Рассказчики Титов Михаил Михайлович и Андреева Тамара Сергеевна
Ведущий Сорокин Игорь Владимирович
Дата интервью 15 октября 2015
Автор: admin
Тимофеев Владимир Сергеевич
Рассказчик Тимофеев Владимир Сергеевич
Ведущий Сорокин Игорь Владимирович
Дата интервью 25 ноября 2015
Тепляков Виталий Васильевич
Рассказчик Виталий Васильевич Тепляков
Собеседник Игорь Владимирович Сорокин
Дата интервью 26 ноября 2015
Дата публикации 10 июня 2016
Игорь Сорокин: Сегодня 26 ноября четверг 2015 год. Мы беседуем с Виталием Васильевичем Тепляковым, полярником, а теперь уже подводником. Дорогой Виталий Васильевич, выдайте нам, пожалуйста, информацию про Коломну 60-х, про житье-бытье в коммуналках.
Виталий Васильевич Тепляков: Ну, вот здесь вы немножко промазали, поскольку жил-то я в 60-х в Коломне, а в коммуналке жить не довелось.
И.С.: Никогда?
В.Т.: Никогда, слава Богу.
И.С.: Ну в гостях бывали?
В.Т.: В гостях бывал. Даже вот в этом доме, правда, не помню в какой квартире. Жил у меня одноклассник мой – Морозов. Как зовут забыл. Ну, не важно… Помню, что Морозов. На втором этаже. Ну, где-то вот здесь. Ближе к углу… Ну, и в других коммуналках бывал. Ну, чё?…
И.С.: Нравилось?
В.Т.: Как тебе сказать? Веселее, конечно, чем одному с двумя сестрами. А тут, видишь, целый свод одноклассников, одногодков. Наверное, веселее. Ну, попробовать не пришлось. Так что ничего такого сказать не могу.
И.С.: Тогда остается Коломна 60-х. Вы, как человек творческий, обрисуйте нам ее. Живописуйте.
В.Т.: Ну, творческим я никогда не был. С чего ты взял, что я творческий?
И.С.: Ну как? Вы фотографируете, чертите отрезки, еще и пишете немножко рассказы в журнал
В.Т.: Это с твоей подачей, можно сказать.
И.С.: Как оно было тут? Классно жилось?
В.Т.: Ну, чё. Вот я и говорю…. В 60-е годы я учился в школе №3. Вот там у нас, которая стоит на Соборной площади, красное здание.
И.С.: Около Блюдечка.
В.Т.: Да, да. Вот, как раз на Блюдечке. В перемену бегали… весной и осенью. В 61-м я закончил школу и перешел в девятую. Это как в сторону Голутвина ехать, там не доезжая. Между Городской больницей и Дворцом Культуры Тепловозостроителей. Так что, вот 60-е годы-то прошли у меня: первая часть, первая половина, декабрь в Коломне, вторая половина, почти, в Венгрии. Служил я там в армии три года. Вот… Ну, что?..
И.С.: Ну раз школьные годы вы здесь проводили, как вы отдыхали?
В.Т.: Нууу… Отдыхали? По-разному. Н у, в школе отдыхали с друзьями во дворе, занимались Бог знает чем. Ааа! Да, вот. Поскольку мы жили на улице Зайцева у моста, ниже Пятницких ворот, к мосту как спускаешься, последний дом слева, двухэтажный. Ну, квартира небольшая, а нас много было народу, шестеро. У меня две сестрицы, мать с отцом и бабушка. Ну, зато двор был большой, там на два дома. Сверстников пропасть! Уходил с утра, когда свободен. Приходил вечером, а если иногда и не приходил, то ругать некому было. Занятия? На улице в основном все происходило, никаких гаджетов у нас тогда не было. Большую часть времени проводил на речке, летом. Зимой тоже на реке, на коньках катались, на лыжах. Ну, то есть… Все свободное время, в основном, на улице. Но в отличие от теперешней молодежи, очень хорошо знали друзей и соседей. Теперь вот они порой живут в одном доме и знать не знают друг друга… Ну, многоэтажки потому что. Вот. А тогда были дворы. Интересно было, конечно. У нас улица идет к мосту под горой, на задворках там гора такая, там когда то стояла стена крепостная, с башнями. Там Свиблова. И была другая – Застеночная. А по верху этой… Уже в самом кремле, на территории кремля улица Бобреневская, тогда называлась. Сейчас Исаева. Бобреневская проходила. И вот, мы с теми пацанами вечно что-то делили. Чё — мы до сих пор не знаем, но дрались иногда. Ну, такие драки то были мирные.
И.С.: До первой крови?
В.Т.: Ругались, да. Кто-нибудь кого-нибудь заденет по носу, кровь пошла, все кончилось. Такие вот. Да. Вот, без злобы. Да.
И.С.: А вообще, действительно, были какие-нибудь четкие деления? Ну, там: «Мы кремлевские», «Мы посадские», «Мы запрудовские», «Мы…»
В.Т.: Ну… Вот у нас…
И.С.: Где граница проходила?
В.Т.: Ну, по улицам, наверное. Мы, вот с этого отрезка Зайцевой. Вот, от Пятницких ворот до речки — там была одна команда. Ну, вот… Мои погодки там. Начиная… я с 45-го… Вот, начиная где-то с 43-го и по 48-й. Эти где-то пять лет. Вот… Мы все были сверстники, практически. И в общем-то… Нас много очень было.
И.С..: Как вас называли там? Там «плошкутники»?..
В.Т.:Зайцевские.
И.С..: Зайцевские?
В.Т.: Да. А вот те, которые с Бобреневской улицы, те бобреневские. Не те бобреневские, которые в Бобреневе жили, а вот именно с Бобреневской улицы. Вот с ними у нас там…
Ну, я так понимаю, что это происходило из-за того, что на задворках у нас стояли сараи, а за сараями была помойка. Ну, там выгребные ямы… Туалеты стояли. Тогда канализации не было, как и сейчас в тех домах, по Зайцевой. Сейчас кое-где есть, правда. Вот. Так мы на этих задворках сделали себе площадку… Спортивную… Сами строили. Поле волейбольное. Там всё-всё-всё. Кольца повесили, перекладину украли из третей школы. Брусья. Которые зачем-то выкинули на улицу из спорт зала. Мы их быстренько раз — и перетащили к себе. Правда, потом пришлось тащить обратно. Кто-то нас это самое… Заложил Ну, в школе директор сказал: «Ты, ты и ты. Чтобы брусья стояли завтра на месте». Был такой у нас…Михаил Борисович. Он такой: «Ты, ты и ты. Брусья чтобы стояли!». У него такой палец был — раненный, он ветеран. Ну, чё? Притащили брусья обратно. А все остальное так и осталось. Спортивная площадка долго там существовала.
И.С.: Так. Из-за нее был сыр-бор какой-то?
В.Т.: Да нет. Вот когда площадка уже была, у нас сыр-бор как раз таки уже кончился. А это было до того.
И.С.: Заняться было нечем.
В.Т.: Да, видимо поэтому. Заняться было нечем, вот и делили помойку: чья она? Наша, ваша. А потом и эти ребята приходили к нам в волейбол играть. С удовольствием, без всяких проблем.
И.С.: Вообще какая-то спортивная очень Коломна. Вот послушаешь одного, второго, третьего: кто бегает, кто волейбол, кто что.
В.Т.: Не знаю. Делать было больше нечего. Ну, так особо-то… Я, правда, еще в изо кружок ходил к Николаю Ивановичу Бодрягину. Ждал с нетерпением каждый четверг и воскресенье. Мне очень нравилось ходить рисовать. Вот Лешка Федоров, Толик Кузовкин, Мишка Бакумов. Сверстники мои. Все туда ходили.
И.С.: То есть и художники некоторые да? Вот Абакумов художником стал.
В.Т.: Да.
И.С.: Кто еще?
В.Т.: Кузовкин Анатолий Иванович. Есть у нас такой писатель. Он тоже художник. Алексей Федоров. Вот этот. Я тебе показывал фотографию. Ну, много было. Много. Не знаю, как-то вот сейчас… Ты спрашиваешь, а в голове у меня какие-то обрывки. Кусками. 60-е годы, начало 60-х – это школа. Сначала третья, потом девятая. Потом армия, три года. А потом ещё… Ну да, я в институт поступил. Из института меня в армию забрали. Потом пришел, опять учиться пошел.
И.С.: А были какие-нибудь молодежные мероприятия в городе? Проводились?
В.Т.: Наверное, но, слава Богу, меня это не коснулось. Не люблю я эти все… Мероприятия. Ну… Никогда не тянуло в эти собрания. Патриотические. А они в то время только такие и были.
И.С.: А нам рассказывали, чтобыл какой-то день советской молодежи, когда собирались юноши и девушки в лесу за городом и играли в спортивные игры.
В.Т.: Да, я слышал об этом. В Горошково где-то, но я ни разу туда не попал. Не знаю, почему. Но при всем при этом, достаточно много дел было и дома, поскольку семья большая. На мне, значит, на старшем ребенке, была забота о том, чтобы вода была всегда. Воду приходилось носить из бассейки. Ведрами. Сестрицы не могли. Младше были, поэтому пацану приходилось этим заниматься. В магазин за хлебом, кое-какие продукты. Там… Мама за маслом посылала всегда, говорила: «Рафинированное не бери». Такое нельзя есть. Сейчас почему-то все рафинированное едят. Так что… Не знаю… Учились, естественно, в школе. Ну, учился-то я так себе. Ну, по крайней мере, без проблем… четверки, пятерки.
И.С.: А какие учителя были в школе? Заинтересовывали они?
В.Т.: Ну, разные. Как вот, например. Я вот сейчас до сих пор встречаю, рядом со мной живет… Её как раз сегодня утром видел. Учительница моя по географии, которая поставила единственную тройку мне в аттестате. Ну, видно потому что, я лучше её знал географию и задавал неудобные вопросы. Ну, а сейчас чего мне… Она старше меня годов на 15, наверное. Значит ей сейчас годов 85. Очень интересно. Вот, встречаемся иногда. Даже здесь, в Пастиле встречались. Она когда-то жила там, где Москворецкая. На Посаде тоже. И вот, она тоже ходит…Учительница по географии. Ну, и учителя разные. Например, мне очень нравился учитель, вот, в восьмилетней школе, я восемь классов заканчивал в третей школе как раз. Вот там на Соборной которая стоит. Зимаков у нас был… Как же его? Алексей Матвеевич, по-моему. Учитель физики. Ну, он очень любил физику. И мы, естественно, вместе с ним, поскольку он очень хороший был учитель. Ну. До 90% учеников его любили. Но вот по географии как раз наоборот было.
И.С.: Не любили географа?
В.Т.: Наоборот, она меня не любила. Сейчас любит зато. Мы тут встречаемся, здороваемся.
И.С.: А сколько ей уже лет?
В.Т.: Ну, наверно 85. Ну, наверно, в районе того. Ну, мне было… Сколько? 15? А ей около 30.
И.С.: Ну да, с возрастом выравнивается все.
В.Т.: Да. Не. Сейчас мы друзья. Я говорю, она мне единственную тройку поставила в аттестат.
И.С.: Но вы всей жизнью своей доказали любовь к путешествиям.
В.Т.: Так в том то и беда, что я и тогда лучше её знал географию. Наверно, поэтому. Ну, не то чтобы лучше, но по крайней мере у меня проблем не было с этим вопросом. Но вот… что-то я не так говорил. Самое интересное, что я потом еще, после института, уже правда в 70-е годы, учителем работал. Физику преподавал два года. Так же с пацанами, с девчонками… нормально все было. Нравилось там в школе работать.
И.С.: Виталий Васильевич, расскажите, как вы говорили, чем учитель физики от учителя геометрии отличается?
В.Т.: Как отличить физика от математика, что ли?
И.С.: Да. Да. Да
В.Т.: Ну, надо просто спросить. 0,5 + 0,5 сколько будет? Ну, физик скажет — литр. А математик скажет — единица. Вот и все.
И.С.: А вы? 0,5 + 0,5 сколько?
В.Т.: Так это какие 0,5 ещё… Так что ничего не скажу.
И.С.: Так. Это вы про школу.
В.Т.: Да, вот я говорю, 63 года это в основном… Ну да… Такая уже школа, почти взрослая. В 60-е годы я как раз в институт поступил. Наш, педагогический. Ну вот… Поскольку не прошел по конкурсу в Бауманское. Баллов не хватило на общагу. А без общаги чего-то родители меня не пустили. Туда жить. В Москве. Ну, а сюда пришел, меня взяли.
И.С.: А как это так в общагу..?
В.Т.: То есть надо было 17 баллов, а у меня 16.
И.С.: То есть, вас приняли, но живи где хочешь.
В.Т.: Да, живи, где хочешь. Родители сказали: «Где хочешь, жить не будешь. Будешь жить дома». Я пришел сюда к Георгию Ильичу. Георгий Ильич — был такой зам. декана у нас. Физмата. Говорю, вот такая история, а он: «нет проблем, давай».
