Автор: admin

«Самый счастливый момент – мне 85-й год идёт, а я ещё живу и делаю что-то нужное!»

Рассказчик: Анатолий Иванович Кузовкин.
Собеседник: Екатерина Ойнас.
Дата интервью: 16 октября 2023 года.

 

Давайте начнём с самого раннего времени, которое вы помните, с каких-то ранних детских воспоминаний: что запечатлелось, что осталось в памяти? Где вы в то время жили? Где семья жила в то время?

Наверное, с такого времени скажу, о котором я не помню, но мне и родители рассказывали, и родственники. Родился я в Москве 18 августа 1939 года, так что ещё довоенного выпуска. Где я родился, там-то жили – знал по рассказам. Но однажды, уже мне лет, наверное, 17 было, у меня в Москве родственники жили, двоюродные братья, сёстры, тёти, дяди, я к ним постоянно наезжал. Однажды откуда-то возвращался я, и что-то в глаз попало. Прихожу к тёте Тоне, жила она с дядей Сашей, с мужем, на Варшавском шоссе. Она говорит: «Ты чего?» Я говорю: «Натёр, наверное». Она: «Ну-ка, посмотрю. Ух ты, нет, там что-то в глаз попало! Надо к врачу обратиться». Я говорю: «Я не знаю, где тут врачи, где больница?» Саша пришёл с работы, муж её. Жили они в большом корпусе, на четвёртом этаже, в коммуналке. Корпус рядом с фабрикой хлопчатобумажной имени Фрунзе. У них газета выходила, многотиражка «Фрунзовец», многие годы. Она говорит: «Саш, ты поужинал. Сходи с Толей в больницу, посмотри, глаз какой красный у него». И поднялись немножко по Варшавке, он говорит: «Вот это больница, а вот роддом, где ты появился на свет». Я не знал – ни отец, ни мама, не говорили об этом. Говорит: «Здесь мы тебя приняли. Уже потом нашли твои родители комнату или просто где-то угол в Расторгуева». Это по Павелецкой дороге минут 15 ехать, если сейчас на электричке. Через месяца два-три, наверное, мы уехали в Коломну, об этом-то я уже знал. В Коломне жил мой дед с бабушкой, отец – до того, как поехать в Москву работать, его старший брат Павел из Коломны в Москву перебрался. В Коломне с дедом и бабушкой жил младший брат.

В общем, мы переехали к ним в Коломну, на улицу Арбатская, дом 15. Нумерация дома осталась, но сейчас это новодел. Там стояло интересное здание, двухэтажное, на углу улицы Арбатской и Москворецкой. Буквально в субботу прошлую приезжали родственники известных наших земляков – генерал-майора Анатолия Ивановича Малофеева и писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова. Они на меня вышли, говорят: долго искали, в Интернете прочитали ваш материал «Венчается раб Божий» о том, как венчание прошло в церкви Воскресения (второе название её Никола-на-Посаде), нашли потом с трудом телефон мой. Позвонили: «Можно ли встретиться? Вы знали генерала Малофеева, в хороших отношениях с ним, дружеских были». Я говорю: «Лет 25, если не больше». – «Нам бы хотелось поговорить с вами. Вы бы показали места, связанные с жизнью Анатолия Ивановича Малофеева, его сестры Лидии Ивановны, которая стала женой писателя Соколова-Микитова». Вот они приехали девять дней назад, в субботу. Дождь, как сегодня, был. С ними часов пять или шесть провёл, по многим местам прошли. В том числе мы приехали и на улицу Арбатскую, у этого дома остановились. Я показываю: напротив, наискосок, стоит дом, на котором укреплены две мемориальные доски: здесь жил известный музыкальный деятель Александр Васильевич Свешников. А Елена Соколова ― праправнучка Соколова-Микитова и внучка Соколова – это ректор консерватории, он когда-то министром культуры был, приезжал в Коломну на Дни славянской письменности. Посмотрели на дом Свешникова, я говорю: «А вот тут когда-то был пристрой и семья Малофеева одно время жила. Бассеечка напротив, у дома. Когда-то рядом здание стояло, ныне уже новодел двухэтажный кирпичный, порт для своих нужд построил, потому что то здание ветхим стало. Бассеечка осталась, правда, она уже другой формы. Как раз на эту бассеечку выходило окно, где я когда-то в раннем детстве жил. Потом многие годы ходил сюда к деду с бабушкой, дядя мой жил».

Мы в этом доме прожили, наверное, года два. Практически до 1941-го, даже, наверное, пораньше отцу выделили жилплощадь на той же улице Арбатской, в доме № 1.

Кто выделил, чем занимался отец? Они переехали в Коломну, нужно было как-то устраиваться…

К деду, приехал, дед приютил его там. Работал в организации, связанной с выделением жилья, какая-то контора жилищная – он там плотником устроился, потому что до отъезда в Москву он работал на Коломзаводе, как и дед мой всю жизнь до пенсии, даже больше, на Коломзаводе работал. В доме № 1 поселились. Дом деревянный, крепкий, на три семьи был. Кому он раньше, до революции, принадлежал, я как краевед так и не выяснил.

 

Дед должен был взорвать Коломзавод

Получается, дом выходил на площадь?

По нашему коломенскому телевидению показали, что идёт ремонт в доме № 1 по Арбатской улице, двухэтажном. А тут оказалось, что под № 1 ныне существует несколько домов. Этот дом № 1, в который мы заселились в 1941 году, он сейчас носит № 1Г. Если вниз спускаться, в сторону Москвы-реки, с правой стороны. Дом 1 ныне кирпичный, угловой практически, а дальше 1А, 1Б, 1В и 1Г деревянный, и на нём укреплена мемориальная доска: в этом доме жил известный лётчик-истребитель гвардии полковник, дважды Герой Советского Союза Василий Александрович Зайцев.

Там родилась моя сестра младшая (я 18 августа) 19 августа 1941 года. Через какое-то время отца призвали в армию, и мы втроём, наша семья осталась, и плюс ещё две семьи. Но отца в апреле 1942 года комиссовали по болезни. Он вернулся сюда. Через несколько месяцев, в конце 1942 года, это я уже по рассказам отца знаю, пришли какие-то чиновники, то ли из горкома партии, то ли из горисполкома, и сказали: «Мы вас расселяем, три семьи, потому что этот дом понадобился кому-то». Кому, я пытался выяснить, дом-то хороший, красивый, в своё время там жила дочь Василия Александровича, дважды Героя, она работала в библиотеке, я её знал, и как-то заходил, и мой товарищ по школе, её муж, Саша Архангельский жил в этом доме.

В общем, предложил этот товарищ вот что: «Мы вам как фронтовику три предложения можем высказать, куда вас переселить». И поехали они по адресам. Один дом (он и сейчас стоит) у больницы, с остановки с трамвайной если посмотреть, четырёхэтажный дом – он торцом выходит на улицу Октябрьской Революции, тянется туда чуть ли не до улицы Гагарина. Вот в этот дом зашли: коммунальная квартира, одна комната, а нас четверо. Отец говорит: надо посмотреть, что ещё где-то. Ещё подъехали куда-то они: полуподвал. Говорит: маленькие дети в полуподвале?! Ему сказали: стоит один домик небольшой, уже несколько месяцев, может, и больше, там никто не живёт, если его подлатать, там можно жить. И поехали туда, в кремль, на улицу Пролетарскую, дом 8. Отец, говорит, посмотрел – стоит он заколоченный уже. Уже холодно, декабрь был. Две комнаты в этом доме, печка – отапливать эти две комнаты и рядом кухня. Почти половину кухни занимает огромная русская печь, но она не использовалась давно. Дальше чулан, подсобка такая. Он посмотрел, посоветоваться со своим отцом решил. Дед сказал ему: «Чего ты будешь в коммуналке ютиться? Какие там соседи, сколько их… или где-то в полуподвале… Это всё-таки деревянное здание. Если нужно, поможем чем-то». А дед в эвакуацию не поехал, остался, на Коломзаводе работал.

Я сейчас перескакиваю: года два назад мне позвонил заведующий коломенским архивом (мы были знакомы много лет), он уже не работает года полтора, там другой начальник. Он говорит: «Анатолий Иванович, нам принесли списки награждённых коломзаводцев медалью “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.”. Я читаю: Кузовкин Михаил Георгиевич. Вы не знаете, может, это родственник ваш? Я решил спросить у вас, поинтересоваться: список списком, а мы хотим для себя кое-что узнать об этих людях». Я говорю: это мой дед родной. Кое-что я ему рассказал.

Любопытный момент такой, когда Коломзавод в октябре 1941 года эвакуировался. Я-то не знал об этом, уже мой отец мне сказал уже, наверное, перед самой смертью. Деда оставили здесь с таким прицелом, что он на Коломзаводе остаётся, завод был заминирован, и если немцы придут сюда, то в том цехе, в котором он работает, он должен был подорвать то-то, то-то, то-то. Я ничего не знал о деде, до последних лет, года полтора-два только случайно выяснил. Внучатый племянник дважды Героя Зайцева собирает материалы о своём прославленном деде. Мы с ним стали встречаться, я кое-какие ему материалы передал. Мы даже фильм сделали для канала «Звезда» на телевидении, год назад, наверное, этот фильм проходил у них. И вот однажды я ему говорю: «Володь, у меня есть снимок деда: три офицера (офицеры ещё царской армии) в красивой форме стоят с шашками». Он говорит: »Можно посмотреть?» Я полез на антресоль, достал папку, снимок. Назвал фамилию, имя, отчество его, год рождения, год смерти. Он открывает компьютер, набрал что-то: «Так. Вот: участник Первой мировой войны, там-то был, был ранен тогда-то, лечился в лазарете таком-то, уже Рязанской губернии». Я впервые вижу! Вот так открывается дед мне со временем.

Из семьи никто не говорил, не рассказывал, это не обсуждалось?

Нет. Дед умер в 1964 году, на старом кладбище похоронен, бабушка – в 1954 году, мама моя тоже рано – 44 года ей было, я в армии служил – умерла. А с отцом о чём-то говорили, но вроде ладно, успеется ещё, тут рядом!.. Я какие-то поиски свои краеведческие вёл, посвящённые другим людям, а о себе… Так выяснил я. Любопытно, с этими домами что связано.

 

«9 мая 1945 года мы посадили четыре яблони»

Как туда переехали, мне было 3,5 года. Документ я не так давно обнаружил, копался в завалах папок (где-то что-то мне отец оставлял), нашёл коробочку – там бумажка небольшого размера, написано: «От 30 декабря 1942 года, что вам выделена жилплощадь по адресу: улица Пролетарская, дом № 8». С 1968 года это улица Казакова. Кстати, любопытно: до 1921 года улица называлась Дворянская, потом Пролетарская и с 1968-го – Казакова. Отец работал (он несколько месяцев, пока не мог устроиться, плохо себя чувствовал, то и дело в больницу попадал) в такой артели, как в народе говорили «Артель имени 5 декабря». 5 декабря у нас сталинскую Конституцию приняли в 1936 году – наверное, артели такое имя дали. Он говорит: «Я плохо себя чувствовал, вроде я как и плотницкую работу знал. Мы, в основном, гробы делали, потому что умирало много людей – и в госпиталях у нас, и так, жителей».

Это про военное время он говорил?

Да, приехал он сюда в мае 1942 года, в эти месяцы жил здесь. И запомнилось мне: он, наверное, в этой артели с лошадью договорился, чтобы какой-то скарб перевезти с улицы Арбатской. У нас всего ничего было: стол, два стула, шкафчик (он долго у нас был!), кровать, кое-что из посуды, из одежды, – но всё равно. Доехали мы: сестра, ей год только с небольшим был, я постарше, вроде, хотел идти – мол, я большой! Какой большой! Посадили меня, доехали мы до кремля, разгрузились. Помню, заходим – влево двери высокие такие – три комнаты смотрят на улицу, две комнаты во двор. Меня привлекло, что стены какие-то серебристые. Я ближе подошёл. У окна, правое окно почти у угла было, думаю, что это такое есть. То рукой, языком ― иней!

Весь промёрз дом. Вы въезжали в холодный, получается, не протопили его?

А что делать? Пока документов не было. Такие половички (где-то я и у вас видел местного производства – из разных тряпочек, каких-то полосочек) были у нас, и мама с отцом эти двери занавесили. Печку растопил отец. И ещё маленькая комнатка была, тёмная, без окна, и все вчетвером в этой комнате. Печка прогрелась, стало тепло. Так мы стали обживать этот дом. Потом потихоньку отец его ремонтировал. В этом доме я прожил до 1988 года. Кстати, уже в редакции работал, как-то пригласил по какому-то поводу (наверное, у меня какой-то юбилей был), и подивились люди. Алёна приготовила всё, мы сели за стол. Говорит редактор: «Что у вас, воды нет?» Я говорю: нет. «Как так?!» Я говорю: за водой ходим или по нашей улице – это метров 200 с лишним до Кремлёвской туда, или к Блюдечку, к 3-й школе, там бассейка стоит. «А туалет где?» Я говорю: 20 метров во дворе. «Газ-то есть?» Я говорю, отец провёл, я в армии был. «Надо что-то делать…» В общем, поставили на очередь. Это в 1979 году было, 40 лет, наверное, прошло. И очередь двигалась медленно, и только в 1988 году выделили квартиру на Огородной улице, с той поры я адрес сменил.

С какими чувствами уезжали из этого дома? Жалко вам было?

Конечно, жалко! Все детские годы и юность там прошли, и женился там, и сын появился там. У нас там маленький участочек был. С этим участком интересное что произошло. Это уже, наверное, летом 1943 года. Вышел во двор. Ворота, забор был небольшой, соседний дом, красивый дом под номером 8А стоял, и во дворе ещё стоял деревянный дом 8Б ― под одним номером три строения. Выхожу во двор, лето, идёт старичок какой-то с ведром помойным, подходит почти к нашему дому. А там яма была вырыта – выбросил нечистоты туда. Через некоторое время смотрю: отец приехал на какой-то подводе, один раз, два, три ― с кем уж он договаривался, не знаю. В общем, эту яму засыпали, и отец сам, как потом оказалось, с домуправом была договорённость, уже туда дальше, за эти строения, выкопал там выгребные ямы, и стали сбрасывать мусор туда.

На этом месте 9 мая 1945 года мы посадили четыре яблони, грушовки. Почему мне запомнилось: приехал из Москвы (я рассказывал, он в больницу меня водил с глазом) дядя Саша, он участник войны, ну, приехал он сюда, вроде бы, отдохнуть на свежий воздух, с гармошкой. И вот мы 9 мая посадили четыре саженца. Кстати, в этом году с Сашкой, сыном, ездили туда (ему сейчас дом этот принадлежит): смотри-ка, яблоки ещё наверху! Несколько яблочек…

В честь Победы вы посадили?

Дело к тому шло, мы с утра посадили эти яблоньки, а тут и сообщение – рядом громкоговоритель, на площади Двух Революций, 200 метров. Когда демонстрации проходили, ещё что-то – громко вещали! Нам всё слышно было хорошо. Мы знали, что объявлен сегодняшний день Днём Победы, праздник! И тут решили, отец говорит: «Надо, наверное, нам собраться, деда пригласить». Мы с ним отправились на Арбатскую улицу. К вечеру пришли дед Миша, бабушка Маша, младший брат отца Коля, он уже на Коломзаводе работал, лет 16-17 ему было. Недалеко, на Посадкой улице, мой крёстный жил с женой, их пригласили. Кто-то ещё пришёл… В соседнем доме старенькая учительница жила, она одинокая была, её пригласили. Снимок остался. У отца был знакомый, жил в Брусенском монастыре (тогда адрес был такой ― переулок Советский, сейчас все дома снесены практически, только три кирпичных осталось), недалеко от входа. Фамилия его Владимиров, Владимир Владимирович, это я уже позже узнал. Это известный по 1920–1930-м годам фотограф-краевед, и старые книги выходили ещё в 1920-е годы, хорошая книга «Коломна» называлась – там его фотографии в качестве иллюстрации использовались. Он сфотографировал: мы сидим все за столом. Мы так не раз на праздники у нас собирались, площадь позволяла – мы её называли большая комната, размещались все.

Фотография сохранилась?

Сохранилась, я не знаю, где. Я готовил к 75-летию музея Боевой славы, там творческий вечер мой был, посвящённый юбилею, и три выставки открывали там: выставку живописи, выставку книг моих и выставку фотографий мох. Тогда-то мы использовали там и эти снимки. Где-то наверняка есть, но не попадалось. Надо было мне недавно кое-что найти, у меня в одной комнате вообще до потолка всё завалено, а когда разбираться, не знаю. Снимок интересный. Главное, он чётко выполнен, профессионалом. Хотя позднее он приходил каждый раз по какому-то поводу, отец приглашал его: то родственники приедут то из Сибири, то из Москвы. Он фотографировал, но уже, наверное, возраст и глаза подводили его ― не такие чёткие снимки получались. Но любопытно было. Я так представляю, на столе, что стоит: вино, бутылка водки и закуска. Мама всегда готовила… и красный и светлый, смотря из каких фруктов готовила, типа желе, кусочками нарезано.

Это как десерт?

Шут его знает! Такое у нас столе было, когда детьми были, вкусно!

Из каких, не помните, фруктов, ягод?

Яблоки, само собой, яблок было много, наверное, крыжовник, может, смородина, потому что в памяти осталось что-то такое белесое, зеленоватое, такого красноватого цвета… Как мармелад что ли… Плотная структура, как мармелад кусочками нарезано было. Там, наверное, три тарелочки лежали.

Вы не подглядывали, как мама это делала?

Мне 5-6 лет было! Ещё там картошка, капуста…

Это был взрослый стол, а для детей отдельно делали?

Детей никого не было, мы с сестрой на снимке только, больше никого не было.

Когда семья собиралась, кроме вас двоих с сестрой, никого не было?

У деда с бабушкой только Николай был, младший. Кстати, бабушка не родная, потому что, когда Николаю было год-полтора года, мама его умерла (мама и моего отца, и дяди Паши), и дед женился второй раз, и Коля её считал за родную маму, так она его и воспитывала. У моего крёстного с женой детей тоже не было. Так что маленьких больше никого не было, одни мы.

Вы начали рассказывать о том, как стол выглядел: бутылка вина, бутылка водки. Это бутылками стояло или переливали в кувшины?

Бутылками. Я помню, одна бутылка как-то она так стояла… Тут сидел отец, мама, Тома сидела, моя сестра, у отца на коленях, и я тут рядышком. И эта бутылка на столе загораживала сестру, и когда куда-то (то ли для книжки…) я хотел использовать этот снимок, думаю: вроде можно убрать бутылку, оставить только семью… Но, по-моему, так это и оставили в какой-то книжке.

Вы помните это застолье сами или больше по фотографии?

Помню только, весело было! Дядя Саша из Москвы с гармошкой приехал, посидели, потом пошли на площадь. Тут народу было много! Трансляция шла, то ли нашего радиоузла, песни неслись, иногда из Москвы что-то передавали, иногда включал наш радиоцентр коломенский. Он размещался – вон здание на углу стоит, где сейчас почта, улица Ивановская.

По какому случаю ещё семья собиралась? На какие праздники в то время, в 1940-е, когда вы были маленькие?

Отмечали дни рождений родителей и наши. Мама пироги любила печь, я хорошо это помню, и в школьные годы и уже позже. Мы, кстати, начиная, наверное, с года 1947 приспособились пускать на зиму водников, мы их так называли ― это работники коломенской пристани. Иной раз зимой вставал быстро лёд, река замерзала, и некоторые корабли, пароходы, баржи, приписанные к Москве, к Нагатинскому затону, практически оставались здесь, потому что могли вмёрзнуть. Закрывали быстро шлюзы с Северского до Москвы, и судёнышки оставались здесь зимовать. И помню, два молодых человека – тогда они казались мощными такими парнями. Они в те годы все ходили в форме, не в морской, а в речной форме: у них летом были фуражки, тельняшки. Одного звали Юра, я это запомнил, а второго нет. Запомнилось, как они ходили за водой: санки были – ставили бачок, ведро и отправлялись или к 3-й школе или к Кремлёвской улице. Потом они привозили воду вечером и устраивали прогулки для нас:меня, Тамару сажали на санки и по этой улице катали нас. Но они один сезон зимний прожили и потом больше в Коломну не заявлялись. Мы их не видели.

Они снимали у вас угол в доме?

Они снимали тёмную комнату. Отец к этому времени уже подлатал венцы, где соединяются брёвнышки снизу (всё прогнило). В большой комнате два окна выходили во двор, одно окно он забил полностью, так что теплее даже от этого стало.

Были у нас очень хорошие отношения. Мы дружили много-много лет, практически до последних дней моих родителей и этих товарищей, муж и жена по фамилии Пронины. Иван Иванович Пронин ― его так и жена его называла, не Ваня, а Иван Иванович,из уважения. Он участник войны, в боях под Киевом участвовал, там в плен попал. И я запомнил 1949, наверное, год. У нас стали портиться отношения с Югославией. Я во втором классе учился или в третьем, мне как-то далеко было до Югославии… А Иван Иванович рассказывал о том, как в концлагере с ним вместе находились бойцы югославской народной армии, и он очень хорошо о них отзывался. Кстати, прошло много лет, наверно, в 1965 году учреждена была медаль за оборону Киева. В годы войны несколько медалей за оборону, за взятие городов было учреждено, а это только в 1965 году такая медаль. И помню, Иван Иванович как-то зашёл (им уже выделил квартиру на улице Ленина) с этой медалью, говорит: «Из военкомата иду, хочу показать». Мамы уже не было у меня, отцу похвастался, по этому поводу они присели, обмыли. Ему эту награду, вручили спустя много лет.

Вы сблизились с супругами на почве, что они у вас жили какое-то время?

Они зимы три-четыре жили.

Кем они были по профессии?

Иван Иванович был начальником пристани в Бочманове. Вначале они ходили на пароходе «Сигнальщик», и был ещё пароход «1 мая», в народе его звали «Маёк». Он ходил из Коломны, отсюда, по Москве-реке и вниз по Оке. А «Сигнальщик» вверх по Оке до Белых Колодезей. Это пассажирские пароходы были.

Маруся (жена Ивана Ивановича – ред.) ― матрос, она так числилась. Мы её звали Маруся в нашей семье, взрослые и дети. Иван Иванович – с уважением, он и войну прошёл, такой тяжёлый путь был у него. У них родилась дочка первая, Валя. Я, наверное, в третьем классе был, они третий год жили у нас. Валю до сего дня я знаюсь, живёт здесь у остановки трамвайной «Площадь Двух Революций» с мужем. Ни Маруси, ни Ивана Ивановича уже нет. Брат младший у неё в Воскресенске живёт.

 

«В одну ночь проснулся: окно большое – всё в красном цвете!»

Запомнился такой момент. В третьем классе я учился. В декабре Тома заболела скарлатиной, тогда поветрие такое шло, тяжёлая болезнь. Мы с мамой с утра сходили на рынок – сейчас авторынок, а тогда колхозный был. Она купила там молока, ещё что-то такое, чтобы приготовить и в больницу сходить к Томе. Я помню, возвращаемся, веточку увидел такую… 25 декабря было. Я подобрал эту веточку, но мама говорит: «Папа привезёт ёлочку ближе к празднику». Ну, я с собой захватил её. Маруся была дома с Валей, она только что родилась, месяца, может, три-четыре ей было. Иван Иванович на работе, мой отец на работе. Мама говорит: «Ты смотри, слушайся Марусю». Я говорю: «Буду слушаться, конечно». – «Далеко не ходи!» – «Да нет, я буду кататься на коньках». Я привязал коньки, «гаги» такие были (обрусевшее название коньков норвежской фирмы «L.h. Hagen & Co. Christiania» – ред.), на валенки, закрутил хорошо. Где Ямская башня, отсюда видна, сплошной стены не было, можно было с площади прямо пройти по этой улице (сейчас она Святителя Филарета называется, а тогда называлась переулок Мешкова, потом стала улицей Болотникова, такие переименования шли). Если отсюда идти, справа Ямская башня, и с правой стороны бугор большой, мы называли это горкой, и с этой горки можно было кататься, прямо выезжать на улицу – машин было мало – на санках и на коньках.

И вот на коньках разгонишься – и вниз, если ветерок, то чуть ли не до 3-й школы можно было доезжать! Если ледок, поверхность такая скользкая. Рядом дом № 1 стоял по улице, угловой тоже, и какие-то хозяева решили пристрой делать, привезли брёвна, уложили их. И вот я катался с ребятами, смотрю, у меня что-то развязался один конёк. Я присел на бревно на это, нагнулся, затянул как следует конёк и слышу: «Толька!» Глаза открыл – мчатся на меня сани, вот такого размера, человек пять на них сидят, ребята не наши, они с той стороны откуда-то приходили. Как металлической обводкой мне по ноге! Только – хрусть!.. Думаю: «Ой…» Но тут с нашего двора были ребята: Валера Сударев, он на санках был с двумя палками, и Мамулин Валерка. (Те ребята сразу санки схватили свои большие и в горку бежать, убежали.) У меня в глазах темно, ногу больно. Так они помогли – на санки меня, до дома довезли, постучали. Маруся вышла: «Чего такое? Ой… Сейчас Иван Иванович придёт на обед, подожди!» Минут через пять пришёл. Она говорит: «Давай в больницу – смотри, у Толи чего-то с ногой». Он хотел валенок снять. Я говорю: «Ой, больно-больно!» Он меня ухватил на закорки: «Сейчас в больницу поедем!» Тоже запомнилось, какие моменты. Идём, ближе подходим уже к Ямской башне, но я не знал, что она Ямская – башня и башня. Девчонки навстречу идут, мои одноклассницы, в монастыре жили, не в Брусенском, а где сейчас женский монастырь (Свято-Троицкий Ново-Голутвин монастырь – ред.), он был мужской (а Брусенский женский был). И смотрю: они так глянули на меня. Думаю: «Это теперь они завтра в школе расскажут – большой малый, а его на закорках носят». Не по себе стало.

