Вот с ними у нас там…

Ну, я так понимаю, что это происходило из-за того, что на задворках у нас стояли сараи, а за сараями была помойка. Ну, там выгребные ямы… Туалеты стояли. Тогда канализации не было, как и сейчас в тех домах, по Зайцевой. Сейчас кое-где есть, правда. Вот. Так мы на этих задворках сделали себе площадку… Спортивную… Сами строили. Поле волейбольное. Там всё-всё-всё. Кольца повесили, перекладину украли из третей школы. Брусья. Которые зачем-то выкинули на улицу из спорт зала. Мы их быстренько раз — и перетащили к себе. Правда, потом пришлось тащить обратно. Кто-то нас это самое… Заложил Ну, в школе директор сказал: «Ты, ты и ты. Чтобы брусья стояли завтра на месте». Был такой у нас…Михаил Борисович. Он такой: «Ты, ты и ты. Брусья чтобы стояли!». У него такой палец был — раненный, он ветеран. Ну, чё? Притащили брусья обратно. А все остальное так и осталось. Спортивная площадка долго там существовала.

И.С.: Так. Из-за нее был сыр-бор какой-то?

В.Т.:  Да нет. Вот когда площадка уже была, у нас сыр-бор как раз таки уже кончился. А это было до того.

И.С.: Заняться было нечем.

В.Т.:  Да, видимо поэтому. Заняться было нечем, вот и делили помойку: чья она? Наша, ваша. А потом и эти ребята приходили к нам в волейбол играть. С удовольствием, без всяких проблем.

И.С.: Вообще какая-то спортивная очень Коломна. Вот послушаешь одного, второго, третьего: кто бегает, кто волейбол, кто что.

В.Т.:  Не знаю. Делать было больше нечего. Ну, так особо-то… Я, правда, еще в изо кружок ходил к Николаю Ивановичу Бодрягину. Ждал с нетерпением каждый четверг и воскресенье. Мне очень нравилось ходить рисовать. Вот Лешка Федоров, Толик Кузовкин, Мишка Бакумов. Сверстники мои. Все туда ходили.

И.С.: То есть и художники некоторые да? Вот Абакумов художником стал.

В.Т.:  Да.

И.С.: Кто еще?

В.Т.:  Кузовкин Анатолий Иванович. Есть у нас такой писатель. Он тоже художник. Алексей Федоров. Вот этот. Я тебе показывал фотографию. Ну, много было. Много. Не знаю, как-то вот сейчас… Ты спрашиваешь, а в голове у меня какие-то обрывки. Кусками. 60-е годы, начало 60-х – это школа. Сначала третья, потом девятая. Потом армия, три года. А потом ещё… Ну да, я в институт поступил. Из института меня в армию забрали. Потом пришел, опять учиться пошел.

И.С.: А были какие-нибудь молодежные мероприятия в городе? Проводились?

В.Т.:  Наверное, но, слава Богу, меня это не коснулось. Не люблю я эти все… Мероприятия. Ну… Никогда не тянуло в эти собрания. Патриотические. А они в то время только такие и были.

И.С.: А нам рассказывали, чтобыл какой-то день советской молодежи, когда собирались юноши и девушки в лесу за городом и играли в спортивные игры.

В.Т.:  Да, я слышал об этом. В Горошково где-то, но я ни разу туда не попал. Не знаю, почему. Но при всем при этом, достаточно много дел было и дома, поскольку семья большая. На мне, значит, на старшем ребенке, была забота о том, чтобы вода была всегда. Воду приходилось носить из бассейки. Ведрами. Сестрицы не могли. Младше были, поэтому пацану приходилось этим заниматься. В магазин за хлебом, кое-какие продукты. Там… Мама за маслом посылала всегда, говорила: «Рафинированное не бери». Такое нельзя есть. Сейчас почему-то все рафинированное едят. Так что… Не знаю… Учились, естественно, в школе. Ну, учился-то я так себе. Ну, по крайней мере, без проблем… четверки, пятерки.

И.С.: А какие учителя были в школе? Заинтересовывали они?

В.Т.:  Ну, разные. Как вот, например. Я вот сейчас до сих пор  встречаю, рядом со мной живет… Её как раз сегодня утром видел. Учительница моя по географии, которая поставила единственную тройку мне в аттестате. Ну, видно потому что, я лучше её знал географию и задавал неудобные вопросы. Ну, а сейчас чего мне… Она старше меня годов на 15, наверное. Значит ей сейчас годов 85. Очень интересно. Вот, встречаемся иногда. Даже здесь, в Пастиле встречались. Она когда-то жила там, где Москворецкая. На Посаде тоже. И вот, она тоже ходит…Учительница по географии. Ну, и учителя разные. Например, мне очень нравился учитель, вот, в восьмилетней школе, я восемь классов заканчивал в третей школе как раз. Вот там на Соборной которая стоит. Зимаков у нас был… Как же его? Алексей Матвеевич, по-моему. Учитель физики. Ну, он очень любил физику. И мы, естественно, вместе с ним, поскольку он очень хороший был учитель. Ну. До 90% учеников его любили. Но вот по географии как раз наоборот было.

И.С.: Не любили географа?

В.Т.:  Наоборот, она меня не любила. Сейчас любит зато. Мы тут встречаемся, здороваемся.

И.С.: А сколько ей уже лет?

В.Т.:  Ну, наверно 85. Ну, наверно, в районе того. Ну, мне было… Сколько? 15? А ей около 30.

И.С.: Ну да,  с возрастом выравнивается все.

В.Т.:  Да. Не. Сейчас мы друзья. Я говорю, она мне единственную тройку поставила в аттестат.

И.С.: Но вы всей жизнью своей доказали любовь к путешествиям.

В.Т.:  Так в том то и беда, что я и тогда лучше её знал географию. Наверно, поэтому. Ну, не то чтобы лучше, но по крайней мере у меня проблем не было с этим вопросом. Но вот… что-то я не так говорил. Самое интересное, что я потом еще, после института, уже правда в 70-е годы, учителем работал. Физику преподавал два года. Так же с пацанами, с девчонками… нормально все было. Нравилось там в школе работать.

И.С.: Виталий Васильевич, расскажите, как вы говорили, чем учитель физики от учителя геометрии отличается?

В.Т.:  Как отличить физика от математика, что ли?

И.С.: Да. Да. Да

В.Т.: Ну, надо просто спросить. 0,5 + 0,5 сколько будет? Ну, физик скажет — литр. А математик скажет — единица. Вот и все.

И.С.: А вы? 0,5 + 0,5 сколько?

В.Т.: Так это какие 0,5 ещё… Так что ничего не скажу.

И.С.: Так. Это вы про школу.

В.Т.:  Да, вот я говорю, 63 года это в основном… Ну да… Такая уже школа, почти взрослая. В 60-е годы я как раз в институт поступил. Наш, педагогический. Ну вот… Поскольку не прошел по конкурсу в Бауманское. Баллов не хватило на общагу. А без общаги чего-то родители меня не пустили. Туда жить. В Москве. Ну, а сюда пришел, меня взяли.

И.С.: А как это так в общагу..?

В.Т.:  То есть надо было 17 баллов, а у меня 16.

И.С.: То есть, вас приняли, но живи где хочешь.

В.Т.:  Да, живи, где хочешь. Родители сказали: «Где хочешь, жить не будешь. Будешь жить дома». Я пришел сюда к Георгию Ильичу.  Георгий Ильич —  был такой зам. декана у нас. Физмата. Говорю, вот такая история, а он: «нет проблем, давай».

И.С.: Это уже новый корпус был построен?

В.Т.:  Не, старый.

И.С.: Старый?

В.Т.:  Да. Это 64 год.

И.С.: То есть, прям вам никуда ходить не надо. Вы жили рядом.

В.Т.:  Да.

И.С.: Вышли, два шага и на месте.

В.Т.:  Да, рядом с домом. И мама у меня там работала А потом, когда туда перевели, мы переехали на Зеленую, тоже одна остановка. Так что, я и там учился рядом. После армии я пришел и уже учиться пошел туда.

И.С.: В каком году вы поступили значит?

В.Т.:  В 64-ом. А 2 ноября меня в армию забрали из института. А через полгода вышел указ не брать из институтов. Друзья прислали телеграмму: «Ура, ура! Вышел указ. Послужите, мы вас подождем». Сволочи какие. Ну что? Послужил.

И.С.: В каких войсках?

В.Т.:  В пехоте. Ну, правда я… Первый год, полгода, значит, в мотострелковой роте, потом 7 месяцев или 8, уж не помню. В Бердичеве, в медицинской роте. Стал санинструктором. И вернулся в часть, уже был санинструктором. Сначала. В батальоне. Ну, да. В батальоне санинструктором сразу.

И.С.: То есть, если что вы перебинтуете, наложите…

В.Т.: Да.

И.С.: …шину? Спасете. Вынесете из-под огня…

В.Т.:  Да. А если уж совсем плохо: больной перед смертью потел-потел. Хорошо.

И.С.: Виталий Васильевич, может, про игры какие-нибудь расскажете? Чем еще кроме спорта вы занимались? Были у вас какие-нибудь забавы детские?

В.Т.:  Ну, как то вот, особо-то забав и не было.

И.С.: Прятки, жмурки, наперегонки?

В.Т.:  Не, ну прятки, жмурки — всё это да. Все это не занимало какой-то там… Кусок большой в жизни… А просто в любое время, в любой день мы могли поиграть в это, в это или в это. Когда нам приспичило в прятки, мы спрятались где-то во дворе,  в сарае, не найдешь. Три дня искать будешь. То есть, это было совершенно запросто.

И.С.: Ну, у вас там антураж вообще такой…тут тебе крепость, тут тебе башня, тут тебе сарай.

В.Т.:  Ну, там раздолье было для пацанвы-то, что говорить. Река рядом. Летом я уходил с утра. Вот, особенно по м?ньшеству было. И на весь день. Потом только к вечеру… Уже… Загоняли. Домой.

И.С.: Ну а чем отличаются  речные пацаны? На чем вы там…

В.Т.:  Речные пацаны…

И.С.: Там… Льдины гоняли… Или как там?

В.Т.:  Начиналось все весной. Вода. Снег стаял. Речка разливалась. Ледоход. Все ждали этого момента. Ледоход. А у нас там же мост. Его выводили в сторону. То есть, его снимали с этого места и отводили в сторону, чтобы лед прошел, а его не унесло. Иначе, его сорвет льдом и не найдешь. Вот Его отводили в сторону, для этого там вырубали такие здоровые полыньи во льду Когда? В марте еще. В каком марте? В феврале где-то начинали. Лед вот так обрубали со всех сторон, льдину топили, и она уходила по течению. Образовалась такая полынья. Ну, часть льда забирали эти… «Лёдчики-подводники», которые лед на подводах возят. Увозили по магазинам, тогда еще лошади были. По магазинам ледники набивали, тогда еще не было промышленных холодильников. Вот. И вот в эти вот дырки во льду, выводили этот мост. В сторону. Там укрытие стоит. Вот они его… И когда начинался ледоход… У нас там, вот как идешь к мосту, слева, здоровый такой буквой «Г» стоял здоровый амбар. Назывался «Заготзерно». И в этом амбаре, когда вода приходила, она доходила обычно до наших ворот, в среднем. Чуть выше, чуть ниже, но первый дом этот двухэтажный, на улице Зайцева. То есть, амбар этот весь заливало. Там неглубоко было, но вода была. Мы, перед тем как этот… Подойдет вода… Снимали двери. Там здоровые амбарные-то двери. Кувалдой. Несколько кирпичей. Бревно под дверь. Четверо, на этой повисят… На палке-то. Рычагом — раз. Она с петель слетает и падает. В воду! Уже вода там почти по колено. У нас это плоты были. На этих плотах мы в амбаре внутри устраивали всякие сражения. Плавали на плотах, толкались, шестами, палками, веслами. Очень интересно было. Ну, плюс на льдинах катались. Кончалось обычно это воспалением легких. У меня. Я раз семь, наверное, болел в детстве воспалением легких.

И.С.: То есть, каждый год практически.

В.Т.:  Пока ледоходы были, да. А это где-то до конца 60-х годов речка замерзала. Тогда еще не было сбросов с химкомбината этого, с Воскресенского. В 70-е года она почти уже редко стала замерзать, в 80-е. А тогда замерзала. Все берега были голые. Деревьев не росло. Потому что каждую весну вода поднималась. Да? Тут же мороз ударял. Весенние вот эти ночные морозы. Да? Всё сковывало. И все эти кустики все счищало каждую весну с берегов. Это сейчас все заросло деревьями. Раньше такого не было. Берега голые были. Вот. И очень хорошо город просматривался с реки. И из города смотреть можно было. Там, я не знаю… И Бобренев монастырь… И всё… Пейзаж был другой совсем. Ну, вот… Ну, а на льдинах? Как? Всяко бывало. Катались.

И.С.: Никто не уплыл? Не утонул?

В.Т.:  Вот, за все мое детство у нас здесь в районе моста, в районе вот от одного моста и до Сандырей там где-то… Да? От железнодорожных. Вот здесь вот всех же знали пацанов-то, никто не утонул. Я, например, не помню и многие из нас, ровесники мои, не помнят, когда плавать научились. То есть, вот… Как то у речки все время. Раз-раз и поплыли. Сначала плавали, там плот стоял и куча песка. Там Жилдорконтора какая-то там. Вот. Каждый раз барж? приходила, краном выгружали здоровые кучи песка и пацанва… Вот… Которые на пляжи не ходила, пятилетние, она на этих кучах песка загорала, купалась. А плавать начинали — прыгали с плота. Где наши матери и бабки белье полоскали. Которые около моста стоял. Тут дамба была такая. И вот с этого плота, до берега. Ну, там плыть я не знаю сколько. 10-15 метров. Вот. Первое плавание было от плота до берега. Потом уже, когда мост разводят, Он так вот с берега отходил. С моста ныряли, с понтонов… Там… Как придётся. К берегу плыли. А потом уже через речку. Вот. Так что…

И.С.: Такие нормативы.

В.Т.:  Да. Нет. Это этапы. Скорее, это не нормативы. Никто никого не заставлял. Вот. Ну и когда пацаны только начинали плавать, обязательно рядом плыл кто-нибудь кто постарше и мог помочь. Просто так… Ну, были дураки, которые в одиночку плавали, но, слава Богу, не было таких случаев. Где-то там… Кто-то там, вот… Рассказывали… Что где-то там. В районе Северки что ли, кто-то утонул. Какой-то студент. Там, ещё чего-то… А здесь. Ничего такого.

И.С.: Купаться начинали в мае или в июне?

В.Т.:  От погоды зависело. В апреле иногда.

И.С.: Да ладно?