И.С.: Это уже новый корпус был построен?
В.Т.: Не, старый.
И.С.: Старый?
В.Т.: Да. Это 64 год.
И.С.: То есть, прям вам никуда ходить не надо. Вы жили рядом.
В.Т.: Да.
И.С.: Вышли, два шага и на месте.
В.Т.: Да, рядом с домом. И мама у меня там работала А потом, когда туда перевели, мы переехали на Зеленую, тоже одна остановка. Так что, я и там учился рядом. После армии я пришел и уже учиться пошел туда.
И.С.: В каком году вы поступили значит?
В.Т.: В 64-ом. А 2 ноября меня в армию забрали из института. А через полгода вышел указ не брать из институтов. Друзья прислали телеграмму: «Ура, ура! Вышел указ. Послужите, мы вас подождем». Сволочи какие. Ну что? Послужил.
И.С.: В каких войсках?
В.Т.: В пехоте. Ну, правда я… Первый год, полгода, значит, в мотострелковой роте, потом 7 месяцев или 8, уж не помню. В Бердичеве, в медицинской роте. Стал санинструктором. И вернулся в часть, уже был санинструктором. Сначала. В батальоне. Ну, да. В батальоне санинструктором сразу.
И.С.: То есть, если что вы перебинтуете, наложите…
В.Т.: Да.
И.С.: …шину? Спасете. Вынесете из-под огня…
В.Т.: Да. А если уж совсем плохо: больной перед смертью потел-потел. Хорошо.
И.С.: Виталий Васильевич, может, про игры какие-нибудь расскажете? Чем еще кроме спорта вы занимались? Были у вас какие-нибудь забавы детские?
В.Т.: Ну, как то вот, особо-то забав и не было.
И.С.: Прятки, жмурки, наперегонки?
В.Т.: Не, ну прятки, жмурки — всё это да. Все это не занимало какой-то там… Кусок большой в жизни… А просто в любое время, в любой день мы могли поиграть в это, в это или в это. Когда нам приспичило в прятки, мы спрятались где-то во дворе, в сарае, не найдешь. Три дня искать будешь. То есть, это было совершенно запросто.
И.С.: Ну, у вас там антураж вообще такой…тут тебе крепость, тут тебе башня, тут тебе сарай.
В.Т.: Ну, там раздолье было для пацанвы-то, что говорить. Река рядом. Летом я уходил с утра. Вот, особенно по м?ньшеству было. И на весь день. Потом только к вечеру… Уже… Загоняли. Домой.
И.С.: Ну а чем отличаются речные пацаны? На чем вы там…
В.Т.: Речные пацаны…
И.С.: Там… Льдины гоняли… Или как там?
В.Т.: Начиналось все весной. Вода. Снег стаял. Речка разливалась. Ледоход. Все ждали этого момента. Ледоход. А у нас там же мост. Его выводили в сторону. То есть, его снимали с этого места и отводили в сторону, чтобы лед прошел, а его не унесло. Иначе, его сорвет льдом и не найдешь. Вот Его отводили в сторону, для этого там вырубали такие здоровые полыньи во льду Когда? В марте еще. В каком марте? В феврале где-то начинали. Лед вот так обрубали со всех сторон, льдину топили, и она уходила по течению. Образовалась такая полынья. Ну, часть льда забирали эти… «Лёдчики-подводники», которые лед на подводах возят. Увозили по магазинам, тогда еще лошади были. По магазинам ледники набивали, тогда еще не было промышленных холодильников. Вот. И вот в эти вот дырки во льду, выводили этот мост. В сторону. Там укрытие стоит. Вот они его… И когда начинался ледоход… У нас там, вот как идешь к мосту, слева, здоровый такой буквой «Г» стоял здоровый амбар. Назывался «Заготзерно». И в этом амбаре, когда вода приходила, она доходила обычно до наших ворот, в среднем. Чуть выше, чуть ниже, но первый дом этот двухэтажный, на улице Зайцева. То есть, амбар этот весь заливало. Там неглубоко было, но вода была. Мы, перед тем как этот… Подойдет вода… Снимали двери. Там здоровые амбарные-то двери. Кувалдой. Несколько кирпичей. Бревно под дверь. Четверо, на этой повисят… На палке-то. Рычагом — раз. Она с петель слетает и падает. В воду! Уже вода там почти по колено. У нас это плоты были. На этих плотах мы в амбаре внутри устраивали всякие сражения. Плавали на плотах, толкались, шестами, палками, веслами. Очень интересно было. Ну, плюс на льдинах катались. Кончалось обычно это воспалением легких. У меня. Я раз семь, наверное, болел в детстве воспалением легких.
И.С.: То есть, каждый год практически.
В.Т.: Пока ледоходы были, да. А это где-то до конца 60-х годов речка замерзала. Тогда еще не было сбросов с химкомбината этого, с Воскресенского. В 70-е года она почти уже редко стала замерзать, в 80-е. А тогда замерзала. Все берега были голые. Деревьев не росло. Потому что каждую весну вода поднималась. Да? Тут же мороз ударял. Весенние вот эти ночные морозы. Да? Всё сковывало. И все эти кустики все счищало каждую весну с берегов. Это сейчас все заросло деревьями. Раньше такого не было. Берега голые были. Вот. И очень хорошо город просматривался с реки. И из города смотреть можно было. Там, я не знаю… И Бобренев монастырь… И всё… Пейзаж был другой совсем. Ну, вот… Ну, а на льдинах? Как? Всяко бывало. Катались.
И.С.: Никто не уплыл? Не утонул?
В.Т.: Вот, за все мое детство у нас здесь в районе моста, в районе вот от одного моста и до Сандырей там где-то… Да? От железнодорожных. Вот здесь вот всех же знали пацанов-то, никто не утонул. Я, например, не помню и многие из нас, ровесники мои, не помнят, когда плавать научились. То есть, вот… Как то у речки все время. Раз-раз и поплыли. Сначала плавали, там плот стоял и куча песка. Там Жилдорконтора какая-то там. Вот. Каждый раз барж? приходила, краном выгружали здоровые кучи песка и пацанва… Вот… Которые на пляжи не ходила, пятилетние, она на этих кучах песка загорала, купалась. А плавать начинали — прыгали с плота. Где наши матери и бабки белье полоскали. Которые около моста стоял. Тут дамба была такая. И вот с этого плота, до берега. Ну, там плыть я не знаю сколько. 10-15 метров. Вот. Первое плавание было от плота до берега. Потом уже, когда мост разводят, Он так вот с берега отходил. С моста ныряли, с понтонов… Там… Как придётся. К берегу плыли. А потом уже через речку. Вот. Так что…
И.С.: Такие нормативы.
В.Т.: Да. Нет. Это этапы. Скорее, это не нормативы. Никто никого не заставлял. Вот. Ну и когда пацаны только начинали плавать, обязательно рядом плыл кто-нибудь кто постарше и мог помочь. Просто так… Ну, были дураки, которые в одиночку плавали, но, слава Богу, не было таких случаев. Где-то там… Кто-то там, вот… Рассказывали… Что где-то там. В районе Северки что ли, кто-то утонул. Какой-то студент. Там, ещё чего-то… А здесь. Ничего такого.
И.С.: Купаться начинали в мае или в июне?
В.Т.: От погоды зависело. В апреле иногда.
И.С.: Да ладно?
В.Т.: Ну в апреле 30 градусов жара. Вода, правда, еще 15-16. Но нам-то все равно какая вода. Главное, что жарко. И мы купались. Там… Нырнул — вынырнул. Нормально. Так что это от погоды зависело. Но в мае это уже точно купались. В мае точно. После майских праздников. Где-то 9, тепло было, нормально. Зимой снегу больше было или мы меньше роста были, казалось. А летом… Вода была чистая в речке, хорошая. А у моего отца лодка была. Работал на этом же мосту. Ну, вот. Тогда в ручную крутили эти лебедки. Разводили – заводили. Электрических же тогда не было еще. Ну и там вот одна смена, вторая, третья. По сменам работали. Я уж не помню… Точно-то. И вот несколько человек. Четверо, по-моему, бригада была. И вот… Крутили эту штуку. Пароход идет, гудит, мы по гудкам все пароходы знали. Тогда ходили буксиры, таскали баржи вверх. Вниз, пассажирские пароходы. У них все гудки разные были. Вот. И мы знали какой гудит. Куда идет. Ну. И вот на этом мосту… Да… Он работал. Естественно у него лодка была. Поскольку, когда мост сломался, надо людей было перевозить через речку. Это дополнительный заработок был. Рубь стоил переезд до 61-го года, 10 копеек после. Вот. А в разлив… Ну, очень часто ночью кто-нибудь стучится, первый этаж у нас был, окошко около прям арки. Ворот. «Дядь Вась, перевези». Чё? Дядя Вася вставал и вез в Бобренево. А это вот так напрямую. Поскольку всё заливало…
И.С.: Прям до самого Бобренева?
В.Т.: Да, напрямую.
И.С.: А лодка-то моторная или вёсельная?
В.Т.: Какой? На веслах. Тут километр всего. Да нет. я когда уже в 10-м классе… Мне тоже ничего не стоило туда смахать и обратно. По весне, когда сильный разлив, мы брали лодки с друзьями и в лес. В Хорошово туда… Между Хорошовым и Конев Бором… Приплывали.
И.С.: Через Бобренево?
В.Т.: Напрямую, да. Обходишь Бобренево сверху. Ну, или как? Вот. Бобренево. Да? Ну, так вот Бобренево. То есть уходишь по фарватеру… Ну, мы ходили то вниз. Идешь вниз. Потом там ручеек. Тёк. И пруд был… Ой! Озеро. По этому… Ну, там поглубже. По этому озеру к Бобреневу. Потом за Бобренево и туда дальше в лес. А обратно уже с этой стороны идешь по течению. Вот. Так что, все нормально было. И на лодке мы очень много времени проводили. В жару летом всякие баталии устраивали. Очень даже интересные. Кто чью лодку перевернёт.
И.С.: С воды или..?
В.Т.: На воде.
И.С.: Нет. В смысле, переворачивали-то кто удержится в лодке или подплывали на абордаж брали?
В.Т.: На абордаж брали, на борт вставали, переворачивали и в общем кто чью… Ну, вот надо было сначала распихать друзей в воду, а потом уже перевернуть лодку. А потом. У нас никакой спасательной службы такой систематической не было. А где-то уже в конце 60-х, наверное… Нет, в начале. Появились спасательные службы какие-то там вот. И вот к этой куче песка стала приходить лодочка. Два пацана, ну постарше нас. На этой лодке они, значит, наблюдали, чтобы мы не утонули. Но, поскольку нам это не нравилось, а они там вечно приставали, что на этих… На надувных, на баллонах плавать нельзя… ну, ничего нельзя. Отплывать нельзя. Ну, дело кончилось тем, что лодку притопили, пацанов прогнали. Ну, пока они побежали на спасалку, лодку вытащили и закопали в песок. Вытащили на берег. Вырыли яму. Туда. И зарыли. Пришёл начальник какой-то. Стал смотреть: «Где лодка?». «Утонула». «Как утонула? Она деревянная (вот такой ялик) утонуть не может». «Утонула и все». И какой-то… Ну, пацан… Ну, такой вот. Ему, наверное, года 3 или 4: «А ее вот здесь зарыли». Если бы он не выдал, так бы ее, наверное, долго не нашли. Ну, чё?.. Пришли еще два пацана каких-то. Часа два откапывали лодку. Потом ее спустили. Но больше не стали там нас теребить.
И.С.: Это вот весенние, летние игры. А еще же нужно было дождаться, когда замерзнет. И там свое уже начиналось.
В.Т.: Ааа! Да. Вот, когда замерзала речка-то. Да? Ну, вот самое опасное было время, когда еще не вся она замерзла. А берега уже прихватило. И вот, в основном на коньках. И вот по этой забер?ге…
И.С.: Как?
В.Т.: Забер?га. Ну, вот вдоль берега… Лёд. Образовался.
И.С.: Называется забер?га?
В.Т.: Да. Вот. Мы по ней, значит, на коньках. И бывало так, что вот как сейчас мороз сильный уже. Ударял. А снега еще не было. Такого мощного. И лед прям как стекло…Такая красота! И по нему, прям, едешь, а под тобой водичка там плещется. А иногда щучки выходят греться на солнышке. Очень интересно было. Конь<ки>… А потом, когда речка замерзала. Мы расчищали на речке… Вот здесь как раз, как на мост смотреть. Слева обычно. Под мостом тут затиш?к. Нет такой дамбы и… Течения-то нет сильного. Расчищали площадку. Каток у нас там был. На коньках катались.
И.С.: В хоккей играли?
В.Т.: Ну, не очень. Играли.., Но вообще-то… Не было каких-то команд специальных. Позже они появились. В моем детстве такого не было.
И.С.: Ну, да. 70-е, наверное.