До трамвая дошли. А трамваи ходили сцепом, два вагона, длинные-длинные, и в этих вагонах, как в метро, сиденья были друг против друга. Иван Иванович вошёл, народу много сидело, какой-то мужчина с женщиной встали, и он меня прям усадил вдоль сиденья, у кабины водителя. Я постанываю. Какой-то мужчина говорит: «Ты чего, герой, стонешь? Мы на фронте то-то!.. Держаться надо!» В общем, до больницы доехали, идём, и навстречу мама, она уже с дочерью увиделась, поговорила. Естественно плакать: «Что такое?!» Определили меня в больницу, мы звали её диспансер, там хирургический корпус был. Здесь, наверное, приняли меня, посмотрели – и сразу туда переправили, и там оперировали: открытый перелом. У меня и сейчас остались такие большие шрамы. Я лежал несколько дней, и как-то мне показалось, в одну ночь: проснулся, темно на улице, окно большое – всё в красном цвете! Наверное, температура была. Я понял, что температура была, когда определили, что я тоже подхватил скарлатину. И меня на носилки, в другой корпус, он двухэтажный, стоит до сего дня – если на трамвае ехать от площади Двух Революций и дальше туда, там овраг есть такой, и последнее двухэтажное здание (чуть подальше уже семиэтажка стоит) – там со скарлатиной лежали, инфекционные, туда определили меня, и там ещё 40 дней отлежал.

Отец на работу ходил, а мама каждый день ходила навещать меня. А цоколь высокий, не видно ничего. Отец сделал лесенку, и чтобы не очень тяжёлая была, но всё-таки там несколько ступенечек, и мама с этой лесенкой (может, она там оставляла где-то, потом подставляла) – хоть в окно помахать рукой, спросить, как чувствую себя… не слышно, уже декабрь-январь. То есть через окно общались, никакого такого открытого доступа не было.

Запомнилось, что три человека лежали ещё. Один из монастыря (мы так и называли – монастырь), Славка звать его, потом много лет я с ним общался. Когда расселяли монастыри, он уехал в Колычёво, много лет уже не вижу его. И ещё один лежал, повзрослее, лет 15 ему было. Ему принесли книгу «Приключения Гулливера». Такого формата большого, иллюстрации красивые! Я помню, эту книгу листал, читал уже в третьем классе. Я в школе три месяца не учился – январь, февраль, март, – каникулы закончились, и я только появился под последок третьего года обучения. Но выдали мне… тогда дневники были в последующий год такого формата, а это у нас самоделки – вырезали из тетради половиночку и сами писали дни, какие уроки… Но закончил третий класс.

 

Съёмкам помешали самолёт, пароход и поезд

В какой школе вы учились?

Где сейчас краеведческий музей, это была начальная школа № 8. Когда проходили съёмки фильма «Шведская спичка», Валька, который жил во дворе, где Райпотребсоюз, говорит: «Ты давай-ка пораньше приходи, мы там во дворе встанем и будем наблюдать». И вот я наблюдал оттуда: этот товарищ с шашкой выбегал, перебегал улицу, стучал в металлическую дверь, открывалась защёлка (такая металлическая пластина), что-то показывалось там: чего, мол, нужно? «Сообщите: убили того-то!» – по сценарию-то, по рассказу Чехова. Я уже потом, через годы, узнал, что специально для того, чтобы этот сюжетик снять, прорезь сделали в металлической двери, и на петельках открывалась заслонка эта, она многие-многие годы была на двери. Когда стали переезжать из краеведческого музея туда, ремонтировать здание, убрали эту металлическую дверь. Я директору Арзуманову Аркадию Сергеевичу говорю: «Куда дели?!» – «Да шут её знает! Новую поставили». Я говорю: «Аркадий, какой сюжет интересный для экскурсий! Рассказывали бы, как всё это происходило». – «Ох, я не знал…»

Когда я рассказывал, как на коньках мы катались, если как-нибудь посмотрите по телеку «Шведскую спичку», да можно и в интернете увидеть, там показано, как скачет этот гонец в город сообщить о происшествии. Вначале съёмки проходили у нынешней платформы 113 км, потом вдоль Москвы-реки, затем на берегу, у Блюдечка (монтаж был, в разное время эти эпизоды вставляли) и у Ямской башни. Такой эпизод хороший: мчит, грязь, весна, у этой Ямской башни навстречу какие-то женщины идут, они отпрянули от лошади. Две женщины, одна на коромысле несла два ведра, и вот эта горочка – по этой горке, по склону, были проложены две тропки. Помню, мы всегда по этим тропкам бегали, чтобы не по дороге идти. В том фильме очень хорошо посмотреть: ага, вот она, тропочка наша!

Ещё такой эпизод. В какой-то день мама говорит: «Предупредили вчера нас, чтобы мы завтра по такой день не выходили со двора на улицу – будут съёмки проходить здесь». Наш дом стоял, этот красивый дом (там пять или шесть семей жили, более 50 человек), деревянная изгородь и ворота красивые-красивые (я снимки отдал архитекторам, но они всё-таки близко к оригиналу не восстановили их). Высокие ворота, тяжёлые ― мы их редко отрывали. С двух сторон от ворот к нашему дому дверца… пошире дверь такая была, и с другой стороны дверь. С нашей стороны ей не пользовались, а с правой стороны, к другому дому под номером «А», мы выходили. Думаю, ладно. А посмотреть-то хочется! Как раз, наверное, выходной был в школе, воскресенье, по всей вероятности. Одно-то окно осталось у нас, во двор которое выходило – я к окну прилип. Вдруг дверь открывается, калитка, приходит женщина в интересном таком облачении и мальчишка с ней. И вот они стоят, стоят, стоят… Видно, сигнала ждали. Потом им кто-то сказал (помощник режиссёра или кто), они дверь открывают, и я увидел: выходят на улицу, вдруг из-за угла на полном галопе на бричке товарищ какой-то выскакивает по нашей улице, а грязи было много, во все стороны вода, грязь полетела на женщину с ребёнком, и дальше!.. Думаю: интересно, и наш дом вошёл в фильм.

Этот фильм вышел на экраны в конце лета 1954 года. Я с сестрой и с родителями приехал в Серпухов, там мамины две сестры жили. Уговорили тёток-то: кино идёт у вас, «Шведская спичка», там наш дом показывать будут, пойдёмте! Пошли. Сидим, смотрим, как проезжает этот гонец мимо Ямской башни, по этой улице сворачивает на нашу – и всё. Следующие уже кадры, как он бегает между нынешним Райпотребсоюзом и краеведческим музеем. Вырезали, как часто бывает, по каким-то причинам.

Как относились к этим съёмкам? Как к беспокойству лишнему, или это с интересом воспринималось?

Больше с интересом. Заранее нас предупредили, что не выходите тогда-то, потому что тут съёмки пойдут. На Блюдечке (название места недалеко от слияния Москвы-реки и Коломенки, сквер – ред.) любопытно тоже получилось. Там два моих школьных товарища жили – Коля Ларин и Володя Королёв. Дом, где жил Коля Ларин, снесён, а где Королёв – его называют в литературе краеведческой Дом соляного пристава – с высокой крышей, напротив краеведческого музея он стоит. Мы у них там во дворе притулились. А подготовка ведётся прямо на самом обрыве Блюдечка. Дальше асфальтированная полоска, её асфальтировали, благоустройство уже проводилось в 1953 году, больше ничего на Блюдечке не было, правда, деревья высокие росли – тополя и, в основном, вязы, и даже один серебристый тополь как-то выделялся. Мы смотрим: большая пожарная машина подъехала. Этот асфальтированный тротуар такой, для того чтобы ходили люди, любовались Москвой-рекой, далями… Асфальт был положен в прошлом году, а тут земли привезли накануне. Была клумба посередине примерно, и от этой клумбы вниз хорошая, красивая беломраморная лестница шла вниз, спускалась к реке, но она не до самой реки, просто на откосе оврага. На эту клумбу ещё земли поднасыпали. А пожарные зачем приехали? Они кран открыли и из шлангов стали поливать эту землю, клумбу – такую грязищу развели! Через некоторое время появляются две фигуры. Одна на коне, в обмундировании полицейского, второй какой-то товарищ, которого вели под конвоем (я уж не помню, как этих героев звали). Идёт, руки сзади у него, грязь, склизко, и на этот бугорок он вроде ступает, оскользнулся, чуть не упал!.. Его конвойный подгоняет. Вроде прошёл, кто-то кричит в рупор: «Отставить!» Потом съёмки повторяются. Думаю: в чём же дело? (А мы тут бегаем, слушаем.) Корабль вышел на реку! Подождали, пока этот корабль прошёл, там уже крутой поворот, Пьяная лука, потом туда к Бобреневу монастырю и дальше. Повтор. Опять эти идут, прошли… «Отставить!» В чём дело? Самолёт появился! Коробчеевский аэродром, По-2 летел. Третий момент, оказалось, дали видны – и длинная цепочка с цистернами… Товарный поезд шёл! В общем, три раза я видел, как прекращали съёмки. Но потом в фильме очень эффектно прохождение конвойного с арестованным было. Думаю: я участвовал! Ну, в школе-то нагорело, конечно, нам. Школа прямо на берегу этого сквера стояла.

 

«С подачи Марии Ивановны всю жизнь поиском героев занимаюсь»

Чем школьные годы запомнились?

8-я школа была смешанная, там и мальчики, и девочки учились. Мне запомнилось 1 сентября 1947 года. Во-первых, я поступил восьмилетним уже. Почему мама меня не отдала? Худенький, маленький… Тогда, после войны, если плохо себя чувствовал будущий ученик, то и с восьми лет можно было. Она в школе узнала, об этом: ничего, ещё год побудет дома.

На территории там ещё двухэтажное здание кирпичное стоит. Когда мы собрались первого числа на территории, представили нам учительницу, Марию Ивановну Уварову, и она сказала: «1 “В” класс, пойдёмте за мной». Привела во второе здание на второй этаж. Начала урок…это сейчас уроки мужества проводят, или по-другому называют – она такой урок с нами провела, сказала: «Вы, наверное, ребятки знаете, что только что окончилась Великая Отечественная война. Мои бывшие ученики многие участвовали в войне, некоторые, к сожалению, погибли. Я очень горжусь, что мой ученик Миша Катуков стал дважды Героем Советского Союза». Мы, ребята, как-то интересовались этим, слышали, что такое звание Героя Советского Союза, тем более сосед мой был Герой Советского Союза, в доме 6 жил. Она говорит, что он генералом стал, ещё что-то рассказала. Потом говорит: «Если хотите познакомиться с нашими коломенцами – Героями Советского Союза, сходите в краеведческий музей. Он находится там, где трамвай кольцо делает, последняя остановка трамвая».

Я, естественно, заинтересовался этим, и мы с родителями в выходной пошли в музей. Действительно, увидел щит небольшой, может, с этот стол, поменьше даже, как лист ватмана, и там портреты 10 или 12 Героев Советского Союза: Зайцев Василий Александрович, Катуков Михаил Ефимович и ещё некоторые. Прочитал (или родители прочитали), что там написано, меня это заинтересовало, и с подачи Марии Ивановны Уваровой я заинтересовался и всю жизнь поиском героев занимаюсь. Если в 1965 году было известно, что с Коломной и Коломенской землёй связано 18 Героев Советского Союза, то в позапрошлом году удалось мне выяснить, что ещё один, 57-й Герой Советского Союза имеет отношение к Коломенской земле. Я в «Угле зрения» о нём написал.

Недавно кто-то мне позвонил и сказал, что выложена в интернете какая-то статья о нём – то ли правнуки написали… и со ссылкой на мою публикацию. Думаю, как-то надо с кем-то договориться, в интернет зайти и посмотреть, что за статья любопытная.

И вот Марью Ивановна я запомнил. Жила она в монастыре мужском, сейчас это уже женский монастырь. Так наш двор, а так монастырь тянется от улицы Лазарева до нашей улицы, сейчас Казакова. Её окошко выходило прямо на наш второй этаж, на наш двор. Она иной раз говорила: «Толя, чего вы там хулиганили вчера? Почему на вас ругались взрослые?» Мы вроде не хулиганили… ребята кричали, может, бегали… Я много лет разыскивал её, она уехала вскоре из Коломны, сказали, что кто-то из родственников её увёз. Жила она до приезда в Коломну в селе Большое Уварово Коломенского уезда. Я лет уже 25 в Бояркино приехал, они хорошую экспозицию в своей школе бояркинской сделали, посвящённую Катукову, и школе присвоено имя Михаила Ефимовича Катукова. После этого не раз у них там был. На общественных началах музей действует, и директором тоже на общественных началах учитель географии. Я про Уварову у него интересовался, он говорит: «Только снимок общий с детьми, она ещё молодая была. И второй снимок мы отсюда пересняли, увеличили, он размытый такой…» Я говорю: «Можно мне хотя бы копию!» Больше нигде, ничего найти не можем.

Это тот человек, который повлиял на вас?

Да. Её рассказ повлиял, потом хождение в музей. Последующие учителя заинтересованные краеведением были, и в 3-й школе. В этой школе-то я четыре года отучился, через два года Марья Ивановна ушла, молоденькая учительница появилась в третьем классе у нас, я у неё учился до декабря. В четвёртом классе ещё смена – молоденькая учительница, звали её Лидия Анатольевна, вышла замуж, стала по фамилии Пастухова (на кладбище я знаю, где похоронена, захожу туда). В четвёртом классе ещё смена учителей произошла – по фамилии Громова стала.

Поступили мы, мальчишки, из этой школы учиться в школу № 3, базовая школа Коломенского учительского института. Мужская школа была, только одни мальчишки там. В 1951 году.

Прямо весь класс, только мужской состав, мальчиков, перевели в 3-ю школу?

Нет, не весь класс. Не только из моего класса в туда влились, в 5 «В», но некоторые учились там, в 3-й школе, в начальных классах, разбавили нас, из других школ: 6-я школа была на улице Савельича, оттуда некоторых ребят бросили нам.

 

«Попали мы в бурсу!..»

На первый урок в пятом классе пришёл высокий мужчина, красавец такой, мощный: «Звать меня Виктор Васильевич Вагин. Я у вас буду классным руководителем, я буду у вас преподавать русский язык, литературу и немецкий язык». Прохаживается по рядам и говорит: «Если кто будет плохо учиться, если кто будет нарушать дисциплину, я буду вас учить уму-разуму при помощи пальца». Показывает ручищу такую! Пальцы!.. А нас с пятого класса по седьмой включительно всех наголо стригли – указание такое было директора школы. И он пальцем одному как дал по лысине! И указку берёт за тонкий конец… Попали мы в бурсу!.. В той школе совсем другие были условия. Говорит: «Дневники у всех есть?» Кто сказал, что нету. «Чтобы завтра были! Иначе…» Погрозил. «Открывайте дневник. Сверху видите расписание? Будете вписывать так: русский язык, рядом – Вагин Виктор Васильевич, литература – Вагин Виктор Васильевич, немецкий язык – Вагин… Другие вписывать будете. Теперь сверху отсюда напишите, я буду диктовать каждому: моё рабочее место номер…» И идёт вдоль, начал он с того края стенки, где дверь, а я сидел на последней парте с Вовой Сёминым, у окна, и пока дошёл до меня: «Так, Кузовкин Анатолий, пиши: номер 55». 55 человек в классе было! С ума сойти!

Это какого размера классы должны были быть?

Класс стандартные.

Как же вас рассаживали?

Четыре ряда были в начале, потом, через некоторые дни, три ряда оставили. Но кое-где маленькие ребятки были – на первых партах по три человека сидели. Если взять три ряда, средний ряд, его стол, а вот эти ряды, первая парта аж за учителя заходила, почти к стене. Здесь проход был.

Все места свободные парты занимали.

Все. Но буквально через несколько недель у нас поредели ряды: некоторые выпущены в четвёртом классе, но знания такие, что их опять отправляли в четвёртый класс, а некоторых, из-за того, что очень хулиганистые были, отправляли в какие-то спецклассы, спецшколы…

По какому принципу попадали дети и оставались в 3-й школе? Почему не всех ваших одноклассников из начальной школы перевели сюда?

Нет, почему, всех! Я не так немножко сказал: в нашем классе были девочки и мальчики. Девочек в 7-ю школу отправили, а мальчиков-то осталось уже… если там нас было 36, допустим, то 18 мальчиков. Поэтому разбавили уже в 3-й школе мальчишками. Некоторые ходили из 6-й школы: Бобренево напротив, бобреневские ребята ходили пешочком учиться сюда, в 3-ю школу. С некоторыми я познакомился. Я упомянул дом соляного пристава, там Володя Королёв, на две семьи был дом. Вторая половина – Ланины жили. У Константина Ланина дочка красавица была, со временем она стала женой товарища, который жил в Бобреневе, учился в 3-й школе. Как же его фамилия?.. Выпало… Он заслуженный рационализатор России, заслуженный изобретатель СССР. Кстати, он и ещё один товарищ, он художником работал в депо трамвайном, мы лет 15 назад устроили выставку в «Доме Озерова». Валентин… Он акварелью увлёкся. Я, в основном, маслом. И тот товарищ, у него и графика была. Директор Дроздова спрашивает: «Как назовёте свою выставку?» Сидим, думаем, а я говорю: «Давайте “Трое непохожих”». Под этим названием в «Доме Озерова» прошла выставка. Это я сейчас опять вспомнил тот дом, где он жил.

Бобреневские отличались от коломенских?

Отличались, конечно. Да даже два монастыря – один монастырь мужской, а этот женский сейчас, Брусенский, они друг с другом враждовали, хотя и тут в одной школе, в 8-й, учились и в 3-й. Но я как-то поддерживал дружеские отношения и с этими ребятами, и с теми. Потому что в 3-й школе с удовольствием занимался спортом – в гимнастической секции был, лёгкой атлетикой занимался. С третьего класса рисованием увлёкся, в Дом пионеров ходил, там и отсюда ребята занимались, и из этого монастыря. Юра Курчевский жил, где пчеловодный завод был, сейчас он в Радужном находится, а он находился на улице Лажечникова, – Юра там, в этом здании, жил.

И потом, в армии когда служил, ребята разных характеров – они с уважением все относятся к тем, кто чем-то выделяется. Я рисовал везде, если надо что-то такое выполнить – делал, невзирая на то, что служба идёт. Или я фотографировал. И никто никогда, даже тут когда школьниками были, не обижал.

Если и возникали стычки, скажем, на районе, что могло стать причиной этих стычек?

В 8-й школе был мой хороший друг Лёва Иванов, я с ним в одном классе учился. Его мама работала уборщицей в 8-й школе, а жили они (если сейчас пойти, по-моему, сейчас окна заложены там) в полуподвале. Я жил здесь. Если квадрат наш взять (улица Лажечникова, улица Лазарева, сейчас святители Филарета и наша Пролетарская), я чаще всего так и делал – по диагонали тут 5 минут пройти до школы, быстрее. Однажды чего-то мы с Лёвой делали. По-моему, Лидия Анатольевна решила поставить сценочки из Пушкина: там 33 богатыря выходили… по сказкам Пушкина, но не полностью. Она предложила нам: «Ребята, можно из папье-маше сделать шлемы, мечи. Вы во внеурочное время, мечи строгайте, чтобы не просто палки были у вас в руках». И мы с Лёвой у него во дворе, практически в школьном дворе, или у меня тут строгали, все мечи сделали, потом раскрасили их серебряночкой. И чего-то повздорили с ребятами из этого монастыря. Практически одноклассники мы были. А уже зима, снега много было, и сначала снежками (но снежки уже слежавшиеся такие, даже не снежки, а комки льда) стали бросаться. Мы на них: «Вы что, с ума сошли?!» Перепалка, потом в рукопашную пошли. У меня с раннего возраста только заденешь по носу – кровь быстро шла. И меня кто-то с силой ударил, у меня кровь покапала, а тут снега много… Прекратили всё это. В нашем классе Роза Айзатулина была, в этом монастыре жила (сейчас Ново-Голутвинский), по Кремлёвской улице, где монашки расположены, их кельи. Мы его называли «татарский дом» – там много татар жило. Вот она из этого дома, снегом всё меня, говорит: «Ой-ой, давай до дома проводим». Я говорю: «Ладно, пройдёт!» Мы с Лёвой пошли. На следующий день никаких у нас неприязненных отношений с этими ребятами не было.

Что касается бобреневских, они как-то особняком держались. Потом уже, к седьмому классу, вроде, нормально. Иной раз задиристые попадались. Но никаких, по большому счёту, выпадов ни с их, с нашей стороны, городских, не было.

 

Сталинский зачёс

Ещё любопытный момент. Некоторые по два-три года за семилетку сидели в классах. Заканчивали они семилетку – уже и по 17 им лет, и 18 некоторым, огромного роста ребята были. Всех директор школы Василий Никитич Новиков обязывал под нулёвку стричься. Мы стали доказывать: «Мы на танцы уже ходим, там думают, что мы проштрафившиеся, бандиты лысые!» – «Нет, нет, нет!» Мы решили: пойдём после школы к учительскому институту (где сейчас 7-я школа, у Пятницких ворот), встретимся с директором института, Арсёновым.

Аксёнов, может быть?

Аксёнов после него был, в пединституте ректором. Учительский институт – это рангом ниже пединститута. Мы пришли все, встали на ту сторону, по улице Зайцева, и выбрали троих молодцов – крепких, высоких, красивых – на переговоры. Стоим, ждём. Человек 15 собралось. 5 минут, 10, 15, 20… Кто-то говорит: «Арестовали, наверное, уже, с заднего крыльца подъехали. Нет ребят наших». Так пошутили! Вдруг дверь открывается, выходят они, и ребята говорят: «Всё нормально, разрешили!» Разрешили пять сантиметров чубчики! Вот в седьмом классе мы уже с такими чубчиками. А резон был у директора какой? У него самого зачёс такой – мы называли «сталинский зачёс», как у Вождя. Он приходил, Конституцию у нас вёл в седьмом классе, Конституцию СССР, доставал расчёску, причёсывался: «Вы всё недовольны, что я вас заставляю постригаться. Я 20–30 лет наголо стригся, и в армии когда служил – видите, какие у меня теперь волосы!?» – «Да видим, видим…» Столетие отмечали 3-й школе, проходило всё в Ледовом дворце, в конференц-зале. Я там выступил, общие такие фразы, поздравил коллектив. Потом учителя говорят (я в редакции работал, ответственный секретарь, они знали): «Пойдёмте с нами в третью школу». И вот мы пошли – Валентин был из Бобренева, Коля Ларин, он на Блюдечке жил, ещё несколько человек. Николай Иванович Дашков, Герой Соцтруда, мы с ним рядом сели, он тоже выпускник третьей школы, я с ним знаком был. Всё хорошо. Тут уже немножко мы разогрелись, и я об этом эпизоде вспомнил, говорю: «Если бы был жив Василий Никифорович, он бы посмотрел на нас, какие у нас волосы стали!» Всех он до седьмого класса стриг!

Ещё, я помню, у моего друга, Анатолия Ивановича Рогачёва, с Виктором Васильевичем Вагиным интересно складывались отношения. В пятом классе, когда некоторых стали куда-то отправлять, вдруг новый ученик появляется. Виктор Васильевич его представил: «Приехал к нам из Бояркина (это тогда был Озёрский район). Фамилия его Рогачёв, звать Анатолий. Ну, Рогачёв, иди к доске. Чего вы там в Бояркине проходили-то по литературе?» – «Мы изучали “Метелицу”». – «Хорошо, но вы отстали, правда, мы уже “Метелицу” прошли. Ну, давай рассказывай “Метелицу”». Толе незнакомые все, и учитель незнакомый возвышается над ним, он начал, запнулся… «Ну, что дальше?» – «Да я…» – «Ладно, завтра расскажешь мне “Метелицу”». И он всю неделю его к доске: рассказывай «Метелицу», пока не выучил он! Мы с Толей обмениваемся, правда, последнее время он не выходит никуда – инсульт, с палочкой по дому ходит. Полковник, отслужил у нас и два года выполнял интернациональный долг в Анголе, в Африке был.

До которого класса вы там?

Там закончил семилетку.

Это всё были мужские классы?