В.Т.:  Ну в апреле 30 градусов жара. Вода, правда, еще 15-16. Но нам-то все равно какая вода. Главное, что жарко. И мы купались. Там… Нырнул — вынырнул. Нормально. Так что это от погоды зависело. Но в мае это уже точно купались. В мае точно. После майских праздников. Где-то 9, тепло было, нормально. Зимой снегу больше было или мы меньше роста были, казалось. А летом… Вода была чистая в речке, хорошая. А у моего отца лодка была. Работал на этом же мосту. Ну, вот. Тогда в ручную крутили эти лебедки. Разводили – заводили. Электрических же тогда не было еще. Ну и там вот одна смена, вторая, третья. По сменам работали. Я уж не помню… Точно-то. И вот несколько человек. Четверо, по-моему, бригада была. И вот… Крутили эту штуку. Пароход идет, гудит, мы по гудкам все пароходы знали. Тогда ходили буксиры, таскали баржи вверх. Вниз, пассажирские пароходы. У них все гудки разные были. Вот. И мы знали какой гудит. Куда идет. Ну. И вот на этом мосту… Да… Он работал. Естественно у него лодка была. Поскольку, когда мост сломался, надо людей было перевозить через речку. Это дополнительный заработок был. Рубь стоил переезд до 61-го года, 10 копеек после. Вот. А в разлив… Ну, очень часто ночью кто-нибудь стучится, первый этаж у нас был, окошко около прям арки. Ворот. «Дядь Вась, перевези». Чё? Дядя Вася вставал и вез в Бобренево. А это вот так напрямую. Поскольку всё заливало…

И.С.: Прям до самого Бобренева?

В.Т.:  Да, напрямую.

И.С.: А лодка-то моторная или вёсельная?

В.Т.: Какой? На веслах. Тут километр всего. Да нет. я когда уже в 10-м классе… Мне тоже ничего не стоило туда смахать и обратно. По весне, когда сильный разлив, мы брали лодки с друзьями и в лес. В Хорошово туда… Между Хорошовым и Конев Бором… Приплывали.

И.С.: Через Бобренево?

В.Т.:  Напрямую, да. Обходишь Бобренево сверху. Ну, или как? Вот. Бобренево. Да? Ну, так вот Бобренево. То есть уходишь по фарватеру… Ну, мы ходили то вниз. Идешь вниз. Потом там ручеек. Тёк. И пруд был… Ой! Озеро. По этому… Ну, там поглубже. По этому озеру к Бобреневу. Потом за Бобренево и туда дальше в лес. А обратно уже с этой стороны идешь по течению. Вот. Так что, все нормально было. И на лодке мы очень много времени проводили.  В жару летом всякие баталии устраивали. Очень даже интересные. Кто чью лодку перевернёт.

И.С.: С воды или..?

В.Т.:  На воде.

И.С.: Нет. В смысле, переворачивали-то кто удержится в лодке или подплывали на абордаж брали?

В.Т.:  На абордаж брали, на борт вставали, переворачивали и в общем кто чью… Ну, вот надо было сначала распихать друзей в воду, а потом уже перевернуть лодку. А потом. У нас никакой спасательной службы такой систематической не было. А где-то уже в конце 60-х, наверное… Нет, в начале. Появились спасательные службы какие-то там вот. И вот к этой куче песка стала приходить лодочка. Два пацана, ну постарше нас. На этой лодке они, значит, наблюдали, чтобы мы не утонули. Но, поскольку нам это не нравилось, а они там вечно приставали, что на этих… На надувных, на баллонах плавать нельзя… ну, ничего нельзя. Отплывать нельзя. Ну, дело кончилось тем, что лодку притопили, пацанов прогнали. Ну, пока они побежали на спасалку, лодку вытащили и закопали в песок. Вытащили на берег. Вырыли яму. Туда. И зарыли. Пришёл начальник какой-то. Стал смотреть: «Где лодка?». «Утонула». «Как утонула? Она деревянная (вот такой ялик) утонуть не может». «Утонула и все». И какой-то… Ну, пацан… Ну, такой вот. Ему, наверное, года 3 или 4: «А ее вот здесь зарыли». Если бы он не выдал, так бы ее, наверное,  долго не нашли. Ну, чё?.. Пришли еще два пацана каких-то. Часа два откапывали лодку. Потом ее спустили. Но больше не стали там нас теребить.

И.С.: Это вот весенние, летние игры. А еще же нужно было дождаться, когда замерзнет. И там свое уже начиналось.

В.Т.: Ааа! Да. Вот, когда замерзала речка-то. Да? Ну, вот самое опасное было время, когда еще не вся она замерзла. А берега уже прихватило. И вот, в основном на коньках. И вот по этой забер?ге…

И.С.: Как?

В.Т.:  Забер?га. Ну, вот вдоль берега… Лёд. Образовался.

И.С.: Называется забер?га?

В.Т.:  Да. Вот. Мы по ней, значит, на коньках. И бывало так, что вот как сейчас мороз сильный уже. Ударял. А снега еще не было. Такого мощного. И лед прям как стекло…Такая красота! И по нему, прям, едешь, а под тобой водичка там плещется. А иногда щучки выходят греться на солнышке. Очень интересно было. Конь<ки>… А потом, когда речка замерзала. Мы расчищали на речке… Вот здесь как раз, как на мост смотреть. Слева обычно. Под мостом тут затиш?к. Нет такой дамбы и… Течения-то нет сильного. Расчищали площадку. Каток у нас там был. На коньках катались.

И.С.: В хоккей играли?

В.Т.:  Ну, не очень. Играли.., Но вообще-то… Не было каких-то команд специальных. Позже они появились. В моем детстве такого не было.

И.С.: Ну, да. 70-е, наверное.

В.Т.:  Нет. Ну, я помню 63-й год, мы смотрели. Наши играли с канадцами 3 марта. Проигрывали, наши выигрывали — 4:2. Канадцы отыгрывались. Нет. 4:0. Наши вели. Канадцы 2 штуки забыли за последние 4 или 3 минуты, что ли. Но, в общем, наши выиграли чемпионат мира. У соседа был. У приятеля. У Генки Абакумова. Телевизор был хороший. Большой. Мы у него сидели смотрели. Или у Пашки что ли… Не помню.

И.С.: Так значит в 63 году телевизор большой?

В.Т.:  Ну, такой. «Рекорд». Ну, у остальных-то «КВН-ы» были вот такие. Чё? Ну… Большой экран, в смысле. Такой…

И.С.: Без линзы.

В.Т.:  Без линзы. Да, без линзы. Эти все с линзами были. КВНы. Потом еще как-то назывались? «Рекорды», по-моему. Я помню телевизор, когда появился у дядь Вени Шишкова, соседа, так к нему вся улица ходила смотреть телевизор. Фигурное катание. Народу пропасть набивался. В комнату.

И.С.: Никогда не выставляли в окне телевизор?

В.Т.:  Нет, такого не было. Не помню такого.

И.С.: С улицы смотреть.

В.Т.:  А потом когда стали у многих появляться. Постепенно. Телевизоры-то.

И.С.: Расскажите нам, пожалуйста, про 12 апреля 61-го года. Где вы его встретили? Что вы чувствовали?

В.Т.:  О! Я не помню. Подробно-то.

И.С.: Ну, в Коломне? В Москве?

В.Т.:  В Коломне. Дома. Нет. Здесь. Дома. На улице Зайцева. В апреле 61-го.

И.С.: Ну, вот есть фотографии, где народ вываливает на улицу «Юра!», «Ура!», «Космос наш!».

В.Т.:  Что-то у меня такого ничего не запечатлелось. Да. Ну, была всеобщая радость, конечно. Это всё понятно. Но… Чтобы… Как-то я не любитель участвовать во всех этих мероприятиях.

И.С.: Не, ну когда такое происходит все…

В.Т.:  Это, конечно, заметно. Видно. Ну, вот… Что-то я такого в своей биографии не помню, чтобы я принимал участие в таких мероприятиях. Может чем-то другим занимался. Не знаю.

И.С.: Мы вот разговариваем с людьми и выясняется, что 60-е годы во многом…подъем технической мысли, совершенство. Много появилось фантастических романов и каких-то даже излишних уже механизмов. Вот мы узнали, что в Коломне был механизм: бросаешь монетку, и одеколоном можно было подушиться.

В.Т.:  Да. Была такая штука.

И.С.: Вы душились?

В.Т.:  Ну, разок, наверное, попробовал. Интересно. Но поскольку я не люблю одеколоном-то… И меня это не прельщало.

И.С.: Ну и… Народ шел в технические вузы…

В.Т.:  Да. Конкурс был. Да. И на физмат. И на всякие… И везде.

И.С.: Тогда же появилось деление на физиков и лириков.

В.Т.:  Да, да. Тогда появились…То был физмат просто, потом на физмате два потока математики и физики появились, как раз вот в начале 60-х.

И.С.: Это они, как раз, 0,5-то делили.

В.Т.:  Ну, да.

И.С.: Вернее, складывали.

В.Т.:  А еще, вот ты говоришь, чем занимался. Читал. Много… Всегда. Поскольку, мать у меня в институте работала, то она договорилась там с тетками… В этой… В библиотеке. А она была вот как раз. Общагу проходишь которой. Этот самый жил… Ерофеев-то.

И.С.: На углу Пушкинской и Яна Грунта.

В.Т.:  Да, туда. Вглубь двора. Упираешься вот в зда<ние>… Поперёк. Вот там была библиотека. И вот я ходил тут… Там рядом… Чё?..

И.С.: А что за библиотека?

В.Т.:  Институтская библиотека. Она для студентов и для всех.

И.С.: То есть может Ерофеев-то не ходил на занятия, потому что у него во дворе библиотека была?

В.Т.:  Может быть. Может быть. Запросто. Но я туда ходил Ну как? Через день, наверное, через два дня.

И.С.: Зачем слушать

В.Т.: Да, когда можно прочитать.

И.С.: …Неизвестно что, когда можешь прочитать каких-то умных мыслей.

В.Т.:  Очень даже запросто. Там был и читальный зал, и библиотека, и… Там все в порядке. Вот.

И.С.: А потом куда делось? Все перенесли?

В.Т.:  Все туда переехало, да. Вот. Ну, а пока там было… Нет! Ну, это еще я учился… Там, 6-7 класс. Одно время увлекался детективами. Потом понял, что все детективы… Ну, такие вот, которые там…Книжечки такие небольшие были… И полоса, как вот в полосе света там… Картинка какая-то. Да? Вот. Что-то их много перечитал. А потом понял. Что открываешь: вот это, вот это. Значит кончится вот этим. Так и есть. Закрываешь. Не надо читать. Когда и так понятно. Вот. Ну, вот… После детективов… Недолго я их читал, но интересно было сначала. Началось все с «Пионерской правды». Там публиковался роман… Не помню… Повесть. «Над Тисой» назывался. Про шпионов. Такая вот штука была. А потом вот эти вот книжечки детективные. Но потом я это дело бросил и стал читать фантастику.

И.С.: Для 60-х самое то – фантастика.

В.Т.:  Да. Вот фантастику… Ну, плюс… Ну, плюс… Всякие… Жюль Верны и прочее.

И.С.: А кто из писателей фантастов вам больше всего..?

В.Т.: Ну, Ефремов мне нравился. Потом. Уже там. А сначала-то… Все подряд нравилось. Что попадалось.

И.С.: Беляев, наверное. В 60-х самый популярный?

В.Т.:  Да. Беляев сначала… Нет. Жюль Верн, Беляев. Потом… Дальше там… П?рнов. Немцев… Кто ещё? Кто ещё уж не помню… Ну, много всякой было фантастики. Так и проходная была какая. Потом и зарубежная была фантастика. Издавалась небольшими книжечками. Ну, вот…

И.С.: Интересно, почему Беляев какая-то фигура такая… Все знают его произведения… Да? Никто не знает: как он выглядит, какая у него биография, где родился, сколько прожил.

В.Т.:  Я тоже не знаю. Вообще ничего не знаю. Ты-то знаешь?

И.С.: Нет.

В.Т.:  Как же так-то?

И.С.: Вот так.

В.Т.:  Я тоже не знаю.

И.С.: Какая-то у него фантастическая…

В.Т.:  Про Ефремова знаю, а вот про него нет.

И.С.: Фантастическая судьба, в этом смысле.

В.Т.:  Да, интересно. Правда. Я как-то не думал.

И.С.: Ну, все же знают как выглядит Пушкин. Чехов, Гоголь.

В.Т.:  Ну, якобы, да. Вот… Двенадцать <бьют часы на колокольне>. Смотри!

И.С.: Да. Почти. Вот еще скажите, во всей стране же было поветрие такое. Кончилось оно не кончилось? Голубятники?

И.С.: В.Т.:  Да, было у нас такое.

Было такое

В.Т.:  Да

И.С.: В какие годы?

В.Т.:  Ну это конец 50-х, 60-е.

И.С.: Ну, есть еще там, пару голубятен до сих пор стоит.

В.Т.: Да. Нет Ну, у нас в соседнем… У нас был четвертый дом… А рядом шестой. В шестом доме жил Васька Попов. Голубятник. Его Чилька звали.

И.С.: Как?

В.Т.:  Чиля. У него кличка была. Ну, он так голубей звал: «Чиль, чиль, чиль». Вот… Вот он и Чилей был. Потом, напротив, у моего друга Тольки Ермакова, отец был голубятник заядлый. Он до старости, по-моему, держал голубей. Вот. Это у него пятый дом по улице Зайцева. Там во дворе… Везде сараи были… Дворы. Там голубятня, нет проблем. Ну, у него там какие-то элитные голуби были. Он их там под замками держал. Постоянно воровали. Он их потом обратно возвращал.

И.С.: Воровали или приманивали?

В.Т.:  Крали. Взламывали замки, там. Разбирали стену. Там Бог знает чтобыло. Таскали этих голубей. Вот. Потом они взлетали где-то и прилетали домой. Вот. В общем, у дядь Лёши были вот такие интересные голуби. Ну, а у остальных, у многих были просто… Такие вот, знаешь… Он почти профессионально этим занимался. А… Вот… Чилька был… Он как раз таки занимался тем, что их воровал. Снова. И продавал. Но однажды он… Какого-то голубя, там… Ловил на крыше собственного двухэтажного дома и промазал. Тот сел на край, на воронку что ли трубы. Этот раз, за ним кинулся и свалился со второго… Ну, с крыши. Представляешь? Вскочил и дальше побежал за голубем. Ничего ему…Вообще ничего. Как так? Ну, вот странно. Ну, он такой был. Чуть повыше меня ростом. Сухенький пацан.

И.С.: Видно сам уже был голубем немного.

В.Т.:  Да, наверное. Как он там приземлился, не знаю. Но, по крайней мере, не пострадал совершенно. Ничего не поломалось у него. Вот такие голубятники были.

И.С.: Ну, вообще, Коломна-то она До сих пор, по-моему… Съезжаются сюда на рынок голубятники. Нет?