В.Т.: Нет. Ну, я помню 63-й год, мы смотрели. Наши играли с канадцами 3 марта. Проигрывали, наши выигрывали — 4:2. Канадцы отыгрывались. Нет. 4:0. Наши вели. Канадцы 2 штуки забыли за последние 4 или 3 минуты, что ли. Но, в общем, наши выиграли чемпионат мира. У соседа был. У приятеля. У Генки Абакумова. Телевизор был хороший. Большой. Мы у него сидели смотрели. Или у Пашки что ли… Не помню.
И.С.: Так значит в 63 году телевизор большой?
В.Т.: Ну, такой. «Рекорд». Ну, у остальных-то «КВН-ы» были вот такие. Чё? Ну… Большой экран, в смысле. Такой…
И.С.: Без линзы.
В.Т.: Без линзы. Да, без линзы. Эти все с линзами были. КВНы. Потом еще как-то назывались? «Рекорды», по-моему. Я помню телевизор, когда появился у дядь Вени Шишкова, соседа, так к нему вся улица ходила смотреть телевизор. Фигурное катание. Народу пропасть набивался. В комнату.
И.С.: Никогда не выставляли в окне телевизор?
В.Т.: Нет, такого не было. Не помню такого.
И.С.: С улицы смотреть.
В.Т.: А потом когда стали у многих появляться. Постепенно. Телевизоры-то.
И.С.: Расскажите нам, пожалуйста, про 12 апреля 61-го года. Где вы его встретили? Что вы чувствовали?
В.Т.: О! Я не помню. Подробно-то.
И.С.: Ну, в Коломне? В Москве?
В.Т.: В Коломне. Дома. Нет. Здесь. Дома. На улице Зайцева. В апреле 61-го.
И.С.: Ну, вот есть фотографии, где народ вываливает на улицу «Юра!», «Ура!», «Космос наш!».
В.Т.: Что-то у меня такого ничего не запечатлелось. Да. Ну, была всеобщая радость, конечно. Это всё понятно. Но… Чтобы… Как-то я не любитель участвовать во всех этих мероприятиях.
И.С.: Не, ну когда такое происходит все…
В.Т.: Это, конечно, заметно. Видно. Ну, вот… Что-то я такого в своей биографии не помню, чтобы я принимал участие в таких мероприятиях. Может чем-то другим занимался. Не знаю.
И.С.: Мы вот разговариваем с людьми и выясняется, что 60-е годы во многом…подъем технической мысли, совершенство. Много появилось фантастических романов и каких-то даже излишних уже механизмов. Вот мы узнали, что в Коломне был механизм: бросаешь монетку, и одеколоном можно было подушиться.
В.Т.: Да. Была такая штука.
И.С.: Вы душились?
В.Т.: Ну, разок, наверное, попробовал. Интересно. Но поскольку я не люблю одеколоном-то… И меня это не прельщало.
И.С.: Ну и… Народ шел в технические вузы…
В.Т.: Да. Конкурс был. Да. И на физмат. И на всякие… И везде.
И.С.: Тогда же появилось деление на физиков и лириков.
В.Т.: Да, да. Тогда появились…То был физмат просто, потом на физмате два потока математики и физики появились, как раз вот в начале 60-х.
И.С.: Это они, как раз, 0,5-то делили.
В.Т.: Ну, да.
И.С.: Вернее, складывали.
В.Т.: А еще, вот ты говоришь, чем занимался. Читал. Много… Всегда. Поскольку, мать у меня в институте работала, то она договорилась там с тетками… В этой… В библиотеке. А она была вот как раз. Общагу проходишь которой. Этот самый жил… Ерофеев-то.
И.С.: На углу Пушкинской и Яна Грунта.
В.Т.: Да, туда. Вглубь двора. Упираешься вот в зда<ние>… Поперёк. Вот там была библиотека. И вот я ходил тут… Там рядом… Чё?..
И.С.: А что за библиотека?
В.Т.: Институтская библиотека. Она для студентов и для всех.
И.С.: То есть может Ерофеев-то не ходил на занятия, потому что у него во дворе библиотека была?
В.Т.: Может быть. Может быть. Запросто. Но я туда ходил Ну как? Через день, наверное, через два дня.
И.С.: Зачем слушать
В.Т.: Да, когда можно прочитать.
И.С.: …Неизвестно что, когда можешь прочитать каких-то умных мыслей.
В.Т.: Очень даже запросто. Там был и читальный зал, и библиотека, и… Там все в порядке. Вот.
И.С.: А потом куда делось? Все перенесли?
В.Т.: Все туда переехало, да. Вот. Ну, а пока там было… Нет! Ну, это еще я учился… Там, 6-7 класс. Одно время увлекался детективами. Потом понял, что все детективы… Ну, такие вот, которые там…Книжечки такие небольшие были… И полоса, как вот в полосе света там… Картинка какая-то. Да? Вот. Что-то их много перечитал. А потом понял. Что открываешь: вот это, вот это. Значит кончится вот этим. Так и есть. Закрываешь. Не надо читать. Когда и так понятно. Вот. Ну, вот… После детективов… Недолго я их читал, но интересно было сначала. Началось все с «Пионерской правды». Там публиковался роман… Не помню… Повесть. «Над Тисой» назывался. Про шпионов. Такая вот штука была. А потом вот эти вот книжечки детективные. Но потом я это дело бросил и стал читать фантастику.
И.С.: Для 60-х самое то – фантастика.
В.Т.: Да. Вот фантастику… Ну, плюс… Ну, плюс… Всякие… Жюль Верны и прочее.
И.С.: А кто из писателей фантастов вам больше всего..?
В.Т.: Ну, Ефремов мне нравился. Потом. Уже там. А сначала-то… Все подряд нравилось. Что попадалось.
И.С.: Беляев, наверное. В 60-х самый популярный?
В.Т.: Да. Беляев сначала… Нет. Жюль Верн, Беляев. Потом… Дальше там… П?рнов. Немцев… Кто ещё? Кто ещё уж не помню… Ну, много всякой было фантастики. Так и проходная была какая. Потом и зарубежная была фантастика. Издавалась небольшими книжечками. Ну, вот…
И.С.: Интересно, почему Беляев какая-то фигура такая… Все знают его произведения… Да? Никто не знает: как он выглядит, какая у него биография, где родился, сколько прожил.
В.Т.: Я тоже не знаю. Вообще ничего не знаю. Ты-то знаешь?
И.С.: Нет.
В.Т.: Как же так-то?
И.С.: Вот так.
В.Т.: Я тоже не знаю.
И.С.: Какая-то у него фантастическая…
В.Т.: Про Ефремова знаю, а вот про него нет.
И.С.: Фантастическая судьба, в этом смысле.
В.Т.: Да, интересно. Правда. Я как-то не думал.
И.С.: Ну, все же знают как выглядит Пушкин. Чехов, Гоголь.
В.Т.: Ну, якобы, да. Вот… Двенадцать <бьют часы на колокольне>. Смотри!
И.С.: Да. Почти. Вот еще скажите, во всей стране же было поветрие такое. Кончилось оно не кончилось? Голубятники?
И.С.: В.Т.: Да, было у нас такое.
Было такое
В.Т.: Да
И.С.: В какие годы?
В.Т.: Ну это конец 50-х, 60-е.
И.С.: Ну, есть еще там, пару голубятен до сих пор стоит.
В.Т.: Да. Нет Ну, у нас в соседнем… У нас был четвертый дом… А рядом шестой. В шестом доме жил Васька Попов. Голубятник. Его Чилька звали.
И.С.: Как?
В.Т.: Чиля. У него кличка была. Ну, он так голубей звал: «Чиль, чиль, чиль». Вот… Вот он и Чилей был. Потом, напротив, у моего друга Тольки Ермакова, отец был голубятник заядлый. Он до старости, по-моему, держал голубей. Вот. Это у него пятый дом по улице Зайцева. Там во дворе… Везде сараи были… Дворы. Там голубятня, нет проблем. Ну, у него там какие-то элитные голуби были. Он их там под замками держал. Постоянно воровали. Он их потом обратно возвращал.
И.С.: Воровали или приманивали?
В.Т.: Крали. Взламывали замки, там. Разбирали стену. Там Бог знает чтобыло. Таскали этих голубей. Вот. Потом они взлетали где-то и прилетали домой. Вот. В общем, у дядь Лёши были вот такие интересные голуби. Ну, а у остальных, у многих были просто… Такие вот, знаешь… Он почти профессионально этим занимался. А… Вот… Чилька был… Он как раз таки занимался тем, что их воровал. Снова. И продавал. Но однажды он… Какого-то голубя, там… Ловил на крыше собственного двухэтажного дома и промазал. Тот сел на край, на воронку что ли трубы. Этот раз, за ним кинулся и свалился со второго… Ну, с крыши. Представляешь? Вскочил и дальше побежал за голубем. Ничего ему…Вообще ничего. Как так? Ну, вот странно. Ну, он такой был. Чуть повыше меня ростом. Сухенький пацан.
И.С.: Видно сам уже был голубем немного.
В.Т.: Да, наверное. Как он там приземлился, не знаю. Но, по крайней мере, не пострадал совершенно. Ничего не поломалось у него. Вот такие голубятники были.
И.С.: Ну, вообще, Коломна-то она До сих пор, по-моему… Съезжаются сюда на рынок голубятники. Нет?
В.Т.: Может быть. Я не знаю. Может и съезжаются. Где-то. Я ж не знаю… У меня еще занятие было…Я доски строгал. Ну, как-то так получилось, что… Какую-никакую мебель надо было сделать. Например, мне нужен был письменный стол. Комнатушка была. Где вот я… Сестра, та что постарше. Жили вместе. Вот. А между нашими кроватями было вот такое вот место. Туда большой стол не влазил. Чё-то надо было… А нам нужен был письменный стол. Мне пришлось самому сделать письменный стол. Вот. Но дело-то в чем. было. Надо было из чего-то делать. И чем-то. Вот чем-то меня соседи, мужики научили делать инструменты. А потом в школе нас очень хорошо учили пилить, строгать. Без проблем. На уроках труда. У нас Семен Семенович такой был. Ст?ляр. Классный мужик. Он всему нас научил. 6-7 класс, восьмой… Я уже сам себе делал… Эти рубанки…А материал каждый год весной по реке плывет все, что угодно, в том числе и тес, брус, доски.
И.С.: Где унесло случайно, да?
В.Т.: На берегу лежало, вода пришла и все уплыло. Ну, это… А плывет-то от самой Москвы. И там до фиг? всего. То есть, у нас… На чердаке… Этих досок было… Ну, отец пока дежурит, поймает, 3-4 досочки принесет, на чердак бросит. Ну, и когда я з?нялся вот этим строганием — пилением, то у меня выбор был там: березовая досочка. Сосновая там. Кленовая, еще какая… Тогда вот… Все было запросто. Так что я сделал себе стол такой. С тумбочкой…Нормальный. Всё. Там всякие полочки — фиг?лочки. Так что вот мне нравилось строгать. А потом когда я стал в изо кружок ходить… Потом фотоаппарат появился… Как раз в 60-е годы. «Зенит». Тогда он «Кристалл» назывался. Я себе купил с первой получки. Которая у меня…
И.С.: «Зенит — Кристалл» или просто «Кристалл»?
В.Т.: «Кристалл». Ну, это… Собственное название там было «Зенит-3», « Зенит-3М». А этот вот «Кристалл» почему-то обозвали. Ну, это тот же «Зенит». Только вот почему-то «Кристалл». С первой получки я себе купил за бешенные деньги, за 67 рублей. Получка была 100, по-моему. Вот. Вот такой фотоаппарат. Зеркальный. Вот такие дела.
И.С.: А пленки-то у вас сохранились 60-х годов?
В.Т.: Я до сих пор их сканирую.
И.С.: Да? Вы, пожалуйста, уж поделитесь.
В.Т.: У меня есть хорошие фотографии, я на Пятницких воротах стою.
И.С.: На руках
В.Т.: Нет. Это Пашка на руках стоял. Я не умел. Боялся. Друг мой… Пашка… Тот да… А мы с приятелем залезли туда и фотографировались наверху.
И.С.: Наверное, и сверху тоже фотографировали?
В.В: И сверху. Там окрестность несколько кадров.., Но плоховато… Там, понимаешь… Пленки. Как сейчас выяснилось, беда была в том, что я их плохо промывал. Поскольку водопровода не было. Было как? В бочок воды нальешь. Покрутишь — выльешь. Еще нальешь. Выльешь. Еще… А надо было ее промывать как следует. И сейчас вот этот гипосульфид несчастный… Он всю эту плёнку. Ну, он… Он гигроскопичен, влагу берет. Кристаллизуется… Ну, в общем… Портится пленка. А у меня тут казус был. Я посмотрел: ох! Пленка хорошая, всё. Но вот, непромытая. Я ее в ванну кинул… Думаю, она у меня сейчас в холодной водичке помокнет. Я ее высушу и… Всё уже. Можно будет отсканировать. Потом прихожу, смотрю, в ванной почему-то две плавает пленки. Думаю, как-так? Я одну кидал, почему две? А потом выяснилось: что одна пленка, а другая эмульсия. Отдельно. Отдельно эмульсия плавает. Отдельно пленка. Ну, чё? Пленку я выкинул. А эмульсия ушла туда…Вместе с водой. Поскольку ее никак обратно прикрепить было невозможно. Так что я теперь пленочку сканирую. Такой, какая она есть. Потом пытаюсь помыть. Ну, я режу на куски по четыре кадра, чтобы в конвертик уместилось. Чтоб можно было её… Как-то это… Потом сохранить. Ну… У меня сейчас хранятся они. По четыре кадра. Нарезаны. Там подписаны… Год там… «На картошке. Год шестьдесят какой-то. 64-ый».