Да. А вот как в восьмой класс пойти, вышло решение правительства союзного о том, чтобы вновь объединить, сделать обучение совместное. Я поступил в восьмой класс в школу № 26, это улица Уманская, где сейчас МФЦ.

 

«За летние каникулы два-три раза обязательно в поход ходил»

Родители хотели, чтобы вы дальше пошли учиться? Это как-то обсуждалось?

Нет. Восьмой класс – уже за деньги! Я после третьего класса записался в изокружок Дома пионеров, к Николаю Ивановичу Бодрягину. Считаю, что это тоже мой один из лучших наставников, педагогов. На следующий год 29 октября будет 100 лет ему. Решили мы выставку в «Доме Озерова» сделать. Кстати, мы уже не раз делали и при его жизни, и после того, как его не стало: «Николай Иванович Бодрягин и его ученики». Его ученики интересными стали – людьми хорошими и художниками: Миша Абакумов – Народный художник, академик, Юра Рязанов – заслуженный художник РСФСР, художник военной студии имени Грекова, Женя Гринин, ещё некоторые, Корсаков – заслуженный художник, многие годы работал в Рязанском училище завучем…

Я решил в Рязань тоже поехать, в художественное училище. Но ребята, которые уже поступили туда, учились, сказали, что у них нет общежития. Они находят какие-то углы, сложностей много. Обменивались мнениями. А дома – мама плохо себя чувствовала, постоянно болела, один отец работал. Денег-то нету… А тут пришло разъяснение или постановление, что с восьмого класса отменили плату за обучение. И тогда я думаю: ближайшая школа 26-я, сходил туда, поговорил, отдал документы и стал учеником средней школы № 26 имени Героя Советского Союза Чкалова. Сейчас, наверное, уже никто и не помнит, что такое имя носила школа.

Это было ваше решение – пойти дальше учиться?

Николай Иванович советовал в Рязанское училище. Он говорил: «Понимаешь, некоторые поедут, вроде, сдают экзамены. У тебя получится, ты сдашь экзамены. Но там сложности, опять с деньгами все связано». И поэтому я решил в школу, в восьмой класс.

Наверное, после восьмого класса можно было только поступать в Рязанское училище?

У меня свидетельство было – с отличием окончил школу. Можно было только профессиональные экзамены сдавать. Николай Иванович Бодрягин говорил: «У тебя нормально и живопись, и рисунок идёт. Ты можешь поступить». Как-то меня уговаривал. Но ребята некоторые приезжали оттуда, его бывшие ученики, и с ними посоветовался: «Толь, не знаю, сложно очень. Мы живём, практически голодаем». И дома говорят: «Нет, лучше иди в школу, окончишь десятилетку, а там посмотришь, как».

Я окончил. Мне попадались на моём пути учителя очень хорошие, такие знающие как профессионалы, воспитатели хорошие. В 26 школе, допустим, Наталья Николаевна Гальперина, учительница истории, по географии Самсонов Иван Антонович. Мы с ними в походы ходили. С Самсоновым по Коломенке отправились, до Гололобова, потом вдоль железной дороги, пересекли, к Белым Колодезям вышли, Оку пересекли, по той стороне и до впадения Осетра в Оку дошли, уж потом сели на катер, до Бочманова доплыли. Это в каникулы.

С Николаем Ивановичем Бодрягиным за летние каникулы два-три раза обязательно в поход ходил, с ребятами разного возраста. Меня это прельстило как-то. Мы пешком из Коломны до Рязани однажды прошли, интересный поход был. Второй раз мы отправились в Абрамцево, по тем местам, по реке Воря, город Красноармейск там недалеко, Загорск. Уже даже студентом когда я стал, я три года отслужил в армии, поступил в институт, первый год закончил, Николай Иванович говорит: «Толь, мы в поход отправляемся, пойдём с нами». Я говорю: «Ребятам сколько? 14-15 лет, а мне-то уже 22!» – «Моим помощником!» – «Почему помощником?» – «Я же в Плёс собрался, это тысяча километров! А у меня 15 человек будет, я хочу тебя, Лёшу Фёдорова, он студент Рязанского училища художественного, привлечь. Он как будущий педагог-художник, а ты как педагог-историк – тебе это для практики пригодится». Уговорил меня. Я сдал экзамены, по-моему, два даже, пришлось договариваться с деканом нашего факультета Шпеером, он разрешил какие-то два экзамена сдать с другими, чтобы мне в поход уйти. Мы почти месяц жили там, в Плёсе, чудесное время было! А через год с тем же Николаем Ивановичем отправились ещё дальше, в Елабугу, на Каму.

Вы из Коломны до Плёса пешком?

Нет, мы до Москвы добрались – с какой-то машиной договорились, в кузове доехали до Химок, Северный порт. Там на пароходе, почти в трюмах. Выгадывали на чём можно дешёвые билеты, и дошли до Плёса на пароходе. Там выбрали место красивое, стоянку, и оттуда отправлялись по разным направлениям, места изучали, писали этюды, к вечеру развешивали их у костра, обсуждали. Потом на «Метеоре» домчались до Ярославля, там походили по окрестностям.

В какой-то раз мы в Загорск отправились, тоже по всем окрестностям ходили. В Ленинграде были, до него на поезде, естественно, а там уже и Царское Село, оно тогда Детское Село называлось ещё, не переименовали. Город Пушкин, в другие места, по Финскому заливу ходили, рисовали.

 

Никаныч бежит на выстрел

Что вас привлекало больше всего в этих походах, в этих путешествиях?

Во-первых, это у нас не просто путешествия были. В первую очередь, мы все шли с этюдниками, альбомами, красками, карандашами. Мы должны были рисовать, какие-то навыки приобретать, естественно, знакомство с новыми местами обогащало нас, кругозор расширяло, какие-то места новые познавали. Я с четвёртого класса уже с Николаем Ивановичем по Осетру до Зарайска отправился, я и Эдик Гимранов самые маленькие были.

Николай Иванович всегда готовился к этим походам, он прокладывал путь как штурман. Но главное – он всегда нам рассказывал о тех местах, где мы бывали, о людях, о реках, и мы всё это впитывали в себя. Литературы было намного меньше, чем сейчас. Где он это узнавал?! В том первом походе был из Нижнего Хорошова Саша Сироткин, высокий парень, ходил пешком в 10-ю школу (напротив депо, там школа спортивная какая-то, во дворе библиотека городская, это была 10-я школа, она ещё до войны была построена). Нельзя сказать, что он хулиган, но что-то такое всё время придумывал. Однажды мы с ребятами из школы идём, ждали поезда (электричек не было тогда ещё, чтобы в Хорошово уехать, в школу пешком они всегда ходили). И кто-то сказал, что на складах есть какие-то капсулы, можно с ними опыты химические ставить! Пошли и нашли несколько таких… как камушков. Один мальчишка – видно, дождик прошёл ещё днём-то – увидел лужицу и этот камушек туда бросил. Как оттуда пошли пузыри! Они бродили, набрали. Он в спичечную коробочку сложил несколько камушков таких, карбид. Утром в школу пришёл. А тогда писали ручками, обмакивали в непроливайку. Он высокий, сел на задней парте, думает, коробочку эту достал и пропихнул в чернила. Вдруг учительница вошла, как всегда все захлопали крышками парт, сели. Она говорит: «Чем-то пахнет у вас». Он говорит: «Я смотрю – у меня оттуда пузыри эти пошли! Вонь такая!» «Сироткин, опять ты хулиганишь! Вон из класса!» На следующем уроке: «Дневник давай-ка сюда. Запись: хулиганил, карбид опустил в чернильницу, вызываю к учителю». Он говорит: «Какое там! Мой отец с фронта без ноги пришёл, инвалид…» Отец что, поедет к учителю? Говорит: «Разбирайся сам, как хочешь!» Кто-то ему подсказал: «Ты рисуешь, у тебя альбом есть. А в Доме пионеров есть изокружок и хороший учитель, Николай Иванович Бодрягин. Ты как-нибудь бы к нему бы зашёл, нашёл применение своим… поискам». Он однажды пришёл, познакомился с Николаем Ивановичем и остался рисовать.

Мы когда в поход отправились, запомнился он мне: в ватничке, а лето было. Он говорит: «Я знаю, как летом иной раз холодно на земле спать, отец сказал, бери». У нас этюдников тогда ещё не было, мы сами делали ящики и по Оке вверх отправлялись. Однажды какой-то склон оврага, Николай Иванович говорит: «Я пойду на разведку, а вы отдыхайте здесь». Кого-то взял из ребят, отправились. У некоторых уже, у больших, у Юрки Рязанова, этюдники были. (А мы Николая Ивановича Никаныч звали сокращённо, он откликался.) И Сироткин говорит: «Юр, ставь этюдник». Достаёт пугач, он сам его сделал. «Хочешь, я попаду?» – «Не попадёшь!» Заспорили. Юрка говорит: «У тебя есть что-то наподобие этюдника, вот ставь его». Тот выставил, зарядил – бабах! Попал куда-то в угол. А там краски, разбавители, тряпочки масляные… Дым оттуда пошёл! Никаныч услышал выстрел, пришёл: «Кто? Что? Сироткин!!» Наказывать как в походе – никак.

Потом Саша стал главным художником Таганского района города Москвы, у Образцова занимался, кукол хороших делал, в Сибирь уехал, там работал. Вернулся в Коломну, здесь не нашёл работы и расписывал храмы в начале девяностых годов. Я в прошлом году дозвонился до него, у него юбилейный день был. Здесь до сестры дозвонился в Хорошове. Она говорит: «Он с женой в Москве живёт, можешь дозвониться до него». Я дозвонился. Он говорит: «Как приятно, что позвонил ты! А я теряю зрение, один глаз совсем не видит, второй… С палочкой иной раз выхожу, посижу у подъезда, подышу воздухом. Уже не рисую и не читаю. Телек включу, только слушаю, что там передают».

 

Позировала насупленная химичка

Тот момент, когда вы выбирали уже вуз, с какими событиями это было связано? Вы окончили школу, и нужно было идти дальше…

Я к Николаю Ивановичу до десятого класса включительно ходил. Там занимались Миша Абакумов (они моложе на 10–11 лет), Вася Бек, Женя Гринин. Они постановки делали, натюрморты рисовали. Он пригласил приходить, набивать руку. А я хотел поступить в Строгановское училище – Высшее художественно-промышленное (в то время писали в скобочках: «б. Строгановское», – сейчас имени Строганова уже).

В 26 школе черчение вёл у нас Травкин Сергей Иванович, он художник хороший, старый. Он мне как-то подошёл и говорит: «Ты в выставках городских участвовал как воспитанник изокружка. А что ты ко мне не хочешь ходить на занятия? Приходи, по воскресеньям мы собираемся, из разных классов приходят». Пришёл как-то, мы рисовали гипсовые фигуры – помню, принёс он ухо, потом нос, потом ещё что-то такое, конус. Он говорит: «У тебя рука набитая, давай попробуй кого-нибудь с натуры, я договорюсь с кем-то из преподавателей». И он договорился с учительницей химии – Анна Яковлевна, недалеко жила, на улице Дмитрия Донского, на Блюдечке. Пришла она, села, грозная такая, строгая, насупленная. И вот несколько сеансов я ходил, рисовал её, вроде, получилось что-то. По девятого класса выставка была городская, и этот портрет мой отобрали на выставку, и ещё живописное полотно взяли: я показал этюды Сергей Ивановичу, что мы с Николаем Ивановичем делали на Осетре однажды – он сказал переработать, поставить женскую фигурку… Сделал я эту картину, и две работы на городской выставке были. И помню, за это мне хорошую книгу подарили, дарственную, что-то связанное с Львом Николаевичем Толстым, про жизнь и творчество его…

Попытку я сделал – поехал (в 1957 году окончил школу) в Москву, сдал заявление, документы, какие нужно было, и работы показал. Допустили меня до вступительных экзаменов. Всё, вроде, нормально шло. Прихожу после последнего экзамена через день-два, смотрю ― не прошёл. Народа было много, конкурс большой. Пошёл в приёмную комиссию, там говорят: одного балла не добрал. Возвратился в Коломну в таком состоянии!.. Ребята все в школе думали: «Толька-то пройдёт! Он сколько лет занимается этим!» Другое дело, они не знали, какой вуз, какие документы. От школы даже написали бумагу: мол, просим пересмотреть итоги. Но кто будет пересматривать? Договорились: «Вы приезжаете к нам каждый месяц с работами, которые вы сделали за месяц. Преподаватель вам будет указывать на ваши какие-то огрехи. Главное, будьте готовы на будущий год, наверняка поступите».

 

Ученик ретушёра

Воодушевившись, я думаю: куда мне податься? Иду как-то, и здесь, на этом месте, встретился с классным руководителем своим, Печёнкиным Николаем Алексеевичем. Он участник войны, подпольщик, переводчиком у немцев был, истязали его страшно, когда на чём-то он попался… Но ни он, ни географ Самсонов, ни директор школы (тоже был участником войны) ― никто про войну не рассказывал. Это 1957 год, мы окончили школу. Я ему рассказал всё (это ещё до того, как они бумагу оформили, в сентябре дело было). «Слушай, – говорит, – ладно, пойдём». А рюмочная на Зайцева была. Я знал, что он прикладывался. «Давай, – говорит, – зайдём. Чтоб тебя не смущало, понемножку выпьем». – «Да у меня и денег нет». – «Да ладно, какие там деньги!» В общем, мы с ним выпили немножко, разговорились. Он говорит: «Что думаешь делать?» Я говорю: надо куда-то оформляться, работать. «Ладно, – говорит, – хорошо, что-то подумаю, потом к тебе зайду». Он знал, где я живу, потому что, я помню, в десятом классе учились, как-то сижу я, билеты по русскому изучаю, у меня рядом альбом, за мною вяз красивый – я отложил всё, альбом взял и рисую вяз. И только слышу – говорят: «А вон он там сидит». Думаю: про меня что ли? или в соседнем дворе, там ребята бегают? Слышу шаги: «Толя, здравствуй». Оборачиваюсь ― Николай Алексеевич. Он обход делал всех учеников своих, чтобы узнать, как готовятся к экзаменам. Такой заботливый человек был! Может, помощь какая-то нужна. Посмотрел: «Заканчиваешь уже рисунок?» Я говорю: «Да почти». – «Что же ты отложил билет в сторону?» Я говорю: «Сейчас!» После его ухода пришлось альбом закрыть, билеты эти учить. И лежит рисунок этот не оконченный до сего дня, вяз раскидистый.

И вот Николай Алексеевич заходит через несколько дней, говорит: «Собирайся, бери рисунки свои, сходим в фотографию, я с заведующим переговорил, Исаак Борисович Сигал». Фотография на улице Октябрьской Революции, по-моему, сейчас уже нет её – «Книжный мир», а рядом «Фотография № 4». Пришли туда. Познакомился я с Исааком Борисовичем, показал ему. «Так, хорошо. Завтра выходи». Я говорю: «А чем заняться?» «Ты слышал, – говорит, – слово есть такое: ретушёр?» «Слышал, – говорю, – конечно». «Ну, вот – учеником ретушёра». Я за 3–4 месяца, наверное, с ученика ретушёра стал ретушёром пятого разряда, это у них практически высший разряд. Лаборатория находилась напротив: магазин (по-старому – булочная Морозова, сейчас это угловой, я даже не знаю, что там: был винный магазин, часовые были), а впритык к этому магазину и была лаборатория. Там пять женщин работали, я и фотограф-лаборант Вася, он был и как фотограф, и приходил туда проявлять всё.

По какому случаю люди фотографировались в студии? На документы или необязательно?

Здесь и на документы фотографировали – 3 на 4, с уголком, как говорили, шесть штучек, можно на другие документы, 9 на 12, и на художественные фото: портреты делать открыточные, открытка не 9 на 12, а 10 на 15 формат. Групповые делали, выездные были. Был ещё Фёдор, Вася над ним всё шутил: «Он спец по жмурикам!» (то есть если там какие-то похороны, ещё чего-то). Он потом с ними остаётся, посидит за столом. Васька говорит: «Я лучше выездной, мало ли, свадьба какая или ещё что».

Я до августа 1958 года проработал здесь. Ездил в институт каждую субботу, от Голутвина отходил «Икарус», он до Таганки: Коломна–Москва–Таганка. На этом «Икарусе» венгерском быстро добирался. Мне сказали в институте: «Всё нормально, сдавайте вновь документы, работы свои привозите». В августе приехал. Почему в августе, а не в июле: был Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Побывал я на фестивале, не упустил возможность, с фотоаппаратом приехал, отснял. В августе уже или в конце июля в институт сдал документы все. Смотрю, и ребята знакомые – они в прошлый раз не поступили. Идёт девушка: «Ой, Толя, здравствуй!» Грузиночка из Тбилиси. Она говорит: «Я в пятый раз приезжаю сдавать! Мне родные сказали: не сдашь – домой не приходи! Оставайся, чем хочешь занимайся. Как это можно пятый раз сдавать!» И некоторые парни тоже говорят: «Не знаем, поступим, нет ли…» Я походил, походил, а документы сдал уже. Думаю: «У меня лежит из призывной комиссии повестка, чего же я ребятам поперёк стою? После армии меня запросто примут уже». Потому что некоторые рассказывали: армию отслужили, а после армии уже намного проще. Я захожу, говорю: «Можно, я заберу?» В общем, через несколько дней я уже в Челябинске был, на Урале, и там три года практически пробыл.

 

«Трамвай ходил без остановок, по степи»

Как из сегодняшнего дня вы оцениваете этот свой поступок?

Жизнь сложилась, но по-иному. Я не оставлял этой мысли в армии, и когда третий год служил, списался со Строгановским училищем, мне прислали документ – что нужно для того, чтобы сдавать, какие документы. Я к своему командиру иду: «Я заканчиваю службу, хочу поступать в художественно-промышленное училище. У меня в августе срок заканчивается службы». «Досрочно, – говорит, – в училище мы не увольняем». Я говорю: это же высшее училище, этоинститут. «Ничего не знаю!» Упёрся! Хорошо, в сержантской школе у нас замполитом был чудесный человек, отзывчивый. Я служил после сержантской школы секретарём комсомольской организации учебного пункта, потом в Копейск меня отправили, такой город недалеко от Челябинска, там избрали секретарём комсомольской организации, освобождённым от службы. Какое-то время был командиром отделения, поэтому приходилось мне в политотдел челябинский ездить, с этим товарищем, капитаном Ниловым, встречался. Он за всеми следил ребятами, кто в сержантской школе у него учился. Я говорю: «Не отпускает меня мой командир». Он сказал: «Пришло указание никого не увольнять с такого-то числа. Но если буквально завтра-послезавтра приедешь сюда…» Я говорю: «Ещё Володя Колин, вместе в сержансткой учились, тоже хочет увольняться». «Ладно, давайте!» Володя в соседнем подразделении служил, я ему позвонил, говорю: «Вовка, готовь обходные!» Я быстро оформил – как раз командир мой на несколько дней куда-то уехал. Заместитель характеристику на меня сочинил, ещё кто-то подписал, всё нормально. К Колину приехал. Он говорит: «Ты понимаешь, мне не подписывают!» В чём дело, он, вроде, тоже на хорошем счету, тоже секретарём комсомольской организации был. «На мне висит динамик какой-то. Куда он делся – шут его знает! Надо сдавать». Я говорю: «Сколько стоит? Мы сбросимся». Пошёл я переговорить с замполитом. Он сказал: «Да ладно, какие это деньги! Спишем мы». В общем, нас на машине довезли до трамвая, а трамвай ходил Челябинск–Копейск, без остановок, по степи! С такой скоростью, с таким грохотом! Иной раз сидишь, тебя качает, думаешь, что тебя выбросит в окно! Доехали мы, сдали документы Нилову, он говорит: «Ребята, сидите, никуда не выходите, а я к командиру полка пойду – надо, чтобы тот подписал». Сидим довольные, к вечеру мы можем быть на вокзале и, может, даже в поезде сидеть. И вдруг мой командир идёт! «Какого ты!.. – с матюгами, естественно. – Живо садись в «козёлик» – и в подразделение!» Я говорю: «Нет, у меня уже всё, мы и деньги получили проездные, всё у командира части уже на подписи». Он влетает туда, в приёмную. Через некоторое время, минут через 10–15, выходит, красный такой: «Ладно, счастливого пути. Полковник Петрушов подписал документы». Пожелал счастливого пути. Мы с капитаном с Ниловым расстались, пошли на вокзал в Челябинск, взяли билеты в кассе, бесплатный проезд… Когда он меня не отпустил, я сразу же телеграмму отбил сестре, она училась в пединституте здесь: «Тамара, не отпускают, и складывается обстановка такая… Ты сделай мне вызов от пединститута». Она к декану Шпееру пошла, разъяснила всё ему. Он от имени пединститута вызов послал, и с этим вызовом мы уже в штабе были, договорились.

Приехал я в Коломну, наверное, 30 или 31 июля, и на следующий день пошёл сдавать экзамены. Переоделся, дурачок, в пиджак свой ещё доармейский. Русский язык – сочинение написал вроде. Через 2–3 дня устный – литература и русский. Я прихожу, думаю: некоторые ребята сидят, кто ефрейтор, кто младший сержант, а я всё-таки сержант, отличник Советской Армии… И пошёл на третий экзамен, немецкий язык, уже при форме. Сестра мне сказала, что там надо перевод текста сделать в первой части. Я не сообразил спросить, посоветоваться… Прихожу, дали билет, и лежат словари; думаю: наверное, самый толстый надо взять, там побольше слов. Сел я, окунулся – и утонул в нём! Кое-как перевёл. Экзаменаторыпознакомились, ухмыляются сидят, какой-то вопрос задают: …швестер – …вроде сестра… – их бин… Наверно, спрашивают, есть у меня сестра (она уже на четвёртом-пятом курсе была)… Я говорю: «Мне можно идти?» Они говорят: «Три балла, идите». Думаю: и слава богу! Нет, это уже четвёртый экзамен был. На третий – история СССР – я тоже в форме пришёл. Думаю: а зачем в форме – профессор совершенно слепой, старший приёмных экзаменов. Но там ещё двое были. Я отвечал, мне история нравилась, я знал. Профессор этот довольный такой, какие-то вопросы задавал. Я ответил. «Отлично!» Потом по немецкому «тройка», ладно, думаю, я прошёл.

 

«В хорошем вузе среди хороших людей»

Я в хорошем вузе среди хороших людей оказался, проучился четыре года. Меня редактор газеты пригласил к себе ― Беловолов Борис Григорьевич. Мы с ним побеседовали. Я им нет-нет да и печатал, как студент, рисунки давал, о некоторых героях войны рассказывал, о практике – проходили мы в Парфентьевской школе с женой. Это тоже Глеб устроил, говорит: «Анатолий, у нас можно практику проходить в городе, можно на селе. Кто на селе проходит, им доплачивают, потому что они вроде бы в районе числятся. Есть Парфентьево – считается район, там дополнительно к зарплате студенческой будет». Я не против, и мы туда ходили полтора года, в Парфентьево.

Как преподаватель истории?

Да, уже как практика у нас была. Пионерская – само собой, мы в пионерлагере проходили летом, а это уже в школе: русский, литературу и историю там вели. Учительница Лидия Михайловна Мухина там была: «Вы могли бы с моими ребятками в Третьяковку съездить?» Пожалуйста, говорю. Договорились. Мы приехали в Хорошово на электричке отсюда, а они из Парфентьева добрались, в Хорошове сели. Мы с ними по Третьяковске походили, потом ещё на какую-то экскурсию. Потом Лидия Михайловна говорит: «На будущий год ведь будет юбилей Есенина. Могли бы мы в Константиново с ребятами?» В Константинове побывали! Так что отзывы были у нас с Алёной из школы хорошие, отличные за практику результаты. Но на пятом курсе секретарь парторганизации нашей институтской говорит (а я член партии, был из армии пришёл): «Анатолий Иванович, у нас новый факультет, там есть группа журналистская. Вы не хотите ходить? Вы же печатаетесь». Я говорю: «Нет, некогда». «С вами редактор хочет встретиться». Так я протянул четвёртый курс, не встретился, а в начале пятого курса мне в институте говорят: «Неудобно, надо сходить, он хочет с вами встретиться, он участник войны, инвалид, с палочкой ходит». Я зашёл к нему, и Борис Григорьевич предложила мне: «Я знаю, вы редактором газеты “Словесник” с первого курса являетесь и пишете нам в “Коломенскую правду”. А могли бы вы к нам на работу поступить?» «Да мне, – говорю, – ещё год учиться». – «Договоримся!» И меня в ноябре 1965 года определили на работу на полставки в «Коломенскую правду». Потом в феврале перевели на ставку, но уже спецкора сельхозотдела. Я к селу никакого отношения, кроме как в лес ходил по грибы, по ягоды. «Всё нормально, – Борис Григорьевич говорит. – Там Юрий Николаевич Воронцов, опытный человек, завотделом, вы с ним, я думаю, сработаетесь». И я сработался – 7 лет работал в сельхозотделе. Потом так получилось, что прямо на летучке нашей, редактор сидел, ответственный секретарь, я, Юра, ещё товарищ. С ним плохо стало, с ответственным секретарём, докладывал о номере очередном. «Скорую» вызвали, отвезли в больницу, но… инфаркт, не стало человека. А я уже за ответственного секретаря работал, когда он приболеет или в отпуске, меня натаскивал редактор. И меня сразу: вот макеты, заканчивай. Я сел – и 20 лет ответственным секретарём проработал. Потом в отделе общественно-политическом был. В общем, вот так получилось, что стал работать журналистом, втянулся. Ещё редактор говорил: «Вы же историк. Только что торжественно отметили в стране и в Коломне двадцатилетие Победы. Мы давали некоторые материалы, в том числе и ваши были, о Героях Советского Союза». Я говорю: там восемь или девять портрет маленьких, на колоночку, и краткие подписи. «Вот и займитесь поиском, потому что многие ветераны звонят, приходят сюда, спрашивают, почему мы не обо всех рассказали. Оказывается, их не только 18, как в музее и на собраниях говорят, их намного больше. Так что, Анатолий Иванович, займитесь и этим». Говорю, что я в сельхозотделе. «Это, – отвечает, – само собой, конечно, будете писать и о надоях, и о рекордах». Я втянулся в это, и сейчас, повторюсь, о 57 Героях Советского Союза стало известно.