В.Т.:  Может быть. Я не знаю. Может и съезжаются. Где-то. Я ж не знаю… У меня еще занятие было…Я доски строгал. Ну, как-то так получилось, что… Какую-никакую мебель надо было сделать. Например, мне нужен был письменный стол. Комнатушка была. Где вот я… Сестра, та что постарше. Жили вместе. Вот. А между нашими кроватями было вот такое вот место. Туда большой стол не влазил. Чё-то надо было… А нам нужен был письменный стол. Мне пришлось самому сделать письменный стол. Вот. Но дело-то в чем. было. Надо было из чего-то делать. И чем-то. Вот чем-то меня соседи, мужики научили делать инструменты. А потом в школе нас очень хорошо учили пилить, строгать. Без проблем. На уроках труда. У нас Семен Семенович такой был. Ст?ляр. Классный мужик. Он всему нас научил. 6-7 класс, восьмой… Я уже сам себе делал… Эти рубанки…А материал каждый год весной по реке плывет все, что угодно, в том числе и тес, брус, доски.

И.С.: Где унесло случайно, да?

В.Т.:  На берегу лежало, вода пришла и все уплыло. Ну, это… А плывет-то от самой Москвы. И там до фиг? всего. То есть, у нас… На чердаке… Этих досок было… Ну, отец пока дежурит, поймает, 3-4 досочки принесет, на чердак бросит. Ну, и когда я з?нялся вот этим строганием — пилением, то у меня выбор был там: березовая досочка. Сосновая там. Кленовая, еще какая… Тогда вот… Все было запросто. Так что я сделал себе стол такой. С тумбочкой…Нормальный. Всё. Там всякие полочки — фиг?лочки. Так что вот мне нравилось строгать. А потом когда я стал в изо кружок ходить… Потом фотоаппарат появился… Как раз в 60-е годы. «Зенит». Тогда он «Кристалл» назывался. Я себе купил с первой получки. Которая у меня…

И.С.: «Зенит — Кристалл» или просто «Кристалл»?

В.Т.:  «Кристалл». Ну, это… Собственное название там было «Зенит-3», « Зенит-3М». А этот вот «Кристалл»  почему-то обозвали. Ну, это тот же «Зенит». Только вот почему-то «Кристалл». С первой получки я себе купил за бешенные деньги, за 67 рублей. Получка была 100, по-моему. Вот. Вот такой фотоаппарат. Зеркальный. Вот такие дела.

И.С.: А пленки-то у вас сохранились 60-х годов?

В.Т.:  Я до сих пор их сканирую.

И.С.: Да? Вы, пожалуйста, уж поделитесь.

В.Т.:  У меня есть хорошие фотографии, я на Пятницких воротах стою.

И.С.: На руках

В.Т.:  Нет. Это Пашка на руках стоял. Я не умел. Боялся. Друг мой… Пашка… Тот да… А мы с приятелем залезли туда и фотографировались наверху.

И.С.: Наверное, и сверху тоже фотографировали?

В.В: И сверху. Там окрестность несколько кадров.., Но плоховато… Там, понимаешь… Пленки. Как сейчас выяснилось, беда была в том, что я их плохо промывал. Поскольку водопровода не было. Было как? В бочок воды нальешь. Покрутишь — выльешь. Еще нальешь. Выльешь. Еще… А надо было ее промывать как следует. И сейчас вот этот гипосульфид несчастный… Он всю эту плёнку. Ну, он… Он гигроскопичен, влагу берет. Кристаллизуется… Ну, в общем… Портится пленка. А у меня тут казус был. Я посмотрел: ох! Пленка хорошая, всё. Но вот, непромытая. Я ее в ванну кинул… Думаю, она у меня сейчас в холодной водичке помокнет. Я ее высушу и… Всё уже. Можно будет отсканировать. Потом прихожу, смотрю, в ванной почему-то две плавает пленки. Думаю, как-так? Я одну кидал, почему две? А потом выяснилось: что одна пленка, а другая эмульсия. Отдельно. Отдельно эмульсия плавает. Отдельно пленка. Ну, чё? Пленку я выкинул. А эмульсия ушла туда…Вместе с водой. Поскольку ее никак обратно прикрепить было невозможно. Так что я теперь пленочку сканирую. Такой, какая она есть. Потом пытаюсь помыть. Ну, я режу на куски по четыре кадра, чтобы в конвертик уместилось. Чтоб можно было её… Как-то это… Потом сохранить. Ну… У меня сейчас хранятся они. По четыре кадра. Нарезаны. Там подписаны… Год там… «На картошке. Год  шестьдесят какой-то. 64-ый».

И.С.: Ну, может хоть вы сфотографировали поросят?

В.Т.:  Нет.

И.С.: Ну как же так? Может их вообще не было?

В.Т.:  Были. Я как сейчас помню. Стояли три поросенка.

И.С.: Все помнят, все рассказывают, никто не сфотографировал.

В.Т.:  Ну, кому это нужно было? Тебе нужно. А ты где-то шлялся в это время…

И.С.: Не знаю. Ну скажите, что они там..? Потому что версии абсолютно разные.

В.Т.:  Версий много, потому что они менялись.

И.С.: Менялись?

В.Т.:  Ну, конечно.

И.С.: Подрастали что ли?

В.Т.:  Да нет. Они то на подносе держали какое-то… Окорок. Ещё. Ну, нет… Ну, чего-то на подносе у них лежало. Одно, потом другое, потом третье. Понимаешь?

И.С.: Нет, а сами поросята-то? Какого они были роста? Из чего сделаны? Какого цвета?

В.Т.:  Цвет поросячий. И рост тоже. Они стояли вот так вот. Нормально… Как поросята.

И.С.: У каждого свой поднос в руках.

В.Т.:  Нет. Один на троих был. Я помню

И.С.: Один на троих?

В.Т.:  Да.

И.С.: Из чего они были сделаны?

В.Т.:  Ну, гипсовые они.

И.С.: Гипсовые?

В.Т.:  По-моему, гипсовые. Я не ковырял же. Они за стеклом были.

И.С.: Просто кто-то говорит, что они были легкие из папье-маше, кто-то говорит, что они были из глины.

В.Т.:  Ну, вот глина, гипс. Ну, то есть вот это какая такая… Это на мой взгляд. На самом деле, чтобыло, я не знаю. Ну, мне так… Ну, ты понимаешь, не было нужды приходить, разглядывать их. Интереса такого не было. Поэтому… Ну, прошел посмотрел. Ты ж понимаешь, они же каждый день стояли. И что на них смотреть? Ну, один раз посмотрел и все. Прошёл. Бог с ними. Поросята они и поросята. Где? У поросят. И всё.

И.С.: Вы сюда не ходили, в этот магазин.

В.Т.:  Почему? Ходил.

И.С.: А зачем вам? У вас там свой был.

В.Т.:  Водный-то?

И.С.: Да.

В.Т.:  Нет, там маленький ассортимент был. Бабка говорила: «Сходишь к Морозову, купишь батон, а к поросятам зайдешь, купишь масло». Или у Волкова, это вот, где сейчас…Там сейчас уже ничего нету. Это где авторынок. Там были остатки церкви. В ней магазин был. Там иногда давали муку. А мы вот…второй класс, третий… Ходили с бабками, в основном. Родители-то работали. За мукой в очереди стояли. Потом уже бабка купила. Уходишь. Тебя зовут: «Сынок, иди сюда. Вот со мной еще… Ну, давай два кило в руки». А если вдвоем, то четыре дадут. Понимаешь?

И.С.: Поэтому вы должны были там присутствовать?

В.Т.:  Да. А нам за это рубь давали. На мороженое. Так же мы там подрабатывали на мороженое.

И.С.: Так это свои..?

В.Т.:  Ну, знакомые. В основном. Конечно

И.С.:  Но рубль это еще по старым деньгам.

В.Т.:  Конечно. 10 копеек. Рубь десять мороженое стоило. «Эскимо». 11 копеек потом.

И.С.: Про мороженое мы давно не слышали рассказов. Говорят мороженое коломенское было прям уж…

В.Т.:  Супер. Сам вкус был сливочный, простой, за 13 копеек. Оно было самое простое и самое вкусное. На мой взгляд.

И.С.: Оно на палочке, в стаканчике?

В.Т.:  Нет, просто брикет с двумя вафельками. Вот такой брикетик. А вот на палочке это «Эскимо». Оно 11 копеек стоило. А это 13 или рубь тридцать.

И.С.: Эскимо в шоколаде?

В.Т.:  Да.

И.С.: В золотинке обернутое?

В.Т.:  Да, именно серебряная фольга. Круглое. Немножко на конус. На палочке. Ну, такая. Щепочка. Досочка. Вот такое «Эскимо» очень вкусное было.

И.С.: Это все в Коломне делали?

В.Т.:  Да. И вот на улице Пушкина, здесь был цех. А мы, иногда, помогали там что-то грузить, разгружать пацанами. Ну, просто мимо нас…

И.С.: А где это?

В.Т.:  Ну, напротив Пятницких ворот. Как выходишь. И чуть вправо. И вот с левой стороны. Где сейчас какой-то навес сделали. Вот в этих домах. Где-то…

И.С.: То есть, это с торца пединститута тоже, да?

В.Т.:  Ну, на Пушкина. Нет. Не пединститут. Вот здесь прям. У Пятницких ворот почти. Здесь, в подвале этом, делали мороженое. Его там развозили, грузили, мы помогали, нам по мороженому давали.

И.С.: У вас прям какое-то волшебное стратегическое место.

В.Т.:  Конечно.

И.С.: Речка и мороженое.

В.Т.:  Всё… Завод фруктовых вод… вот это вот. Он пивзавод у нас назывался.

И.С.: Где?

В.Т.: Тоже. Ну, как? Прям напротив калачной. Вот это… Где сейчас нарисованы на белом всякие рожи.

И.С.: Это и был завод?

В.Т.:  Это был пивзавод, да. Это завод фруктовых вод потом назывался. И вот там, значит, тоже… Мы ежели что-нибудь делали. Разное. Ну, тоже какая-то помощь. То там — бутылки лимонада.

И.С.: Это рядом было, да? С хладокомбинатом.

В.Т.:  Да. Тут вот прям рядышком. Ну, там какой-то цех небольшой. Какая-то… Я не знаю. Полукустарная какая-то штука. Но… Мороженое делали очень вкусное.

И.С.: А большой комбинат?

В.Т.:  Холодильник-то?

И.С.: Да.

В.Т.:  Ну… Там был… Я там не был никогда, не знаю, чё там.

И.С.: Ну, наверное, на Москву работал? Это на Коломну?

В.Т.:  Не, у нас там какой-то холодильник построили. Когда его только построили, он был самый большой в Европе. Представляешь? Туда прям состав загоняли. С этими… С тушами. И разгружали. Меняли стратегический запас. Какой-то. В общем это огромное помещение.

И.С.: И где оно стоит?

В.Т.: Ну, вот за Колычевым. Трамвай до конца идет, до холодильника… Седьмой номер. Там Сычево деревня. И вот рядом.

И.С.: А сейчас?

В.Т.:  Сейчас да. Он действует. Я, одно время, в больницу попал, не помню что… Аппендицит, что ли отрезали. Со мной парень лежал, который шофером работал и ездил с этого холодильника в Москву куда-то… В ЦК, МК возил там продукты всякие. Для больших начальников. Ну, и что-то разговорилась, он говорит: «Ой, ты чё? Если надо, ты скажи, я селедки этой…». Чё-то про селедку эту разговаривали. У меня тут день рождения, я ему звоню, говорю: «Юр, вот селедочки бы». Он: «Что ж ты раньше не сказал. Я вот только что… ну, у меня одна есть». Одна селедка, что там такое. Он говорит: «Бери, бери». Я прихожу, небольшая вот такая вот селедка. Как три или четыре, наверно, обычных. А вкусная, здоровая. Вот всякие селедки были.

И.С.: Зал?м, наверное.

В.Т.:  Зал?м или как-то еще, да. Вот. То есть на этом холодильнике очень много было интересных вещей.

И.С.: Это в 70-м уже построили такой?

В.Т.:  Да. Нет, в конце 60-х. 67-й, 68-й. Да. Потому что уже на первом курсе учились, ходили туда разгружать вагоны. И иногда туда приходило вино. В цистернах. Его надо было перекачивать в емкость. В танки. Через этот… Там… Пожарный рукав. Туда, сюда, включаешь, он перетекает.

И.С.: Через насос?

В.Т.:  Самотеком.

И.С.: То есть, это же нужно как?

В.Т.:  Ну, как? Он стоит наверху у тебя… Платформа-то на эстакаде. Тут рукав вниз. Туда в эту фигню и утекает куда-то. Ну вот есть горловина, куда подключаешь. И все.

И.С.: Снизу?

В.Т.:  Да, внизу.

И.С.: То есть, оно под давление уходит?

В.Т.:  Под собственным. Ну и когда говорят: «Все». Нам что главное? Вот это отцепить. И тут дырку заткнуть. Чтобы не убежало все туда. Тут же ее затыкаешь. Всё? Всё! Раз. Потом из этого шланга… Есть. Смотришь – одно ведро… Еще ведро… Полтора ведра вина. И в общагу вино пить. Вот. Всё.

И.С.: А вино откуда приходило?

В.Т.:  А кто ж его знает? Откуда оно приходило? По железной дороге вино приходило. Не… Иногда знали там… Как называется, откуда. Грузинское, не грузинское, со средней Азии, с Грузии. Ну, с Кавказа в основном.

И.С.: Виноградное?

В.Т.:  Ну, да. Ну, тогда как-то нормальные вина-то были. Пить можно было. Это сейчас неизвестно что… Люди дохнут. Так что, всяко бывало у студентов-то. Зимой на лыжах, прям вот от моста, собиралась компашка у нас. 5-7 человек. Иногда больше, иногда меньше. И напрямую. Через Бобренево, Хорошово и в Рождественку. Это по дороге на Егорьевское, есть там деревушка Рождественка. Там речка Вел?бушка течет. И такие склоны небольшие. Горочки.

И.С.: Вел?бушка?

В.Т.:  Вел?бушка. Ага! Только она сейчас засохла. Ну, она то есть, то нет. Тогда-то она более менее была… 50 лет-то назад. Вот. И туда, в хорошую погоду зимой съезжалось много лыжников. С Конебора, с Хорошово. Вот. Приезжали на электричке, выходили и туда. Там три или четыре километра. Ну, а нам эти десять километров промахать туда вообще ничего не стоило. И мы туда приезжали, на лыжах катались. В общем, проводили вот как вот воскресный день. Вот там да. Очень хорошо.

И.С.: Спасибо, Виталий Васильевич.

Сергей  Филиппов:  Вступление. Для меня это, конечно, такой абсолютно дико. Я никогда в такой роли не выступал, во-первых. Во-вторых…

Игорь Сорокин:  В роли кого?