И.С.: Ну, может хоть вы сфотографировали поросят?
В.Т.: Нет.
И.С.: Ну как же так? Может их вообще не было?
В.Т.: Были. Я как сейчас помню. Стояли три поросенка.
И.С.: Все помнят, все рассказывают, никто не сфотографировал.
В.Т.: Ну, кому это нужно было? Тебе нужно. А ты где-то шлялся в это время…
И.С.: Не знаю. Ну скажите, что они там..? Потому что версии абсолютно разные.
В.Т.: Версий много, потому что они менялись.
И.С.: Менялись?
В.Т.: Ну, конечно.
И.С.: Подрастали что ли?
В.Т.: Да нет. Они то на подносе держали какое-то… Окорок. Ещё. Ну, нет… Ну, чего-то на подносе у них лежало. Одно, потом другое, потом третье. Понимаешь?
И.С.: Нет, а сами поросята-то? Какого они были роста? Из чего сделаны? Какого цвета?
В.Т.: Цвет поросячий. И рост тоже. Они стояли вот так вот. Нормально… Как поросята.
И.С.: У каждого свой поднос в руках.
В.Т.: Нет. Один на троих был. Я помню
И.С.: Один на троих?
В.Т.: Да.
И.С.: Из чего они были сделаны?
В.Т.: Ну, гипсовые они.
И.С.: Гипсовые?
В.Т.: По-моему, гипсовые. Я не ковырял же. Они за стеклом были.
И.С.: Просто кто-то говорит, что они были легкие из папье-маше, кто-то говорит, что они были из глины.
В.Т.: Ну, вот глина, гипс. Ну, то есть вот это какая такая… Это на мой взгляд. На самом деле, чтобыло, я не знаю. Ну, мне так… Ну, ты понимаешь, не было нужды приходить, разглядывать их. Интереса такого не было. Поэтому… Ну, прошел посмотрел. Ты ж понимаешь, они же каждый день стояли. И что на них смотреть? Ну, один раз посмотрел и все. Прошёл. Бог с ними. Поросята они и поросята. Где? У поросят. И всё.
И.С.: Вы сюда не ходили, в этот магазин.
В.Т.: Почему? Ходил.
И.С.: А зачем вам? У вас там свой был.
В.Т.: Водный-то?
И.С.: Да.
В.Т.: Нет, там маленький ассортимент был. Бабка говорила: «Сходишь к Морозову, купишь батон, а к поросятам зайдешь, купишь масло». Или у Волкова, это вот, где сейчас…Там сейчас уже ничего нету. Это где авторынок. Там были остатки церкви. В ней магазин был. Там иногда давали муку. А мы вот…второй класс, третий… Ходили с бабками, в основном. Родители-то работали. За мукой в очереди стояли. Потом уже бабка купила. Уходишь. Тебя зовут: «Сынок, иди сюда. Вот со мной еще… Ну, давай два кило в руки». А если вдвоем, то четыре дадут. Понимаешь?
И.С.: Поэтому вы должны были там присутствовать?
В.Т.: Да. А нам за это рубь давали. На мороженое. Так же мы там подрабатывали на мороженое.
И.С.: Так это свои..?
В.Т.: Ну, знакомые. В основном. Конечно
И.С.: Но рубль это еще по старым деньгам.
В.Т.: Конечно. 10 копеек. Рубь десять мороженое стоило. «Эскимо». 11 копеек потом.
И.С.: Про мороженое мы давно не слышали рассказов. Говорят мороженое коломенское было прям уж…
В.Т.: Супер. Сам вкус был сливочный, простой, за 13 копеек. Оно было самое простое и самое вкусное. На мой взгляд.
И.С.: Оно на палочке, в стаканчике?
В.Т.: Нет, просто брикет с двумя вафельками. Вот такой брикетик. А вот на палочке это «Эскимо». Оно 11 копеек стоило. А это 13 или рубь тридцать.
И.С.: Эскимо в шоколаде?
В.Т.: Да.
И.С.: В золотинке обернутое?
В.Т.: Да, именно серебряная фольга. Круглое. Немножко на конус. На палочке. Ну, такая. Щепочка. Досочка. Вот такое «Эскимо» очень вкусное было.
И.С.: Это все в Коломне делали?
В.Т.: Да. И вот на улице Пушкина, здесь был цех. А мы, иногда, помогали там что-то грузить, разгружать пацанами. Ну, просто мимо нас…
И.С.: А где это?
В.Т.: Ну, напротив Пятницких ворот. Как выходишь. И чуть вправо. И вот с левой стороны. Где сейчас какой-то навес сделали. Вот в этих домах. Где-то…
И.С.: То есть, это с торца пединститута тоже, да?
В.Т.: Ну, на Пушкина. Нет. Не пединститут. Вот здесь прям. У Пятницких ворот почти. Здесь, в подвале этом, делали мороженое. Его там развозили, грузили, мы помогали, нам по мороженому давали.
И.С.: У вас прям какое-то волшебное стратегическое место.
В.Т.: Конечно.
И.С.: Речка и мороженое.
В.Т.: Всё… Завод фруктовых вод… вот это вот. Он пивзавод у нас назывался.
И.С.: Где?
В.Т.: Тоже. Ну, как? Прям напротив калачной. Вот это… Где сейчас нарисованы на белом всякие рожи.
И.С.: Это и был завод?
В.Т.: Это был пивзавод, да. Это завод фруктовых вод потом назывался. И вот там, значит, тоже… Мы ежели что-нибудь делали. Разное. Ну, тоже какая-то помощь. То там — бутылки лимонада.
И.С.: Это рядом было, да? С хладокомбинатом.
В.Т.: Да. Тут вот прям рядышком. Ну, там какой-то цех небольшой. Какая-то… Я не знаю. Полукустарная какая-то штука. Но… Мороженое делали очень вкусное.
И.С.: А большой комбинат?
В.Т.: Холодильник-то?
И.С.: Да.
В.Т.: Ну… Там был… Я там не был никогда, не знаю, чё там.
И.С.: Ну, наверное, на Москву работал? Это на Коломну?
В.Т.: Не, у нас там какой-то холодильник построили. Когда его только построили, он был самый большой в Европе. Представляешь? Туда прям состав загоняли. С этими… С тушами. И разгружали. Меняли стратегический запас. Какой-то. В общем это огромное помещение.
И.С.: И где оно стоит?
В.Т.: Ну, вот за Колычевым. Трамвай до конца идет, до холодильника… Седьмой номер. Там Сычево деревня. И вот рядом.
И.С.: А сейчас?
В.Т.: Сейчас да. Он действует. Я, одно время, в больницу попал, не помню что… Аппендицит, что ли отрезали. Со мной парень лежал, который шофером работал и ездил с этого холодильника в Москву куда-то… В ЦК, МК возил там продукты всякие. Для больших начальников. Ну, и что-то разговорилась, он говорит: «Ой, ты чё? Если надо, ты скажи, я селедки этой…». Чё-то про селедку эту разговаривали. У меня тут день рождения, я ему звоню, говорю: «Юр, вот селедочки бы». Он: «Что ж ты раньше не сказал. Я вот только что… ну, у меня одна есть». Одна селедка, что там такое. Он говорит: «Бери, бери». Я прихожу, небольшая вот такая вот селедка. Как три или четыре, наверно, обычных. А вкусная, здоровая. Вот всякие селедки были.
И.С.: Зал?м, наверное.
В.Т.: Зал?м или как-то еще, да. Вот. То есть на этом холодильнике очень много было интересных вещей.
И.С.: Это в 70-м уже построили такой?
В.Т.: Да. Нет, в конце 60-х. 67-й, 68-й. Да. Потому что уже на первом курсе учились, ходили туда разгружать вагоны. И иногда туда приходило вино. В цистернах. Его надо было перекачивать в емкость. В танки. Через этот… Там… Пожарный рукав. Туда, сюда, включаешь, он перетекает.
И.С.: Через насос?
В.Т.: Самотеком.
И.С.: То есть, это же нужно как?
В.Т.: Ну, как? Он стоит наверху у тебя… Платформа-то на эстакаде. Тут рукав вниз. Туда в эту фигню и утекает куда-то. Ну вот есть горловина, куда подключаешь. И все.
И.С.: Снизу?
В.Т.: Да, внизу.
И.С.: То есть, оно под давление уходит?
В.Т.: Под собственным. Ну и когда говорят: «Все». Нам что главное? Вот это отцепить. И тут дырку заткнуть. Чтобы не убежало все туда. Тут же ее затыкаешь. Всё? Всё! Раз. Потом из этого шланга… Есть. Смотришь – одно ведро… Еще ведро… Полтора ведра вина. И в общагу вино пить. Вот. Всё.
И.С.: А вино откуда приходило?
В.Т.: А кто ж его знает? Откуда оно приходило? По железной дороге вино приходило. Не… Иногда знали там… Как называется, откуда. Грузинское, не грузинское, со средней Азии, с Грузии. Ну, с Кавказа в основном.
И.С.: Виноградное?
В.Т.: Ну, да. Ну, тогда как-то нормальные вина-то были. Пить можно было. Это сейчас неизвестно что… Люди дохнут. Так что, всяко бывало у студентов-то. Зимой на лыжах, прям вот от моста, собиралась компашка у нас. 5-7 человек. Иногда больше, иногда меньше. И напрямую. Через Бобренево, Хорошово и в Рождественку. Это по дороге на Егорьевское, есть там деревушка Рождественка. Там речка Вел?бушка течет. И такие склоны небольшие. Горочки.
И.С.: Вел?бушка?
В.Т.: Вел?бушка. Ага! Только она сейчас засохла. Ну, она то есть, то нет. Тогда-то она более менее была… 50 лет-то назад. Вот. И туда, в хорошую погоду зимой съезжалось много лыжников. С Конебора, с Хорошово. Вот. Приезжали на электричке, выходили и туда. Там три или четыре километра. Ну, а нам эти десять километров промахать туда вообще ничего не стоило. И мы туда приезжали, на лыжах катались. В общем, проводили вот как вот воскресный день. Вот там да. Очень хорошо.
И.С.: Спасибо, Виталий Васильевич.
Сардановский Владимир Михайлович
Рассказчик Сардановский Владимир Михайлович
Ведущий Сорокин Игорь Владимирович
Дата интервью 14 октября 2015
Сардановский В.М.: В 56 году, когда я в пединститут ездил на уборку урожая, там есть фотографии… Интересно, я долго не мог понять, что они убирают. Оказывается, они убирали помидоры. В Коломенском районе были целые поля, занятые помидорами.
Игорь Сорокин: Хорошо, раз мы начали с темы колхоза, мы ей и продолжим. Но, для начала, сейчас мы должны технически. Всё, идёт у нас запись, да? Технически просто записать, чтобы не забыть, какого числа и с кем интервью.
Сардановский В.М.: А…
Игорь Сорокин: Значит, Владимир Михайлович Сардановский, 14 октября 2015 года, праздник Покрова Пресвятой Богородицы.
Сардановский В.М.: Музей «Арткоммуналка».
Игорь Сорокин: Праздник Покрова… С праздником!
Сардановский В.М.: Так, нужно тогда представиться, кто ведет интервью.
Игорь Сорокин: Игорь Сорокин
Сардановский В.М.: Интервью ведёт Игорь Сорокин.
Игорь Сорокин: И Даниил Демидов.
Сардановский В.М.: Ну вот, видите, уже более ясно будет.
Игорь Сорокин: Да… Владимир Михайлович, начали раз мы уже тему колхоза, и… и такого братания в колхозе… Вы учились в педагогическом институте, ездили в колхоз на уборку чего? Ну, и вообще эту тему давайте немножко…
Сардановский В.М.: Студентами мы чего только не убирали: и картошку, и черноплодку, и смородину, и клубнику.
Игорь Сорокин: То есть, вот здесь, для Коломны сады…
Сардановский В.М.: Да.
Игорь Сорокин: И…
Сардановский В.М.:…и совхозы, колхозы… На яблоки… ну… не посылали нас. Просто была возможность. Объявляли, например: «Никульский сад открыт для посещений.» То есть, можно было туда приехать, и оставшиеся яблоки собрать. А вообще у нас в Коломне в Речках до сих пор громадные холодильники, которые снабжают Москву и правительство Москвы свежими фруктами круглый год.
Игорь Сорокин: А что значит «в Речках»?