Эта тема была вам более близкой, чем сельскохозяйственная?

Конечно! Почему и завёл в 1966 году рубрику «Край родной». Вначале раз в месяц по страничке выпускал, потом два раза в месяц, потом стал разворот раз в месяц, потом даже несколько лет газета в газете выходила у нас, «Край родной» – четыре страницы. Редактор выпуска: А. И. Кузовкин, так было подписано. В 2005 году инфарктик прихватил меня, ещё операция была, и новый редактор говорит: «Я не имею права тебя держать, давай пиши заявление». Уговорились, что я буду выпускать «Край родной» раз в месяц на двух страницах, но уже по договору, какой-то хитрый договор: в стаж не входит моё сотрудничество.

Вы ещё не вышли на пенсию к тому времени?

Это 2005 год был, наверное, вышел. Мне не хотелось, потому что отклики были уж очень хорошие по этой рубрике, «Край родной». Я столько лет вёл, с 1966 года, вроде, бросать всё… А тут позвонила мне директор Дома детского юношеского туризма и экскурсий в Запрудах Марина Зетгенизова: «Дошли слухи, что ты уволился. По такому договору, по которому ты сейчас там сотрудничаешь, стажа нет. Приходи ко мне краеведом, педагогом». Потому что образование педагогическое. Я пришёл и семь лет у них поработал.

В качестве кого, вы вели какой-то кружок?

Педагог, занятия там вёл. И вёл занятия в 8-й гимназии, раз в неделю с ребятами встречался – не только занятия в классе, но и мы выходили в город, в кремль, по объектам культовым и культурным. Так что я с ними тоже несколько лет.

Как вам работа с детьми? Всё-таки терпения определённого требует.

Вначале они набрали несколько классов. Я к завучу (Лёшина такая была, я с её мужем у Николая Ивановича занимался, когда в походы мы ходили, в Абрамцево, как его звать, я забыл) зашёл, говорю: «Приходят ребята, вроде не классные занятия, не такие нормальные уроки, им это неинтересно. Вы мне группу наберите: или один класс какой-то, или человек 20 из разных классов, но чтобы заинтересованы они были краеведением». Набрались такие ребята. И всё равно, до последнего… Как-то идём мы в кремль, к Пятницким воротам, зашли с обратной стороны. Я говорю: «Вы были, видели?» – «Да видели, видели». – «Смотрите, арка какая проездная. А с обратной стороны выходили, с тыльной?» – «Нет». Зашли – они удивились: ворота более мощные кажутся. Смотрю, один откололся от группы, там дерево стояло наклонившееся, сук такой – он прыгнул на этот сук, тот трещать стал. Я ему: «Вон отсюда! Разве можно! Суком прибьёт тебя, а мне за тебя отвечать! Нужен ты мне!» Но потом он вёл себя нормально.

Нормально с ними. Главное, преподаватели были довольны: я и в газете вёл рубрику и им каждую неделю сообщал, какие мероприятия у нас – юбилейные, круглые даты, чтобы нацеливать их и чтобы они могли в своих классах, на занятиях обращать внимание. 5 октября День учителя был – звонят. Жене всегда звонили – она в черкизовской школе 45 лет отработала, ездила до Черкизова, когда моста не было, вкруговую через Непецино или по железной дороге до Песков, потом пешочком до Москвы-реки. Её засыпали всегда открытками и звонками. А тут звонят и мне: «С Днём учителя, Анатолий Иванович! Вы наш первый учитель». Это они уже тоже на пенсии, эти люди.

Тут буквально недели полторы назад директор позвонила (Марина-то умерла уже лет 15 как), Светлана Александровна Чистова: «Просьба большая к вам. Наши дети решили откликнуться на призыв: обращение к школьникам было в Интернете размещено о том, чтобы все, кто интересуется жизнью и судьбой Михаила Тимофеевича Калашникова, конструктора, сделать сюжеты, посвящённые Калашникову. И пригласили в Ижевск (там юбилей отмечали, Путин приезжал). Могли бы с детьми нашими встретиться?» Я говорю, что не очень чувствую себя. «Мы отвезём вас, привезём!» Она сама приехала, забрала меня; походил я с ребятами по Мемориальному парку, по всем памятникам, про Вечный огонь рассказал, там бюст стоит Калашникова. Там у стелы – город трудовой доблести – тоже рисунок, гравировка сделана с фотографии: Калашников на полигоне нашем. Потом в музей зашли, там о Калашникове экспозиция есть, потом ещё с ребятами прошёлся, о других коломенцах рассказал. Часа 2,5 экскурсия продолжалась, всё это отсняли, потом сюжет сделали на пять минут. И звонит Светлана, говорит: «Анатолий Иванович, хороший очень сюжет получился, и по отзывам мы самые лучшие!» Приятно видеть и слышать. Поддерживаю с ними связь.

В школу приглашали учителя, которые как педагоги в ДДЮТ числились, но особенно часто в 3-ю школу мою, родную, с ребятами там проводил беседы, разговоры в школе и выходили по кремлю, Соборной площади – памятников на каждом шагу. В хороших отношениях и в 18 школе, в Колычёве на краю стоит, не раз они приглашали, выступал. 9, 14, 7, 15 школы, 17 школа – у них Думная есть, посвящённая Девичьему полю.

 

По особому заданию правительства

Интерес к истории города менялся с течением времени? Вы всегда вы чувствовали, что горожане тянутся как-то к этой теме или вы были, что называется, один в поле воин?

До 1965 года практически интереса к истории Коломны у большинства жителей, я считал, не было. И в школах как-то этому не очень много внимания уделяли. Такой даже случай. У нас историю в 3-й школе вела замечательный педагог Колосова Антонина Леонидовна. Однажды (пятый класс наш был на первом этаже) она что-то рассказывала по истории (а она знала хорошо историю Коломны и вклинивала в повествование моментики, связанные с историей) и говорит: «Вот, ребята, прямо перед нами из окна виден Успенский собор (мы его называли проще – Пятиглавка). Он связан с тем-то и тем-то. Вот колокольня шатровая, вот пониже – церковь Воскресения, там венчался Дмитрий Иванович будущий Донской с суздальской книжной Евдокией». Она вкрапления такие делала. На следующем уроке спрашивает: «Я рассказывала, кто-то запомнил из вас, с этой церковью что связано, которая полевее от шатровой колокольни стоит?» – «Здесь, в “Спартаке”, венчался Дмитрий Донской!» Там же спортобщество «Спартак», правление «Спартака» было, и ребята жили рядом, знали, что это «Спартак», там зал борьбы был. А что это связано с историей нашего города, с такими интересными людьми, не знали!

По большому счёту, когда в 1966 году я завёл эту рубрику, и было создано у нас отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры ― ВООПИК сокращённо. Меня туда от редакции включили и избрали председателем секции пропаганды: заодно, мол, будешь в «Коломенской правде» проталкивать эти вопросы. Я набрал людей для этой секции, тех, кто на самом деле интересуются этим, – там и педагоги были, и просто ветераны некоторые. С ними начал вести эту рубрику, потом эти же люди переключились на «Край родной», я их как-то направлял на это дело.

Они были авторами публикаций?

Да. Некоторые публикации приходилось самому писать: с ними переговоришь немножко, и за их подписью напечатают. Это их как-то взбудоражит, воодушевит. Некоторые встречались, говорили: «Интересные материал Иван Иванович прошёл!» Я говорю: «Вот! А вы чего молчите? Вы же знаете об этом!» Так привлекал, и большой актив был.

Постепенно складывался круг людей, которые хотели и могли в этом участвовать…

И с большим интересом к этой работе относились.

Фактически эти страницы в газете и были тем, что объединяло людей, что было результатом их интереса?

Да. Но, увы, ротации (такое слово мне не очень нравилось, когда у нас в девяностые годы употребляли его в Думе и в других высоких инстанциях) постоянно проходили. На самом деле, одни люди уходят по старости или вообще из жизни, и надо было кого-то привлекать. И мы создали – я один из создателей – коломенский клуб краеведов. Посоветовал я председателем избрать Александра Евгеньевича Денисова, и он уже с 1996 года до сего дня (я у него первый заместитель председателя). Клуб краеведов был продолжением той работы, которая на страницах газеты «Коломенская правда» велась. Но сейчас, увы, ни «Коломенской правды» нет, и на телевидении мало внимания уделяют краеведению.

Как клуб краеведов сейчас себя чувствует?

Последнее занятие состоялось во вторник у нас. Каждый месяц что-то проходит. Во вторник у нас прошло занятие, посвящённое особому бронепоезду № 1 «За Сталина», который был в сентябре (1941 года – ред.) построен, в октябре у него был первый и последний бой, погиб под Можайском. В своё время группа энтузиастов, комсомольцев, группа «Дон-Кихоты», что-то узнали, поход совершили по тем местам. Но забыли, кто первооткрыватель этой темы ― Наталья Николаевна Гальперина с ребятами из 20-й школы. Многое перепутали, неточностей было много. Виктор Иванович Михайлов, полковник запаса (молодой полковник, ему 50 с небольшим, отслужил; он наш земляк, мы с ним жили тут недалеко, на улице Лажечникова; недавно он пристрастился к краеведению, лет пять назад) в архивах откопал интересные материалы под грифами «секретно» и «совершенно секретно». И об этих документах он доложил в минувший вторник. Выяснилось, что главным конструктором строительства этого бронепоезда был не Лебедянский, о котором в музеях сказано (хотя заслуги Лебедянского огромные), а другой инженер-конструктор. Удалось найти ему список поощрённых за строительство, но это было совершенно секретно, нигде не упоминалось: особое задание правительства – так было написано, нигде не упоминалось, что они строили бронепоезд. У нас и в книгах по истории Коломзавода говорится, что на средства коломенцев был построен, мол, был клич такой – и коломенцы откликнулись. Всё совершенно секретно было! Виктор нашёл документы, там переписка Конева, Жукова, на высшем уровне, командующих армиями о строительстве этого бронепоезда. Это очень большой вызвало интерес, это заседание последнее.

Кто ходит на заседания? Как вообще вы видите будущее этого клуба?

Ходят все любители. В интернете постоянно появляются объявления на сайте Коломенской библиотеки имени Лажечникова, потому что мы у них проводим заседания. Когда-то, лет 6–7 назад, в библиотеке Королёва проводили, сейчас решили там. А постоянным краеведам Саша сам дозваниваются, или, когда мы определяем, на какой день какая тема, я кому-то звоню. Год-два из Егорьевска, из библиотеки приезжает товарищ, Антон Калинин, на последнем заседании был. Он даже привёз – то ли купил где-то в Егорьевске, то ли ещё где – комбинезон, в который облачались члены команды бронепоездов (но не нашего). Он думал, нашего, но Денисов сказал, что это тёмно-синий, который он привёз, а тот был чёрный или тёмно-зелёный, по воспоминаниям. И несколько лет назад останки троих или четверых нашли на месте гибели, там клочки обмундирования, комбинезонов – он не тёмно-синий, а чёрный.

 

«Радуюсь, как изменилась Коломна»

Какой был самый счастливый период в вашей жизни и почему?

Счастливых моментов очень много. Самый счастливый – что уже 85-й год идёт, а я ещё живу и делаю что-то нужное! Автор более 80 книг и брошюр о Коломне, о коломенцах. Ещё пишу картины, правда, последние три года не прикасался к этюднику, хотя мне уже выкручивают руки и из «Дома Озерова», и из дома Шервинских в Черкизове (я у них дважды там выставлялся): «Давайте, Анатолий Иванович, давайте!» Я говорю: «Ладно, если что-то новенькое будет у меня, то на будущий год».

Радуюсь, как изменилась Коломна, особенно во время подготовки к 800-летию многое было сделано. Я тут прожил с раннего детства ― грязь непролазная была, перенаселение. В двух наших монастырях сколько народу жило! А что на территории Ново-Голутвина монастыря! Там стояли сараи, клети какие-то, и свиней водили, и гусей, и коров, и лошадей! Всё это стекалось, жижа была, зловонье… Кстати, картинка такая стоит. Как-то выхожу на улицу (сейчас она Святителя Филарета), вернее, переулок Мешкова (улица Мешкова у Мемориального парка, а переулок вдруг в кремле!), глянул туда, к Блюдечку, к 3-й школе, улица Лазарева проходит. Вдруг появилась лошадь, идёт неспеша, мужик сидит, что-то жуёт. Лошадь проезжает, бочка, палка и ковш прикреплены к бочке. Проехал. Следующая – точно такая же картина: нечистоты везут по городу. Их мы звали «злотарщики». Они к нам приезжали тоже чистить: вначале просили у нас воды, добавляли туда, размешивали всё это черпаками – и в свои бочки, естественно, неаккуратно… Но меня поражало, что он может поехать, чем-то вытереть руки – и яблоко, допустим, есть. Сейчас этих картин уже не увидишь!

Сейчас город поменялся. Вам нравятся эти изменения, которые в городе происходят? Есть принятие?

Есть. Мы с Лёшей Фёдоровым, моим другом, художником, краеведом, несколько книг сделали: он как художник, а я писал. Вот он говорит: «Ой, как раньше было!..» А я говорю: «Лёша, это с каких позиций? Тебе нравилось обшарпанное здание стоит – мазочек такой, такой. А сейчас колокольня стоит ― жёлтый и белый, никаких нюансов нет, да? Или штукатурки не было на этих же храмах, все здания не покрашены были! Заборы-то какие стояли? Сейчас аккуратнее». – «Да вылизан город стал!» Я говорю: «А что, разве плохо? Заботу проявляют, для людей же вылизывают город!» Так что в каких-то моментах я с ним не согласен.

Но многое меняется не в лучшую сторону. Сейчас к вам шёл, думал: у меня был снимок, мы его использовали в «Коломенской правде» – решили разыграть читателей к 1 апреля и рассказать, что над колокольней, над церковью Иоанна Богослова, появился летящий светящийся объект, НЛО. Я думаю, чего сделать? Взяли с фотографом Юрой Имханицким лист толстого стекла, я изобразил на стекле НЛО – лучи от него расходятся, он летит. Вылезли на крышу нашего здания редакционного. Я держал так, чтобы рук не было видно. Он сфотографировал через это стекло с рисунком, захватил он и колокольню, и основной купол церкви. Всё сфотографировал, проявил, напечатал. Что-то не то! Я говорю: «Юра, сделай этот снимок отдельно». И я взял и пририсовал всё это. Но в газете получилось, звонки были: «На самом деле? Вроде кто-то говорил». Это уже догадки пошли, никто не говорил. «Ой, у вас прямо там над Старым городом висело всё это!»

К чему я: шёл – колокольня, а здесь здания впритык к улице Октябрьской Революции, от углового дома и практически до «Книжного мира», поближе, наверное, немножко, и подивился: то сетка была, не видно было за ней, а сейчас сетку убрали. Думаю: что же вы сделали! На том снимке, который мы сделали лет 25 назад, там хорошо видны окна, какие были, орнамент, лепнина, похоже чем-то как с вашей стороны на этом здании. А сейчас… Сколько раз выступали в своё время, ещё в советские годы, и в «Крае родном» печатали об этом: мол, что же такая обезличка идёт?! Ремонт затевают, всё это стёсывают – так проще. И вот те на – через столько лет похожая картина! Совершенно не то здание получается, не 19 века.

Спасибо, Анатолий Иванович, за то, что вы пришли, за то, что вы рассказали, поделились, за ваше время! Будьте здоровы, и будем надеяться, что всё будет благополучно.

Рассказчица: Галина Александровна Ерохина.
Собеседник: Екатерина Ойнас.
Дата интервью: 20 июля 2023 года.

«Дерево, ты помнишь: тут мы когда-то бегали»

Где и когда вы родились?

Коренной житель Коломны. Родилась 1 декабря в этом городе.

Вы сказали, что вы были в нашей квартире или знакомы с несколькими жителями из нашей квартиры. Начините про это рассказывать. Где, при каких обстоятельствах, когда, кого вы знали?

В этой квартире я появилась ребёнком. Это были 1960-е годы. Моя мама дружила с четой Шиловых, живших в этой квартире, в этой комнате. Гурий Алексеевич Шилов ― художник, Валентина Семёновна, супруга, ― зубной врач, стоматолог. У них были дети ― Юрочка и Валечка. С ними я и дружила, больше, конечно, с Валечкой: Юрочка был постарше. Почему я так говорю ― Юрочка, Валечка, ― потому что это пошло от моей мамы. Моя мама дружила с этой семьёй,от этой фразы и пошло ― Юрочка, Валечка, и так осталось до сих пор. С Валечкой мы дружили до определённого времени, потом она уехала в Москву. А брат Юрочка был редактором газеты «Коломенская правда».

 

Головка сыра к чаю

Расскажите о квартире, обстановке в этой квартире, в какое время вы бывали? В будни или по праздникам? Как встречи проходили?

Встречи проходили достойно. Это напоминала салон мадам Шерер у Толстого в «Войне и мире». Большая комната ― не эта, а та, которая сзади находится. Большой рояль. Что я запомнила ― большой рояль, как войдёшь, слева, именно рояль. На стене, над рояле, картина художника Гурия Алексеевича Шилова, как раз того, который жил в этой комнате.

Хозяйка этой квартиры, так сказать этого салона, Валентина Семёновна, приглашала мою маму: «Симочка, приходи, сегодня будет чета Белиных и Саша Полковников». Симочка брала меня, и мы приходили сюда. Саша Полковников играл на рояле ― не знаю, кем он был, я ребёнком была, но у меня остались очень хорошие воспоминания, беседы были благородные. А мы с Валечкой играли, бегали на улицу.

В некоторые годы приезжал зоопарк, он располагался в конце сквера, внизу.

Сквер Ленина?

Да. Мы бегали с Валечкой в зоопарк смотреть зверей. Детство проходило на ура.

В зоопарке кого вы видели, что за животных привозили?

Там небольшой зоопарк. Зебру я помню, лев, собачки.

Вернёмся в квартиру. На этой картине что было изображено?

Пейзаж очень красивый. Я потом его видела в кабинете Юрочки, когда он был редактором «Коломенской правды», в его кабинете висела эта картина, я её видела. Я на неё всегда обращала внимание.

На этих встречах были чаепития?

Обязательно! Художники ― народ гостеприимный, доброжелательный. Внизу же был магазин «Три поросёнка», и Гурий Алексеевич покупал головку сыра в этом магазине, чаепитие было с этим сыром и не только, были и другие угощения.

Припомните, какие ещё были?

Конфеты, печенья… Дети же особо не любят кушать, они больше любят бегать и играть. Запомнилась головка сыра! В то время никто головками сыра не располагал ― кусочек 200–300 грамм, а здесь головка сыра. Меня это, конечно, впечатляло!

Это год какой примерно был?

Где-то 1960-е, 1962–1963. Из окна парад смотрели. Раньше здесь проходил парад. Прямо из окон Шилова махали! Нас с Валечкой ставили на окно, мы были с шикарными бантами на голове, мы стояли и махали, а парад проходил. Мама рассказывала: «Военные идут и вот так показывают».

Вы чувствуете в это время, что вы в привилегированном положении?

Да!

Это положение нравилось?

Да, была эйфория, праздничное радостное настроение.

 

«Подошёл Дед Мороз ― и я расплакалась…»

Как оказалось, что Шиловы близки с вашей мамой? Чем занималась мама в это время? Кем она была?

Моя мама была фельдшером на здравпункте, а Валентина Семёновна, хозяйка, была стоматолог, тогда говорили зубной врач, стоматолог не очень звучало тогда. Они там познакомились.

Где находился здравпункт?

На заводе Текстильмаш. Он тогда действовал, там был здравпункт.

Мама вас брала на работу, вы были там?

Нет.

Где мама получала образование?

В Коломенском медицинском училище, фельдшерское отделение.

Часто приходилось с мамой проводить свободное время? Как вы проводили?

Часто. Очень много гуляли по городу! Я запомнила, мы шли улицей Октябрьской Революции в сторону Голутвина, по правой стороне, по тротуару. Весь тротуар был в листьях, это была осень. Я шла, ножками по листьям так делала. Мне это так нравилось, до сих пор осталось в памяти!

До Мемориального парка, наверное?

Да. Отсюда до Мемориального парка. Мы раньше жили раньше на улице Комсомольской, дом 2.

Это ближе к Октябрьской в старом городе?

Где сейчас соцзащита, раньше это был детский сад, я туда ходила. Напротив дом, он стоит углом, Комсомольская 2.

Что это был за дом? Это общежитие?

Это был четырёхэтажный элитный дом. Он так и назывался ― «дом ИТР» ― инженерно-технических работников. Во дворе был фонтан действующий. Жили в основном инженерные работники с Текстильмаша. Тогда ведь было много приезжих из Ленинграда инженеров: чтобы восстановить завод, прислали оттуда инженеров. Они жили в этом доме. И мы жили здесь.

До какого времени вы там прожили?

Наверное, до 1961—1963 года, точно уже не вспомню.

Квартиру там дали полноценную?

Нет, у нас была комната. Комнаты большие, потолки высокие, коридор шикарный: можно ставить диван и устраивать танцы! С нами жили ещё соседи: учительница, директор школы, где сейчас медицинское училище располагается. Там была школа, по-моему, номер 4, я сейчас не помню. Меня она как директор школы взяла, по-соседски, маленькую, туда на ёлку. Я помню, ко мне подошёл Дед Мороз ― и я расплакалась, я испугалась этого бородатого дядьку! Там была школа, она была директором, она была наша соседка. Жили очень хорошо, дружно, культурно.

 

«Мы прятались в рощице ромашек»

Чем была наполнена ваша жизнь? Почему вы говорите об этом сейчас как о жизни спокойной, добрососедской?

Детство у всех, по-моему, проходит шикарно, на ура. Было чувство спокойствия, равновесия что ли, благодатного взаимодействия со всеми. Это детство!..

Жили вы с мамой, в какой составе?

С мамой и тётей ― маминой сестрой. Тётушка Надежда Михайловна работала на Текстильмаше очень много лет. Она стахановка, зачинатель стахановского движения на Текстильмаше. О ней тоже есть статья в книге «Коломна». Её звали Надежда Михайловна Ерохина.

Маму как звали?

Серафима Михайловна Ерохина.

Квартиру вы получили, потому что мама и сестра работали?

Да, с Текстильмашем были связаны.

Кого-то ещё из соседей припомните, кроме директора этой школы? Кто ещё с вами там жил? У вас была комната и?..

И у директора школы.

На ваши две семьи была кухня?

Да. Большая кухня!

Расскажите, как это было: с плитами, топилось, не топилось?

Не топилось. Был газ, по-моему. Дров никаких не было ― это точно.

Какого времени этот дом? 1930-е годы?

Наверное, да. Он старинный, с фонтаном, с палисадниками. Один фонтан со множеством струй.

Он летом всегда работал?

Всегда работал! Мы играли, детишки, подбегали туда.

В какое время он исчез, этот фонтан?

Мы уже уехали оттуда. Мы переехали.

Припомните что-то из дворовой жизни, как это происходило?

Происходило очень весело. Летом выносили одеялко, детишки, на этом одеялке играли, располагались, лежали, баловались, веселились. Я помню, были очень высокие ромашки, росли садовые ромашки очень высокие, я же маленькая была. Мы заходили в эту рощицу ромашек и прятались, они с головой укрывали! Такой высоты они были.

Их кто-то высаживал, ухаживал?

Вероятно, кто-то высаживал.

Зимой какие развлечения были?

Строили горки из снега. В валенках, баловались, по снегу бегали, в снежки играли, прямо в снег лицом падали. Детство было хорошее.

 

Шикарный велосипед

В какие ещё близлежащие коломенские дома вы ходили с мамой в гости, кроме этого дома?

Напротив вашего дома стоит красный дом, там раньше был горисполком, потом паспортный стол. Вот туда мы ходили с мамой в гости, на второй этаж: как поднимешься ― и налево, где-то в середине комната, там тоже комнаты и длинный-длинный коридор. В одну из этих комнат мы ходили в гости, там жила женщина, мама называла её Соня, Софья, мы к ней приходили иногда в гости.