Сергей  Филиппов: Ну, в роли какого-то вот такого…

Игорь Сорокин:   Интервьюера?

Сергей  Филиппов:  Рассказчика.  Во-вторых, я увы, к сожалению, не… Как его звали? Иоганна Икермана, который ходил за Гёте и потом всё это записывал, все его умные мысли, и причём, в виде прямых цитат. Не знаю, какой он пользовался аудиотехникой… В общем, это не важно. Ну и поэтому тут вот мало чего. У меня никаких дневниковых записей нет, и, ко всему прочему, я не китайский историк, который, знаете… Они ведь, оказывается, даже под кроватями у императоров прятались и фиксировали все моменты, когда что происходило для того, чтобы потом, когда родится какой-нибудь там ребятёнок, вычислить там: имел он право на престол, не имел, там, какие звёзды – не звёзды, и так далее. Вот так работали историки в императорской…

Игорь Сорокин: Биографы!

Сергей  Филиппов:  Не биографы. Они именно историки были, потому что они должны были обосновать правомочность и легитимность того, что данный император занял этот трон, и так далее, и так далее… Ну, в общем, ладно…

Игорь Сорокин: Предсказать судьбу его…

Сергей  Филиппов:  Да…

Игорь Сорокин:   Правления…

Сергей  Филиппов:  …и вот там, как сложилось – не сложились эти звёзды и прочее. Да.

Игорь Сорокин: Сергей, а можно мы соблюдём какое-то… правило… какие-то.

Сергей  Филиппов: Регламент?

Игорь Сорокин: Не-не-не… Просто представьтесь, чтобы потом не гадать, чей это голос.

Сергей  Филиппов:  А… Да. Да. Да. Зовут меня Сергей Филиппов. Не Икерман, не Идельман, не Сымудзян… Вот… Поэтому… Да… Буду рассказывать не…  даже не столько то, что помню, потому что фактологию у меня… памяти очень мало. Я вот в отличие от Маши совершенно не предметный, не конкретный человек.

Игорь Сорокин: Да. И у нас Маша Филиппова участвует.

Сергей  Филиппов:  Да.

Женщины: Одна Маша Озерова, другая… не знакома…

Игорь Сорокин:   … Маша Озерова и Елена Утенкова, чтобы понятно было. Да… И сегодня у нас 9 декабря 2015 года. Мы, вот, на кухне, в арткоммуналке, беседуем…

Сергей  Филиппов:  О Ерофееве.

Игорь Сорокин: О Ерофееве.

Сергей Филиппов: Да… И значит… Наверно… ну, какие-то мои, там эти, россказни… Они будут касаться не столько того, что было. Я имею в виду вот какие-то конкретные события и, там, мероприятия и так далее, сколько, ну… скорее какие-то ощущения, каким я помню Ерофеева. Да… Вот, скорее, об этом… То есть, это не музейное какое-то… вот… набор воспоминаний, которые можно записать, какую-то хронологию там выстроить или ещё что-то такое, а сугубо эмоциональное. Вот. Но какая-то фактология, конечно, была. Ну, начнём с того, когда мы познакомились. Это было в одна тысяча девятьсот семьдесят шестом году. А… Сорок лет назад почти. На Кольском полуострове. Есть там такой посёлок Серебрянский. Я тогда работал… Была такая большая организация (ну, она и сейчас есть)… аэрогеология, и Ерофеев… Ну, как я потом уже узнал от него, он долго и много вынашивал планы, и хотел опять побывать у себя на родине. А добраться туда – надо было денег каких-то заплатить, чего он делать никак не мог. Вот. И поэтому через одного своего знакомого (такой был Виктор Тимачёв, как сейчас помню  — он тоже геолог там) и, в общем, он, одним словом, нашёл партию, в которой работал на Кольском полуострове и туда устроил Ерофеева рабочим, сезонным рабочим. И я как раз работал в этой партии. И… да… Тимачёв… Это, может быть, пару слов… Тимачёв, он из таких опальных диссидентов. Он даже умудрился пройти какие-то, ну, репрессии – не репрессии, — назовём так. Была такая практика и, если кто-то что-то плохо делал, его… ну… разжаловали. Переводили там, скажем, из главных каких-нибудь геологов в какие-нибудь коллекторы в надежде на то, что человек, ну, как бы вот… ему позорно, и он уйдёт, уволится. Но этот человек не уволился. В общем, ладно. И таким словом, я почему о нём? Потому что благодаря ему я вот встретился потом с Ерофеевым.

Игорь Сорокин: А они уже были давно знакомы, да?

Сергей Филиппов: Да, я думаю, они, наверное, очень давно были знакомы. Хотя потом я не скажу, чтоб часто с ним пересекался бы Ерофеев. Но это, может быть, чуть… потом. Вот. Значит, было это вот в этом в посёлке Серебрянском, такая есть река Воронья. На ней когда-то строили что-то… местную, локальную такую ГЭС, гидроэлектростанцию, поэтому был выстроен целый посёлок  по классике. Вот сначала заключённые. Там остался лагерь этот. И единственное каменно здание – это был, очевидно, карцер. И мы ходили туда на экскурсию. И нам рассказывали технологию – как это всё делается: сначала пригоняют учёных, потом каких-то там добровольцев, а потом вот этих вот… комсомольской стройкой объявляются. И вот… Всё хорошо и замечательно.

А посёлок   такой довольно был депрессивный, потому что народ-то весь съехал после того, как всё построили. И вот совершенно брошенные дома. Ну, в основном, это такие полувременные… времянки — домики были. Брошенные дома и куча всяких разных вещей. Вот, я думаю, для вашего музея там можно было бы набрать — хоть всю Коломну  обставить. Вот. Но одна из вещей, которая потом имела  там свою историю – это пустая посуда. Вот сейчас посуду не сдают, а тогда посуда – это ощутимые деньги. Я имею в виду, бутылки пустые – стеклотару. Вот. И… Ну, забегая немножко вперёд, по инициативе Ерофеева, значит, эта посуда собиралась там его коллегами, так назовём. Мы их все называли «бичи». Ну, временные рабочие. Как правило, это народ такой, ну, без определённого места жительства, рода занятий и так далее. Они, значит, собрали много-много этой посуды – несколько мешков. Сколько точно, я не помню, но это и не важно. А  потом, у нас партия-то была большая, геологическая, и у нас, в этом же посёлке при нас базировались вертолёты. Мы использовали очень много вертолётов. Так он умудрился договориться с пилотами. На вертолёты они загрузили эту посуду, полетели в соседний посёлок, такой Туманный. По-моему, говорили «Туманный», ну, что-то от слова «туман». И там, значит, сели… ну, как вот у вас здесь центральная площадь, потому что магазин в посёлочках, он один-единственный, и где-нибудь на центральной площади. И вот они прямо на вертолёте опустились перед магазином. Ну, в общем, там навели они это… шороху… шуму  много.

Женщины: Посуду сдали?

Сергей Филиппов: Посуду сдали, да. Закупили там на неё всякого разного. Я не  был участником этой процедуры, но вот она такая была. По-моему, они какой-то нагоняй получили от начальника партии, но, наверное, не очень сильный. Больше всех…

Женщины: То, что купили, то же начальнику и отдали?

Сергей Филиппов: Нет. Начальник партии, он у нас был такой Минц «Михаил Витаминыч» – у него прозвище было. Вениаминыч – очень сложно было выговорить, поэтому его звали так – «Витаминыч».  Нет, он был довольно как-то так… сдержанным что ли человеком. Вот. И всё, что… да… И между прочим, в этой же… в этот же сезон вместе Ерофеевым приехал его так называемый «первенец», которому он посвящение сделал в «Москве и Петушки» — Вадя Тихонов. Вадя Тихонов – это  такой совершенно определённый тип людей и, ну, в общем, какой-то такое… ничто, хотя одну  я помню, один перлик из его уст однажды я услышал, когда он… Там ещё персонаж был такой Авдяшка Игорь. Авдиев у него, по-моему, была фамилия. Такой смоляной, чёрный, — знаете, такой тип людей бывает – длинные волосы… Ну, прям ворон такой.

Игорь Сорокин: Сириец такой…

Сергей Филиппов: А чёрт его даже знает. Ну, в общем, абсолютно такой смоляной, живописный человек. И убей – не помню, чем он занимался, что называется «на гражданке».  Вот. И Вадя Тихонов однажды ему сказал: «Авдяшка, вот ты знаешь, — что очень любил там цитировать Ерофеев — чем ты отличаешься от всех святых?» Он: «Нет». «Всех святых хоть выноси, а ты совершенно невыносим!» Ну, вот это единственный такой светлый какой-то моментик, который с этим Вадей Тихоновым связан. А работал он у нас в этой тогда экспедиции поваром. И вот однажды все пришли на обед, сели есть. Сидим, едим какой-то суп там: щи-не щи, ну, в общем,  какой-то суп. И вдруг одна наша дама, была у нас совершенно такая, я бы даже сказал, такого аристократического склада дама – графиня. Петровна. И она отрывается от этой миски и говорит: «А не кажется ли вам…» Я не помню, обратилась ли она там «товарищи» или «друзья»… «друзья» — вряд ли. «…что этот суп, знаете, пахнет вот тем, чем трактора смазывают?» Она хотела сказать: «машинным маслом».  И действительно, потом мы выяснили: этот Вадя Тихонов сделал что… Они там пол тушёнки съедали. Ну, суп заправляли тушёнкой. Пол тушёнки съедали, а чтобы всё-таки погуще было, они потом банку эту окунали в этот суп и…

Женщины: Мыли, да?

Сергей Филиппов: Да, а сверху она с едой была, да. Этот суп, который пахнет то, чем смазывают трактора – вот эпизод из той жизни. Я в тот сезон, в общем-то не много общался с Ерофеевым, поскольку мы попали в разные отряды. И вот партия, она там приезжала… Человек там сто народу, а потом разбивается это на отряды и каждый по своим каким-то местам разъезжается. Да. Вот в отряды мы попали в разные, поэтому пересекались мы только в начале сезона, перед тем, как разъехались, и в самом конце.

Женщины: Сколько ему было лет? И вам?

Сергей Филиппов: Ну, 76-ой год, он с 38-го. Значит, ему было 38. А я-то совсем мальчишкой был, мне было 23 года. Я только после армии. Вот только-только поступил там в какой-то институт очередной. Вот, в общем… Но мы были несопоставимы абсолютно. И… Что?

Женщины: Расскажи, как вы встретились? Как он тебя заметил?

Сергей Филиппов: А…

Игорь Сорокин: Несопоставимы по интересам?

Сергей Филиппов: Мы не сопоставимы ни по уровню образованности, ни по знаниям, ни по уровню самооценки. Само-оценки, вот, своей внутренней. Это я уже вот… как такой завершающий вывод, вот, что для меня… кем для меня явился этот человек… Я вот как-то много раз говорил, разными словами, но суть в том, что он меня поставил с головы на ноги. Я стал смотреть на мир, вот, как-то, в естественном его ракурсе. Я перестал бояться себя и вообще, как-то вот… Ну, вот, почувствовал себя человеком, что ли… Я не знаю. Ну, самоценным человеком, и как-то стал… перестал бояться себя, да вот… Вплоть до того, что мои мнения не сходились там…

Женщины: С чьими-то ещё?

Сергей Филиппов: Да, с чьими-то ещё.  Вот, всем там нравится какой-то писатель, а мне, вот, он почему-то не нравится. Ну, в общем… Ну, ладно… Это уже туда дальше… А…

Открытие сезона – это всегда сначала какие-то там всякие организационные, хозяйственные дела.  Потом устраивается большой банкет. Потому что на весь там следующий сезон объявляется сухой закон. И вот, значит, два дня на разграбление, как в Древнем Риме. То есть…

Игорь Сорокин: В самом начале?

Сергей Филиппов: Да. Все пьют: кто до упаду – сколько только может влезть, пока…

Женщины: А он действительно соблюдается, этот сухой закон?

Сергей Филиппов: В целом, да. Потому что мы разъезжаемся по отрядам, связь только вертолётная. И… ну, контролируют. Хотя бывали контрабанды. Но в общем и в целом контролируют, да. Ну, потому что все пересылки (а вертолёт – это полное снабжение: и еда, и дрова даже нам возили, потому что тундра – Кольский полуостров). Вот. И это всё отгружалось с базы, а на базе сидит начальник партии, который, значит…

Женщины: Смотрит?

Сергей Филиппов: Приглядывает, да. Вот. И, значит, вот к этому мы готовились, значит, празднеству: «Открытие сезона» это называлось. И какие-то посиделки… А ведь Кольский полуостров – это белые ночи. Они настолько белые, ну, вот абсолютно белые, как… Да. Мы сидели-сидели, и что-то уже под утро, совсем утром (а никто не понимает, что утро, день там)… Если нет солнца, несолнечный день, то не разберешь абсолютно: день сейчас или ночь. Вот. Только по положению солнца можно определить. И мы что-то сидели, и я какой-то стишок там сочинил… ну, как итог этих посиделок. И какой-то он такой был на тему… на тему пушкинских этих… «Как-то поздно вечером/ Мы сидели за столом». И как-то мне удалось пройтись прям по конкретным фамилиям, там что-то «Кабы я… Кабы я была… Кабы я была царица», — молвил  Юра Наговицын. – «Я б для партии родной сделал завтра выходной». А… Там что-то… «Кабы я была принцессой», — звонко пискнула Юнесса… И вот так вот по всем… «Кабы я был королём», — молвил Юра Королёв…  Юра Королёв с нами тоже там был. Это он, просто, мой друг у меня многолетний, который совершенно, там, по-идиотски погиб. Вот. И я этот стишок написал и повесил в столовой. Не знаю, зачем, почему повесил. Так… Ну, у нас там была своя такая некая трассАта. У нас там был ещё очень интересный дядька, которого… К которому Ерофеев очень, так вот, относился с уважением. Такой Виталий Герасименко. Он очень здорово рисовал и постоянно выпускал стенные газеты со всякими там очень забавными комментариями и: полу шаржи – полу как-то что-то… Даже в одной газете, я помню, был портрет Ерофеева, который, склонившись, вот с его этим чубом… или как его… чёлкой? Чёлкой! Да… С этой чёлкой, которая всё время спадала… Почему-то Ерофеев перерисовывал себе топографические карты. Вот так ему хотелось чего-то привезти или  как-то запечатлеть,  что ли в памяти или где, этот Кольский, что он перерисовывал  топографические карты, которые у нас там были. И вот его Герасименко нарисовал и подписал: «Он шпион». Ну, там много потом шуток было по поводу Первого отдела и так даже очень было серьёзно, но всё так… Вот… И … да… Вот после этого стишка, я помню… Мне кажется, вот это и было какое-то обращение или поводом для его обращения какого-то внимания на меня, может быть, потому что я когда утром пришёл, он сказал: «А! О! Русский пиит!»  У него был очень такой глубокий бас. Когда-то я очень легко воспроизводил вот эти голосовые интонации. Ну, ладно. Щас, может, по ходу тогда чего-то вспомнить. Вот… И…

Игорь Сорокин: Да, кстати, интересно: если вы будете, например, интонировать его речь… Вот, допустим, как это звучало?