Сардановский В.М.: Называется так поселение, которое на Никульской горе, за… между Никульским и Непецино, с левой стороны. И сразу же за стеллой «Коломна», на въезде с московского… со стороны Москвы… И тут сады этого хозяйства. Яблоневые сады, где собирают яблоки, и убирают туда, в хранилище: яблоки, смородину, черноплодку, клубнику… Ну, как вам сказать… *смех* Вот гастроном — такого же, вот, размера холодильник. То есть, громаднейший цех, который сделан внутри… Загружаются в него ящики, и там поддерживается определенная температура.
Игорь Сорокин: Ну, не замораживаются, а просто прохладно там, да?
Сардановский В.М.: Может, и замораживаются. Любая. Кстати, вспомнился анекдот, когда крестьянин приехал к Хрущеву и спрашивает: «Когда же у нас коммунизм будет построен?» Хрущев говорит: «Как тебе объяснить?.. Вон, видишь — моя машина стоит? Вот, когда твоя машина рядом с моей будет стоять, тогда у нас будет коммунизм.»
Ну, колхозник приехал домой, у него и спрашивают: «Ну? Что тебе Хрущев ответил?» Он говорит: «Ну как те сказать? Вон, видишь, говорит, мои лапти? Когда рядом лапти Хрущева будут стоять, тогда у нас будет коммунизм.» Вот так и… То есть, что мы только не убирали: черноплодку… Конечно надо было самое трудное — убирать, потому что ее убирали в последнюю очередь, уже чуть ли не по морозу. Ни разу не убирали черноплодку? Не видели, что это такое? Это кусты, примерно два с половиной метра высотой, на которую гроздья рябины черноплодной висят. Между прочим, тоже старый рецепт, для вас, наверное, будет интересный по «Арткоммуналке». Когда я рассказал своей сестре, как это готовить… В общем, нужно что сделать? Взять пятьдесят ягод черноплодки, раздавить её. Добавить четыреста грамм сахара… Ну, так… Потом дальше: сто листиков вишни. Залить литром воды. Довести до кипения и прокипятить пятнадцать минут, и когда уже… ну… перед окончанием, добавить, ну, столовую ложку лимонной кислоты. Получается сиропчик. И вот этот сироп, если его для женщин развести на литр водки по… На литр сиропа вот этого пол-литра водки, будет вино для женщин. Если для мужчин, — можно на литр — литр водки. Причём интересно что? Что когда пробуют это вино, начинают очень интересное… По цвету это, вот, ярко-рубинового цвета. Вкус сладко-кисло-вяжущий. Привкус земляники. Запах вишни. Очень интересное получается такое вино. Единственное, что сам сироп не хранится. Вино. То есть, наливка, которая получается из него, хранится очень долго. Причём, когда я сестре сказал рецепт, она не смогла найти вишнёвые листья – они все опали. Она наломала туда вишневых веточек. И результат получается тот же самый. То есть, от вина пахнет вишнями, послевкусие земляники остаётся. Кстати, говорю, для вас именно, для «Арткоммуналки», элементарно такое сделать, можно даже посетителям давать подегустировать *смех*
Игорь Сорокин: Отличная тема! Если вы нам ещё каких-нибудь рецептов расскажете… Мы пустим в производство.
Сардановский В.М.: Рецепт есть ещё один. Когда я своей сестре… Я уже не знаю, откуда я его услышал? Рецепт… Называется «варенье для любимого». Что делается? Берётся крыжовник крупный – «Дамский пальчик» — это такой величины примерно крыжовник – продолговатый. Срезается крышечка, изнутри вычищаются зёрнышки. Берётся вишенка. Из вишенки вычищается зёрнышко. Вишенка кладётся внутрь крыжовника. А в серёдку вишни, вместо косточки, вставляется рябинка. Это за… Заливается сахарным сиропом и варится. Это называется «Варенье для любимого». Почему? Крыжовник – кислый, вишня – терпкая – это немножко вяжущая такая. И…
Игорь Сорокин: У меня, наоборот, кислая…
Сардановский В.М.: Ну… да, кислая. Ну, то есть три разных… И рябина горьковатая немножко. Три разных вкуса варенья «Для любимого». Но когда я сказал сестре этот рецепт, она попыталась это варенье сварить. Крыжовник она нашла, значит. Вишню тоже нашла, но чистить она их не стала, потому что рябина ещё не созрела. Не поспела. Она просто внутрь крыжовника положила рябинки. Залила сиропом и поставила варить. Как же она меня потом проклинала! Почему? Потому что эти вишни начали на полметра подпрыгивать над тазом, в котором варилось варенье, и подпрыгивали в разные стороны. *смеётся* И она должна была эти вишенки ловить. Конечно, она меня потом… До сих пор вспоминает.
Игорь Сорокин: А кто вам такой рецепт сказал?
Сардановский В.М.: Я не помню, где я его прочитал, этот рецепт, — в том-то и дело. А вот сказал я ей этот рецепт, рассказал, она мне, говорю, всю жизнь теперь вспоминает вот этот рецепт.
Игорь Сорокин: Точно крыжовник, а не виноград?
Сардановский В.М.: Нет. Понимаете, что… Ещё как раз… в чем секрет-то: крыжовник поспевает довольно-таки рано, а рябина поспевает очень поздно, и собрать их все вместе очень сложно. Это именно специально надо постараться для любимого. Вот видите, всё-таки я по плану, вот, вам… *смеётся* …Рассказываю план. Несколько помогает.
Игорь Сорокин: Может, вернемся в пору Вашей юности, в пединститут. Расскажите, может быть, какие-то особые… особенные воспоминания о пединституте?
Сардановский В.М.: Ну, во-первых, можно начать даже еще пораньше.
Игорь Сорокин: Да!
Сардановский В.М.: Ну, восемь классов особенно ничем… не было никаких достопримечательностей. А вот когда я поступил в девятый класс, в это время была, так сказать, профориентация. Были и школы с профориентацией. И я поступил в класс, у которого была профориентация «Старший пионервожатый».
У нас был класс, в котором учились старшие пионервожатые и воспитатели детских садов. Первый год у нас ещё были ребята, которые учились на токарей там, по-моему. То есть, у нас был класс смешанный: девчонки и ребята. А в десятом классе получилось так, что всех токарей перевели в другие классы, а я один остался среди девчонок. Девчонки, правда, говорят: «Мы, — говорят – уже настолько к тебе привыкли, что даже и не замечали, что, — говорит – ты парень – говорит – уже. Спокойно – говорит – себя вели». Но достопримечательность в чём — что класс был на самоуправлении. Класс был, в котором в первом… Первый в Коломне организовал классный «Голубой огонёк», причём последствия, как бы сказать, этого классного «Голубого огонька», когда смотришь на фотографию общую, которая была сделана после этого «Голубого огонька», у всех девчонок… Ну, как вот это сказать? Ну… Выглядят, как будто они «поддавшие», пьяные. Настолько это пьянило настроение, которое было на этом «Голубом огоньке». Последующие «Голубые огоньки» уже не так это… Уже не так это было заметно, а вот на первом «Голубом огоньке» это было очень заметно. Причём, класс был – резерв бригады коммунистического труда. Ну, если вы можете потом посмотреть по энциклопедии, что это такое: «бригады коммунистического труда» и что это был за знак – «резерв бригады коммунистического труда». Но, по крайней мере, классный руководитель только направлял нас. Вместе и, вот, в Рождественку ездили, вместе и в колхоз, и в пионерский лагерь – в общем, коллектив был очень дружный. Настолько дружный, что по прошествии пятидесяти лет после окончания школы мы ещё встречались. Правда, уже… Сколько? Процентов тридцать, правда, уже оставалось. Потому что остальные разлетелись очень далеко или же отошли в мир иной.
Игорь Сорокин: Подождите – подождите, а Вы сказали про пятидесятилетие, можете уточнить…
Сардановский В.М.: Школа десятая. Школа № 10…
Игорь Сорокин: Да… А уточнить, в какие же годы это было, если пятидесятилетие уже прошло?
Сардановский В.М.: Школа… Так… С шестьдесят первый-шестьдесят второй… В шестьдесят четвёртом году 10 школа была только что построена. Первый год, мы учились, и последний год — в шестьдесят пятом году мы её закончили. То есть, практически мы учились в этой школе один год.
Игорь Сорокин: То есть, в этом году пятидесятилетие?
Сардановский В.М.: Нет. Путаю, наверное. Подожди!.. Шестьдесят третий, наверное… Потому что пятидесятилетие мы отмечали в том году, а… А, правильно, 63 год… В шестьдесят третьем году была, наверное, запущена…
Два года мы в ней учились. В прошлом… в позапрошлом году отмечалось пятидесятилетие школы.. и на следующий год наш выпуск отмечался. И до сих пор мы ещё, вот, так это… поддерживаем контакты. Правда, конечно, накладывает отпечаток то, что был класс пионервожатых, а ведь пионервожатые – это заводилы. Весь класс был заводной. И, в основном, директора школ, завучи, я не говорю просто уж о преподавателях и воспитателях детских садов.
Игорь Сорокин: Потом вы пошли в пединститут?
Сардановский В.М.: Нет. Потом я пошел на работу во ВНИКТИ. Через три года — заочный интитут ВЗПИ. И, как в дипломе написано: «Поступил в ВЗПИ и окончил полный курс КГПИ.»
Игорь Сорокин: То есть поступили на заочный, закончили… ВЗПИ – это что?
Сардановский В.М.: Закончил один курс ВЗПИ заочно, и перешёл на очный в пединститут на второй курс. Ну, правда, когда декан меня принимал, он говорит :»Ну, два предмета тебе досдать — педагокику и психологию. Ну, а когда я в сентябре пришел и когда он мне дал бегунок на 14 экзаменов… *смеётся* Ну, так как уже был опыт учебы в заочном институте, до Нового Года я все эти 14 предметов благополучно сдал. Потому что там были… некоторые казусы были. Казусы в чём? Что мне, например, засчитали интегральные исчисления, а дифференциальные исчисления, которые я сдал, мне не засчитали. Ну, просто объяснились, где…
Игорь Сорокин: Этот факультет как назывался?
Сардановский В.М.: Индустриально-педагогический факультет преподавателей общетехнических дисциплин и физики. Работают преподавателями и физики наши выпускники. Ну, как сказать, в основном, конечно.
Игорь Сорокин: А сколько всего факультетов?
Сардановский В.М.: Уууу! Это я вам не могу сказать — считать надо.
Игорь Сорокин: А дружили ли вы с другими факультетами? Или у вас был какой-то узкий?..
Сардановский В.М.: Нет, особенно не было такой связи у нас.
Игорь Сорокин: А учились вы уже в новом здании?
Сардановский В.М.: Да, сразу в новом здании.
Игорь Сорокин: А вы рассказывали о сестре, которая училась в старом здании, да?
Сардановский В.М.: Да.
Игорь Сорокин: Вот, можете как-то развить эту тему, про старое здание рассказать?
Сардановский В.М.: Ну, про старое здание, после того, как оттуда вывели… Ну, во-первых, во-первых, вначале был учительский институт. Потом… Кстати, среди фотографий вы можете найти… Там есть фотографии выпуска учительского института, если не ошибаюсь, где-то 58-ой год. Потом это был педагогический институт, а потом уже педагогический институт переехал в новое здание. Вновь построенное здание.
Кстати, вот, ещё, пока вспомнилось… О фотографиях физмата на уборке помидор. Там будут фотографии, где студенты убирают помидоры на полях Коломны, как к ним в обед привозят молоко, которое тогда обычно… То есть, колхоз кормил студентов обедом. Или просто привозил молоко, или же привозили целиком, там, первое и второе. И как студенты жили дальше. Ночевали. Обычно выделялась какая-нибудь школа или, там, детский сад, которые летом не работали, на пол клали матрасы, и все целиком лежали.
Игорь Сорокин: А это были выезды надолго? Или это короткие всё-таки выезды были?
Сардановский В.М.: На месяц, примерно. Ну, так же, как и стройотряды.
Игорь Сорокин: А вот Коломна ассоциируется с садами, как «помидорный край» не ассоциируется.
Сардановский В.М.: Да, вот я о чем и говорю. Я тоже вначале не мог понять — что они убирают? Обычно у нас убирают картошку, а это — зеленые помидоры. Причём, они вот такой горкой вот насыпанные. На помидорные грядки один раз попал в Ейске. Знаете такой Ейск? Ейское авиационное училище? Вот там…
Игорь Сорокин: Это Азовское море…
Сардановский В.М.: Да. Вот там помидорные грядки до самого горизонта, и все красные. Но, правда, когда я посмотрел, как их убирают… Ну… Там по городу висели объявления, что приглашают на уборку помидоров ВСЕХ: и местных жителей, и пенсионеров, и отдыхающих, и школьников, и пионеров – всех. Четыре часа работы, оплата — 16 килограмм помидор. Я дня два, что-то, съездил. Посмотрел, что это такое. На обед взял себе тоже помидорку с хлебушком. Но когда идешь и смотришь — красный помидор – ой, вот это… Так и просится: «Съешь!» Вторую, третью, потом уже смотреть на них уже не можешь.