Там как обстановка была?

Там тоже высоченные потолки! Большая комната. Коридор длиннющий ― бегай не хочу!

Там тоже с кем-то из детей встречались?

Нет, там никого, там она одна жила. Подруга мамина.

Вид из окна был именно на площадь?

Да. Сюда, на памятник Ленину.

Расскажите об этом сквере. Вам тут приходилось гулять в то время?

Да. Каталась на трёхколёсном велосипеде, мама привезла из Москвы с таким трудом: раньше же электричка не ходила, доходила, по-моему, до Раменского, дальше пересадка на другой поезд, в общем, с трудом привезла этот велосипед. Шикарный велосипед! У меня где-то фотография есть, где я сижу на велосипеде. Катались вокруг памятника в этом сквере и в следующем, имени Зайцева.

Зайцева знала моя мама, дважды Героя (Советского Союза ― ред.). Он приходил в здравпункт лечить зубы. Очень скромный, это я запомнила, это мама рассказывала.

Все знали, что он Герой…

Да, и он очень скромный. Эти воспоминания о нём остались.

Ещё припомните о каких-то знакомых, друзьях, особенныхе местах в городе того периода? Про речку ― ходили ли вы купаться и куда?

Купаться ходили на пляж в Бочманово, когда уже переехали мы на улицу Дзержинского, дом 14.

В связи с чем переехали?

Поменялись. Те, которые жили на улице Дзержинского, 14, они работали на Текстильмаше, им было далеко ездить. А мама моя уже перешла работать в ту часть города. И мы с удовольствием поменялись ― они сюда, мы туда, разъехались. Мы на пляж уже ходили в Бочманово.

А здесь мы ходили на пляж, я ещё была маленькой девочкой, на Москву-реку. Мы переходили мост, на ту сторону, там был небольшой пляжик, песочек. Сейчас нет ничего, а раньше был пляжик, мы купались там немножко. Ещё на Коломенку ходили. Тогда плотины не было, Коломенка была меленькая такая, мы заходили попрыгать, побаловаться. Но водичка была чистая, и рыбки плавали маленькие, это я помню.

Где сейчас трамвай делает кольцо напротив тюрьмы, там тоже жили наши знакомые. Там был деревянный дом, шикарный сад. Мы приходили туда в гости.

Дом на отдельную семью?

Да, свой частный дом.

Это Гражданская улица?

Наверное, да. Где трамвай делает кольцо. Там был частный дом, сад, мы туда иногда приходили в гости. Сад красивый, в саду беседка, тоже очень уютная, приятная, увитая плющом. Мы играли, там был мальчик Коля, мы с ним играли. Потом на речку бежали, как раз на Коломенку.

Что там за семья жила?

Там жила семья Маковских.

Кем они были?

Дочь у них Руфина, она была соседка нашей в новом доме Дзержинского 14, Руфина Маковская была нашей соседкой, по мужу она Фролова. Моя мама дружила очень с ними. А там жили её родители, и мы иногда приходили в гости.

Что в саду росло?

Очень много цветов! Сад был весь из цветов. Мне кажется, там плодовых деревьев, может, один-два было. Всё в цветах!

Какие цветы были?

…Высокие! Гладиолусы, пионы… очень много цветов.

Это конец августа – гладиолусы?

Да. Мы когда уходили, она всегда нам цветы не рвала, а срезала. Для меня это так было интересно, у неё ножницы специальные, она каждый цветочек аккуратно срежет, срежет, в букет ― и нам давала.

Видно, что с любовью возделывала сад?

С любовью! Видно, что это её детище, что она вложила туда душу.

Огородных культур не было там?

Может быть, и были, но ребёнком это не интересовало: нам побегать, поиграть, побегать, повеселиться.

 

«Мы смеёмся и про козлика поём»

Как ваша детская жизнь изменилась с переездом на Дзержинского?

Новые друзья, новые знакомые, новые увлечения. Школа.

В какую школу вы ходили?

До восьмого класса в 24-ю школу, 9–10 классы (тогда 11-го не было) в 20-ю школу. Только хорошие воспоминания.

Где вам больше нравилось?

В 20-й школе. Я уже была более взрослой, более самостоятельной, в 20-й школе мне было комфортнее.

Любили школу?

С первого по четвёртый класс очень любила. 9–10-е очень любила, а вот промежуток с пятого по восьмой ― не очень.

Почему?

Произошёл перелом. С первого по четвёртый одна же учительница вела, мы были как её дети, Волкова Надежда Васильевна. С пятого по восьмой ― много учителей…

Кроме школы посещали студии, кружки, Дом пионеров?

Нет. Я рисовала. У нас была учительница по рисованию, она всё время говорила: «Галя, тебе надо поступать в Рязанское художественное училище!» Это уже восьмой класс. С первого по четвёртый класс был при школе детский хор, мы туда ходили петь, мне нравилось! Из разных классов был организован хор. У нас учительница весёлая была Лариса… отчество не вспомню. Мы пели песню про козлика: «Козлик-козлик…» Она дирижирует, так это торжественно, так всё весело, мы все смеёмся и про этого козлика поём. Помню до сих пор!

Потом с этим выступали на общешкольных мероприятиях?

На общешкольных концертах выступали. На Новый год я зайчиком была: спектакль организовывали всегда на Новый год, меня почему-то всегда выбирали зайчиком ― костюм надевали, уши белые, хвостик сзади такой пушистый.

Дома Новый год отмечали?

Обязательно настоящая натуральная ёлка из леса!

Ставили и на Комсомольской, и на Дзержинского?

Обязательно! Наряжали не только игрушками, но и конфетами, пряниками, орешками, заворачивали в слюду – «золотце» – и наряжали. Игрушки были интересные – не просто шары и сосульки, а именно фигурки: лошадка, машинка, Снегурочка маленькая. Ёлки очень красивые были, для детей одно наслаждение!

Есть ещё воспоминания, связанные с Новым годом, вы дожидались 12 часов?

Да, дожидались обязательно!

Это было застолье?

Небольшое застолье. Обязательно били часы. Загадывали желание. Не говорили никому! Торжественно… Не с разгульной весёлостью, а с торжественностью встречали Новый год.

На эти застолья приходила семья или кто-то ещё?

Очень редко. Мама уже позже, в более поздние годы, с четой Шиловых в ресторане справляли Новый год, сам Новый год непосредственно в ресторане.

В каком?

Мне кажется, «Советский» ресторан, по рассказам. Я там не была, мы, дети, оставались, и с нами один взрослый оставался.

Где он находился? Где гостиница «Советская»?

Он и сейчас есть. Да, по-моему, там.

Здесь же был ресторан «Коломна».

Да, но это ещё позже.

Кто-то из взрослых с нами оставался, мы детишками оставались, а взрослые шли в ресторан.

Другие праздники отмечали?

1 Мая обязательно! Из окна махали. И так на парад ходили, уже сами, когда стали постарше, в школе стали учиться, ходили с плакатами, шариками, цветы делали. Любили цветы делать! Из разных бумаг наберём, гофрированные бумажки: зелёный, красный, синий, жёлтый – из них вырезали цветы красивые, с ними на парад ходили.

 

«Нас в спальные мешки полностью закутывали и на веранду клали»

Ещё в какие-то дома ходили коломенские, на Красногвардейской улице? Или старались своим двором держаться?

Как бы да. Дворовые соседи…

Похоже, что ваш дом активный, многолюдный.

Да. Вы спрашивали Комсомольская, 2, кто ещё там жил. Там дом стоял (и сейчас стоит) буквой «Г». В ножке «Г» жили мы, в отведении жил главный инженер Бугера. Чета такая тоже интеллигентная, благородная, они жили там. Потом они переехали в район Голутвина, он уже служил в КБМ главным инженером.

До этого работал на Текстильмаше?

Да. Может быть, я ошиблась в чём-то. Просто я хочу сказать, что заслуженные люди.

Расскажите немножко про садик, про этот дом. Вам два шага было дойти.

Да. Но скажу сразу: садик я не очень любила. Когда меня мама отводила, я всегда просила: «Мам, пораньше! Мам, пораньше!..» Нет, в саду всё было хорошо: кормили… В кормёжке я не любила лук ― нальют суп, и там лук… Как же я не любили этот лук! Мы гуляли, там была территория, но помимо этого нас водили гулять на какой-то большой луг с цветами, на этом лугу мы гуляли, веселились, потом нас забирали и отводили обратно в детский сад. Развлечений было много в детском садике. Помню, там машинка была деревянная, стоящая на месте: деревянные колёса, деревянный кузов, – я любила там сидеть и рулить. Где-то фотография даже была, что я сижу за этой машинкой и рулю.

Двухэтажный дом был, мы там спали… Тогда практиковали веранды на свежем воздухе. Там стояли кроватки. Нас в спальные мешки с руками полностью закутывали и на эту веранду клали спать на свежем воздухе в дневной час после обеда. Я не любила: руки-то не вытащишь, нос чешется ― не почешешь! Нас пеленали полностью: голова, всё закрыто, открыто только личико, и это личико нельзя было почесать! А так всё благородно, всё достойно, всё на высшем уровне.

В летней период там же были? Кто-то рассказывает, что были летние дачи, выезжали за город…

Выезжали. На месяц нас вывозили в Запрудах стоял дом, там сквер сейчас новый сделали, в конце этого сквера параллельно дороги здание, в него нас вывозили, мы гуляли в этом сквере. Мне там не понравилось, я плакала, и меня мама забрала раньше времени.

Вы чувствовали, что вы любимый ребёнок в семье?

Да. Очень любимый! Столько любви я имела, это не описать словами!

Кто-то ещё из родственников в городе жил? Вы с тётей жили, получается. А бабушки, дедушки?

Нет, бабушки с дедушкой уже умерли.

Вы их совсем не застали?

Да. Ещё тётя с дядей: мамин брат и его жена. Они жили на улице Ленина. Дети их тоже учились в 24-й школе, Виктор и Михаил, сейчас никого нет.

Тогда вы поддерживали отношения?

Да-да-да, в гости ходили друг к другу. Гостеприимные очень люди, всегда стол накрыт ― только с порога входишь, уже стол накрыт. Они жили на улице Ленина, дом 4.

Это какие годы?

Это уже 1970-е.

В 1960-е они где жили?

Брат мамин военный, он политрук был на границе, как раз началась война, Брестская крепость ― он там был. Он как военный, по гарнизонам, на Дальнем Востоке он был… Промежуточек этот я не очень знаю. Знаю, что они жили даже не Ленина, 4, а на Ленина, 6, дом около стадиона.

 

На лыжах в тыл врага

Мама была участницей войны. Остались воспоминания?

Написана информация в газете «Коломенская правда». Часть информации: приезжал корреспондент, по Московской области собирал информацию о партизанских отрядах, приезжал к нам домой, она давала интервью.

Как она попала на войну?

Она как медик.

Была призвана?

Да. После окончания медицинского училища у неё было звание фельдшера.

Сколько ей было на момент начала войны?

Лет 30.

Какого она года?

30 мая 1913 года. Они учились сначала, их не сразу послали. Сформировали 52-й истребительный батальон.

Где это происходило?

В Коломне, на базе дома отдыха «Северское». Их учили обращаться с гранатой, бросать бутылки с зажигательной смесью, ходить на лыжах. Они как раз в декабре ― тулупы, лыжи, фляга со спиртом на случай обморожения, пистолет, сумка медицинская ― вот они на лыжах пошли в тыл врага.

В каком районе они оказались?

Район Подольска, Можайска, в ту сторону они пошли. У них было несколько походов.

Это уже 1942 год?

1941–1942, декабрь–январь.

Она всю войну прошла?

Нет, не всю. Потом их мобилизовали, и уже в городе она работала, где сейчас около трамвайной остановки «Комсомольская», там уголок милиции, полиции, там был здравпункт. У меня тоже интересовались, где здравпункт, я подарила им фотографию, у них музей организован небольшой.

При МВД, при участке?

Да. Там был здравпункт, моя мама работала на здравпункте после войны.

В какое время она вернулась в Коломну?

1942 год, по-моему, она уже в Коломне работала.

Ей приходилось участвовать в боях?

Да. Она рассказывала, что пули свистели над головой. Они преследовали группу фашистов, в их задачу входило обнаружить вражескую технику и живую силу противника и уничтожить. Они вышли как раз на эту группу. Начался сильнейший огонь ― миномётный, из всех орудий. Снег был глубокий, она говорит: «Мы легли в снег. В снегу лежишь, не шевелишься, тишина. Чуть шевельнулся ― пули свистят над головой!» Несмотря на то, что они были в маскхалатах, экипировка была очень хорошая: валенки, специальные варежки с двумя пальцами, чтобы стрелять, тулупы, маскхалаты, лыжи и палки.

Ещё она рассказывала (это следующий эпизод): её оставили ― пошли на разведку бойцы, а её оставили, вырыли землянку маленькую, блиндажик небольшой. Она говорит: «Пока жду бойцов, чай вскипячу!» И пошла с ёлочек снег собрать чистый. И слышит ― немецкая речь. Немцы проходят рядом. Она притаилась ― прошли. А то бы неизвестно, что было… Она чай поставила, бойцы пришли, чай горячий!

Это мама в какой-то момент рассказывала вам? Время от времени возвращалась к этой теме?

Особо на этом не акцентировали внимание. В основном ― когда начали интересоваться люди: краеведческий музей, музей боевой славы. Потом стали создавать советы ветеранов, она там участвовала, её приглашали на разные мероприятия.

С какими чувствами мама об этом вспоминала?

«Не дай бог! ― говорила она. ― Не приведи бог никому пережить это!»

У вас только мама была участницей войны в семье?

И дядя, политрук, мамин брат.

Дядя что-то рассказывал?

Нет. Он не любил говорить. Сами понимаете: на границе, Брестская крепость, политрук. Раньше ведь как: если политруки попадали в плен, фашисты вырезали звезду на теле, что он политрук, прямо по живому…

Другой мамин брат, Рафаил, на Текстильмаше работал. Был очень хорошим работником! Когда началась война, их в эвакуацию отправили в Харьков. Там завод, они там работали. Он там после войны так и остался, создал семью. Сейчас уже тоже никого нет.

 

«Королевство кривых зеркал»

Тогда вы ездили к брату?

Он приезжал.

Где гостей размещали?

Уже на Дзержинского, 14 жили. У нас.

На раскладушке?

Да. Ночь у нас, ночь у своего брата.

Кто-то ещё из иногородних приезжал к вам?

Да нет вроде.

На Дзержинского у вас была уже своя квартира?

Нет, тоже комната.

Там кто у вас среди соседей были?

Фроловы или Маковская, как я вам рассказывала. Она работала на Коломзаводе инженером, увлечение у неё было пение. Она занималась в кружке при Коломзаводе, пела очень хорошо. Я помню её песню «Ландыши»: «Ландыши, ландыши…» Она пела очень красиво, голос звонкий!

Другая там соседка там жила, её звали Татьяна. Потом стали все разъезжаться. В небольшой период одни соседи менялись, то другие, то мы уехали, то они уехали. Во дворе очень дружно все жили. Лавочек раньше очень много было во дворе, красивых таких, со спинками, помню, голубые крашеные лавочки. И все сидели на этих лавочках. Народу много! Мы прыгалки прыгали, и в верёвочку, и с битой прыгали. Игр было много разных: лапта… чего только не было! Раньше же не было ни интернетов, ни телефонов, телефон если был ― только стационарный, в квартирах. Игр было о-очень много! Потом, у нас через дорогу парк Ленина, сейчас называется сквер на Окском, там было очень много развлечений: карусели, помню, с фигурками, лошадок, жирафов. Я любила на жирафе всегда кататься! И другие разные: барабаны крутить ногами… очень много всего было.

При этом сквере ещё на лето организовывался лагерь, детишки приходили, до 5 часов там были, после 5 уходили домой, и так каждый день. Там было очень много развлечений. Там был летний сад, в котором устраивали концерты, показывали фильмы. Ещё была тайная комнатка, тёмная, мы её называли «королевство кривых зеркал»: подходишь ― в одном зеркале ты тонкая и длинная, в другом зеркале ты толстая и широкая.

Это постоянная была площадка?

Да-да-да. Сейчас, конечно, ничего не осталось, кроме старых деревьев. Я иногда хожу туда, дерево обниму: «Дерево, ты помнишь, тут мы когда-то бегали». Ещё там было очень много питьевых фонтанчиков. Мы набегаемся, жарко, попьём из этого фонтанчика ― да-альше бежать! Всё было интересно, всё красиво. Это детство! Детство у каждого достойное.

В каком возрасте вы поняли, что детство закончилось?

Никогда! Детство постоянно в душе остаётся.

Вопросы, связанные с тем, кем быть, куда пойти учиться…

Более умным становится человек, более хитрым.

Я полностью школу окончила. У нас тогда было 10 классов. Потом медицинское училище ― после десятилетки там сокращённая программа.

Училище на Пушкина?

Тогда было не на Пушкина, тогда было напротив военкомата, мы там учились.

Это в мещаниновском доме, в усадебноме?

Да.

В каком году вы поступили?

1971–1973.

Как сюда добирались с Дзержинского?

Очень легко: на трамвае до Пионерской, а дальше пешком по прямой. Никаких проблем! Я же говорю: детство, юность ― всё это легко, беспроблемно.

 

«У курсантов мы были в приоритете»

Вы соседствовали здесь с артиллерийским училищем. Какие-то истории были связаны с этим?

Обязательно! Они нас приглашали на «Огонёк», с угощениями небольшими, обязательно музыка живая, танцы. Они нас приглашали, мы к ним приходили, танцевали, знакомились.

Что это было за место?

Это был Красный уголок прямо у них на территории артучилища.

Все отзывались на приглашения?

Вероятно, все. Обычно выбирали группу. Мы были нарасхват: мы считались старшей группой, после десятилетки, такая группа одна. Обычно в медицинском училище группы после восьмилетки, а после десятилетки одна. К нам относились очень уважительно, мы были в приоритете, я бы сказала! Нас приглашали в артучилище. Мы были на первом месте!

Это без повода?

Нет, под праздники. Военное учреждение, объект военный, там особенно нельзя… Под Новый год, 8 Марта, 1 Мая, такие небольшие праздники.

Как готовились?

Готовились, в парикмахерскую ходили, очередь занимали ― парикмахерских было не так много, салонов вообще не было.

В какую вы ходили парикмахерскую?

В разные. Один раз знакомая сказала идти в какую-то, которую даже не знаю, где находится. Так я ходила в своём районе, на улице Ленина у нас парикмахерская. А это куда-то в район горбольницы, вглубь, к хлебокомбинату, где мастер необыкновенный. Мы туда пошли, нам причёски сделали, чтобы пойти на этот вечер!

Как наряжались? Как решали проблему с нарядами?

Раньше выбора особо не было в нарядах. Было одно–два платья специально выходных, праздничных. Из них выбор, из этих двух: или, или.

Другое платье, в котором вы посещали занятия? Формы же не было в медучилище?

В белых халатах, чепчиках.

На занятии и лекции?

Да.

 

Трудно рисовать море

Какое отделение в училище вы выбрали?

Медсестринское. После десятилетки только одно было, медсестринское.

Почему именно медучилище?

У меня мама же медик.

Мама настаивала?

Мама немного направила меня. Но мне и самой понравилось. Когда началась тема десмургия ― это повязки, ― там нужно было наложить повязку, а потом снять её. Бинты-то не были одноразовые, мы их использовали многократно. Бинты надо было скатывать. У меня лучше всех получалось скатывать бинты, потому что я уже знала!

Как же с художественными вашими желаниями и способностями?

Я рисовала дома.

Сами для себя?

Да. Мы поехали на юг как-то со спортивной секцией, на Чёрное море. Я в первый раз увидела Чёрное море. Я так была поражена! Мы ехали автобусом, я прильнула к окну автобуса и не могла оторваться взглядом от моря! Мы ещё ехали с горы, спускались, так красиво было! Когда мы на следующий год поехали, я взяла с собой краски, бумагу ― сейчас буду рисовать море. И у меня не получилось. Оказывается, так трудно рисовать море!..

Вы окончили тогда художественную школу или посещали студию?

У меня были учителя Шиловы.

Брали у них уроки?

Дочь Валечка поступила в Рязанское художественное училище, она мне давала уроки.

Вы поддерживали отношения?

Да, хотя всё меньше и меньше ― все заняты, у всех свои дела и проблемы. Помню, один раз она пришла ко мне, говорит: «Что ты делаешь?» Мне бы надо что-то нарисовать. «Сейчас я тебе нарисую!» Вот такими мазками красивыми она всё это… «Скажешь, что это дочь художника Шилова тебе рисовала!» Я до сих пор помню этот момент!

Она с гордостью или со смехом это говорила?

И с гордостью, и со смехом.

Она вас немного направляла, давала уроки? Это по-дружески было? Несистемно?

Нет, так, детское увлечение.

Вы сохранили до сего дня это увлечение?

Конечно, нет. Иногда фломастерами побалуюсь. Было вдохновение ― весь блокнот изрисовала портретами, просто из головы, из ниоткуда: портрет индейца, портрет ковбоя, третий портрет… просто вдохновение было.

 

На соревнования ― на молоковозе

Со спортивной секцией, вы сказали. Занимались спортом?

Да, лыжами.

Где и когда начали?

Спортклуб «Ока», стадион «Труд», по Окскому проспекту. Тренер ― Николай Малюгин, очень хороший человек, сейчас уже его нет. Он принял меня в свою секцию, очень добродушно ко мне относился, хорошо.

В каком возрасте?

Уже лет в 20.

Уже после окончания училища?

Да. Спонтанное желание было: хочу заняться спортом, именно лыжами. Он меня взял. У меня так пошло-пошло… Он потом брал меня на соревнование, мы выезжали группой, соревновались, у меня есть фотографии с лыжных соревнований.

Куда выезжали, в какие города?

По Подмосковью: Электросталь, Чехов, Подольск. Много ездили на соревнования. И здесь тоже, Морозовка ― там раньше очень часто были соревнования, там так было организовано было всё хорошо. Сейчас, по-моему, не проводятся соревнования, но раньше там очень часто проводились соревнования. Место такое хорошее, с горками.

Что это за место?

Это в сторону Богдановки, не доезжая Богдановки. Так и называли: «в Морозовку поедем». Один раз я проспала. Соревнования начало в 10 часов, а я в 9 только встала. Бегом-бегом! Хорошо, лыжи уже были готовы, смазка, в чехле. Подбегаю к автобусной остановке у Старого города ― автобусов нет. Что делать?! И вы не поверите: стоит машина, молоковоз (сейчас таких нет: кабина на двух человек, а сзади цистерна жёлтая, написано «Молоко»). Я к нему: «Вы понимаете, такая ситуация, мне нужно обязательно быть на соревнованиях, иначе команде не засчитают, будет поражение! Вы не могли бы меня довезти?». Он подумал: «Довезу!» Мы лыжи на эту цистерну сбоку, я к нему в кабину ― мы туда помчались! Успели. Примчались к деревне Морозовке, я быстрее лыжи схватила, бегом-бегом, расчехлила, надела ― и старт! Как я успела! Тренер: «Где ты была?» Но всё прошло благополучно, достойно.

Какие-то были особые достижения у вас спортивные?

Кандидат в мастера спорта.

Вас это как-то грело, удерживало в спорте, вам хотелось этих достижений?

Немного. Я не рвалась к большой высоте. Но немного ― да. После этого я как раз поступила в педагогический институт на факультет физического воспитания. После этих занятий меня так потянуло, я так решила. В конце совместила, закончив экстерном: с третьего курса я перешла сразу на пятый и совместила спорт и медицину ― работала методистом по лечебной физкультуре.

Где это?

Сначала в реабилитационном центре «Коломна», 27 лет там отработала. Потом в ЦРБ ― Коломенской центральной районной больнице. Везде всё было достойно, коллектив хороший и там, и там.

Есть истории, особенно приятные вашему сердцу из трудовой жизни?

Интересные и смешные истории есть. Когда я работала в реабилитационном центре, там в основном детишки ходили. После обеда взрослые приходили, а до обеда детишки: распределение по группам, занятия, после гимнастики занятия на тренажёрах. Ко мне мальчик один ходил такой хороший, он всё время очень хорошо занимался. Я говорю: «Кем ты хочешь быть? У тебя склонность к занятиям». Он посмотрел на меня и говорит: «Поваром». Я говорю: «Почему поваром?» Как раз было лето, жаркое лето такое, я говорю: «Посмотри, жара, ты будешь стоять у плиты, варить этот борщ, кастрюля большая, от плиты жар, тебе жарко…» Он мне ответил: «Но надо же кому-то кормить людей». Мальчик ― шесть лет. Володя его звали. Такие истории.

Ещё смешная история. Девочка из другого города, они приехали с мамой отдыхать. Велосипед стационарный (у меня много разных тренажёров). Сидит, крутит на велосипеде, худенькая, маленькая. Мы тоже с ней разговариваем: «Как ты дальше думаешь? Чем хочешь заняться?» Она крутит велосипед, не отвлекаясь: «Я вот что думаю, Галина Александровна, я работать не пойду, я замуж выйду и работать не буду». Историй таких много таких разных. С детишками вообще интересно работать.