Сергей Филиппов: Ммм… Вы знаете, вообще, как звучало, я думаю, при… Если очень постараться, то можно это найти. Я помню, на моей памяти один…

Игорь Сорокин: Ни как он читает, там, а вот…

Сергей Филиппов: А как говорил?

Игорь Сорокин: Да. Просто, есть же записи уже с этим аппаратом, да? И там уже интонировать очень сложно.

Сергей Филиппов: Там… Нет. Там был… Один точно, а вот у меня что-то в памяти как-то… как-то… торчит, что вроде бы, было даже два таких эпизода… BBC снимали о нём фильм, и он выходил, и я даже какие-то кусочки его видел. Правда, вот, еду и всё время думаю: «А каким образом я это видел в те годы?»

Женщины: Может,  он показывал?

Сергей Филиппов: Ну… А, вот, разве что у него, наверное, может быть, был видеомагнитофон. Это же… Это же семидесятые годы!

Женщины: Тогда, по-моему, даже таких не было ещё…

Сергей Филиппов: А, нет, уже восьмидесятые. Нет. Восьмидесятые. У него могло быть, потому что ему что-то из-за границы привозили. И… ну… что-то из… какие-то вещи. А, в основном, ему возили художественные альбомы в виде гонораров и в виде материальной помощи, потому что Галина, его жена, она потом это всё собирала и уносила в букинистические магазины. Это же был жуткий дефицит: эти альбомы художественные. Вот. Ну, и потом надо вспомнить … Это же всё под конец семидесятых – начало восьмидесятых  — полный дефицит всего абсолютно. Кстати, попутно вспомнил… У него очень много было всяких таких перликов, которыми он постоянно сыпал. И я как-то в очередной раз пришёл, и там что-то… и рассказываю. У меня… ну, было такое хобби – не хобби, я шатался по букинистическим магазинам и что-то такое там высматривал-выглядывал. А денег было немного, поэтому я не столько покупал, сколько просто, вот, подержать в руках вот эти старинные книги там. И я пришёл… То ли я что-то купил, то ли… что-то… ну, не помню. Я вот делился о том, что вчера, вот, был в том магазине, потом в том…Он: «А, хождение по мукам!». Вот он весь был из таких там… Что-то: «Ерофеев, какой же ты длинный!» «Да, я длинный, как рубль!» Вот в таком духе это всё как-то сопровождало его это…

Да. Если… Возвращаясь назад…

Игорь Сорокин: К стихам.

Сергей Филиппов: К стихам. Стихи… Стишки эти написал, вот. Он чего-то как-то себе отметил, и мне… я так понимаю, вот после этого, очевидно, было мне… Была дадена мне возможность меня допустить к его этому… к «Москве – Петушкам». Тогда ещё издания не было. Единственное издание было – это еврейский журнал «Аминь» «АМИ» — выпустил первым его штуковину на русском языке. И я читал. И у меня даже долгое время это хранилось где-то в семейных там бумажках, но, боюсь, это пропало во всяких этих переездах… Это были фотокарточки. Ну, фотографическая копия с его правками. То есть вот это был такой оригинал с правками и авторскими правками.

Игорь Сорокин: Но если бы вы нашли… мы бы оценили.

Сергей Филиппов: Да. Я бы тоже это оценил. Но я боюсь, что даже уже искать негде. У нас было несколько переездов.

Женщины: И пожары.

Сергей Филиппов: И пожары, да. Но… Слушай, но… Скорее всего тогда и пропали… Ну, в общем, да… К сожалению, у меня не осталось и не было, впрочем, никогда ни одной фотографии его, ни каких-то вот… Вот единственная штука, которую я хранил – это вот этот экземпляр…  фотографическая копия.

Да. И я, значит, начал читать эту штуку… Помню…

Женщины: Там, в экспедиции.

Сергей Филиппов: Да, да. Это было там.  И мы где-то… Почему-то в момент, когда я только ещё начал читать: буквально, там, первые страницы, он оказался где-то рядом. То ли он… не помню… то ли комнаты были рядом, то ли ещё как-то вот… Ну… В общем, он услышал, как я там начал хихикать: читать и смеяться. А… И почему-то он расценил это… Ну, одним словом, он мне это объяснял так, что «подавляющее большинство людей, когда берут эту книгу, они ожидают и начинают искать там либо порнографию, либо антисоветчину, ну, либо ещё какую-нибудь дребедень: ну, вот матерщину, там, и прочее. А тут вот себе человек почему-то смеётся. Никто не смеётся, а он смеётся». А там уже действительно начинаешь смеяться с первой же страницы, когда начинается тур Кремля. Кремль для меня совершенно… Ну ладно. Вот. И, значит, дали мне её буквально, там, естественно, на одну ночь, как это всегда тогда делалось. Я её прочитал. У меня было три таких глубоких погружения: первый – вот этот смех, второе – какая-то тоска где-то в середине, поскольку явно очень неровная всё-таки книга с точки зрения литературной что ли… Вот. И где-то так заскучалось. И… ну, с одной стороны, заскучалось, с другой стороны загрустилось. И…

Игорь Сорокин: Это, видимо, где они там устроили отдельно взятую страну, да?

Сергей Филиппов: Эээ… Ну… Ну, щас я, да… И концовка – это, конечно, полная такая, ну, трагедия. Абсолютная. И, в общем… ну, как-то мне тогда  показалось, что… не то, что это были вот сознательные, вот, проговорённые мысли, а как-то почувствовалось, что, ну… мне близок этот человек. Я его понимаю. Но понимаю не на уровне каком-то вербальном, вот, что мы обменялись мнениями, что-то такое поняли, а просто вот на уровне каких-то… ну, встречаешься с человеком и понимаешь, что это твой человек. И вот такое же у меня тогда возникло ощущение по отношению к нему, и потом даже я этому находил такие…  Понимаете, вот всё это такое вот нематериальное.

Я помню какой-то странный эпизод. Почему запомнился – не знаю. Он лежит (ну, это его просто  девяностопроцентное во времени состояние), он практически всегда лежал, вот сколько я его помню: либо полностью лежал, либо полулежал. Вот. И неважно там, трезвый – нетрезвый. Всё равно лежал.  Наверное, потому и длинный. Такое, как меня бабушка учила, что человек, когда вот долго лежит, он становится длинным. А… И… Он лежал в таком уже… Ну, ладно… Бог с ним! Буду я запинаться, — ну, уж не обессудьте! Знаете, он… я его не помню пьяным. Пьяным вот в таком классическом понимании этого слова, когда человек не соображает, когда у человека заплетается язык, там что-то такое. И даже когда он выключался… ну, попросту… да… Это не было вот такая отключка пьяная. Это просто… вот, я хорошее слово даже подобрал: он как бы так «задрёмывал». Вот лежит себе человек, попивает, покуривает, что-то общается с тобой, а потом так задремал. Задремал вот это… ну, как бы и задремал. То есть это всегда была какая-то такая вот тихая, не знаю, история – не история. Да, тихая такая….

Женщины: И агрессивности не было никакой?

Сергей Филиппов: Да, это просто никогда… И вот, я помню, был такой эпизод: мы были вдвоём, он что-то вот так вот задрёмывал то пробуждаясь, то опять уходя. И бросал какие-то обрывки фраз, иногда отдельные слова. И я в какой-то момент даже, знаете, как-то вот… ну, что называется, волосы зашевелились. И я понимал, о чём он говорил. Я выстраивал всю его эту речь. То есть он какие-то обрывки слов-фраз… Да, и что вот за таким… кажущейся бессмыслицей и каким-то, ну, как бы это назвали там – «пьяный бред» и что-то такое. На самом деле, нет, состояла стройная мысль, изложение, да…

Игорь Сорокин: То есть, он слышал всё равно, участвовал?..

Сергей Филиппов: Он не только слышал. Он никогда и не выключался. У него мозги всегда были абсолютно трезвые. Кстати, вот в тот… В то открытие сезона, когда все там, естественно, сильно поднабрались, уже тоже, отходя ко сну, он лежал, читал какой-то журнал и… ну, как читал? Ну, как может пьяный или, там, выпивший человек читать журнал. Ну, там листал что-то такое. И так с этим журналом, вот, и заснул. И наутро мы там встретились. Так наутро он его цитировал наизусть, этот журнал. То есть, понимаете, там мозги работали абсолютно всегда. И вот в таком, ещё раз, в классическом понимании, чтобы он был пьяным, я не помню. Не помню такой истории.

И вообще вот этот образ… Хотел я, вообще-то, начать с другого: что мы встретились с Венедиктом. Я вот никогда не мог себе позволить… Не то, что позволить, а внутренне преодолеть – назвать его «Венечкой». Он, вот, никогда не был Венечкой. Вот этот, я не знаю, назвать его «сценический псевдоним», который он себе выбрал, а он его даже не выбрал. Понимаете, он, в общем…  вот сюда же  ложатся такие вещи… Скажем, меня вот они называли либо по фамилии «Филиппов», как всех, либо «Серж». Вот этот упомянутый Виктор Тимачев, его звали «ВиктОр», и у всех там…  (Авдииева – «Авдяшкой»), то есть, у всех были какие-то вот такие..

Женщины: Прозвища…

Сергей Филиппов: Да. Но… Понимаешь, это не просто прозвища. Это… Назвать человека по имени – это преодолеть некий порог доверительности и откровенности, вот, чего он не делал никогда. Он даже по отношению к себе выстроил вот такую… Это, знаете, как в кукольном театре: актёр отделён от персонажа. И вот здесь же… То есть, любому из нас нужны какие-то маски, какие-то образы, за которые хочется спрятаться. Ну, и какие-то уголки, за которые мы особо народ не пускаем. У него это было, как ни у кого, тоже. Его нельзя назвать каким-то там отшельником или человеком… как назовём… «отчуждённым», там… «замкнутым» — вот. Он не был замкнутый, он был абсолютно коммуникабельный и всё такое. Но… Да, там не везде можно было пройти, зайти и так далее. Вот. Поэтому вот этот… и образ этот он не создавал. Когда мы с ним позже…  Это был вот… он, наверное, тогда искал, во что вложить свою «Вальпургиеву ночь». Он говорил: «Понимаешь, вот у меня материала, там, куча», — но я своими словами, не цитирую, как Икерман. — «Но мне нужна какая-то канва сюжетная, в которую всё это вложить». Ведь, посмотрите, «Москва – Петушки» — это же совершенно такая мозаичная… ну, мозаичная, в смысле, «из кусочков отдельных состоящая». Если вы возьмёте его какие-то фразы и полистаете его записные книжки, которые изданы довольно так неплохо, вы увидите кучу вкраплений из этих из записных книжек там. То есть, он работал так, как работают (ну, как я потом узнал), как Набоков работал. Вот он делал какие-то там фрагментарные, там, заметочки и прочее, которые потом вставлялись в текст. Вот… И… И, понимаете, он не выстраивал какого-то своего образа. Это вот потом уже потом, вот, какие-то интерпретации очень умных людей и, там, и вот… какое ему прилепили  — «спившийся интеллигент». Ну, не был он спившимся никогда, а интеллигентом – да. Это… Это вот такая, наверное,  характерная… да. Вообще, знаете,  это был удивительно красивый человек во всех смыслах этого слова. Это тоже я , вот, недавно, когда, вот, последнюю пару дней я пытался вспоминать, чтобы что-то такое рассказать. Может быть… Но вот почему-то мне вспомнилось это слово… сейчас недавно – «красивый во всех смыслах». А, как он любил частенько подкалывать… Потом, по-моему, это из Достоевского… Он цитировал, что «а спроси ты его, какого цвета глаза были у его покойной матери, он и не вспомнит». Вот, как любил свою мать. Вот… Я помню, какие глаза были у Ерофеева. Это были потрясающие голубые глаза, и… ну, понимаете, тут такой гармоничный сплав, вот, в одном человеке сошлись и внешние данные, плюс ещё и метр девяносто пять рост, при этом такой абсолютно тоже пропорционально сложенный  человек, и фигурой красивый. Он скорее худощавый был, чем какой-то статный. Ну, не важно… Ну, великолепная осанка. Он когда вылезал из своих там сорочек каких-нибудь, и ему надо было  куда-то пойти в присутственное место, и Галина облачала его, там, в костюм, она каждый раз так вот  подходила к зеркалу  и, не помню, какой-то то ли граф, то ли… вот такое она употребляла: «Ерофеев, да тебя надо просто вот там где-то выставлять!» И у него, может быть, от этого потом, ну, или там… я уж не знаю, от этого или не от этого… и есть у него  такая фраза: «Да пустите его! Этот пыльный мудак впишется в любой интерьер!» Вот. Этот человек, который мог вписаться в абсолютно любой интерьер: хотите, там, лорд… в палату лордов, хотите в бичи, которые там эти кабели тянут.

Игорь Сорокин: Кабель – это что? Сразу сноску…

Сергей Филиппов: Кабель, кабель…

Игорь Сорокин: А, кабель…

Сергей Филиппов: Он же работал там, в какой-то кабельной конторе, я уже…

Игорь Сорокин: На кабельных работах?

Сергей Филиппов: Да… Да. Вот. Хотя, конечно, там он был совершенно не своим. То есть…

Женщины: В экспедиции…

Игорь Сорокин: В палате лордов.

Женщины: В экспедиции, наверное, был своим?

Сергей Филиппов: Нет. В экспедиции как-то там, да… разные же очень ИТР, то что называется…

Женщины: Геологи – это интеллигенция такая красивая!.. Ну, ладно… Такая…. Советская…

Сергей Филиппов: Ну… да. В какой-то мере, да. Вот. Я имею в виду, среди бичей… Конечно, это уровень… человек совершенно…

Женщины: Это же люди свободные.

Сергей Филиппов: Какие?

Женщины: Свободные.

Сергей Филиппов: Да.

Женщины: У меня тётя геолог, поэтому я знаю.

Сергей Филиппов: Вот. И… да… При этом, вот эта какая-то феноменальная память, при этом потрясающие мозги и невероятное остроумие. Но остроумие… я, в первую очередь, вкладываю в это  понятие в своих устах не в смысле юмора (юмор – это как, ну, производная), а именно острый ум, который схватывает, видит всё, умеет моментально там как-то сопоставлять, анализировать, и так далее. И при этом, да… очень живой. И поэтому отсюда там столько юмора… И взять его одни эти бессмертные коктейли. Эти коктейли ошарашили в своё время всю, значит, читающую публику… Виктор Некрасов – помните такого?

Игорь Сорокин: «В окопах Сталинграда»?