Мы собирали помидоры в ящики, а рядом шла механизированная уборка — трактор «Беларусь» с конвейером — вправо три метра конвейер, влево – три метра конвейер. С правой стороны идут трое, с левой стороны – трое. Срывают помидоры, кладут на конвейер. Они собираются вместе, поднимаются — и в самосвал. У самосвала задний борт герметизированный резиновой прокладкой, чтобы сок не вытекал. Вот, набирают самосвал, такой, с горкой, — и поехал. У меня ещё… помню, спросил: «Ну, их хоть моют?» «Да, говорят. — Которые целые, те помоют».
На томатную пасту, на сок на томатный…вот эти помидоры оттуда идут к нам. А вот чтобы у нас помидоры… Щас даже, вот, не знаю… Даже, вот, уже в теплицах трудно вывести помидор, чтоб они паршой не болели. А тогда помидоры росли у нас на полях.
Игорь Сорокин: Ну, это, наверное, такие особенные помидоры, которые выдавали в столовых в детских садах — маринованные зеленые помидоры?
Сардановский В.М.: Нет, ну вы знаете, что у нас раньше в Коломне была «засолка» так называемая, которая осенью занималась заготовкой сельхозпродукции: квасили капусту, солили огурцы и помидоры, и, причем это в промышленных масштабах — большущие баки, которые… Эту капусту, помидоры, огурцы потом продавали в магазинах. Кстати, в том магазине, который под вами, тоже продавались огурцы и помидоры.
Игорь Сорокин: А это был местный масштаб или это на страну готовилось всё?
Сардановский В.М.: Ну нет, на Коломенский район, по крайней мере, да. Ну, щас уже этого ра… «засолки» этой нет. Вместо этой засолки — Новомалинский район.
Игорь Сорокин: А «засолка» — это такой… целый…
Сардановский В.М.: Было предприятие. Было предприятие, да…
Игорь Сорокин: Прямо так и называлось — «засолка»? Или это народное название?
Сардановский В.М.: Да, «засол». Ну, так и называлось – общенародное – «засолка». Как она точно называлась, я щас не помню. Просто… не смотрел на эту афишу… на этикетку ихнего предприятия. Занимало оно место примерно около гектара, наверное. Ну, если сейчас на его месте целый микрорайон построен. Ну, вы, наверное, не знаете?
Игорь Сорокин: Нет.
Сардановский В.М.: Когда я переехал на новое место жительства — это был 79 год. Это была окраина от наших… От наших… От наших ворот был виден краеведческий музей, Маринкина башня, Грановитая башня, а потом вокруг понастроили коттеджей. И когда я однокласснице показал, говорю: «Вот в этом районе я живу». Она посмотрела: «О! – говорит. — У вас – говорит, — элитный район!» Я говорю: «Да, — говорю — Была окраина Коломны, а щас стал элитный район.»
Игорь Сорокин: Это речь об улице Ивановской, да?
Сардановский В.М.: Нет. Сейчас улица называется «Проезд Жуковского». Ну, не знаю…Отсюда, вот, если… ну, вот, тоже, вот, если смотреть на Церковь Михаила Архангела, и за ней как раз…
Игорь Сорокин: Ну, раньше назвалась «Ивановской» эта улица?
Сардановский В.М.: Нет.
Игорь Сорокин: Нет?
Сардановский В.М.: Я переехал… Я ж говорю же: в 79-ом году переехал на другую улицу. Причём, интересно то, что у нас очень часто уже забывать стали старину. В каком смысле? Тут я в интернете один раз встретил интересное высказывание, что Коломенка раньше, видимо, была более полноводной, потому что она очень сильно разливалась и заливала… И даже, там вот, в Городищах пруд заливала. Но просто, понимаете, у нас это нигде не говорится, нигде не афишируется, и нигде не рассказывается, и только благо то, что я когда-то работал в краеведческом музее и видел там стенд, посвященный переписи… Всероссийской переписи, 18 -, по-моему, то ли 80-го, то ли 90 года — еще позапрошлого века. И там говорится, что в Коломне деревянные мосты через реку Коломенка и Чура. Я, знаешь, заинтересовался: «Как же так: Коломенка известна, а где Чура?» Хорошо — там же рядом план был. И, оказалось, что Коломенка раньше телка, вот, под этим мостом, который был деревянным, и текла она под Блюдечком. А река Чура брала свой исток в Городищенском пруду, текла почти… Вот… Ну, как вам сказать? Вот… Вы видели, как там разлив Коломенки, да? С правой стороны там еще как бы заливается туда. Вот, она там текла, и текла по теперешнему руслу Коломенки. И она тоже впадала в Москва-реку. Река Чура.
ИгорьСорокин: То есть они текли параллельно, не смыкаясь нигде?
Сардановский В.М.: Не смыкаясь, оба притока Москва-реки. Причем интересно ещё что? Что у Коломенки левый берег был очень крутой, обрывистый, и все время там ласточки-береговушки селились. Он весь этот обрыв был изрыт вот этими норками-гнездами, гнездовьями… Потом, вот, уже на месте пляжа этот обрывистый берег снесли, сгладили его и засыпали песком. И вот как раз там тоже фотографии — первый пляж. Так…
Игорь Сорокин: Еще вы коснулись магазина, который под нами. Может быть, расскажете нам? Нас он волнует.
Сардановский В.М.: К сожалению, я вам особенно не могу рассказать, но почему он называется «У поросят», вы знаете, наверное, да?
Игорь Сорокин: Ну, расскажите свою версию, потому что версий уже несколько мы слышали…
Сардановский В.М.: Нет, версий нет… Нет никаких версий. Просто из папье-маше в правой витрине от входа магазина стояли три поросенка, и пред ними были разложены продукты. Тоже, кстати, из папье-маше, которые можно было не обновлять. И поэтому магазин, хоть он и носил название «Огонек», все называли «У поросят». Точно так же, как магазин «У Ханзеля», знаете такой магазин?
Игорь Сорокин: Да.
Сардановский В.М.: Да, «Янтарь» который. А почему? Потому что раньше этот магазин принадлежал Ханзелю, и после революции он, так сказать, добровольно остался директором этого магазина. И очень долго был его директором. Поэтому, хоть магазин и носил другое название, а так в простонародье он так и назывался — «У Ханзеля».
Игорь Сорокин: И до какого же года он директорствовал, не помните?
Сардановский В.М.: Ой, не могу сказать. Это, по-моему, где-то Кузовкин описывает, в его путеводителе где-то есть. Или же, вот, может быть, у Самошина Сергея Ивановича «Путешествие в Старую Коломну» – всё-таки посмотрите как-нибудь эту книжку!
Но у нас, по-моему, в Коломне, коммунальных домов было немного.
Игорь Сорокин: Ну, вот, да. Расскажите о Ваших впечатлениях, если Вы бывали когда-нибудь в коммунальных квартирах, ну и вообще о Коломне «коммунальной».
Сардановский В.М.: Вы знает, о Коломне «коммунальной» я вряд ли смогу Вам что-нибудь рассказать, скорее всего просто о старой Коломне. Потому что коммунальных квартир, я говорю, у нас очень мало было, по крайней мере, я знаю мало.
Игорь Сорокин: То есть, в основном, Коломна — это частный сектор?
Сардановский В.М.: Да, в основном, частный сектор и редко когда квартиры. Так было, по крайней мере. Это сейчас, когда началось, это, вот, построили. По улице Ленина… Началось, точнее, это давно. Где-то с 25-го года первые были построены дома напротив гор.больницы, на другой стороне Октябрьской. Потом были построены дома по улице Гагарина, потом по улице Ленина… Раньше там сажали картошку. И наверху улицы Кирова, чуть пониже Зелёной, раньше стоял мясокомбинат, от которого запахи были по… по всему городу.
Там, кстати, тоже история интересная была. Интересная история чем? Что улица Кирова каждую весну перекрывалась — не разрешалось прохождение по ней тяжелого транспорта, потому что улица «сползала» от Зеленой до Ленина. В этом месте каждую весну ограничивалось движение. В конце концов, видимо, городским властям это надоело, приехали военные, сняли весь верхний слой, сделали «подушку» из песка, потом миллиметров 150 железобетона положили… Представляете: от Зеленой до улицы Ленина целиком железобетон! И сверху положили асфальт. Всё! Больше никаких ограничений не было по этой улице. Но это, конечно, не везде так можно сделать.
Так… Я, наверное, нарушаю Ваш режим работы…
Игорь Сорокин: Ничего, ничего, раз у Вас есть свои правила…
Сардановский В.М.: Не, ну… свои правила… Кстати потом спишите: там у меня есть интернетовские адреса… Интересно, нашлась в Интернете аэрофотосъемка немцев, которая была сделана на территории России. И там есть аэтофотосъёмка города Коломны. Немецкая. То есть, можно получить, как бы, вот эти фотографии аэрофотосъёмки 42 года, посмотреть, где что было, где что осталось и где что уже переменилось. Ну и то, что там сайты остальные: большой сайт «трамвайный», буквально каждый новый трамвай на этом сайте представлен. Вот сколько трамваев было, поступило, каждый трамвай там снят. Все остановки, можно сказать, там сняты, как образовывался трамвай. Потому что первый трамвай — была очень короткая линия. Линия была от церкви Михаила Архангела до улицы Кирова. И дальше, на место… на месте… ну, не доходя до «Горизонта», ну, практически, на месте «Горизонта» было разворотное кольцо. Трамвай разворачивался и шёл обратно.
Игорь Сорокин: То есть старый и новый город просто связали.
Сардановский В.М.: Ну, от Кирова до Краеведческого музея, как раньше было остановки, тамвай ходил, Потом трамвай продлился до Голутвина. И вот на месте магазинов — там палатки-ларьки, там, «Динамик», — вот, на этом месте было тоже разворотное кольцо. То есть, уже трамвай ходил до Голутвина. После этого уже сделали разворотное кольцо «Учебный комбинат», а потом уже пошло — кольцевая дорога по Зелкеной.
Игорь Сорокин: А, вот, скажите, Вы детство провели в этом районе?
Сардановский В.М.: Да.
Игорь Сорокин: Может быть Ваши ощущения детские от этого места… оно… Коломзавод, город ушел, энергия ушла туда, в ту сторону, в сторону Голутвина. Как здесь ощущалось это? Действительно был какой-то такой заброшенный край или нет?
Сардановский В.М.: Ну, знаете, когда… нет, нельзя сказать, что он был заброшенный край. Например, первые мои ощущения — улица Ивановская была замощена булыжником. Машин было еще мало, по утрам громыхали целые колонны лошадей с бочками — вывозили содержимое выгребных ям на свалку. Вот по этой улице вереница, десять – двенадцать повозок — лошадь с бочкой. Потом…
Игорь Сорокин: То есть это были «золотари», настоящие классические «золотари»?
Сардановский В.М.: Да, да, да, да. Они как раз, вот, по улице Ивановской пролетали, потом там, на Толстикова поворачивали и свалка была тогда раньше наверху горы в Подлипках. Знаете, это, — Подлипки?
Игорь Сорокин: Ну, слышал название…
Сардановский В.М.: Ну, отсюда вот она… Можно сказать, что это вот опять… на Михаила Архангела смотреть, вон, видите там верх, самый верх на горизонте, самый верх? Вот там как раз была свалка, и туда всё это свозилось.
Игорь Сорокин: Попадало в речку или нет
Сардановский В.М.: Нет. Нет. В речку не попадало. Там была яма и туда всё это сливалось. Это всё процеживалось через землю и уходило. Потом дальше. Сейчас не помню, в каком… Да? Ну, где-то в 60-е годы проложили канализацию по улице Ивановской, конечно, все это покрытие было взломано, булыжниковое. То, что ямы были, по крайней мере, трёхметровой глубины, и улица была заросшая вся травой. Ну как – заросшая травой? В то время в городе и поросят держали, и кур держали, и коров держали — в самом городе держали. По улице Ивановской, по крайней мере, спокойно ходили куры.
В то время… Как сказать? Отец у меня был инженером, получал он в 60-е годы 850 рублей. И на семью в четыре человека этого хватало. Ну, раз в месяц мясо, колбаса… Не в месяц, в неделю. Раз в неделю мясо-колбаса были. Сказать, чтобы мы голодали, не могу, но периодически или куры, или поросёнок, или кролики – периодически держали. Отопление было печное. Это уже потом, когда после канализаций, буквально года через 2-3 проложили газ, и уже потом, когда мы провели газ, тогда уже и дома стало теплее, и углы перерастали промерзать… Раньше углы промерзали. В углах был лед на стенах, в углу, внизу. И изнутри, на окнах, лед замерзал тоже. Ну, правда, тоже… Всё-таки, вот, сейчас… Я не знаю, как сейчас строят. Ведь строительство — это тоже… Как-то прочитал я статью, что изучали особенности строительства русской избы. И, вот что, если по всем правилам построить избу, то семья из пяти человек может жить в доме совершенно без отопления. То есть дом как бы отапливается теплом, вот, пятерых человек. Там и особенности расположения бревен в срубе, и особенности построения полов… пола, и особенности построения фундамента, и особенности построения потолка. В доме я тоже один раз замечал, что, почему в одной комнате полы теплые? Вот если босиком идешь, в одной комнате полы холодные, а в другой комнате полы теплые. И никак я не мог это понять до тех пор, пока как-то, когда клали водопровод, в этой комнате не вскрыли полы. Во-первых полы — лежали доски 60 миллиметров толщиной – вот 60 миллиметров — и 40 сантиметров шириной, — вот. После полметра, примерно, расстояние и лежал второй пол из полу бревен. То есть бревно пополам распиленное, кверху плоскостью положенное на землю и сверху залито 150 миллиметров известкового раствора. Вот в этой комнате полы были теплыми. В других комнатах просто были… доски лежали полметра и земля. В тех комнатах полы были холодные.