Вам больше с детьми или взрослыми нравилось?

И с детьми, и со взрослыми. Свой талант как-то я должна отдавать ― и взрослым, и детям. С детьми просто легко, у них чистая душа, с ними легче.

Может, что-то ещё хотите рассказать?

Я всё рассказала. Единственное: хочу пожелать Коломенской земле мира, счастья и благополучия! Всем доброго здоровья!

Спасибо вам за такие добрые пожелания!

Рассказчица: Елена Сергеевна Афанасьева.
Собеседник: Екатерина Ойнас.
Дата интервью: 17 июля 2023 года.

«Бабушка с дедушкой нам обеспечили счастливое детство и юность»

Мы поговорим о вас, вашем ощущении города, в котором вы прожили и живёте. Начнём с того, что вы представитесь полностью и скажете, когда и где вы родились.

Афанасьева Елена Сергеевна. Родилась в Коломне 29 марта 1956 года.

Начнём с самых ранних воспоминаний. Припомните, или иногда бывают истории, которые вы потом уже узнаёте, связанные с вашим рождением.

Помню, мама мне рассказывала. Родилась я в Коломне, потому что здесь постоянно жили бабушка с дедушкой. А мама с папой в это время жили где-то по пути от Коломны в Москву, совхоз где-то под Раменским. Какое-то время там жили. Мне рассказали про жуткую квартирку, в которой они жили, в которой иней появлялся в мороз в углу определённом. В семье было четыре дочери, я самая младшая. Грозили пальчиком: «Смотри, это Дед Мороз показал свою бороду».

Родители были настоящие советские люди. Скромные, особо ничего не гребли под себя, не захватывали. Но бабушка, которая увидела, в каких условиях живёт семья её дочери, чуть не написала Генеральному секретарю ЦК КПСС, чтобы оттуда вывезли. А папа – Герой Советского Союза. В каких условиях живёт семья Героя Советского Союза! Я не знаю, среагировали, не среагировали, но в конце концов мы оказались в Коломне. Этого я ничего не помню, мне было ещё до года.

Оказались в Коломне. Жили мы вместе с бабушкой. Кстати, нравы того времени. Бабушка с дедушкой жили в двухкомнатной квартире. Мы приехали туда – шесть человек сразу. В другом подъезде, напротив них, жила семья, их было четверо или трое. Это всё работники завода тяжёлого станкостроения. У них было три комнаты, и они сказали: «Пётр Иванович, переезжайте к нам. А мы к вам переедем, нам не нужно так много комнат». И вот мы оказались в трёхкомнатной квартире, в которой прошло моё детство и половина юности.

Это какой адрес?

Улица Суворова. Напротив завода тяжёлого станкостроения (Коломенский завод тяжёлых станков, КЗТС – ред.). Рабочий район. В доме были и коммунальные квартиры, рядом с нами, вот мы жили в трёхкомнатной. Строили дом, мне рассказывали, пленные немцы в 1940-е годы, начало 1950-х. Не знаю, как получилось, но квартира у нас была холодная долгое время, и когда делали капитальный ремонт, оказалось, что забутовывали только внешние стены, каркасы, а у нас были полые стены. После ремонта квартира стала тёплой.

В какие годы делали ремонт?

Наверное, 1960-е годы, середина 1960-х годов.

Что значит, в холодной квартире, не держала тепло?

Да, когда ветер дул в нашу сторону или был сильный мороз, там было достаточно холодно. Несмотря на то, что законопачивали щели, заклеивали окна,– это мало помогало.

В каком составе вы жили на Суворова, когда переехали?

Четверо взрослых и четверо детей. Бабушка, дедушка, мама, папа и нас четыре дочки.

Расскажите о бабушке и дедушке. Бабушка уже сыграла свою роль в этом переезде.

Бабушка почти всю жизнь была домохозяйкой, как было принято в довоенные годы. Дедушка мог обеспечивать семью, он работал на заводе тяжелого станкостроения. Он занимал ответственную должность – был зав. производством на заводе. Умнейший человек! Для нас, детей, он был  самым лучшим дедушкой на свете! Нам вообще повезло с семьёй очень здорово. Когда дедушка в 60 лет ушёл на пенсию, он занялся домом. У него были золотые руки. Бабушка у нас была генератором идей, она ему предлагала, что можно сделать для дома. Дефицит был с мебелью тогда, со всеми товарами, сложно жилось (но в то же время жили хорошо). Он этажерки, два шкафа он сделал, мебель для кухни. Делал он это очень хорошо, очень красиво, аккуратно. До сих пор мы на его табуретках сидим.

 

Клуб имени Павлика Морозова

Немножечко перескачу. У нас в доме, в конце 1950-х годов — в начале 1960-х, работал клуб от домоуправления. Он занимал подвальное помещение (оно было отремонтировано), куда приходили дети, с ними занимались взрослые в разных кружках по интересам. Занимались на энтузиазме, как волонтёры.

Дедушка занимался там столярным делом с ребятами. Один наш сосед, уже очень пожилой мужчина, до сих пор вспоминает, какую он сделал в то время полочку, как красиво её вырезал, всё под дедушкиным руководством, какую табуретку он сделал сам, своими руками, и что это умение повлияло на его дальнейшую жизнь, он научился руками своими что-то полезное делать. В клубе учили вышиванию, ставили спектакли с детьми к праздникам. Новый год встречали замечательно! Всё это силами дома и близлежащих домов.

Взрослые находили возможность сами приходить туда в свободное время.

Да. В основном пенсионеры.

Им хорошо – они заняты. И дети узнают что-то новое, помимо школы, двора. Работало это по выходным, по вечерам?

По вечерам. Это зависело от того, когда удобно собираться детям. Совмещали время, чтобы было всем удобно. Вечером приходили, в выходные и будни.

Сколько это просуществовало?

Где-то до середины 1960-х. Я в 1956 году родилась, я помню, он назывался «Клуб имени Павлика Морозова». Помню его до школы. В школу я пошла в 1963 году, после этого клуб не помню. То ли меньше стала туда ходить. Может, и был ещё, просто время детства сливается: начальная школа, дошкольный период.

Это было свойственно только для вашего дома?

Нет, были везде по городу такие клубы при домоуправлениях. Между ними было даже какое-то соревнование. Помню почему: дедушка с обидой говорил, что они готовились с ребятами ко Дню птиц, должна была быть демонстрация, они должны были выйти с чем-то, что своими руками сделано, он нарисовал силуэты птиц, ребята вырезали их лобзиками, раскрашивали, на палочки… разных птиц, которые водятся в Подмосковье, вышли… но почему-то первое место он не занял. Ему было обидно, он считал, что несправедливо. Он вложил свою душу, столько времени, сил…

Где дедушка мог изготавливать ту мебель для вашей квартиры?

Прямо дома!

Как это могло быть организовано?!

Одна комната была отдельная, а две смежные. Бабушка с дедушкой жили в отдельной комнате, родители жили в дальней маленькой комнате, маленькие спали с родителями: там стояли небольшие кроватки, мы спали. Старшие две дочери спали в большой комнате. Я не помню, на чём раньше спали, но у нас стоял диван-кровать, раскладывали его.

Кухня, туалет и ванная были свои?

Да. Всё это не смежное, а отдельное тогда строилось. Смутно вспоминаю, когда я была ещё маленькой (в 1950-е годы газ провели), на кухне была дровяная печка. В ванной стояла колонка, в которой тоже воду разогревали дровами. Но вода была уже, водопровод. Помню, как мы собирались на кухне, ели по очереди, дети сначала ели. Помню, дедушка мне сделал, назывался чурбачок: видимо, ствол дерева хорошо обработанный, на котором кололись дрова на кухне. Он ещё потом использовался, потому что мне было тяжело дотянуться до стола, до столешницы. Ставили чурбачок, на который я садилась. А ствол был без сердцевины, она вынута, полегче он был, он как бы на ножках стоял – я на нём сидела за столом, когда мы трапезничали.

Дедушка обустраивал квартиру…

Не всегда, не всё время. Если надо было сделать, бабушка говорила. Кроме того, он занимался много с нами, у него была феноменальная память. Он даже своих правнуков нельзя сказать, что репетировал по математике, физике, химии, но он просто помогал. Если что-то не получалось: «Иди к дедушке». Дедушка посмотрит: «Давай, говори, что ты думаешь». И потом направлял.

 

Дедушка – интеллектуальный центр, бабушка – генератор идей

У него была ответственная должность, работа. Можно представить, в каком он напряжении, ответственности жил. Как это сказалось на его характере, отношениях с близкими?

Он был замечательный человек! Когда я общалась с его тётушкой, уже взрослая была, мне она сказала: «Твой дедушка – соглашатель, всю жизнь». Он просто был очень корректным человеком. Я не помню, чтобы он когда-то повышал голос. До сих пор обида помнится, потому что единственная: я ходила в магазин и забыла взять сдачу. Он: «Ну, пойдём с тобой». Пошёл в этот магазин, я помню, он дал мне там подзатыльник. Было так обидно! Это была моя вина, я была очень рассеянным ребёнком, постоянно ключи от квартиры забывала, могла оставить в квартире ключ, захлопнуть дверь и уйти, потом вспомнить: что же я наделала!.. Но это попозже было.

Мы жили ввосьмером в трёхкомнатной квартире. Позже мама моего папы, вторая бабушка, достаточно состарилась, и стали искать возможность поближе её перевезти. Она тоже жила в Коломне, комната у неё была, около Парка Мира дом стоял – или комната, или квартира отдельная. Оттуда её взяли, обмен сделали, она стала жить вместе с нами: напротив у нас была квартира, там была коммуналка, какое-то время там жили.

На одной лестничной площадке были обычные квартиры и коммуналки?

Да. У нас была квартира отдельная, а рядом с нами две квартиры были коммуналки. Причём одна квартира была очень долго коммунальной: я уехала в середине 1980-х, она ещё была коммунальной. Напротив квартира – вышел в каком-то году указ, что Героям Советского Союза положен больший метраж на человека. У нас семья-то большая, и там уже бабушка жила (они жили вдвоём с папиным отчимом). И оттуда выселили, дали квартиру тем жильцам, которые там жили. Получилось, что мы в двух квартирах жили.

В квартире, где жила вторая бабушка, тоже была своя отдельная квартира со своей кухней, ванной, или они ходили к вам?

Конечно, было всё своё.

Как это повлияло на вашу семейную жизнь? Чаще собирались, гуляли больше вместе?

Я не помню, кто занимал, по-моему, мы так и жили в одной квартире, восемь человек. Время от времени у нас всё менялось, порядок менялся. У бабушки была своя комната, она жила в квартире напротив. Может быть, родители переехали в квартиру напротив, когда выехали соседи, когда она превратилась в отдельную полноценную квартиру. Родители, наверное, туда переехали. Я помню (бабушка ещё была жива), сестра выходила замуж, это была первая свадьба, родители расстарались! В одной квартире было застолье: там две большие комнаты были и через коридор стояли столы – в одной комнате и во второй. Двери снимали с петель. Проход, конечно, был между рядом столов. Но сидели гости и в одной комнате, и в другой. А в квартиру напротив мы приходили потанцевать, побеседовать, поболтать.

Это какой год был, когда сестра вышла замуж?

По-моему, 1972-е.

Как зовут сестру?

Наталья.

Как дедушку звали?

Пётр Иванович Комаров.

Бабушка?

Елизавета Фёдоровна. Бабушка – тоже личность. Если дедушка был центр интеллектуальный, то бабушка была генератором идей и организатором. Они свою жизнь посвятили, особенно бабушка, всю жизнь она не работала, дедушка на пенсии, посвятили своим родным. Бабушка была очень волевым человеком, лидером, всё шло от неё.

Какие-то истории припомните?

Родители были постоянно на работе. Бабушка организовывала жизнь. Она готовила прекрасные обеды, завтраки и ужины систематически! Когда сама вырастаешь, думаешь, что это было заложено в детстве, так воспитано.

Что у вас в семье было принято на завтрак, обед, ужин?

Первое, я помню, сложно сказать: с мясными продуктами в то время было сложно. Но всё-таки первое всегда было мясное – наверное, ходили на рынок, покупали. На первое готовились супы, борщи. Причём ориентировались на папу, потому что у него со здоровьем были сложности, и, допустим, борщ всегда был лёгкий, без всяких зажарок, никогда ничего не было жареного, всё, в основном, варёное или разогретое на сковороде. Много было супов. Картофельный суп, иногда мог быть картофельный суп с вермишелью, борщ, щи, щи из кислой капусты, рассольники – разнообразные были первые блюда.

Второе – картошка, гречка, рис. Гречку я ужасно не любила! Бабушка знала, кто что любит, что не любит, она могла всем скорректировать. Одна сестра не любила лук в супе – она мелко резала, чтобы его было не заметно. Я просто ненавидела, не могла есть гречку – она мне потом сказала: «У меня всегда стоит варёная картошка в мундире, на всякий случай!» Вот ко второму мяса у нас не было, это редкость, когда появлялись котлеты или что-то такое. Это из раннего детства.

 

«Я город так не любила, как деревню свою!»

У нас было большое подспорье – дача. В 1950-е годы благодаря папе выделили землю в деревне. Это моя любимая деревня Берхино. Я город так не любила, как деревню свою! До определённого времени в Коломне просто не хотела оставаться! На даче было хозяйство: картофель, морковь, лук – все базовые овощи мы там выращивали. Мы всё лето проводили на даче, естественно, помогали, пололи, когда надо, убирали. Не сажали только – дедушка сажал сам. У дедушки был образцовый сад и огород. Он уезжал весной, как тронется лёд, где-то числа 12 апреля, в Берхино, начинал там всё готовить. На майские праздники к нему приезжала бабушка туда, когда становилось уже тепло. Уезжали они оттуда 10 октября. Такой был годовой распорядок.

Они там жили, там был домик?

Да. Там дача до сих пор есть. Построили его семьёй. Были близкие родственные отношения. Папа, наверное, тоже помогал. Я помню очень хорошо, что помогали. Те, кто работали – только в отпуске можно было помогать. Я была маленькая. Само собой разумеющееся, если близкие помогают. А ему очень много помогал муж сестры жены, мой двоюродный дедушка. Я это знаю, потому что в благодарность в любое время и они сами туда приезжали на дачу, и дети их приезжали, какое-то время жили там. У нас сохранились фотографии, когда строится этот дом.

Это какой год?

Конец 1950-х, примерно 1958 год. А дали эту землю ещё раньше, потому что я помню (наверное, моё самое раннее воспоминание, мне был год с чем-то… это было лето, если в марте, год и три, год и четыре месяца): взрослые собрались на какое-то застолье, тогда часто собирались все вместе за столом. Меня, чтобы не мешалась, отнесли в сад, он тогда был ещё пустой, травка росла, и посадили рядом с изгородью, постелили одеяло небольшое, игрушки дали. Я там сидела, и вдруг мимо меня что-то очень быстро проползло! Я думаю сейчас, что это ящерица была или уж. Но мне показалось тогда, что это что-то ужасное – с большой головой, короткое, с острым хвостом. Я закричала, мама пришла, меня забрала.

Участок большой был? Что сажали помимо овощей?

6 соток. Посадили яблони, до сих пор они есть. Груша была там, грушу уже спилили. Места для вишен не было, поэтому дедушка посадил маленькую вишню Альбу. Кустарники ягодные: смородина, крыжовник, малина. Естественно, огород, овощи. Сразу или позже дали небольшой участок для картошки, совсем рядом. Потом уже, позже, когда вторая квартира нам перешла, нам прирезали к участку площадь небольшую.

Набор растений, кустарников стандартный был? У соседей то же самое было? Или вы чем-то отличались?

Нет. Дедушка ещё очень любил цветы: ирисы, георгины, астры у него цвели, целая полянка, нашёл он место. Посадили, папа откуда-то привёз, иргу – в то время это был редкий кустарник для садов. Так и называли с самого начала ирга.

Любимая ягода детей и птиц!

Птиц. Мне не очень нравился вкус. Жасмин у него рос, перед домом сирень. Клён он посадил, или он сам вырос, не знаю, он в уголочки рос, не мешал совсем. До сих пор я вспоминаю, как мы сначала приезжали на дачу – благоухал жасмин… А ещё у нас участок стоял на краю небольшого оврага, мне кажется, это была древняя дорога, был пологий, не очень глубокий овраг, и по краям оврага росла черёмуха, вдоль нашего участка. Сначала, когда мы приезжали, благоухала черёмуха, потом жасмины, потом сирень. У меня сейчас отдельный дом, я до сих пор хочу это возобновить. С черёмухой не получится, потому что она разрастается, но сирень и жасмин у меня будут там расти!

Это к тому, что бабушка с дедушкой нам обеспечили счастливое детство и юность. Потому что вспоминаем все мы, не только мы, четверо детей. У бабушки с дедушкой было трое детей, и их дети, внуки тоже вспоминают. У нас с ними очень хорошие отношения, собираемся, вспоминаем бабушку на день рождения, стараемся летом собраться. И дедушку…

 

«В то время общность была»

Вы упомянули с самого начала, что вам повезло с семьёй. Вы ощущали, что у вас особенная, счастливая жизнь в отличие, может быть, от ситуаций в округе? Как складывались отношения с соседями по дому, с соседями по участку?

По деревне, по Берхино – замечательно! Место дачное, туда много приезжали, старались снять дачи, построить. Лучшие мои друзья – с дачи. Ребята, которые там жили, в деревне, с ними тоже прекрасные отношения. С ними были трения, немножко разные мы всё-таки были, но в то время общность была, это чувствовалась. У нас была такая компания! Собиралась вместе, проводили время человек 15, может быть, и больше!

А как проводили? Куда ходили? Гуляли?

Ходили купаться – самое любимое занятие летом. Ходили купаться на берег реки, Осётр там протекает, в то время была чистейшая вода, ходили загорать. Мы ходили после завтрака. Там явно руководила бабушка: что-то мы должны были сделать по дому или по саду, в 11 часов мы отправлялись загорать. В это место собирались все наши друзья, и мы загорали где-то до половины третьего, а в три часа мы должны были обязательно быть дома, потому что в три часа обед. Не придёшь (у меня, правда, никогда такого не было) – обедать не будешь! Взрослые так говорили. Может, бабушка сжалится потом и покормит, но строго с этим было. Жёсткий порядок. Дедушка – я помню подзатыльник, а бабушка – никогда! Она умела так всё организовать, так настроить, что голоса никогда не повышала. Я помню, что она грозила крапивой моим братьям двоюродным. Естественно: мальчишки, они больше шалят. Но чтобы девочкам ― никогда такого не было! Она могла огорчиться. Как-то она умела нас воспитывать.

Обедали дома или иногда на улице?

Началось всё с маленького дома, небольшого. Сразу для того, чтобы можно было поесть, попить, дедушка – конструктор – сделал навес, примыкающий к дому. Навес, стол под ним длинный, чтобы вся семья уселась за ним, вдоль него лавки. Нвес на столбах и огорожен ещё – стол и лавки были огорожены. Почти сразу же, как домик был построен, построили кухню, она примыкала к дому, но входили в неё отдельно. Сначала была маленькая кухня, там стояла плита, видимо, та плита, которая когда-то стояла у нас дома, её вывезли на дачу, дровяная плита. У бабушки ещё на даче была чудо-печка. Внутри-то она печь не могла, но в чудо-печке могла что-то напечь.

Как в духовке?

Да. Круглая форма и внутри отверстие, как бы соединённый цилиндр, как колесо… Нет, что-то неправильно я сказала… В середине выходила какая-то труба, раструб…

Вы это называли чудо-печкой? Там можно было выпекать?

Да-да-да! Она не чугунная, она лёгкая, из алюминия. Что-то там можно было делать, это редко было, но для нас это было лакомство.

Был летний навес, летняя столовая, кухня была, в ней тоже был длинный стол – на случай дождей, вдоль стены тоже была лавка сделана, она прикреплялась к стене, вокруг скамейки, или табуретки, или стулья стояли. Там обедали, принимали еду.

Обед в три часа. Обычно проходил под навесом, приходили все туда. На стол накрывали сами, бабушка говорила, что взять. Тарелки сначала стояли стопкой около торца стола. Бабушка приносила кастрюлю большую, ставила её на подставочку и всем разливала. Кстати, дедушка обедал с нами и вспоминал, как раньше у них в семье обедали. Бабушка из Берхино, дедушка из близлежащего села Городна, там он родился.

Какого года он рождения?

1897 года. Бабушка 1900 года. Дедушка вспоминал, как они обедали: тоже большая семья у них была, я считала, человек шесть точно было детей, или семь, садились за стол. Дедушка говорил, мама у них рано умерла родами, их воспитывала бабушка. По-моему, он рассказывал не про отца своего, а про деда. Отец занимался отхожим ремеслом, он в Москве работал. У деда была длинная ложка. Разливали всем первое, а порезанное мясо ставили посередине, в чашки. Дед командовал: по первому куску, по второму куску. Если он видел, что кто-то потянулся раньше, он брал ложку – и ложкой по лбу!

Жили в те времена небогато. Суп если с мясом, то это тушёнка была: холодильники не сразу появились, хотя у бабушки были хитрости, по которым она могла хранить еду. Рядом с кухней был небольшой сарайчик с земляным полом, чтобы лучше сохранялись продукты, какая-то яма, может, была… В большую кастрюлю наливали холодную воду, туда что-то ставили.

Дедушка был рыбак прекрасный, приносил… Осётр был тогда полон рыбы. Его племянники и его сын любили рыбачить, приезжали туда, приносили и щук, и жерехов, и окуней, и плотву. У нас фотографии сохранились, где мы с куканом стоим по очереди, висит такая гирлянда из рыб. Рыбу очень любили! Это всё в общей котёл шло, там не мыслилось иначе, индивидуализации не было, всё делилось поровну, по-справедливости старались распределить. Никто не был обижен.

Уха из рыбы. Жареная рыба.

 

Одна шинковка на подъезд

Что-то и солили?

Обязательно! На даче морковь собирали. У нас был погреб в доме в Коломне. Наверное, и сейчас есть эти подвалы-погреба. Там хранились картошка, свёкла, лук хранили на антресолях, в тепле, в доме, чеснок тоже. Капусту не сажали, а покупали. Огурцы, помидоры – всё это заготавливалось.

Превращалось в соления?

Всё было очень просто, никаких лечо. Лечо – это нужны перцы. Я помню, перец – это уже была вторая половина 1980-х годов, привезли в первый раз сладкий перец в Коломну, перед 1990-ми годами, до этого мы его и не видели.

В магазинах или на дачах стали выращивать?

На дачах позже стали выращивать. Папа в какое-то время выращивал, когда бабушка с дедушкой ушли, папа с мамой стали там хозяйничать, тогда папа стал выращивать перец, но это уже были 1990-е годы. Дедушка был жив, бабушка пораньше умерла, но он уже ничего делать не мог, в последние годы уже не выезжал в деревню, ему тяжело было.

Солёные огурцы или консервированные с уксусом. Покупали и квасили капусту. Я помню, что у нас был подвал, а ещё сараи были при домах. Большой квартал, большой двор, где-то шесть домов стоят в каре, а в центре прямоугольником сараи стоят, не деревянные, а газоблоки что ли… что-то рассыпающиеся, может быть, шлакобетон… Капитально построенный сарай. Внутри конструкции были деревянные. И вниз можно было спуститься, первый этаж и даже второй был, они на нескольких уровнях были, хотя он сам по себе не такой высокий, не достигал уровня двухэтажного дома. У нас был двух-трёхэтажный дом, в нашем подъезде три этажа были. Это был сарай. В то время люди жили в коммуналке. Где что хранить? Для этого сарай.

Квасили капусту родители: для этого у кого-то брали или вынимали из сарая шинковку большую – может быть, одна на подъезд или на несколько домов. Корытце под шинковку. Шинковали так. В давние времена очень много капусты заготавливали – на весь год, большая семья. Покупали по 50–60 килограмм капусты на семью, перед тем как солить, квасить. Руками всё не порежешь! Позже, когда сузились желания и нужда не такая стала, занимался этим дедушка, он очень тоненько резал капусту, всегда он занимался квашением. Была бочка деревянная с металлическими обручами, её родители пропаривали рябишником (это трава пижма, с жёлтыми соцветиями как таблеточки, антисептическое средство). Они пропаривали с рябишником, потом закладывали туда капусту. Бочка стояла в сарае, там холодно. Ходили следили: сверху, если появлялось, снять плесень. Бочка точно у нас была квашеной капусты. Была очень вкусная!

Мама готовила, в основном, завтраки. Ужин тоже она не успевала готовить. Она была очень общественный человек, у неё было очень много общественных дел, кроме работы. Бабушка занималась продовольствием и кормлением нашим всеобщим. В выходные бабушка отдыхала, мама занималась этим. Бабушка всегда следила: у нас всегда был какой-то салат – либо из моркови свежей, либо из свёклы варёной, или из капусты, или солёные огурцы, помидоры. Но никаких лечо или сложных салатов не было – о чём можно было говорить: какие салаты консервировать – некогда.