Сергей Филиппов: Да. «В окопах Сталинграда». Он уже эмигрировал, когда вышла эта книга. И это было под Новый Год. Он позвонил из Парижа, видимо, только что прочитав, значит, эту книгу, и кричал в трубку: «В каком вообще… то ли какой ангел на вас спустился, который продиктовал вам эти рецепты, то ли какой Люцифер, там, по-моему, подсказал?!» Да, и, конечно, этой книгой он привлёк к себе очень много людей… Вот такой мною обожаемый Юлий Ким, он к нему пришёл сам знакомиться, позвонил в дверь… Когда ему открыли дверь, он сказал: «Здесь живёт Венедикт Ерофеев, который очень хочет хереса?» И принёс две бутылки хереса. Так они познакомились. И потом они очень долго… ну, были постоянно друзьями, даже мне один раз довелось пересечься там на дне рождения.

Женщины: Он бард?

Сергей Филиппов: А?

Женщины: Он бард, да?

Сергей Филиппов: Он и бард, и писатель, и поэт…

Женщины: Есть и писатель, который романы такие пишет…

Сергей Филиппов: Это, скорее всего, всё…

Женщины: Он же. Он же.

Сергей Филиппов: Он. Но есть ещё, может быть, и он же, но что-то… Есть, по-моему, не Юлий, а какой-то другой Ким ещё.*

Женщины: Кимов вообще много.

Сергей Филиппов: Но Юлий Ким, он писал очень много не только бардовского. У него очень много пьес. Есть же куча театров, которые ставят его пьесы. И какие-то сценарии там, и что-то из прозы у него тоже было. Вот. Но это… тех времён это, конечно, кумир и… ну, кумир всей такой, диссидентствующей что ли…

Женщины: Нашего поколения…

Сергей Филиппов: Ну, да. Кумир нашего поколения.

Женщины: По крайней мере, москвичи.

Сергей Филиппов: Вот. И… Я что хотел, вот, в тему этой красоты, что, в общем-то, наверное, Ерофеев и сам это осознавал и… ну, у меня нет каких-то там практических доказательств, но… красивых женщин он тоже так… обращал на них внимание, скажем, вот… Ну, где надо или там… как-то он очень… очень тонко кокетничал… даже… было… У него потрясающей была улыбка. Она, вот он когда начинал улыбаться, сначала вот тут вот уголки глаз начинали улыбаться, а потом это доходило до губ, и он всегда немножко как-то… не знаю, может быть, там, с зубами было не всё в порядке. Ну, знаете, вот человек, который рот сдерживает, чтобы не расплыться в полной улыбке. Ну, может быть, это была и такая… ну… отрепетированная, я не знаю, модель улыбки. Но всегда она была абсолютно искренна и очень такая, что называется, «лучезарная». Вот. Всегда такой кусочек солнышка, да, появлялся — разгорался. Вот. И… И, конечно, вот, и на фоне осознания своей этой привлекательности во всех сферах проявления, без сомнения, он был не тщеславен. Ну, или так, скажем, отслеживал эти моменты в свой адрес. Ну… Какие-то… Во-первых, ну, в чём это, что ли, проявлялось: он с большим и огромным удовольствием, — и даже страдал, когда этого не происходило – принимал кого-нибудь у себя дома. А это проходной двор – там постоянно кто-нибудь толкался. Вот. И это ему было нужно. И когда он там совсем уж один – как-то он начинал себя не в своей тарелке чувствовать. То есть, ему публика была нужна постоянная, и где-то как-то проявляться, выражаться, я не знаю. Но оно… оно всё—таки было не какое-то такое вот, ну…  банальное, вульгарное, а это была просто, я не знаю… может быть, просто физиологическая потребность, поскольку он, там, знаниями, идеями, мыслями был пересыщен, как, вот, губка, из которой всё течёт. Ему, конечно, надо было куда-то это всё выплёскивать. Вот. И… Это, вот, что касается людей. Потом, я помню, когда выходили какие-нибудь ну, статьи – не статьи, публикации, там, предисловия ли или это критические какие-то статьи, литературоведческие. Так он внимательно отслеживал, как  о нём писали, в общем. Так, ревностно что ли к этому относился. Вот. Поэтому… Да. Небезразличен он был себе, и своей славе, так назовём.  Это вот…

Женщины: Как вы начали общаться…

Сергей Филиппов: Общаться… да. Ну, вот, видимо, тогда и это моё чтение, этот какой-то стишок… ну, может, мы имели какие-то, наверное, там, и очные, и, там, вербальные какие-то контакты. Ну, в общем, одним словом, в конце сезона он почему-то пригласил меня на день рожденья свой. А они тогда жили в Камергерском переулке. И тогда он назывался, наверное, Проезд Художественного Театра.

Женщины: Да, Проезд Художественного Театра…

Сергей Филиппов: Вот. Прямо напротив Пушкинской Лавки, практически. Этот дом он есть и по сей день, а его довольно быстро, буквально, потому что тут через год-два нашего знакомства откупил себе, по-моему, «Финн – Эир». Такая вот компания финская. И она всем жильцам этого дома выделила отдельные квартиры. Вот так они угодили, ну, в шикарную по тем временам двухкомнатную отдельную квартиру, ну, что было достаточной редкостью.

Игорь Сорокин: Там, на Речном вокзале?..

Сергей Филиппов: На Флотской, да, да, да. Улица Флотская. То ли дом 17, то ли 17-ый этаж… Убей – не помню! Ну что, какая-то семёрка там была. Вот. И… Ну, в Камергерском я был у него на дне рождения… Ну, ребята, это, конечно… Это какой-то для меня кошмар. Я, в принципе, такой человек достаточно… Вот Маша не даст соврать, что называется, ну, стеснительный что ли. Зажатый. А в те молодые годы вообще был абсолютно зажатый. Я не понимаю, как я умудрился в театре-то играть? Ну, в общем, тут какие-то парадоксы такие жизненные возникали. Так я вокруг этого подъезда… ну, или вдоль этого Камергерского переулка, ну, ходил не меньше часа – это точно! Ну, во-первых, он почему-то очень точно отследил, чтобы… ну, знаете, да… как он говорил: «Ну, ты же пообещаешь и не придёшь, поэтому давай, вот, тогда твой телефон!» — там то да сё. И каким-то образом он, ну, заставил меня пойти. И помог преодолеть, вот…

Женщины: А то бы точно не пришёл.

Сергей Филиппов: А то бы не пошёл, да. А тут вот чего-то всё-таки собрался и пришёл. Пришёл, я, правда, не помню, это было действительно какая-то мука, испытание, кошмар. Знаете, когда молодой совершенно ну, мальчишка неоперившийся, хотя я там и армию прошёл перед этим и чего-то где-то успел поучиться и поработать и так далее, но всё равно какой-то… Ну, не… Не знаю… Это отчасти связано просто с характером внутренним, отчасти связано, очевидно, с какими-то там обстоятельствами ранней жизни.

Ну, как-то, да, тяжело было входить, и я туда попал. Там была куча народа. Очень тесная, такая, квартирка, и я куда-то там забился в уголок, чего-то там… По-моему, дождался я, да, Юлия… Ким тогда приехал. Но он ещё даже не распелся.  Ну, в общем, я, короче говоря, убежал. Как у Анненского было: «Поезд ещё стоял, а я убежал». Убежал, потому что вынести это было для моей психики невозможно.

Игорь Сорокин: А это была коммунальная квартира или отдельная?

Сергей Филиппов: Это была… отдельная…

Женщины: Коммунальная… Там не было коммунальных…

Сергей Филиппов: Это была отдельная квартира.

Женщины: Отдельная квартира? Тогда не было отдельных вообще квартир…

Сергей Филиппов: У меня впечатление, что это была отдельная квартира. Вход точно был отдельный.

Женщины: Комнатки… две. Две какие-нибудь комнатки вместе…

Сергей Филиппов: Или, может быть, так сразу как-то провели. Ну, ребят, как вспомнить? Это было сорок лет назад! И вот, какой-то… Для меня это был, просто, какой-то сон – туман.

Игорь Сорокин: Нет, ну, может, вы ходили по длинному коридору в туалет?

Сергей Филиппов: Нет. Нет, нет, нет, нет, нет, нет.

Женщины: Ну, ты как раз всё хорошо помнишь, я считаю. Даже, просто… Просто, наверное, в шоке был. Наверное, пелена перед глазами была…

Сергей Филиппов: Ну, шок какой-то, да,  у меня был, потому что там  столько знаменитостей, а я вот непонятно, каким боком появился.

Игорь Сорокин: Ну, он сам встретил как-то?..

Сергей Филиппов: А вот в том всё и дело, Игорь, что проблема-то в этом была. Ну, как обычно: если попадает человек в незнакомую обстановку, задача хозяина – его туда вживить. А там было им не до того, не до меня… То есть, меня… Да, порадовались, что пришёл всё-таки, не обманул, вот. Куда-то меня там воткнули – ну, и тут же переключились… Когда куча народу, все там здороваются…

Женщины: Предоставили самому себе.

Сергей Филиппов: Да. Ну, и вот я там как-то не очень воспользовался этой обстановкой. И… Ну, да. В общем, наверное, а и… да… в общем, наверное,  убежал.

Игорь Сорокин: А ведь была ещё, наверное, мука: как поздравить, подарок – вот это всё?

Сергей Филиппов: Тогда мук не было. Были два беспроигрышных подарка: книжка и бутылка – и всё. [Смеются]

Игорь Сорокин: И какая была книжка или какая была бутылка?

Сергей Филиппов: Нет. Вот и тогда скорее… Не помню.

Женщины: Скорее всего, вообще с пустыми руками пришёл.

Сергей Филиппов: Нет. Нет. Я не с пустыми… гитара… Вот, у меня такое воспоминание, что я с гитарой туда припёрся, что меня заставили с гитарой прийти. И Галина, я помню её фразу, что «ну, Слава Богу, хоть спасёте вечер!» Нет… Наверное, на «ты» мы были. Нет… С ней, наверное, на «вы». Её я первый раз видел. Ну, в общем, ладно.

Ну, наверное, что-то у меня, всё-таки было в руках, я думаю. Может быть, вряд ли книжка, скорее всего, бутылка…

Женщины: Ну, а потом-то? Потом, следующее знакомство как произошло?

Сергей Филиппов: А потом – не понятно. Я совершенно не помню. У меня какой-то провал, как я попал на эту Флотскую. Но, было полное ощущение, что мы довольно плотно контачили, но не у него дома. Я не…

Женщины: Ты же говоришь, он давал тебе книги…  Ты рассказывал. Или это потом уже?

Сергей Филиппов: Это потом уже. Это на Флотской было. Это уже было на Флотской, но, по-моему, переезд произошёл очень быстро: буквально, там, где-то на следующий год. Это было осенью, а где-то уже… да… там весною они переехали на эту Флотскую. Потому что я себя не помню совершенно в этом Камергерском переулке. А, может, просто не помню? Чёрт его знает!..

Вот. А потом уже всё это… Да, Флотская. Была Флотская и, знаете, это была… как такая… Ну, мне всё, как и всем: через себя как-то воспринимаешь все эти  ситуации… Ну, вроде даже мы как-то с ним это обсуждали, ну, или как-то он мне говорил… Понимаете, он меня (ну, не записал)  определил в свои, там, не то, что ученики – не назовёшь это… Воспитанники – вот. Потому что я был совершенно дремучий человек в отношении, там, литературы, того – сего, потому что я только в армии начал, ну, как-то читать.  До этого, просто, дома библиотеки не было. Ходить в районную библиотеку как-то…

Женщины: Не принято было.

Сергей Филиппов: Ну, да. Как-то… Потом, это надо было пойти. Понимаете, вот мне каждый вход в какое-то казённое учреждение – это ещё хуже, чем к Ерофееву…

Игорь Сорокин:  А вы родились в Москве, да?

Сергей Филиппов: Более того, Игорь, я в седьмом, что ли, поколении… Мы живём в Москве с середины XIX века. Даже раньше где-то. Ну, в общем, ладно. Да. Ну, вот… Вот такие бывают моральные уроды, да.

И он занимался моим воспитанием, образованием – я не знаю, как это назвать. Ну, да. Каким-то там развитием. Потому что… Да, это мы обсуждали и потом… да… потом он даже что-то говорил, слова, подобные тому: «Вот ты мой первый воспитанник», — или что-то такое. Я ему говорю: «А как же твой Вадя Тихонов с первенцем?» Он говорит: «Не обращай внимания»,- в общем, это он ему посвящение продал не то за ящик портвейна… Но вряд ли Вадя Тихонов мог наскрести столько денег. Я думаю, скорее всего, там была бутылка. И вряд ли стакан – это всё-таки мелковато для Ерофеева. [Смеются]. Думаю, наверное, была бутылка портвейна, после чего появилось это посвящение, но оно не потому появилось, что Вадя Тихонов ему дал, вот там, бутылку портвейна, а просто, потому что… потому же, почему и появилось предисловие ко второму изданию. И все спрашивают: «А где первое-то?» Оказывается, не было никакого первого издания. Он говорит: «Ну, полагается же предисловие ко второму изданию!» Вот он написал предисловие ко второму изданию. А где глава эта… какая она там глава немедленной выплаты – я уж сейчас не помню? Он говорит: «Да её и не было никогда». [Смеётся]. Вот и то же самое с этим посвящением. Ну, положено книжке иметь посвящение. Ну, какая книжка, тем более поэма, без посвящения?! «Вадя, хочешь, я тебе посвящение сделаю?» Тот: «Хочу!» «Наливай стакан портвейна!» Тот наливает – и вот делается посвящение. Вот… А меня он действительно учил, но как-то делал он это очень… каким-то, я бы сказал…

Женщины: Своеобразно?

Сергей Филиппов: Своеобразно – да. Но очень деликатно, я бы сказал. Но, знаете, вот, буквально я помню три – пару моментов, где это проявлялось, выскакивало наружу. Ну, у нас ритуал был такой: я там проводил у него день… А проводил я очень много  времени: года два я там, по-моему, вообще не вылезал из его дома. Ну, на работу, вот, ходил, а вечером, значит, к нему. Правда, я ещё учился. Наверное, не всегда учился по вечерам. Вот.