Современные дома, конечно, вот, действительно, как коммуналка, говорят, когда… Или как многоквартирные дома: утром просыпаешься — тихо, а сосед слева вверху проснулся, пошел в туалет, спустил, на кухне начал греметь посудой — все слышно. Потом глядь, минут через 15-20 – ага! — сосед снизу, с другой стороны, проснулся, тоже начал греметь посудой, туалет, вода жучит, -вот, в своем доме, конечно, было более тишин… более тихо. Но… Вот когда мы переехали на новый адрес, тоже было несколько неудобно. Как говорят «соловьи поют». Но когда соловей поет буквально перед открытой форточкой и всю ночь без перерыва — это тоже начинает надоедать.
Игорь Сорокин: Ну это все равно лучше, чем сосед слева, сосед справа…
Сардановский В.М.: Да, это, конечно, лучше, чем сосед слева и сосед справа. Но тоже, видите ли, как… Мне все-таки везло на компании обычно. Я практически все время был… всё время в одной компании юношеской. У нас даже доходило до чего? Что из школы, вот как раз на время переезда школы из старого здания в новое здание, я работал на радиоузле, когда учился в школе, обслуживал радиоузел, на летние каникулы приволок к себе из школы домой магнитофон «МАГ 8 М». Не видели такой ни разу?
Игорь Сорокин: Мне кажется, я знаю, что это такое. Большой такой.
Сардановский В.М.: Вот такой вот ширины ящик, такой высоты, вот. 60 килограмм веса, две пятисотметровые бобины становятся, однодорожечный. Вот такой магнитофон я на летние каникулы забрал из школы домой. И вот мы каждое воскресенье… субботу-воскресенье носили его в соседний двор — это квартал почти, — то есть метров 150, там его включали, и соседи на нас не ругались. Ну, у нас собиралось в самые большие дни человек по сорок, хотя рядом был летний сад. Знаете, где тут был летний сад? Ну да… Да-да, там. За милицией. Раньше там был и летний кинотеатр, играл по выходным оркестр, танцы были. Ну вот, а к нам собиралось человек сорок примерно в самые лучшие дни.
Игорь Сорокин: А к кому… к ээээ… во двор вы ходили? Вы говорите «к нам». Это была какая-то компания?
Сардановский В.М.: Просто двор, свободный вход был. Ну, свободный вход. Включали музыку, вот этот вот магнитофон включали, — и танцевали под эту музыку, просто сидели, разговаривали. И приходили не только наши компании, но и окружающие ребята приходили, девчонки приходили. Вот там мы вечера проводили, сидели вечерами…
Игорь Сорокин: Это был какой- то особенно просторный двор или что? Почему выбрали его? Не у вас во дворе, а в?..
Сардановский В.М.: Ну как просторный? Нет, у нас во дворе было сложно – почему? И проход… Нужно было проходить там, вокруг, и двор был, там, заполненный сараями. Это, вот, как раз квартирный дом, в нём, в доме, двухэтажный дом, четыре.. Раз, два… Да, четыре квартиры в нём было. И двор, ну, 50 на 50 метров примерно. Солидный такой двор.
Игорь Сорокин: И какую же музыку Вы ставили? Вы были сегодняшним языком говоря — «диджеем», да?
*смеются*
Сардановский В.М.: Ну, Высоцкий и, вот, знаете, когда, если в санаторий Вы попадёте, там чаще всего эти музыка – примерно, вот, шестидесятых — семидесятых годов, как говорят, которая, ну… как этот… Выскочило из головы – как это называется?
Игорь Сорокин: Эстрада.
Сардановский В.М.: Да, эстрадная музыка. Ну вот тогда были какие: ансамбль «Филиппинки»- ну, это дочери Сергея Филиппова, знаете такого?
Игорь Сорокин: Сергея знаю, а ансамбль нет.
*смеются*
Игорь Сорокин: Ну, комик Сергей Филиппов, да?
Сардановский В.М.: Ну да, да. Он играл в… понимаете? В к… Ну, он… В «Карнавальной ночи» он играл. Звёзды на небе: одна звезда, две, три, пять…Ну, это шутка, конечно. «Филиппинки» были не его дочери, просто ансамбль назывался «Филиппинки», ну и приурочили к Сергею Филиппову. Вот. Потом что? На катке все время играла — «Серебряные гитары» — музыка, японские песни — «Каникулы любви», «Лепестки роз» — это самые ходовые тогда были мелодии.
Игорь Сорокин: Это речь о шестидесятых, да?
Сардановский В.М.: Да.
Игорь Сорокин: Начало 60-х? Конец?
Сардановский В.М.: Это примерно… Я вам сейчас скажу…64-й… 63 год. 62-63 год.
Игорь Сорокин: То есть, это не только советская эстрада, но и зарубежная, получается?
Сардановский В.М.: Да, и, причем эти песни были и в исполнении японок, и в исполнении русских певиц. Ну а на катке все время, вот, играли «Серебряные гитары».
Игорь Сорокин: То есть это уже вокально-инструментальный ансамбль?
Сардановский В.М.: Да. Нет, «Серебряные гитары» — это именно мелодия называется, именно мелодия. А так еще какие: «Ландыши» – «Первого мая привет»… ну и танцы. Правда, когда один раз нам показывали, что из себя представляет вот этот «Твист», не тот, который пытались танцевать на танцплощадках, а именно настоящий «Твист»… Показывали девчонка с парнем, которые занимались в танцевальном кружке. Там что-то фигур девять у этого «Твиста» было. А так как помещение радиоузла было вот в половину этой кухни, и с одной стороны еще стояли столы с аппаратурой, то человек десять чуть не на эти столы залезли, освободили им место. И они нам показывали вот этот танец – «Твист», как его НАДО было танцевать на самом деле. Не так, как на танцплощадке — там просто дергались, а как должно было быть.
Игорь Сорокин: Ну это не преследовалось? «Твист» на танцплощадке?
Сардановский В.М.: На танцплощадках преследовалось. Ну, потому что это толком люди не знали, как его танцевать. А вот как…
Игорь Сорокин: А зарубежное, там, влияние?
Сардановский В.М.: Да, ну что Вы! Ну, вот, как раз 57-ой год, — моя сестра как раз была делегатом от Коломны на этом фестивале. Ей… персональная, так сказать, ей путевка на этот фестиваль была выделена как победительнице конкурса чтецов Чех… Конкурса Чехова. Она вот ездила сама и еще Лена Трунина. Вот двое девушек из Коломны были на фестивале.
Игорь Сорокин: А про Вашу сестру… Представьте её, пожалуйста, как её зовут. И можно ли с ней встретиться?
Сардановский В.М.: Встретиться с ней очень сложно — она в Черноголовке. Я ее все уговариваю, чтобы она написала автобиографию. Она изредка выдаёт мне. Она Маркелова Наталья Алексеевна, 37-го года рождения. То есть ей уже под 80 лет почти. Здоровье, конечно, не ахти, но память еще хорошая. Она как раз примерно, вот, по возрасту… и по возрасту с Кузовкиным, художником Фёдоровым, с Бодрягиным — это все, вот, были знакомые. Кстати, она, вот, как раз тоже… В каком?.. Сейчас я посмотрю… Да, вот, как раз в 57-ом году на кафедре педагогики пединститута проводились радиопередачи. Раз в неделю проводилась радиопередача для родителей. У нас ведь как говорят вот: «Водить машину люди месяц учатся, а воспитывать детей совершенно не учат. Каждый воспитывает, как может». И вот в 57-ом году была организована передача еженедельная для родителей. Причём, это была по инициативе работника кафедры педагогики Нондельмана (?), музыкальное сопровождекние на аккордеоне Бодрягина, а диктором, вот, как раз была Маркелова. И оформление ещё, редактор была Людмилова Ольга Владимировна. Потом она [сестра] работала в Доме Пионеров методистом. Чуть не стала секретарем горкома, но вовремя вышла замуж.
Игорь Сорокин: И уехала в Черноголовку?
Сардановский В.М.: Да, и уехала в Черноголовку.
Игорь Сорокин: А вот про пионервожатых вы говорили, про праздники… Может быть, праздники вспомним? Как отмечались, как организовывалось всё?
Сардановский В.М.: Ну вот как раз Наталья Алексеевна и директор Дома Пионеров — а директором Дома Пионеров была Сорокина Алла — в 60-ом году был организован в первый раз Праздник Знаний с шествием пионеров по улице Октябрьской, и играл при этом духовой оркестр артучилища под руководством Цимбалова. Он, кстати, тоже жил как раз на Ивановской улице, снимал комнату. Ну, и традиции какие еще были? Организовывать совместные вечера пединститута и артучилища, чтобы не осложнять демографическую политику Партии и правительства, потому что артучилище — ребята, а пединститут в основном девчонки. И поэтому… как сказать?.. И преподаватели всё время были нужны. Тем более, если солдат, офицеров рассылали по всему… по всей России, то профессия учителя была нужная. Так, что ещё тут?..
Игорь Сорокин: А вот – демонстрации. А можно?.. Вы, наверное, свидетелем были, поскольку жили тут рядом… Демонстрации же по улице Октябрьской Революции проходили?
Сардановский В.М.: Да. Как раз, вот… Ну… были разные расположения трибун: одно время трибуны делали на памятнике «Борцам революций», — там же ведь трибуны есть, — другие разы ставили, вот как раз на месте этих ворот, уже потом, когда ворота снесли, на месте этих ворот ставили трибуны.
Собирались обычно на улице Кирова и на улице Октябрьской. От улицы Кирова — и туда, дальше, до гор. Больницы. Там колонной шло построение, и оттуда шли колонны по правой стороне улицы Октябрьской, от улицы Кирова, до Площади Двух Революций… Здесь дальше перед трибуной проходили, разворачивались и шли обратно, постепенно рассеиваясь. Все улицы до Кирова почти были перегорожены грузовыми автомобилями, на которых стояли люди, которые смотрели на демонстрацию. Кстати, тоже был один из праздников, которые собирали всех жителей и жители знакомились как бы друг с другом. Потому что проходили… Одевались, соответственно, на демонстрацию, проходили через весь город, потом вечером играл духовой оркестр, а на Октябрьскую, — ещё, вот, за электротоварами, где сейчас Сбербанк, там раньше были электротовары — за ними натягивали холст, и на этом холсте показывали вечером кино. У меня сохранилось только еще впечатление, что мы ребятами соревновались: кто вечером вперёд пересечет вот эту Площадь Двух Революций, потому что она была целиком запружена людьми. А мы вот так, пригнувшись, между ног — «жиииик!» – туда, на ту сторону проскользнешь, — кто вперед проскользнёт. Это было лет как раз 10-12, наверное.
Игорь Сорокин: То есть, это была такая забава – пробежаться… пробежать сквозь толпу?
Сардановский В.М.: Да, пробежать сквозь толпу.
Игорь Сорокин: На скорость?
Сардановский В.М.: Да! *смеётся* На скорость. Конечно, на нас ругались, но ребята…
Игорь Сорокин: А запружена просто толпой, или это какой-то был…
Сардановский В.М.: Толпа, танцевали просто так стояли…
Игорь Сорокин: Танцевали под оркестр?
Сардановский В.М.: Да, оркестр играл.
Игорь Сорокин: А вот этот знаменитый дирижер, про которого вы рассказали, вы не общались никогда?
Сардановский В.М.: Цимбалов. Ооо… Я общался, в основном, с его сыном, потому что он был мой одногодок. Но, к сожалению, они уже все умерли: и сам Цимбалов, и сын его.
Игорь Сорокин: А оркестр продолжает существовать?
Сардановский В.М.: Не… Да нет уже, артучилища нет. Если б артучилище… Кстати, вот там… потом, если вам будет интересно… Даты Коломны… Там как раз описано, когда из Ленинграда перевели в Коломну артучилище, и к… ну… Перестало оно существовать буквально года 2-3 назад.
Ну, ладно. Наверное, тогда, нужно вам перекачать часть чего там вас будет интересовать, а ещё ведь, наверное, у вас ведь электронная почта есть.
Игорь Сорокин: Да, есть. И у «Арткоммуналки» есть почта. Всё мы вам оставим сейчас.