Консервацией бабушка занималась?

Они вместе – и бабушка, и мама. Дедушка не занимался. У него на даче был сарай, где был инструмент, но и в доме, естественно, был фанерный ящик, в нём лежали все инструменты, в прекрасной сохранности, всегда всё в порядке, всегда под рукой всё, что нужно. Может, что-то было в сарае, может, шкафчик делал для хранения…

 

Дворовые игры и Новый год в Лужниках

Вернёмся в Коломну. Про дворовую вашу жизнь.

Во дворе была общность. Это воспитывалось так, всей окружающей жизнью. Мы все дружили. Жили по-разному. Была сложная семья, где отец был алкоголиком, мальчишки рождались у них – вот к ним да, относились особо, про них говорили: так не делай, как он. У нас была определённая территория: мы зимой, весной и осенью, в основном, гуляли во дворе, особенно никуда не выезжали, не выходили, некуда родителям было выезжать. В другой двор нежелательно уходить, надо всегда быть на глазах. Окна у нас не выходили во двор, может, ещё и поэтому рядом со двором можно было где-то поиграть. За домом проходила дорога, потом трамвайная линия, потом картофельные поля тянулись (участки всем давали там), дальше проходила железная дорога, ветка – по ней какое-то время ходил паровоз из Коломны в Озёры. Она и сейчас есть. Долгое время ходил там тепловозик, который мы называли «кукушка», даже не знаю, почему. Название прилепилось, когда ещё он ходил паровоз. Были сооружения для стока дождевых и талых вод под этой железнодорожной веткой, какая-то арка в землю уходила, чтобы стекали все эти воды под железную дорогу – вот туда нам ни в коем случае нельзя было ходить. Там достаточно были обрывистые края, у этого водоканала. «Вот был там, туда пошёл этот мальчик, он упал и сломал там руку…» Мы не должны были выходить за дорогу, за трамвайную линию. Я вспоминаю дошкольное детство.

Когда я пошла в школу, нас приняли в музыкальную школу, мы ходили с Суворова туда, где сейчас музыкальное училище, совершенно спокойно самостоятельно. Может, в первое время нас и провожали, вдвоём ходили с сёстрами… Не помню, чтобы нас сопровождали… Наверное, это было до школы, но я помню это очень хорошо.

Во дворе были элементарные развлечения. Были замечательные карусели, которые отлично вращались! Мы раскручивались, с них прыгали, когда раскрутимся, было классно! Была песочница. Стоял столик со скамейками – для тех, кто играл в домино. Стола скамеечка у самого дома, на которой собирались бабушки. Было поле футбольное, ребята на нём играли, в какое-то время там даже стояли ворота футбольные. Вытоптанный участок – там играли в игры с мячом: штандер, салочки, лапта, чижик-пыжик, вышибалы. В прыгалки прыгали на асфальте рядом с домом. В мяч играли или рядом с домом, там не грязно на асфальте, или на этом поле. Один раз устроили там новогоднюю ёлку, заливали это поле зимой водой, был каток, мальчишки играли в хоккей. Может, там была ещё и волейбольная площадка, столбы стояли по краям?.. Там встречали Новый год, ёлка там стояла. Со всего каре домов приходили, может, и из близлежащих дворов ходили, если не было своего поля. Скорее всего, это домоуправление устраивало такие празднества.

Среди соседей были те, кто работал на ЗТС?

Да. Тогда распределяли жилплощадь по тому, кто на каком предприятии работает, поэтому и называли: ЗТС-овский дом, КБМ-овский дом, коломзаводской дом, по районам. Близлежащие район к заводу – скорее всего, будут там жить рабочие, сотрудники, работники завода.

На самом заводе проводили праздники для детей?

Нет. На завод проходили только по пропуску. Вывозили – да, ведь был свой дом культуры у ЗТС – «Станкостроитель». Сейчас здание осталось. Там был кинотеатр, самый близлежащий, там тоже устраивали празднества, туда тоже на Новый год ходили, давали пригласительные билеты родителям туда. Иногда билеты покупали в Москву, в Лужники, в Колонный зал Дома Союзов, туда тоже ездили.

В каком составе?

Дети. Назначали старшего по автобусу, видимо, от профсоюза устраивали, было несколько взрослых с группой детей от завода.

Одним днём?

Да. На представление – и назад.

Что-то запомнилось из этих поездок?

Сейчас всё слилось. Было много однотипного: Дед Мороз, Снегурочка. Если в Лужниках, то это на льду, ёлка в центре, амфитеатр огромный, где-то мы сидим. В фойе в Лужниках не было развлечений, только представление. А в Колонном зале Дома Союзов в зрительном зале смотрели представление, а в огромном зале были какие-то для детей развлечения: хороводы водили, стихи рассказывали, горки были небольшие, аттракционы…

 

«Такой старый, что ушёл в землю»

Где купались дети, остающиеся в городе? Вы-то в Осетре…

Я долгое время Оку не признавала: Осётр – самый чистый, только там буду купаться! Купались, конечно. Был пляж недалеко от ЗТС на берегу Оки, где был причал, пристань (оттуда мы всегда на дачу отправлялись на катере), а дальше, ниже по Оке метров 200 надо было пройти, там был городской пляж. Ходили ещё купаться, я уже студенткой была, «на камушки», это выше ЗТС. Колычево уже было в то время, можно сказать, это была черта города, но всё равно это было ближе к природе: домов рядом не было, высокий окский берег, камни, трава. Прекрасно там!..

Ещё был пляж (никогда там не купалась) на Коломенке.

В эту часть города выбирались?

Если только в гости мы ходили. У нас были родственники на улице Толстикова, у них там был дом. Помню, меня так удивляли дома, были же полуподвальные помещения во многих домах. Я шла и удивлялась: почему такие дома?! Мне говорили: «Этот дом старый. Он уже зарос землёй, такой старый, что ушёл в землю». На подоконниках во многих домах выкладывали вату, блёстки, сказочных персонажей выставляли, ёлочные веточки выкладывали. Я когда устраивала свой музей, мне хотелось тоже в окошко поставить куклу в школьном платье или ещё что-то такое!

На демонстрации мы стали ходить с пятого класса. Демонстрации проходили здесь, ставили трибуну. На майские праздники, когда маленькие были, выезжали сюда в гости, гуляли по городу. Смутно, но вспоминаю.

Сложно зацепить, ничего особенного не припоминается от старого города? Отличалось от того, что у вас на районе было?

Конечно! Вросшие в землю дома. В основном, были деревянные дома или низ каменный, а верх деревянный. Всё это любопытно.

Было пренебрежительное ощущение, что это город-деревня?

Никогда. Вообще у нас в семье неоткуда было взяться чувству превосходства: бабушка с дедушкой из крестьян, родители тоже труженики. Мало ли у кого как жизнь сложится! Конечно, осуждали, рядом с нами, допустим, в квартире жил вор, про него говорили, что он вор, что сделаешь. А я дружила с его дочерьми. Да, было к ним отношение… я чувствовала, что в семье у меня лучше. Зато мама у них так старалась устроить быт, очень чистоплотна была женщина. Здесь, как у всего: что-то не принимаешь, а к чему-то относишься с уважением.

Демонстрации любили?

Сначала очень любила, конечно! Сначала мы ходили на демонстрацию с родителями, дедушка с бабушкой брали нас на демонстрацию, ходили с флажками, цветочками, которые делали в домоуправлении, шариками. Папа на руки поднимал! После этих демонстраций мы и шли в гости к родственникам, там было застолье.

 

«На полу спать так здорово!»

Что собой представляло застолье?

Застолье в то время: салат оливье – это всю жизнь! – пюре картофельное, про мясо абсолютно не помню – меня это не особо тогда интересовало. Может быть, это была картошка с тушёнкой. Большими семьями собирались в те времена, большие столы накрывали. Может быть, что-то собой приносили. Это меня не касалось, поэтому сейчас не могу сказать. Те же самые соленья, обязательно студень с хреном (хрен домашний, делали сами). Взрослые, может быть, употребляли какие-то наливки и вино, водка, конечно, была. В семье были мужчины, которые выпивали, но это единицы, из дальних родственников один или два. Это осуждалось, с болью воспринималось.

А на сладкое?

Пироги, конфеты.

Пироги с чем?

Точно не могу сказать, впечатления слились. Бабушка обязательно на праздники пекла пироги: с капустой, капуста с яйцом, лук с яйцом (с картошкой вот она никогда не делала), рис с яйцом, с мясом, с яблоками, с вареньем, пироги открытые с вареньем яблочным, смородинным. Варили варенье из ягод, из малины, смородины. Смородины много было, малины поменьше.

Компоты обязательно делали. Летом бабушка всегда делала квас. Окрошку очень любили!

У родственников на Толстикова коммуналка была или отдельная квартира? Это какой номер дома?

Не помню. Визуально могу показать: всегда просто говорили, что идём на Толстикова, не проговаривали номер дома.

На 1 Мая, 9 Мая?

Мы не всегда к ним ходили. И дома собирались, естественно. Обычно, если на Толстикова собирались, это было после демонстрации. У нас дома застолья тоже были, родители были хлебосольные. Приезжали дети, внуки. Бабушка с дедушкой были в центре, старейшины семьи, к ним съезжались дети.

Застолья по случаю приезда родственников, праздников, дней рождений?

Да. На дни рождений могли привезти двоюродных братьев и сестру иногда, но не каждый раз. На праздники чаще всего приезжали к нам, приезжали к родителям, привозили детей. Приходили их племянники, двоюродные сёстры мамы. У папы родные жили в Москве, они приезжали реже. Приезжали больше дети маминых родителей.

Что дарили на дни рождений детям и взрослым? Как вообще подарки организовывали?

Сначала скажу про Новый год – мы очень любили этот праздник! Мама долгое время работала заведующей детского сада. Когда привозили ёлки для детского сада, она и себе заказывала ёлку – высокую, под потолок. У нас комната была с эркером, в эркер вписывалась эта ёлка. Это было что-то! Мы наряжали ёлку! С папой бумажные игрушки готовили, вырезали! Необыкновенные были Дед Мороз и Снегурочка! Мы считали, сколько там домиков, птичек, самолётиков – стояли вокруг ёлки. Когда наступал Новый год, самый первый подарок, я помню (спала ещё в маленькой кроватке с оградой, чтобы не упасть), я проснулась, у меня в ногах сидел пупс такой красивый, немецкий, в ярком комбинезончике, из папье-маше. Постарше стали, мне и сёстрам клали под ёлку. Когда мы стали постарше, под ёлку заглянули ― нет ничего. К родителям подхожу: «Странно, Дед Мороз ничего не принёс». Они: «Не может быть! Иди посмотри внимательней!» А они положили на лапы ёлочные! Ёлки были замечательные, густые. Звезда всегда стеклянная была наверху, до сих пор сохранилась, я её в краеведческий музей отдала. Фонарики были тогда элементарные, как лампочки. Один фонарик вставили в эту звезду, она светилась, это был эффект такой!..

Когда приезжали родные на праздники, на пол стелили перины, матрасы. На полу спать так здорово!

Освобождали место для гостей, а сами на полу спали?

Дети, в основном, спали на полу. Но не все: я очень хотела на полу спать, но мне не сразу разрешили. Раскладушка была на случай приезда: металлический, алюминиевый каркас и в центре брезент. Один раз решили устроить ложе спальное из стульев. Ставили стулья, кто-то из сестёр очень хотел поспать на стульях, но ночью они разъехались!..

Игры – хоронички, жмурки… Начинали играть, когда все собирались, это было очень здорово! Мы с сестрой выдумывали, когда ещё были маленькие, дошкольницы: в маленькой комнате, в которой мы спали, набрали пояски, какие-то верёвочки, связали паутину, привязали её к чему-то и сверху настелили одеял лёгких.

Был шалаш внутри комнаты?

Да, получилось, что по всей комнате, по всему периметру был низкий потолок.

Как родители относились к озорству детскому, выдумкам?

Нормально. Я совершенно не помню, чтобы нас за игры наказывали родители. Если начиналась беготня, нас предупреждали, что хватит уже, побегали. А прятались ― аж на шкаф залезали! Не помню, может, в диван прятались, у нас диваны-кровати были. У нас были два дивана-кровати, стояли в двух разных комнатах.

Хотели повспоминать про подарки. Когда у мамы день рождения, у дедушки, у бабушки…

Не помню. Какие-то стихи читали, песенку могли спеть. Помню, уже было мне лет 12–13, я маме плакатики написала, сёстры помогали, поздравительные. Не заходил разговор никогда, чтобы от нас общее… Этим взрослым занимались.

Когда я уже была в классе пятом, мне подарили замечательный набор карандашей, они в два ряда в коробочке лежали, их 24 было. Я была в восторге от этого подарка! Всегда нам старались либо равноценное дарить, либо всем одно и то же. Я помню, что пришла в школу с набором карандашей. Мне учитель рисования говорит: «Какие у тебя карандаши. Откуда?» – «Подарок на Новый год!» – «Это для всех? Всем вам подарили?» – «Это мне!»

 

Где живёт Баба-Яга

В детский сад вы ходили?

Да. Даже старшая сестра ходила. Сохранилось много фотографий, мама ведь была заведующей в детском саду при заводе. Она была очень коммуникабельный человек, её уважали, и когда фотограф делал фотографии, заведующей тоже обязательно печатал. И фотографии сохранились, я использую некоторые из них в музее: детские сады 1950-х.

Какие впечатления общие от детского сада?

Мне там всё нравилось! У меня там была любимая воспитательница Софья Алексеевна, которую я помню до сих пор (фамилию не помню, но она у меня записана). Единственное, что не нравилось в детском саду, что надо днём спать. Для меня это было мучение! Я очень любила детский сад, все занятия, рисование, рукоделие и участок. Участок мне казался сказочным: на пригорке вокруг ёлочки росли, на самой вершине холмика стоял маленький домик, к нему вела лестница. Я всегда смотрела: это что-то необыкновенное! Всё мне нравилось на участке! В воображении хотела нарисовать ещё… В старших группах или в средней группе нас перевели на крайний участок, на границе со стройкой. И между нами говорилось: а вот там, в строящемся доме, Баба-Яга!.. ещё кто-то… Один раз (наверное, это была галлюцинация!), я помню очень хорошо, как мы всегда боролись за первое место в строю (мы парами ходили), чтобы первыми встать. На этот случай говорили: «Кто вперёд, кто вперёд, того кошка обдерёт». Я была или первой или второй в паре, мы подошли – а вход на этот участок был в виде арки, и маленький штакетник ограждал, – стоим, ждём, когда воспитатель пройдёт вперёд, и я заглядываю в эту арку, смотрю на строящийся дом, и вдруг из-за этого дома появляется огромная жёлтая соломенная шляпа! Что-то похожее на шляпу выползло и пропало! Я была уверена, что это не сон. Я потом рассказывала всем. Объяснений не было никаких от взрослых, никто всерьёз не принимал. Воображение рисовало, хотелось увидеть что-то необыкновенное.

Помню ещё такой момент: я искала всегда что-то, вдруг что-то необычное найду! Зимой выпал снег, пороша, было холодно, мы гуляли на участке, я немножко в сторонку отошла на участке, по снегу случайно провела ногой, смотрю – под ним лёд гладкий, а подо льдом узоры необыкновенные, в виде снежинок, звёздочек. До сих пор помню, какое было чувство от того, что я увидела! Я понимала, что это не сказка, но очень красиво, поразило меня.

Годы в детском саду были благополучными, счастливыми?

Да. С удовольствием вспоминаю.

 

О школе и о книгах

В школу какую пошли?

Я пошла в 11-ю школу, она недалеко от нашего дома. Она до сих пор стоит, но её переименовали в 12-ю школу совсем недавно, в прошлом году (школы объединили в рамках процесса укрупнения, школа называется теперь «школа № 12, здание № 2» – ред.)

Вам хотелось в школу?

Да. Старшая сестра училась ещё в начальной школе, она на восемь лет старше меня, средняя тоже уже училась, а мне очень хотелось! Нам читали рассказы про Филиппка. Я ещё была маленькая очень, если она училась в четвёртом классе… Я помню, что меня привели, ещё четырёх лет не было. Почему? Может, я очень просила или меня надо было пристроить на какое-то время. И вот она вместе со мной пошла в школу. И почему-то я помню, что в то время не было двери, была занавеска какая-то, её отодвинули. Я вошла в класс… и вдруг увидела: класс заполнен, за партами сидят! я их не знаю никого! стоит учительница у доски!.. Она такая добрая: «Иди, проходи». У них было рисование что ли, и все мне улыбаются. А я никого не знаю!.. Я так засмущалась, расплакалась – и ушла оттуда! Мама и сестра были рассержены, что я просила-просила, но не смогла там побыть хоть немножечко!..

Это не отбило желания пойти в школу?

Нет! Я маленькая была. Мы все хотели научиться писать, читать мы все рано научились. Старшая сестра была эталоном для нас всегда и сейчас, она в четыре года научилась читать, очень хорошо читала. В детском саду её воспитательница очень любила (замечательная женщина, ушла из жизни уже), оставляла её читать детям книжки, она уже хорошо, бегло читала. Меня в пять лет научили, я помню, что все мои старшие сёстры уже учились в школе, а я была ещё на даче с бабушкой и дедушкой – проводили время прекрасно, ходили за грибами за белыми в начале сентября! – и бабушка учила меня читать. У неё это быстро получилось. В школу пошла, я бегло читала, проблем с этим не было никогда. Сейчас с детьми очень сложно, может, потому что стали меньше читать.

Книги были в доме?

О, конечно! Всё было в дефиците, книги хорошие было очень сложно купить, но родители всегда старались купить. Классика у нас была, собрания сочинений ещё 1950-х годов. Детские книги всегда покупали. Детские книги были прекрасные! Родственники привозили их из Москвы, дарили нам книги. Книги очень любили! Я очень любила энциклопедии – может, читать ещё не умела, но картинки хотелось все рассмотреть!.. Альбомы по искусству тоже меня очень привлекали.

Разрешалось брать книги с полки?

Да, естественно. У нас был тогда один только книжный шкаф, позже их стало больше. В 1980-е годы, когда появились клубы любителей книги, через которые можно было приобрести хорошие книги, у нас столько их стало! Книжные шкафы в каждой комнате. Сейчас мне с этим сложно, потому что дети, к сожалению, читают, но мало, внуки тоже не очень. Расстаться с книгами очень тяжело. Что-то я вывезла на дачу, что-то кому-то отдала, что-то отдали в библиотеку. Переговоры веду, чтобы ещё в библиотеку отдать. Книги очень почитались! Это был любимый подарок на дни рождения, Новый год. Прекрасные были издания сказок Пушкина, иллюстрации необыкновенные. Николай Носов был. Родители старались: и «раскладушки», и с мягким переплётом, и с твёрдым переплётом…

В библиотеку ходили?

Я была записана в библиотеку при Дворце культуры ЗТС. Я брала там книги, но не очень – я удовлетворялась тем, что у нас было, брала ещё у знакомых и родных. В библиотеке то возьму, то нет. Сестра зато моя проглатывала просто книги: по две-три книги брала в библиотеке и быстро очень читала.

В школе была библиотека?

Была, но я не помню, чтобы я что-то брала: нужды, наверное, не было, брали, наверное, когда нужна была классика, школьная литература, к уроку подготовиться. Я была записана, но чтобы я много брала, я не помню. Школьная библиотека была тоже популярна.

Чем запомнились школьные годы? Как можно охарактеризовать это время для вас?

Значимые! Мы были так воспитаны, что старались хорошо учиться. Старшая сестра была отличницей, надо было на неё равняться. У второй сестры были сложности со здоровьем, ей сложнее всё давалось. Третья сестра тоже чуть ли не отличница была, общественница, активная очень, её даже как активистку посылали в Артек. Я, если откровенно сказать, с ленцой. Я всегда преодолевала свою лень, старалась учиться, была хорошисткой. И я не активистка совсем, весь учебный год я вспоминала лето, дачу, нашу компанию друзей. Сейчас бы я не отпустила, а меня родители отпускали (правда, там меня встречали мои подруги) лет в 12–13 в Москву, я ездила спокойно на каникулы, проводили вместе. Либо они к нам приезжали, но реже, потому что в Москве интереснее.

 

На каком станке девочке работать легче

Это взрослые были или в компании детей?

Я одна садилась в электричку. В более старшем возрасте было гораздо легче: я приезжала и уже сама вытягивала своих подруг, уже после школы. С восьмого класса точно уже ездили. В 12–13 – это шестой класс, нет, в этом возрасте нет, это я себе прибавила. С класса седьмого-восьмого ездила, совсем были юные, там встречалась наша компания, есть фотографии. А почему сохранились фотографии, потому что, наверное, договорились. Мой двоюродный дядя жил в Берхино, но он почему-то оказался в Москве… или кто из друзей фотографировал… или из родственников девочек… но сохранились фотографии моей поездки в Москву.

Где гуляли, куда ходили в Москве?

На ВДНХ, в Третьяковку, на Красную площадь, по улицам просто. Девочки жили на Ждановской в Выхино, ходили в лес, просто болтали, просто были рады общению.

Кстати, мне было шесть лет, моя родная тётушка жила в Москве, её свекровь взялась с нами пожить у неё, и я с двоюродным братом была в Москве. Она нас водила везде: на ВДНХ, Красную площадь, в музее мы были, в кинотеатре «Ударник», в ГУМ, может быть, зашли показать, что это такое, Большой театр – центр и все достопримечательности мне показали. Так старались всем моим сёстрам дать представление о столице. В зоопарк, естественно, выезжали. Потом я любила ездить в Москву, открывать незнакомые места, своих друзей туда тащила.

Какое впечатление производила столица?

Восторгала! Удивления не может быть, потому что мы это всё видели ― телевизор, книги, фотографии. Появиться в этом месте, там пройти, где ходили писатели-поэты, великие люди всего мира ― это вдохновляло! Кремль, естественно, помню, – первый раз, когда повели к Царь-пушке, Царь-колоколу, это впечатляло.

Мавзолей?

Первый раз когда приезжала, не помню, посетили мы или нет, на меня большее впечатление произвело, когда мы приехали в Москву – нас принимали в пионеры. Нас принимали на Красной площади. Когда нас приняли в пионеры, повели сразу в мавзолей и музей Ленина.

Это было обычно для коломенских школ?

Не знаю. Многое зависит от родителей, как и сейчас. Может, чей-то родитель посодействовал, транспорт выделил завод, ведь в 11-й школе учились дети тех, кто работал на заводе тяжёлого станкостроения, это был завод-шеф, он помогал во всём: и ремонт помещений и мебели, и выезды, и организации чего-то. В первый раз я попала на завод (тогда было введено производственное обучение) в девятом классе, мы ходили на завод, нам выдали временные пропуска.

Что вы делали?

Нас обучали работе на токарном станке, и мальчиков, и девочек. Потом на фрезеровочном станке.

Это были уроки труда?

Да. С конца 1950-х годов это было введено. В 9-й школе, наверное, с 1958 или 1959-го, потому что в 1961 году уже вышли первые выпускники производственного обучения. В старших классах один день недели полностью посвящали производственному обучению, с конца 1950-х ― начала 1960-х и до середины 1970-х. Потом некоторые школы отказались, некоторые продолжали. Потом появился УПК, что в принципе то же самое было. Где сейчас МФЦ, там был учебно-производственный комбинат, там определённый день выделяли для обучения профессии школьников. В УПК профессии были самые разнообразные: и каменщики, и облицовщики, и штукатурщики, и швеи, и кулинары, и продавцы, и кассиры, какое-то время даже экскурсоводов готовили.

Предоставлялся выбор учащимся?

В наше время нет, нас  просто распределяли.

Вам нравились эти дни?

Было интересно, конечно, но мне сложно давалась работа на токарном станке, на фрезерном как-то легче. Но экзамен сдала!

Для меня было удивлением обнаружить, что вблизи ЗТС есть памятник Маяковскому. Вы можете это объяснить?

Я в первый раз слышу.

На входе в сквер стоит, на территории. Сейчас это открытое, там можно пройтись.

Никогда не обращала внимания. Памятники Ленину стояли, да, во многих местах… Может, кто-то из директоров завода поставил.

 

Весенний ритуал перешивания платьев

Что касается магазинов. В какие магазины ходили вы, что было доступно, как менялся ассортимент?

В детстве мы выстаивали очереди за хлебом: знали, когда должны привезти хлеб (это было в младших классах школы или перед школой), ходили занять очередь. Постарше когда стали, покупали уже сами. Такие стеллажи были, немножечко наклоненные, на лотках лежал хлеб, прилавок, в белых одеждах продавщица выдавала хлеб. Не помню, выдавали ли по норме тогда хлеб, но помню, что достаточно большая была очередь. Не помню, это было обычным делом или был какой-то год, может быть, неурожай…

Не ощущали дефицита?

Очень даже ощущали. Бабушка говорила: на первое стараемся мясо давать, а на второе уже не можем. Что-то такое она сказала: «В некоторых семьях и на первое мясо не всегда бывает». Такую фразу помню от неё. Дефицит ощущался во всём. Поскольку большая семья, мы были ограничены в средствах, что тебе скажут покупать, то и покупали, за рамки никогда не выходили.