И всегда в процессе он что-то зачитывал или рассказывал, или что-то такое. А когда я уходил, я просил что-нибудь дать почитать «на дорожку», как это называлось. Вот. Или до следующего раза. А у него была шикарная по тем временам библиотека русской поэзии. Вообще, вот, это буквально от него я слышал слова, когда… когда он… ему кто-то что-то такое сказал и от него прозвучало, что «и это он будет говорить мне, специалисту по мировой литературе и особенно по русской поэзии?»  И он действительно был… А… Знатоку! Не «специалисту». «Знатоку  мировой литературы и, в особенности, русской поэзии». Он её, по-моему всю наизусть просто знал, русскую поэзию. И я фамилии, которые там увидел, и слыхивать не слыхивал, называется. И ни в каких школах мы этого и близко не проходили! Даже просто в перечне. И вот. Значит, его такая была… У него были глобальные, такие, эти… проекты, которые не воплощались. Это, значит, «собрать библиотеку от Тредиаковского до, значит, последних дней», чтобы вся русская поэзия была. А тогда же это было жутко трудно – дефицит книг.  Кстати говоря, да. Вот такая его… чисто ерофеевские развлечения. Он приходил ко мне… Я прихожу, допустим, и вижу у него новую какую-нибудь из серии «Большая… серия библиотеки поэта»… Какую-нибудь новую книгу. Я говорю: «О! Где взял? Где купил?» «А я её не купил»… Вчера был, там, у кого-то в гостях, увидел, ну, какого-то партийного, там, деятеля или что-то в этом роде. Какая-то феноменальная у него там библиотека, значит, просто книг, которые там по цвету, по корешкам и так далее… И вот там увидел эту книгу. Я ему говорю: «Слушай, зачем тебе?..» — Ну, я, к примеру, там, «Щербин? Ты знаешь такого этого поэта?» Он: «Да, я очень люблю этого поэта». «Ну, давай так: четыре строчки наизусть! И если процитируешь – твоя, не процитируешь – я забираю!» Ну, и человек, конечно, никогда ничего. Это вообще его был коронный. Вот Маша считает это очень жестоким способом…

Женщины: И не справедливым.

Сергей Филиппов: И не справедливым. Но когда при нём кто-нибудь говорил: «А вот я очень люблю этого поэта» или «Это мой любимый поэт», он просил всего четыре строчки. Наизусть. Ну, и, как правило, это достаточно оказалось. Вот. И вот таким образом он, значит, пополнял свою библиотеку. Ну, помимо того, конечно, ему многие дарили где-то что-то. Сам вряд ли он покупал, потому что, вот, как-то с деньгами было не очень густо. Вот. Любил он. Да…

Женщины: Давал книжки…

Сергей Филиппов: Да. Давал книжки и… Я помню, однажды я у него запросил, значит, до следующего раза Фёдора Сологуба. И на что он мне сказал: «Ну, это тебе пока ещё рановато». Ну, я, естественно, конечно, нашёл в другом месте этого Фёдора Сологуба. Тут же побежал где-то чего-то раскопал у кого-то и стал читать. Что это мне такого «рановато»? Не знаю я, что мне оказалось «рановато». Но, правда, из всего Сологуба я там и запомнил-то всего пару каких-то странных коротеньких вещей, но которыми часто в жизни пользуюсь. Ну, пользуюсь как-то «про себя». У него есть одна такая штучка, очень грустная: «Мы устали преследовать цели, На работу растрачивать силы, Мы созрели для могилы. Отдадимся могиле без спору, Как ребёнок – своей колыбели. Мы истлеем не скоро и без цели». И тут же совершенно противоположное: «Не быть никем, не быть ничем, идти в толпе, глядеть, мечтать. Мечты не разделять ни с кем И ни на что не притязать». Вот, для меня… Как-то, вот, во мне, значит, Сологуб пока остался, вот, в этих двух вещах.

Вот. Такая вещь. Потом однажды… однажды уходя, он тащится с книжкой. Сам. Я ещё не просил ничего. Как правило даже, он сам определял, что мне дать с собой почитать. И, значит, приносит томик Бунина. Бунина, перевод его. «Каин» и «Манфред». Я говорю: «Ой, Венедикт, а ты знаешь, я вот, буквально вчера или позавчера прочитал». Я действительно был потрясён этими двумя вещами. И он такой: «Эх, чёрт побери! А я хотел тебе подарок сделать». Вот, у него вот какие-то такие непонятные… Ну, в общем, да…

Игорь Сорокин: Непонятно, как он узнавал, что пора?

Сергей Филиппов: Нет. Непонятно, во-первых, проявление вот это вот. То, что он мной, я сейчас уже, по прошествии,  там, понимаю, что это действительно так и было. Тогда я просто… Ну, вот, тянуло к человеку, и я всё время, там, старался, как-то вот, быть поближе, слушать, слушать, слушать. И я практически никогда не говорил, я только слушал, слушал. Я безумно боялся, там, всё время ну, или долгое время в общении с ним попасть не туда или, там, не так понять, что он хочет, там, сказать-высказать. И только когда я, вот, дошёл до того эпизода, о котором рассказывал – вот эти дискретные слова, которые оказываются связаны в цельную мысль. Когда я понял, что… ну, или ощутил, что начал уже понимать, как-то глубоко, у меня началось какое-то раскрепощение внутри и совершенно…

Женщины: Диалог.

Сергей Филиппов: Да, но… Но бессловесный диалог. Это диалог уже просто… ну, людей, которые друг друга понимают. И мне… Я не знаю. Это, может быть, какая-то моя смелость слишком дерзкая, но мне кажется, он тоже понимал, что я его понимаю. И у нас было именно то, что называется «взаимопонимание». И… но оно совершенно не материально, оно совершенно какое-то невербальное. Ну, да… наверное…

То есть, для меня этот человек и воспоминания о нём – это не… не событийные какие-то ощущения или какие-то, там, воспоминания. Это, вот, да – чисто эмоциональные какие-то, я не знаю, там, биотоки или что это называется. Но какая-то там своя аура. Вот. А вообще, ну если из таких… вещей… Вот это человек, который бы абсолютно вписался, и он был, вот, абсолютно плоть от плоти… Обэриуты. То есть, начиная, там, с Алексея Константиновича Толстого,  и проходя, там, ну через, ну… Заболоцкий…

Женщины: Олейников.

Сергей Филиппов: Олейников – это его просто любимый был поэт. И…

Игорь Сорокин: Введенский?

Сергей Филиппов: И Александр Введенский, да. Введенский – это ёку Ивановых. Мы там с ним вдвоём всегда покатывались. Ну, Олейникова он, просто,  там, любую страницу, что называется, как там у  Высоцкого: «Открою кодекс на любой странице и, не могу, читаю до конца». А… из… да, да. Он просто обожал этих ребят, и вот этот тип юмора и вообще тип отношения к жизни. И в… Это, вот, какой-то такой, знаете, утончённый примитивизм. Я не знаю, там, если взять, вот, того же Олейникова, какие-нибудь, там,  эти… «Маленькая рыбка, жареный карась»…

Женщины: Олейников, который в лагере погиб? Да?  Олейников.**

Сергей Филиппов: Они все как-то…

Женщины: Ещё Заболоцкий…

Женщины: Нет, Заболоцкий выжил.

Сергей Филиппов:  Заболоцкий выжил.

Женщины: А перестал быть… перестал быть тем, кем он тогда был.

Женщины: Почему? Заболоцкий много написал.

Женщины: Писал совершенно по-разному. Два разных человека.

Сергей Филиппов: Причём, вот, интересно: в  этой плеяде, да, вот как-то Хармс занимал вот немножко такую отодвинутую… ну, не то, что отодвинутую, а где-то не на первых, а где-то не на первых местах почему-то. Хотя из Хармса он любил цитировать по поводу, помните, «Четыре известия, которые застают…» — ну, я не помню, как это дословно – «адресата врасплох». Писатель: «Я писатель». Читатель: «А, по-моему, ты говно». Писатель падает в обморок…

Женщины: …и умирает. Писатель падает и умирает.

Сергей Филиппов: Да. И умирает. Художник: «Я художник». Зритель: «А, по-моему, ты говно». Художник падет в обморок – и умирает. Это, вот, одна была его такая любимая штучка. А вторая… Что-то, там, не помню… Театр. Выходит какой-то актёр, и его тошнит, он убегает за сцену. Потом – другой. Его тошнит – он убегает за сцену. Ну, в общем, так…

Игорь Сорокин: Театр закрывается.

Женщины: Всех тошнит.

Сергей Филиппов: Всех тошнит, да. Вот это, кстати, слово «тошнит», ну, достаточно часто им употребляемое. И, вы знаете, я тут недавно… как-то так, вот, у меня почему-то пересеклись вот эта вечная… извечная и нереализовавшаяся… ну, как сказать…

Игорь Сорокин: Нереализованная.

Сергей Филиппов: Не воплотившаяся – нет – попытка Набокова определить, что такое пошлость, и вот это ерофеевское «тошнит», они, вот, как-то филологически созвучны. Ну, во всяком случае,  аллитерируют. А самое главное, вот… вот, может быть, жалко, Набоков не знал этого слова в ерофеевской интерпретации…

Женщины: А у Набокова какое определение?

Сергей Филиппов: А он пытался всю жизнь сформулировать, что такое «пошлость»? И не смог передать это. Вот, сказать: «Вот это пошло или нет» — он мог, а определить, почему… Вот это он сделать такую дефиницию не смог. Вот. Так вот… Мне кажется, очень… Для них это примерно одно и то же было.  Вот, для Ерофеева это, когда тошнит – это пошло. Вот… И, да… Любил он это слово.

Вот. И, кстати, да… С Набоковым он меня познакомил. Вообще с русской литературой, ну, поэзией, прежде всего. Набокова, я помню, он мне дал с такими словами, что это уже тоже, там, по прошествии не одного года этих, там, бесконечных посещений. А… Ну… «А вот дам-ка…» Не смогу я этот тембр передать. Он как-то всегда так приоткашливался и немножко, вот такой вот, подзатягивал… «А вот-ка тогда тебе почитать. Это… Это… ммм…Это для тех, кто пресытился чтением и Набоковым, в том числе». И дал мне «Дар» набоковский. Да, это было потрясение для меня. Ну, вообще, там много было потрясений, чего бы он только ни зачитывал.

Игорь Сорокин: Это в изданном виде уже?

Сергей Филиппов: Да. Был…

Игорь Сорокин: Семидесятые годы?

Сергей Филиппов: Нет. Это уже было в восьмидесятые годы, потому что, ну, вот так моё знакомство с ним продолжалось довольно длительно…

Игорь Сорокин: А ведь Набоков-то вообще чуть ли не жив был, да, ещё?

Сергей Филиппов: Да, он умер только в 89-м, примерно,  году.

Женщины: А Бродского он любил?

Сергей Филиппов: Я не помню Бродского от него. Вообще не появлялся. Ну, во-первых, он тогда только-только уехал, он практически не издавался. Тогда-то он был знаком нам по Клячкину да по Мирзояну, по барду.

Женщины: И по самиздату.

Сергей Филиппов: Ну, в самиздате было, да.

Женщины: …по карточкам фотографическим.

Сергей Филиппов: Вот и…

Женщины: Кто у него любимый был поэт? Сложно сказать?  Или были какие-то, вот, в русской литературе?

Сергей Филиппов: Не возьмусь… Нет. Скорее, это всё-таки какие-то отдельные вещи. Он одинаково подносил как… Ну да. Это всегда подносилось как… ну, как нечто… подарок – не подарок, а что-то такое. Ну, я не знаю. Там, какой-нибудь «Пьяный корабль» Рембо и, я не знаю, там, Алексей Константинович Толстой или, хотя бы даже, Козьма Прутков, там… Какие-нибудь отдельные штучки. Они для него одинаково ценны были. Только в одном случае тут что-то одно, в другом – другое, но, скорее всего… ну, не скорее всего, а всегда – это неординарность. Это, вот, первый необходимый признак, который должен был быть. И не важно, в чём: ты там какой-то математик великий или ты поэт, или ты, там… я не знаю, кто ещё. Не важно. Или просто человек. Вот…

Кстати, да. Вот эпизодик я вспомнил про неординарность. Он какое-то время жил в Абрамцево, на даче у Делоне. Как звали его, «дед Делоне». Этот Делоне… ну, довольно известная личность. Ну, во всяком случае, в математике. Он занимался неэвклидовой геометрией… какая-то вот такая у него история. Он был членкор. И при этом он был прямым потомком того Делоне, которого единственного, по-моему, казнённого при взятии Бастилии. Он был комендантом Бастилии. И, со слов Ерофеева, с тех пор… ну, или не с тех пор… не с тех пор, конечно. Этот «дед Делоне» ненавидел все эти революции, все эти Бастилии, упоминания, и так далее. Вот. И мы, значит… Мне тоже довелось там как-то гостевать, на этой даче. Там Ерофеева что забавляло?.. Это же огромные… как они называются?.. Академические дачи. Огромные участки, просто куски леса, такие, отгороженные. Свой кусочек реки, там… Ну, не реки, речушки. Вот. И, значит… А Ерофеева… ну, знаете, такие вот приветы из детства. Как мы в детстве любили по чужим садам, там, за яблоками лазить, а он, значит, через загородку: «Смотри, какие у Грабарей подберёзовики! Полезли!» — и, значит, через загородку, через забор… А соседствовали с Грабарями. Там всё так у Грабарей… Там.. Ещё у кого-то, ещё у кого-то… И был Ерофеевский любимый рассказ… Дед этот очень много рассказывал. Дед – потрясающий совершенно человек. Он был едва ли не первым профессиональным альпинистом в России. Вот. И, там, то ли мастер спорта, то ли какой-то… с каким-то там парнем очень известным – не помню. И… Ну, и, в общем, много всякого такого разного.  И, значит, у Ерофеева был любимый рассказ деда Делоне о том, как Рыков и Бухарин ничего не понимали ни в луне, ни в Турции. Вот такой заголовок у рассказа. А рассказ заключался в следующем. Однажды Делоне со своим приятелем… Они… на Эльбрус или куда-то… Да, на Эльбрус, по-моему, делали восхождение и остановились где-то, ну, т, что называется «базовый лагерь», после которого начинается уже, собственно, восхождение. Остановились. Там какая-то кошара, ну, в общем, какой-то сарайчик, в котором они заночевать и рано утром вставать и двигаться, значит, на гору. И они там чуть ли уже не готовились ко сну. Вдруг, говорит, какие-то машины приезжают, люди в кожаных тужурках, там, с маузерами, то да сё… И начинают тут что-то расчищать. Нам говорят: «Давайте, выметайтесь отсюда!» — то да сё… Он говорить: «Ка выметайся? Куда выметайся?» Там привезли какую-то машину с какими-то этими народными танцорами. Ну, вот эти лезгинки всякие там. И так далее. И, пока там шёл весь этот сыр да бор, подъезжает уже легковая машина, из которой выходят Рыков и, значит, Бухарин. И кто-то из них говорит: «Ну, что же вы людей выгоняете? Они же первые приехали!» Ну, как-то, вот, справедливость, там, проявили. И остались. И, значит, вот они вечером… ну, там, был большой сабантуй какой-то… ну, они приехали просто отдохнуть. И, значит: «А вы что?» «А мы, вот, альпинисты». «А что это такое?» «Ну, вот, там, заходишь на гору… вот… просторы вокруг, вот. Смотришь с этой высоты на всё. И вот мы сейчас поднимемся на Эльбрус, и, если будет хорошая погода, даже Турцию можно увидеть через» — как его?

Женщины: Если будет луна.

Сергей Филиппов: Нет. Нет. Нет. «…даже Турцию можно увидеть, если будет хорошая погода!» Ну, тут, говорит, Бухарин как захохотал: «Да как же это Турцию можно увидеть? До неё столько километров!»… то да сё. На что ему Делоне сказал: «А вы луну видите?» Тот: «Вижу». «А вы знаете, сколько до неё километров?» И Бухарин, значит, посрамлённый, там, ну, в общем, притих… хотя хохотнул, так, да… в общем, оценил и уселся. И, значит, они говорят тут: «Давайте завтра пойдём на съезд, там, запасные ботинки с трИканами, поднимемся на гору, посмотрите хоть раз в жизни, что это такое». И, вроде как, согласились. Согласились они. Говорят: «Ну, ладно. Мы тогда утром рано разбудим и, значит, пойдём». И они встали. Ну, там ещё, наверное, и солнце не всходило. И кто-то из них пошёл будить, значит, Бухарина. Именно Бухарин, по-моему, согласился с ними пойти. Вот. А его, как бы, перехватил Рыков, отвёл в сторонку и сказал: «Знаешь, не буди его, не надо». Тот говорит: «А что такое? Он же хотел пойти». Он говорит: «Понимаешь, щас время такое. Лучше, если вас кто-нибудь когда-нибудь спросит: «Знали ли вы лично Бухарина и Рыкова?» — вы бы могли ответить со спокойной душой: «Нет. Не знали». И действительно это был 34-й, что ли, год и буквально через год всех, там, значит, вот, под эти сталинские гусеницы, значит, туда… всех помели.

Вот. И вот, значит, этот рассказ назывался «Как Бухарин не понимал ничего ни в Турции, ни в луне». И это было, да, очень такое, приятное, интересное дела. А тогда уже, по-моему, в то время Вадим Делоне уже, по-моему, был во Франции, он уже эмигрировал. Или… Или он только выходил. Я уже сейчас не вспомню. Да. Серёжа Делоне, он, наверное, тоже жив. Шаров у него, по-моему, фамилия. По-настоящему даже так через чёрточку и пишется — «Шаров – Делоне». Это внук этого деда. Ну, мы тогда молодые были, в футбол играли. Что-то такое, там, за грибами бегали.

Игорь Сорокин: Ерофеев участвовал в этих играх?

Сергей Филиппов: В футбол?

Игорь Сорокин: Да. В футбол.

Сергей Филиппов: Нет. В футбол он не участвовал.

Игорь Сорокин: Он ходил по грибы в это время, да?

Сергей Филиппов: Ну, может быть, по грибы. Может быть, что-то читал.

Да. У него, кстати, да… Вот эти его знаменитые записные книжки, после того, как он побывал у нас в экспедиции, я помню, таскал ему… перетаскал не знаю, какое количество этих… Это такие полевые дневники нам выдавались, потому что мы там должны были записать, какую породу видел, там, как она из чего состояла, там, ну, в общем, всякое такое разное. И специально изданные, такие… ну, что-то вроде книжечки, такой блокнотик – не блокнотик. И они были очень удобные. Они такого карманного размера, вот, влезали. И вот он в них, там, понаписал и переписал чёрт его знает… Он, по-моему, записывал, просто, всё, что встречал. Вот, он где-то… И… да.

Я помню, там, из какого-то из дневников… Причём они как-то у него там были систематизированы. Была какая-то у него своя система, потому что, когда там о поэзии заходила речь, он шёл куда-то в одну сторону или, там, в один ящик стола. А когда что-то такое другое, там, — в другой ящик стола. И… человек, который умудрялся находить и юмор что ли, я не знаю. Ну, то есть, вот… Да, абсурд… Абсурд, да – это то, что, вот, смешно, но на чём строится, там, куча театров и всего прочего.

Вот, я помню, он однажды из такого дневника зачитывал просто, без всяких, там, интонаций. А он вообще мало интонировал, когда читал, но читал он потрясающе. То есть, там… Вот, один из примеров. Он зачитывает… Я сейчас, так, очень навскидку, просто хронологию Второй мировой войны. Хронологию… Пустая, вот, хронология, там. «Такого-то числа такого-то года, там, такая-то страна, ну, там, Германии объявила войну, там, такой-то. Такого-то числа, там, Англия и Франция объявили войну, там, Германии. Такого-то числа остров Пука-пука объявил войну Малой Полинезии. Полинезия, там…» И когда вот это читаешь, там на какой-то десятой строчке это… я не знаю, почему это становится смешным. Становилось смешным. То ли потому что он так читал, то ли потому что это какой-то, ну, действительно театр абсурда. Это какая-то, вот, чепуха запредельная. И…  вот, он умудрялся находить… то есть, в его устах, в его руках, в его мозгах смешным становилось то, что, казалось бы… ну, я не знаю, какая-нибудь передовица. Он мог тебе начать читать передовицу из «Правды» — и ты через пять минут катаешься под столом. И, причём, не оттого, что там какой-то юмор, а просто, вот, действительно… абсурдность всего вот этого. Абсурдность и сопостав… и соотношение этого с какой-то, ну, настоящей жизнью, с реальной жизнью. Или с субъективной жизнью. Или, как он, там, я помню, довольно: «А вот, иди-ка сюда! А вот я тебе щас!..». Открывает том Аристотеля и начинает читать. Наверное, это что-то было из «Логики» аристотелевской. Я потом пытался прочитать повторно, а, может, я ещё и до этого её читал, потому что я тоже тогда увлекался «Логикой». И у него там есть такой текст: «Если А не А, то тогда А это А» — и вот такие, вот, наслоения, когда, там, по 10 штук «не». Вот эти отрицания. Когда отрицание отрицания, отрицание положительного, положительное… Ну, тоже я там где-то на втором абзаце уже начал закатываться под стол, а он мне говорит: «Да я бы на месте Александра Македонского не то, что до Ганга, я бы ещё дальше убежал от такого учителя!» И вот, я не знаю, как, вот, всё это воспроизвести – передать. Действительно, очень мало каких-то конкретных вещей.  Это всё, вот… ну, какое-то, вот, общая атмосфера, что ли? Вот. Но я чего-то…

Женщины: А вы с ним общались до последних дней практически?

Сергей Филиппов: Нет. У меня был потом очень большой перерыв, и, я не помню… по-моему, это первый период  — это, наверное, года три-четыре, наверное, как-то я постоянно был, ну, может быть, с некоторыми какими-то такими отходами. А потом довольно долго я не появлялся. Был занят чем-то своим. А потом меня что-то шибануло в спину, и я поехал на его день рождения спустя, там, наверное, уже лет пять.

Женщины: Это когда он уже болел?

Сергей Филиппов: Это был уже его последний день рождения, да.

Женщины: Это уже со мной. Когда ты… ты же очень долго, когда уже были… была информация. И уже была информация в печати. Она уже доходила реально до нас, что он болен. И ты всё страдал: пойти – не пойти. Как же я пойду? Я так давно его бросил! Как я теперь ему  на глаза покажусь? Ты не помнишь? Это уже было при мне. И практически, ну… я себе эту заслугу ставлю, что я всё-таки заставила тебя пойти, потому что ты также опять ходил вокруг, и никак не мог, потому что… И ты говорил, как он был рад, и Галина была рада и говорила, чтобы ты сразу приходил, когда увидела…

Сергей Филиппов: Ну, да, да. Мы так…

Игорь Сорокин: Вы к ней вместе пошли?

Сергей Филиппов: Нет, мы, там…

Женщины: А я э его не знала. Я только… Я считала, что это нужно сделать.

Сергей Филиппов: Да. Отношения с Ерофеевым – это были, такие, да, сугубо личные. И я… ещё, вот, я помню такую вещь, ну, может быть, как какое-то такое завершение… Галина, когда уже он болел, и… да… И я это уже знал почему-то, я не помню.

Женщины: Но это было уже… Это уже муссировалось всё…

Сергей Филиппов: Да. Она сказала. Она говорила такие слова, что… Я не помню дословно. У неё примерно такого, вот: «Последний гений в стране умирает, как вы не понимаете?!». И… ну, я не могу сказать, что надеюсь, что не последний, что… что это был гений, но да… это, вот, в полном таком… в полновесном смысле этого слова.

Сергей Филиппов: Это, как правило, у людей расходятся… либо, там, чудесная память, но не очень…

Игорь Сорокин: С чувством юмора?

Сергей Филиппов: Нет. Не очень креативный мозг. А у этого было всё. У этого был и ум, и знание, и, в общем, чего там только не было! А причиной это было всё такое… эскапизм… ну, может…

Женщины: Ну, от «эскепа» — убегать. Бегство от действительности. Ну, есть такой термин, просто, психологический.

Сергей Филиппов: Ну, в общем, да. Ему это помогало, просто, вот…

Женщины: Ставить стенку.

Сергей Филиппов: Поставить стенку, да, между…

Игорь Сорокин: Седакова говорит, что у него будто как служение было такое. Ну, вот, да… служил Бахусу. Как… Как преодоление какое-то…

Женщины: Совсем не так это воспринималось.

Сергей Филиппов: Нет. Нет. Нет. Нет. Вы знаете, это скорее, я, вот, сейчас немножко, там, увлёкшись какой-то китайщиной, там, поэзией и так далее. У них ведь тема вина, она тоже сквозная. Там все поэты, они, вот, как бы пьют, пьют и пьют. Но это… Это совершенно ничего, не имеет никакого отношения к русскому, вот… к русскому. Не был он пьяницей, Ерофеев, и уж тем более алкоголиком. Это был, ну… Есть такое очень удачное слово «выпивоха». Вот для него это питьё, оно не было… Это просто вход в какое-то определённое состояние, за которым легко прятаться. Вот, ты становишься людям понятным. Ты пьёшь, вот… да… там, это… власть не жалуешь? Не жалуешь. Ну, вот, ты свой. Хотя, и никогда он не был каким-то антисоветчиком, вот, диссидентом в этом смысле слова. А то, что он был инакомыслящий – да. Ему нравилось это слово. Кто? «Мыслитель». А это кто? «А это инакомыслящий». Вот. Но он был инакомыслящий по отношению, вообще, ну, к людям, которые вокруг. В принципе, вот к такому стандарту, что-то…

Женщины: Ну, он как бы, вот, вы говорите, он вас поставил с головы на ноги? Да? У него было такое ощущение какой-то внутренней за… себя и какого-то знания правды, какой-то уверенности  в своём опыте, да? То есть, вот, как бы… Он был, ну, вообще счастливый человек? Вот так вот. По ощущению, вот, это был человек счастливый?

Игорь Сорокин: Ну, вот, в этом смысле, я бы счастье с цельностью…

Женщины: Да. Но он был уверен как-то в себе?

Игорь Сорокин: Вот… цельный

Сергей Филиппов: Нет. Это был абсолютно цельный человек, и с… очень серьёзным. И это был… ну, глубоко умный человек и очень серьёзный человек. И, ну, например, такая вещь… Я не знаю, там, это где-то мелькало или нет? Одна из его целей, как он мне говорил, вот, дело, достойное жизни – переводы писем Томаса Манна.

Женщины: Он переводил?

Сергей Филиппов: Он пошёл язык учить. Ну, точнее, восстанавливать язык.

Женщины: И он очень ценил эти письма?

Сергей Филиппов: Он ценил, и он ставил перед собой цель – сделать перевод писем…

Игорь Сорокин: Ну, может быть, он поэтому и католицизм принял? Потому что ему нужно было войти в этот перевод?

Женщины: Почему католицизм?

Сергей Филиппов: Нет. Это я не знаю. Это я не знаю, поэтому это же по-моему, произошло совсем незадолго до смерти его уже… Вот. И тогда…

Женщины: А вот последнего дня рождения как он?..

Женщины: Надо бежать калачи есть.

Игорь Сорокин: У меня есть предложение ещё раз встретиться. Дело в том, что уже 15:15. Скоро стемнеет. Машина ждёт. Вот. И мы проговорили… Вы говорили, нам часа хватит, а мы проговорили полтора.

Женщины: И нам не хватило…

Игорь Сорокин: И нам не хватило.

Женщины: Может, мы ещё в темноте закончим?

Сергей Филиппов: Я имел в виду, часа хватит про Ерофеева. А я-то вам тут свои какие-то пространные…

Игорь Сорокин: А это всё про Ерофеева.

Женщины: Надеюсь, мы не зря приехали.

Игорь Сорокин: Давайте ещё встретимся, после калачной и пионеров?

Сергей Филиппов: Давайте. А я тогда посмотрю, чего я вам про Ерофеева не рассказал.

Игорь Сорокин: А вы ещё можете, ну, так бывает…  Просто взять и на листочек куда-нибудь записывать: ага, а вот это ещё не рассказал, вот это ещё хочу. Можно вот так?

Сергей Филиппов: Так я, Игорь, и сделал.

Женщины: Сергей же готовился.

Игорь Сорокин: я сейчас в процессе, вот…

Сергей Филиппов: Мы просто вернёмся. Я прочитаю: это сказал, это сказал…

Игорь Сорокин: Всё. Договорились.

Женщины: Олейников как-то в воспоминаниях Шварца, я так его помню, чисто, вот, фильм… И Шварц, вот, таким гадом выходит. В дневниках Шварца — Олейников. А я., вот, его как поэта совсем не знаю.

Сергей Филиппов: Они же все из одной компании…

Женщины: Сволочь такая вот. Ну, они все друзья, понятно.

Сергей Филиппов: Да. Помните: «Я влюблён в Генриетту Давыдовну, а она в меня, кажется, нет. Ею Шварцу квитанция выдана, мне ж квитанции, кажется, нет». Ну, и так далее.

СНОСКИ:
*  — Судя по всему, подразумевается прозаик Анатолий Ким (р. 15 июня 1939 года)
** — Николай Макарович Олейников не погиб в лагере, а был расстрелян 24 ноября 1937 г. в Ленинграде.

Часть 2.

Кафе «Намёки»

Игорь Сорокин: Какой у нас план? Сначала поесть – потом поговорить? Или начнём…

Женщина: Мне кажется, сразу…

Игорь Сорокин: Сразу, да?

Женщина: А то нам потом как врубят!..

Женщина: Вдруг кто-то придёт сейчас?

Женщина: А потом, можно же остановить…

Игорь Сорокин: Ну, да. Тогда всё. Включаем – и… Там много недосказанного?

Сергей Филиппов: Это… Это, всё-таки, крохи, как это, такие… Помните, какая болезнь, когда зелёнкой мажут, вот…

Женщины: Ветрянка.

Сергей Филиппов: Вот. Ветрянка. Это как ветрянка, да.

Женщина: Женщины знают, да. Стопроцентно!

Игорь Сорокин: А, вот… Я про рост. Метр девяносто пять – это…