Это касалось одежды, игрушек?

Да. Игрушки – это радость была необыкновенная. В основном, игрушки дарили родственники на праздники. Одежду нам очень много бабушка перешивала. В одной семье сын бабушки с дедушкой хорошо обеспечивал семью, он работал за границей какое-то время. Я помню, что от двоюродной сестры нам переходили платья. Это был ритуал весенний, в марте начиналось. Мы примеряли платья, бабушка смотрела, что надо сделать, что сшить к лету. Летние платья перешивались, потому что в учебном году ходили в школьной форме. Было платье на выход, костюмчик. Помню, мама купила мне в детском саду матроску, я её носила до четвёртого класса точно, бабушка мне перешивала. Там была юбочка плиссе, она очень симпатичная, и по цветовому сочетанию. Бабушка удлиняла верхнюю часть, чтобы юбочка ниже опускалась, а сверху закрывала блузочка, красного цвета, шерстяная блузка, воротничок белый с синим, простой узор. Любила её очень, носила до четвёртого класса точно, может, до пятого.

Летние платья перешивала, потому что то и дело надо было менять платья: то травой испачкаешь, озеленишь, то ещё что-то. Так что нарядов было много, выбирали, какой надеть, но всё было перешито.

У бабушки была швейная машинка?

Да, «Зингер». Одна бабушка шила, а папина бабушка плела кружева, нам воротнички на платья вывязывала, вышивала хорошо.

В магазинах был дефицит, очень ощущалось это. Смутные воспоминания… То одни сыры там продавались. Мясное, не помню, чтобы продавалось в магазинах. Растительное масло, молоко, может быть, сметана, сыр. Молоко в 1970-е годы стало в магазинах обезжиренное! Летом мы приезжали на дачу, через дом жил бабушкин родной брат, у него была корова, и мы всегда пили парное молоко. Я знала настоящий вкус молока, и покупное молоко казалось подкрашенной водой. Кефир жидкий продавался. В 1980-е годы тоже. В 1990-е появились хорошие молочные продукты из фермерских хозяйств. Масло и есть масло. Творог тоже вкусный был. Бабушка иногда делала творог свой. Сметана жиденькая-жиденькая…

Макароны продавались – длинные трубочки такие, прямые, широкие, с большим диаметром.

Не было традиции выдувать их?

Нет. Мы их иногда грызли. Выдувать – это, может, как оружие мальчишки использовали? Я больше помню, что летом полые растения срезали типа дудочек, плевались из них шариками, далеко улетало…

 

Музей вместо вуза

Как вы припоминаете окончание школы? С какими чувствами заканчивали школу? Что тогда в семье происходило?

В семье это уже в четвёртый раз было – перед этим трое окончили школу. У меня был неудачный выпускной: прямо перед нашим выпуском запретили собираться в школе после выпускного. Мы всё равно собрались, пошли к однокласснику на квартиру. Родителей там не помню совсем. Ничего не осталось в памяти… Тесно, сидели за столом, некоторые мальчишки выпивали, тогда это было распространено, считалось, что это нормально. Помню только, что после этого застолья пошли пешком на Оку, рассвет встречали. Мне казалось, что это должен быть рассвет новой жизни, солнце должно появиться!.. Но нет, было облачно, я разочаровалась.

В школе было всё хорошо, поздравили как обычно. Ярких особых впечатлений не осталось.

Дальше вы должны были поступать.

Да. Так получилось, что мы раньше школу закончили, чем наши сверстники, у нас был экспериментальный класс – по эксперименту Л.В. Занкова. Когда училась, я об этом не слышала, потом узнала, что были ещё таких два класса в Коломне. У нас был эксперимент, от и до мы прошли его. В начальной школе мы учились три года. К нам приходила Горностаева (это педагог из института, у неё был кандидатская диссертация, она училась у Занкова, как я потом узнала), проводила тесты с нами какие-то в начальных классах. В то время, я так поняла, с введением производственного обучения, в школе стали обучаться 11 лет. Но 11 лет – это возраст в 11 классе, хотя сейчас уже не считается. Тогда считалось, что лучше сократить. Производственное обучение вводили, потому что не хватало рабочих рук: промышленность разрасталась – стали вводить в школах производственное обучение, чтобы дети не в институты поступали после 10 класса, а шли на завод ещё поработать. Из-за этого обучения удлинялся срок. Может, потом сократили за счёт каких-то уроков. Но в 1966 году последний 11 класс того времени был выпущен, и в этот же год были выпускные 10 классы. Видимо, старались сократить каким-то образом обучение, и один из экспериментов был на нашем классе. Мы учились в начальной школе три года всего лишь. Мы перешли в четвёртый класс, там были уже учителя разные по предметам, мы уже вливались в среднее звено и шли по той же программе, но были на год младше параллельных классов. Третий класс мы закончили, у нас была буква «Б», а в четвёртом классе дали букву «Э» – 5 «Э», пятый экспериментальный. До седьмого класса мы были лучшим классом города, так говорили. И учитель у нас был очень хороший в начальных классах, хорошо преподавала. Мы почти не делали домашние задания, только работа над ошибками, всё мы усваивали на уроках. В пятом классе эксперимент закончился, хотя педагог из института приходила ещё, тесты предлагала, но мы учились уже по обычной программе средней школы. Программу десятилетней школы мы прошли за 9 лет.

Кто-то поступил сразу в институт. Я не была очень успешной ученицей, чтобы поступить в институт, и родители решили сделать мне год подготовки. Для меня этот год был очень запоминающимся. Я поступила на подготовительные курсы в университет, на истфак, ездила туда. Поскольку была возможность, жила то у подруг, то у родственников, изучала Москву.

Как университет назывался?

МГУ – Московский государственный университет. Преподаватели были очень хорошие, необыкновенные. Сидела на их лекциях, всё улавливала. Говорили не так, как в школе, очень интересно, многое, что я не знала, многое для меня стало открытием. Филологи, историки, преподаватели иностранного языка. Была развёрнутая подготовка.

Год вы должны были проходить подготовительные курсы?

Да. Это были вечерние, не каждый день занимались на этих курсах. Я не поступила в университет.

Вы сдавали экзамены?

Да. Когда мне исполнилось 17 лет, я стала поступать в университет, но не прошла по конкурсу. На следующий год я уже поступила в наш пединститут, проучилась там, тоже на историческом.

Это какой год?

1974-й. В 1972 году закончила школу, год проболталась на курсах, на следующий год не поступила. Я работала на каких-то работах, поработала в краеведческом музее смотрителем.

Это в какой период?

Перед поступлением в пединститут, с зимы. Полгода работала – мама устроила по блату к себе в трест столовых, она работала начальником отдела кадров. У меня было название марочница: я заполняла таблицы, что-то подписывала. Мне не нравилось. Меня, наверное, не хотели загружать, было особое отношение. Меня больше привлекала работа в музее, пусть и смотрителем.

Какая посещаемость была в то время?

Посещаемость была очень небольшая. В выходные, конечно, экскурсии были.

Кто приходил в музей?

В основном приезжие. Школьники, естественно, как и всегда, и в будние дни, в выходные меньше. В выходные – приезжие, от экскурсбюро.

Тогда туризм тоже был?

Конечно. И просто в музей приходили какие-то иногородние, чтобы поинтересоваться.

Это 1973–74 год?

Да. В 1974 году я поступила в пединститут.

Вам нравилось смотрителем работать?

Я это воспринимала как должное: это нужно. Мне нужен был стаж. Это не ИТР, вроде бы могли быть баллы. Я не представляю, что в то время кто-то мог сидеть дома и не работать, называли конкретным словом – тунеядец.

 

«Ширь университетская»

Как вам далось поступление в коломенский вуз?

Это легко. Конкурс был небольшой – 12–13 человек на место. В университет – 25. Тогда истфак был очень популярен.

Чем была вызвана популярность?

Многие просто хотели в вузы поступить. Может быть, на физмат был поменьше конкурс: всё-таки у кого был ориентир на физику-математику, они старались поступить в московские вузы. Хотя у нас на факультете, я знаю, хорошо преподавали физику и математику.

Как обучение на факультете происходило, какие впечатления, довольны вы этим образованием?

Может быть, в университете дают более глубокие знания. Но многое зависит от учащегося. У нас были очень хорошие преподаватели, не все, но основной костяк хороший. Все мы превозносили нашего педагога по истории древнего мира Наталью Александровну Рощину – необыкновенно эмоциональный человек, она многое хотела нам дать, следила, как мы записывали лекции, потому что то, что она говорила, в учебнике невозможно было прочитать. Григорий Петрович Ефремцев тоже, старался развить логику. Читал интересно Андреев Виктор Михайлович, он был деканом факультета, нам историю России преподавал. Ногаев Алексей Степанович – высший класс! У нас он преподавал историю России 18–19 века. Советскую историю преподавал Андреев, русскую историю средневековья преподавал Ефремцев.

Про институт хочу сказать. Разговаривала когда с Ватником Нисоном Семёновичем о 90-х годах, когда готовила музей, зашёл разговор о институте. Всё-таки 1990-е годы на образование благотворно повлияли. Пусть было тяжело в других сферах, но педагогам дали возможность экспериментировать. В то время можно было наш институт называть университетом. Мне Нисон Семёнович говорил, какие дисциплины были на истфаке – ширь университетская!

Свобода, авторские программы?

Да.

В 1970-е такого не было?

Нет, не было. У нас были дополнительные спецкурсы, которые мы могли выбирать.

 

«Мы квартетом пели на семейных празднествах»

Помимо учёбы, что происходило в жизни? Вы жили дома, не в общежитии?

Да. Но в общежитии были друзья, я приходила, в основном болтали, иногда готовились вместе к экзаменам. В свободное время я любила в Москву выезжать, осенью особенно было желание объехать округу коломенскую, посмотреть все достопримечательности, храмы, тогда они были все в полуразрушенном состоянии.

Как вы путешествовали?

На автобусе. Я одна выезжала. Так было хорошо, романтика сплошная! С друзьями выезжали в Москву. Наталья Александровна любила вывозить нас в музеи: музей Пушкина, в исторический, в Новоиерусалимский – тогда это был не монастырь, а областной музей. Она нас хорошо повозила по области, по достопримечательностям, по Москве, именно она, не помню, чтобы кто-то с нами ещё выезжал. Ещё Сергей Михайлович вывозил нас в Музей Востока.

Вечера были. В общественной жизни института я не участвовала. В самодеятельности – да, почти обязательно на первых курсах. Мы же закончили музыкальную школу, две мои сестры закончили даже музыкальное училище. Мы квартетом пели на семейных празднествах, вообще у нас в семье в то время была развита культура пения. Мы всегда, когда были застолья, конечно, пели, на два-три голоса. Голоса, слух были хорошие. В деревне, помню, на бабушкин день рождения приехали, вышли за участок, к дороге, мимо женщины проходят и спрашивают: «Это что у вас там, радио что ли играет?»

Что в репертуаре было?

Советские, народные песни. Я, помню, была совсем маленькая девочка, собирались дедушка с друзьями, они часто пели песню «По Дону гуляет казак молодой». Я когда в первый раз услышала эту песню, всё просила, чтобы дедушка спел ещё раз мне – сюжет такой захватывающий! Он спел мне, рядом со своим столярным станком что-то делал. Моему брату двоюродному он сделал корабль в масштабе, макет корабля: трюм открывался, паруса натянуты, мачта, штурвал был, всё было соблюдено! Сломалась ручка у куклы: «Дедушка, сделай, пожалуйста!» Он выстругивает руку из дерева.

Выходили ли мы куда-то с родителями? Это было очень редко. Одна близкая подруга моей мамы, когда я к ней приходила, спрашивала: «Чем занимается твоя мама, стирает?» В выходные – стирка на всю семью. Раньше стиральных машин не было, позже, когда появились первые стиральные машины, всё кипятилось, стиралось. Все понедельники всегда на свежем белье. Это было любимое мамино занятие – стирка. Некогда было…

Бабушка с дедушкой были прирождённые педагоги, мама тоже. Я в папу. Он интроверт был. С ним, может, мы выезжали куда-то, но я не очень помню. Помню, что-то с ним мастерили… Помню, однажды вышли с семьёй в Парк Мира, в мае, в выходные. Тогда было популярно так выходить. Деревья ещё были невысокие, было много травы, на траве стелили одеяло, дети играли, бегали по травке, брали с собой термосы и бутерброды, яйца варёные взяли – несколько часов провели в парке в выходной день.

Это не так часто происходило?

Может, один раз и было всего! Более поздние воспоминания – все выходные мы выезжали на дачу. Там всегда работа в саду, огороде. Потом  когда уже училась, я с сентября начинала думать, когда же наконец мы опять поедем на дачу. Встречалась с подругами, потому что у них тоже было такое желание, долгая разлука была невозможна!

 

Водить экскурсии было стыдно…

После института как у вас складывалась жизнь?

По состоянию моего здоровья родители постарались, чтобы я получила свободное распределение, приложили усилия, в основном, конечно, мама. Они чуть ли не в министерство ездили, чтобы выхлопотать мне свободное распределение. Меня распределили в музей, я в школе не работала, сразу в музей пошла работать научным сотрудником.

Как вас там приняли как научного сотрудника?

Там были очень доброжелательные отношения.

Там совсем маленький коллектив?

Три или четыре научных сотрудника, директор, завфондами, смотрители. Смотрители постоянно менялись, когда я пришла, там уже никого не было из тех, кто раньше был. Из научных сотрудников только зав. фондами осталась, директор уже другой был. Меня принимала уже Дымова, она какое-то время директором работала, потому что Лукин ушёл и не было никого. А после Дымовой пришла Кузнецова Эмилия Яковлевна, при ней я работала. Я работала там с 1979-го по 1986 год. Закончила директором работать. Оттуда уехала на Сахалин.

Как вы стали директором?

Эмилию Яковлевну Кузнецову назначили завотделом культуры района, место освободилось, надо было кого-то назначать. Я закончила истфак, я не общественный человек, числилась секретарём комитета комсомола. Кого ещё? Меня и назначили. Я неплохо работала ещё.

Вам нравилось в музее работать?

Да. Тогда рутина была. С чем это связано, сложно сказать, надо составить мнение об этом…

Что-то особенно происходило то время, когда работали директором краеведческого музея?

Ничего особенного. Я несколько месяцев была, вышла замуж и уехала на Сахалин. В то время, когда я работала научным сотрудником, на меня перекладывала директор (может, потому что она знала, что я числюсь в запасе, в резерве) некоторые хозяйственные дела: куда-то вечно ездила на машинах за оборудованием, мебелью. Ей некогда было этим заниматься, а у нас не было завхоза в то время.

Музей комплектовался, развивался?

В то время комплектовался, в основном, экспонатами советского периода. Я и занималась этим. Первая моя экспозиция была посвящена – это 1982 год – 75-летию революции, может быть, или 60-летие СССР. Ещё делала временные выставки, связанные с войной. К 1980-му году сделала к 800-летию Куликовской битвы – вот первая моя выставка, училась во многом. Экспозицию неплохо оценили. И я должна была сделать экспозицию по революции 1917 года: мы сначала писали тематический план, потом делали экспозицию на основе этого плана. Мы уже начали работать с художниками – и меня как раз назначили директором, работа прервалась, затормозилась, а через несколько месяцев я уехала на Сахалин.

Как вы возвращались в город?

Вернулась перед тем, как родить дочь, потому что не представляла себе, как я буду в тех условиях. Муж – военный, условия сложные, жили в бараке, правда, потом переехали в дом, но тоже квартира обшарпанная такая… Жили в центре Сахалина, в посёлке в середине острова. Оттуда я приехала рожать Юлю сюда. В мае я родила её, решила, что с маленькой я туда не полечу, перелёт не представляла себе. Мужа должны были перевести, перевели его на Украину. Когда Юльке было 4 месяца, мы переехали в Днепропетровск, там жили на съёмной квартире несколько месяцев. Потом я уехала, через год, наверное, к лету домой с Юлей, мужа перевели в Запорожье, и пока он не получил квартиру, я ездила то в Запорожье, то домой, потом ему дали квартиру, мы жили там в квартире на окраине. Молодые семьи были, много общего, хорошо там жилось.

Вы скучали по городу, пока не были в Коломне?

Конечно. Не по городу – по семье.

По деревне больше, чем по городу?

Естественно! Всегда внутренне вспоминаю с благодарностью нашего мэра Шувалова Валерия Павловича, который преобразил Коломну. В какой-то момент я приехала, обошла в город – я его не узнала! Я была в восхищении! Когда я работала в музее, вот воспоминания о старом городе: кремль был заросший, храмы полуразваленные, на крышах росли деревья, нельзя сказать, что было очень чисто. Водить экскурсии по кремлю – сердце кровью обливалось, было стыдно, очень обидно за город, что он в таком состоянии. Но в то же время я любила гулять по старым улочкам, видеть старинные дома. Вот одному порадовалась, а о другом пожалела: рядом с Мемориальным парком стояли прекрасные деревянные дома с красивой резьбой, красиво отстроенные – вместо них поставили непонятно что, каменное, кирпичное, тёмное. Это улица Красногвардейская. Там остался домик – его причислили к памятникам культуры. Другие домики, которые стояли… Проходить там – это сады, воздух, это было так хорошо, свой микроклимат. Когда работали в музее, очень любили проходить там, по посаду, по старым улицам. Что-то собирали, кто-то что-то нам передавал. Какое-то лето я ездила по Коломенскому району, собирала что у кого осталось, и рассказы, и информацию, и предметы быта иногда привозила. Здесь тоже вокруг музея мы ходили. Как-то на улице около храма на Репне я зашла в один домик (систематично проходила, в один день столько домов, в другой день столько, уделяла день), старушка меня встретила, завела меня, а у неё весь интерьер дома, мебель 19 – начало 20 веков: в стиле модерн горка, клавесин стоял, столы… я была в восторге! У музея не было возможности купить это. Я приводила наших сотрудников туда, показывала. Там люстра, посуда необыкновенные, стулья… Это куда-то всё уплыло.

Как она объясняла такую роскошную обстановку?

Я не расспрашивала. Это могли быть и мещане, родственники, и от купеческой семьи что-то остаться – не от самых известных, а были те, кто занимались торговлей не очень богатые.

Кстати, у моей подруги, у которой прадедушка был мастером на Коломзаводе, такие вещи остались. Она сначала на них внимания не обращала, а когда возникла нужда, она с лёгкостью продала всё антикварам. Может, это и не очень зажиточные были горожане по тем временам. А её прадедушка жил на улице Гражданской, здесь был его дом.

Вам предлагали как музею купить?

Она ничего не предлагала, говорила: я подумаю. Ей надо было на что-то менять, это же интерьер, в котором она живёт. Она жаловалась, что её дети не понимают ценности старинных вещей: 1970-80-е годы, стенки прямоугольные – им такая мебель нравится, а эту хоть на помойку. Я говорю: не надо на помойку, а нам отдайте! Но не получилось, куда-то всё ушло.

 

Музей для ветеранов и школьников

Расскажите о вашей нынешней деятельности, о музее. Как вы себя ощущаете в этой роли? Вы директор музея образования.

Официально я педагог-организатор при Центре дополнительного образования. Занимаюсь я музеем. Называли меня координатором музея, руководителем музея, но не директором. Естественно я руководитель – больше там никого нет! В хорошие времена давали нам две единицы, когда надо было собрать ещё и сделать экспозицию, а сейчас считают, что одного человека хватит. Это ведомственный музей управления образования администрации городского округа Коломна.

Какая идея музея, когда он начал создаваться, в какие годы?

Мечта или идея возникла в 1960-е годы, когда стали готовиться к 50-летию Октябрьской революции. Тогда учителя-пенсионеры стали собирать. Очень много отдали в краеведческий музей! Я знаю женщину, которая пыталась организовать музей при Доме учителя, она собирала, занималась поиском с другими учителями, воспоминания собирали, статистику. Она, как руководитель, и группа учителей-ветеранов напечатали работу к 50-летию советской школы, посвящённую истории образования в Коломне. Отпечатанная на машинке такая книга, в твёрдом переплёте. По детским садам, по дошкольному образованию тоже был написан труд к 50-летию.

Это сохранилось?

Да. Это подспорьем было для меня. Воспоминания, которые остались после их работы. Они уже тогда думали о музее, но не было возможности. Они сделали выставку. Остались фотографии, но не все: подлинники приклеивались тогда на стенды, и подлинников нет. Но фотографии стендов сохранились. В течение 1960-х, 1970-х, эту женщину я помню, она приходила в начале 1980-х годов, уже пожилой педагог, приносила что-то, тоже у своих сотрудников, коллег брала что-то, она уже приносила в краеведческий музей. Это правильно, очень хорошо, что работники Дома учителя всё сохранили, что было когда-то собрано. Они тоже пытались сделать музей: заказали четыре витрины – одна вертикальная, очень приличная и три горизонтальных витрины небольших. Приличные, но не совсем для меня удобные. Я всё равно их использовала, они хорошо смотрятся в первой комнате. Помещение маленькое, всего 36 квадратных метров.

Кому принадлежит помещение, оно сразу появилось?

Помещение ― Дом учителя, раньше принадлежал московской областной профсоюзной организации. Какое-то время бесплатно арендовал профсоюз у городской администрации, на особых условиях. Всё время над нами висел меч, что могут отобрать дом, Дом учителя закрыть. В конце концов передали это здание в ведение управления образования. Официально Дома учителя там нет, вывеска только осталась, профсоюз в этом здании.

Дом учителя кому предназначался?

Дом учителя для учителей, чтобы там собирались досуг проводить. Там библиотека была прекрасная. Какое-то время, в 1950-е годы, начало 1960-х там был бильярд, там был буфет, стоял огромный самовар пятиведёрный, там буфетчица работала, можно было чай попить. Директор Дома учителя Титов Михаил Михайлович жил в этом доме в 1950-е годы, Сейчас участок при доме зарастает травой, её косят иногда, а когда-то он организовал спортивное объединение для учителей, они волейболом там занимались. Спортивный человек был. В Доме учителя все праздники проходили для педагогов, не по школам, а собирался актив, конечно. На все праздники собирались туда. До сих пор на День учителя и День Победы стараются собрать учителей. Собирали и молодых учителей, проводили для них занятия, Новый год там постоянно отмечали, Новый год устраивали для детей учителей, тогда это было в традиции: при каждом заводе был дом культуры, а управление образования – тоже ведь огромная организация. Дом учителя существовал с 1920-х годов. Сначала был в бывшей церковно-приходской школе при посадском храме, он был за Пятницкими воротами, первый храм, Покровский. Какое-то время учебные занятия проходили в этом доме для классов, которые не вошли в основную школу, филиал школы был, отделение. Мне рассказывали, что клич бросили среди учителей, они приносили из своих библиотек личных книги для библиотеки.

Судьба библиотеки?

Кое-что осталось. Директор Дома учителя, когда встал вопрос о существовании библиотеки, раздала по школьным библиотекам, по городским. А то, что было собрано ветеранами, хранится.

Сейчас музей для кого больше предназначен, для ветеранов?

Всё-таки идея была открыть музей для ветеранов. Но сейчас, в основном, для школьников. С ветеранами у меня дружеские взаимоотношения, без них я тоже не могу. Они многое поведали, принесли, на основе того, что они передали, я создала экспозицию, и с их помощью, конечно. Они были самыми первыми ценителями, критиками. Очень благодарна всем!

Из чего фонды состоят? Какие экспонаты?

Есть и предметы. Я собираю письменные принадлежности, школьную форму, школьные поделки, тетради, учебники – большой объём занимают учебники разных времён, фотографии, документы разных времён.

Документы, связанные с педагогическим институтом, собираете?

Нет. У них свой музей есть. Хотя без того, чтобы сказать об институте, тоже не могу, он же готовил основную часть учителей. По крайней мере, о преобразованиях давних института у меня есть данные в экспозиции. У меня до 1991 года экспозиция, но 1990-е хочется захватить, были интересные истории, и школьные тоже.

В завершение: какие-то радостные периоды жизни, счастливые, светлые, безоблачные?

Конечно, это детство. Школьное детство на даче. Юность – с юностью связаны походы, я очень увлекалась турпоходами, уже после пединститута. Пединститут – там друзья, педагоги, но ярких впечатлений нет, может, потому что это связано с трудом. Яркие впечатления связаны с отдыхом. Рождение моих детей, первые годы замечательные (потом это обычная жизнь). Первые годы работы в музее образования. Собрать это всё, создать, воплотить, над этим подумать ― для меня это было счастье.

С какого года вы работаете в музее образования?

В 2010 году открылась первая комната, которую я сделала, можно сказать, экспозиция открылась. Меня привлекли к этой работе в 2009 году, вспоминая, что я когда-то работала в краеведческом музее. Поскольку педагогов я многих знаю, кто учился на истфаке, дружила с ними, поэтому меня привлекли.

Какие-то тёмные, тяжёлые времена, какие годы, периоды жизни? Или не было тяжёлых?

Про тяжёлые я бы не стала говорить просто.