Сардановский В.М.: Ну, я тогда, наверное, вам просто на почту перекину эти оставшиеся фотографии, которые я умудрился…
Игорь Сорокин: Забыть.
Сардановский В.М.: Забыть — да. Благополучно… А там, вообще-то, для вас, конечно, было бы интересно. Ну, я думаю, что у вас есть фотографии «Студентами на уборке урожая»?
Игорь Сорокин: Ну… Посмотрим… Я, честно говоря, не помню. А фотографии демонстраций есть. Ещё, вот, интересные фотографии, которые мы посмотрели с вами, — с катков. До какого?.. С какое и по какое время, можете напомнить он был – каток? Кто его организовал?
Сардановский В.М.: Вы знаете… Нет, кто его организовал… Организовал каток вообще… инициатором организации катка был Шавырин. Он раньше тогда был, как сказать, ну… директором почтового ящика. И его сын стал заниматься конькобежным спортом. И его инициац… с его инициативы и с его личными вкладами было… был построен вот это… открытая ледовая дорожка, которая было, я не знаю, — или первая или второй в России. И она, примерно, — эта дорожка — существовала с сентября, примерно, по май-месяц каждого года.
Игорь Сорокин: Потом просто было уже очень сложно, да, в жару её поддерживать?
Сардановский В.М.: Там что?.. Там, в общем, каким образом?.. На земле лежала песчаная подушка, потом лежали трубы — железные, через которые прокачивался холодный соляной раствор. И рядом – вот там, на снимках как раз не видно… только крыша, если, видна…Эээ, вот эта, вот, компрессорная станция, которая охлаждала этот соляной раствор. Дальше просто не хватало мощности, чтобы летом делать эту дорожку работоспособной. А закрылась она… Почему перестала работать? Потому что просто-напросто проржавели трубы, соляной раствор окончательно… соль разъедает. И поэтому она просто-напросто закрылась. И тогда начало… Громов начал строительство вот этого стадиона.
Игорь Сорокин: А скажите, туда доступ «простым смертным» был или только?..
Сардановский В.М.: Элементарно. В выходные можно было кататься, и, причём… Ну, понимаете, что и даже, вот… И ледяная эта дорожка, и вот этот Дворец Спорта, который сейчас, — его содержание обходится очень дорого. Своими силами они просто не могут этого сделать. Поэтому сейчас что? При этом стадионе есть бассейн, есть сауна, — и они распространяют как бы путевки платные через профсоюзные комитеты Коломзавода, ВНИКТИ, почтового ящика, ЗТСа, спорткомитетов… И… То есть… Как бы, может быть, неполную стоимости… платят, но поддерживают этот Дворец спорта в рабочем состоянии.
Игорь Сорокин: А скажите, когда появилась эта дорожка? В какие годы?
Сардановский В.М.: Я… Я вам о чём и говорю, что сейчас я просто не помню, — боюсь напутать, а, вот, на сайте «Даты Коломны»…
Игорь Сорокин: Но в 60-е уже была.
Сардановский В.М.: Но вы видели – 62-ой, по-моему, год фотографии. В 60… Не… В 71-ом точно уже была, во всю действовала она. А строительство этого стадиона… по-моему, тоже там фотографии есть, где стройка есть. Видно, что строится за Маринкиной башней… Строится вот этот стадион.
Игорь Сорокин: Еще хочу спросить: вот, в начале разговора вы упоминали сотрудницу, которая жила в коммуналке, которая удивлялась…
Сардановский В.М.: Да.
Игорь Сорокин: Расскажите вот эту историю.
Сардановский В.М.: Ну, понимаете как… что, вот… люди, они, разные есть: одни легко ладят с людьми, другие не очень. Кто-то приспособлен к жизни в коммунальной квартире, кто-то не может жить в коммунальной квартире — его все раздражает. И вот… у нас… работал я с одной женщиной… Она сама родилась в коммунальной квартире, все ее детство прошло в коммунальной квартире, и когда ей предоставили квартиру, она очень уж беспокоилась: «Как я буду жить одна в целой квартире? Ни к кому сходить, ничего… Ни за солью, ни за сахаром, ни просто поговорить нет… нес кем сходить.» И… Ну, я не знаю, как, вот… Там есть некоторые высказывания у меня тоже, из Интернета, как это: «Ничего – говорит – у нас не было. Когда мы уходили, мы ключ от комнаты клали под коврик – вдруг соседа… соседке нужна будет соль или спички? Или сестра придёт. Они зайдут, посидят пока, нас подождут». Такое было отношение. Это сейч… Ну, под коврик, довольно-таки очень долго клали ключи от квартиры. Ну сами, наверное, знаете, да? А раньше на Руси вообще стояла… стояла как? Если калитка подпёрта палкой снаружи – значит хозяев нет дома. Значит нужно или подождать, или прийти в другое время. Не было никаких ни замков – ничего. И вот эта палка, в основном она служила от диких животных. Точно так же, как в Сибири, в тайге, если на зимовье дверь подпёрта палкой, значит там никого нет, — чтоб ни медведь не зашёл, ни волки.
Игорь Сорокин: А вот еще… вы вспомнили словосочетание «лестничная клетка»…
Сардановский В.М.: Ну это… как сказать… это даже сейчас еще, ну, уже не во всех, конечно, а в деревнях раньше… Если попадаешь в деревню, то каждый встречный с тобой здоровается. Сейчас, к сожалению, уже не так. Все живут по квартирам, и хорошо, если знают соседей по лестничной площадке, то есть, квартиры, которые расположены на одном этаже – выходят на одну лестничную площадку. Редко когда знают соседей по всему подъезду, по лестничной клетке, то есть, на всех этажах. Ну, это бывает вообще уже редко. Точно так же, как на работе, когда, вот, на работе люди проходят и не всегда даже здороваются друг с дружкой. Но если ты встречаешь этого товарища где-то в другом городе, то обязательно встречают, как родственников – здороваются… Когда мы с женой были в Ленинграде, как-то по Невскому проспекту шли, я вдруг поздоровался со встречной женщиной, и жена меня спрашивает: «Это кто такое?» Я говорю: «Сотрудница, в командировке, в Ленинграде. Мы с тобой в отпуске, а она — в командировке».
Мне почему-то везло все время на компании, на работу. И даже на новом месте, когда поселились, у нас была соседка, участница войны, партизанка Брянских лесов. Она любила выпить, поддать. Выпьет — и на двор выйдет и начинает всех соседей поливать: такой, сякой, — но не матом, ничего. «Дурак! Партийный! В шляпе!» А ещё… Но потом как-то получилось так, что как-то мы с ней встретились… со мной по… поговорили мы с ней. Она рассказала о себе. И мы с тещей, которая была моей соседкой, исчезли из её лексикона. Только она вспоминала соседа, который «партийный и в шляпе». *смеётся* Но, правда, это обошлось мне по-другому. Потому что она, когда выпьет, она стала приходить ко мне: «Володь, пойдем, — говорит — поговорим.» Сходим, полчасика, она душу отведет, расскажет, поговорит…
Игорь Сорокин: Ну, двор — это ведь тоже коммуналка своего рода?
Сардановский В.М.: Не только двор, а целый квартал. Вот когда на Ивановской жили, меня иногда соседи специально даже просили. У меня антенна была: стоял восьмиметровый телеграфный столб. Я уж не помню, где мы его… В общем, где-то варили столбы, и вот этот сваленный столб притащили к нам во двор. Рядом был механический завод, там металл лежал прямо на улице. Мы с ребятами сходили, швеллер один оттуда спёрли. Пополам разрезали, значит, к этому столбу прикрутили, поставили этот столб. (Ребята, это, уже лет 16-18). Поставили этот столб. И вот на этом столбе стоял динамик «Р-10», знаете такой – «Горшок»? Значит, вот такой — «Горшок»…
Игорь Сорокин: Колокольчик…
Сардановский В.М.: Колокольчик, да. Вот он подключался к обычному ламповому приемнику… Прямо с оно до лампы – и туда. И вот он на всю, на весь квартал потихоньку играл мелодии. И с… Если долго не включал, соседи иногда приходили: «Володь, что-то ты долго не включаешь.» То есть, никакого… никакой ругани у нас не было.
Игорь Сорокин: Сейчас-то наоборот — «Ты чего завел опять свою шарманку!» Да?
Сардановский В.М.: Вот я о чём и говорю — что у нас не было этого. Причем, ребятами мы шастали по всем садам напрямую. Причем у нас… наш квартал был связан местным телефоном.
Игорь Сорокин: Это как?
Сардановский В.М.: Ну как? Ставятся два телефонных аппарата, источник питания и коммутатор. Поднимаешь трубку, набираешь номер — связываешься…
Игорь Сорокин: Ну, это вы с каким-ты другом своим так связались или это городская сеть такая была?
Сардановский В.М.: Ну, как сказать… Не городская сеть. У нас доходило до десяти номеров. Провода протягивали через весь квартал.
Игорь Сорокин: Ну это Вы со своими друзьями сделали?
Сардановский В.М.: Да. Да, со своими друзьями.
Игорь Сорокин: Ну, это как «Тимур и его команда?»
Сардановский В.М.: Только у нас телефон был. Под конец была АТС. Автоматическая…
Игорь Сорокин: Ну расскажите! Это очень интересно, как это вообще работало?
Сардановский В.М.: Как работало!.. Вначале…
Игорь Сорокин: То есть вы… Вы просто, не обращаясь ни к каким, там, этим те…
Сардановский В.М.: Нет. Ничего. Ну, телефонные аппараты можно было найти…
Игорь Сорокин: Просто физики, да?
Сардановский В.М.: Да. Можно было найти телефонный аппарат, соединить его буквально. И зажигалась лампочка, если на телефонном аппарате поднималась трубка. Вначале это было просто… нужно было на основном аппарате поднять трубку, спросить, с кем соединить, переключался выключатель — и всё соединялось. У товарища у другого звонил звонок, и они разговаривали.
Игорь Сорокин: А вы были управляющим этой… этим телефоном?
Сардановский В.М.: Ну да, основной у меня, был, потом я, правда, уже надоело мне, и я поставил АТС. То есть, автоматически уже нужно было набирать номер.
Игорь Сорокин: Ну, а КГБ не интересовалось такими коммуникациями незаконными?
Сардановский В.М.: Нет, ну, мы же не… мы ж к сети к городской не подключались. К городской сети… У нас была своя сеть. Причем даже… Ну, сколько, вот, нас: раз, два, три – четыре квартала мы связывались. То есть, даже через улицы у нас были провода протянуты, причём, провода протянуты основательные. «Основательные» в каком отношении? Что две жилки нихрома, одна жилка медная. То есть провода нержавеющие. До сих пор эти провода сохранились пока — помидоры подвязываем, виноград подвязываем.
Игорь Сорокин: И столб стоит?
Сардановский В.М.: Нет, столб сгнил, к сожалению. *смеются* Потом еще к этому столбу как раз… только что построили Останкинскую башню — и пошло вещание телевизионное, и вот к этому столбу… Сосед один… Один парень из нашей компании, он сваркой занимался, он мне сварил антенну. То есть, две шестиметровых трубы сварил, и на верх этой двенадцатиметровой трубы приварил антенну. И вот мы такую дуру с ним вдвоем притащили, потом вот к этому столбу телеграфному поставили, и еще подняли ее… То есть, телеграфный столб был восемь метров, и потом ещё, значит, метров семь кверху подняли, значит, — пятнадцать метров у нас была антенна телевизионная. Пока Останкино там работало — принимали. Ну, потом потихонечку столб начал гнить…
Так что раньше было более весело: и «Голубые огоньки» были, и КВНы были. Кстати, вот как раз с пединститутом я в первый раз познакомился даже еще до того, как я окончил школу, это еще в 64-ом году. Был КВН, который был во Дворце культуры «Тепловозостроителей». КВН был между Пединститутом и ВНИКТИ. Две команды: команда пединститута, команда ВНИКТИ. А я туда попал фотографом.
Игорь Сорокин: Как?
Сардановский В.М.: Фотографом. Потому что я еще в школе… Ну, фотографией начал, как видите, заниматься рано. Как раз тоже 58-60 год. Это первый был там ещё «Любитель». Отец занимался, у него был «Фотокор», а у меня был «Любитель», потом «Смена». Потом в школе — несколько «Смен». Ну, «Смена» имела обычно пластмассовый корпус, поэтому быстро ломалась. Потом «Старт»- зеркальный фотоаппарат, «Фэт»,»Чайка»- это полуформатный фотоаппарат. Между прочим, который очень удачный был фотоаппарат чем? Что у него была очень большая глубина резкости и позволяла снимать с полуметра до бесконечности без того, чтобы ставить расстояние. То есть, практически как, вот, современный цифровой фотоаппарат с автоматической наводкой на резкость. Вынул, щелкнул и убрал — всё. Поэтому появлялись фотографии с лекций, на работе, с работы.
Игорь Сорокин: То есть там 64 кадра, да, получается?
Сардановский В.М.: 72.
Игорь Сорокин: 72. То есть, пополам делился кадр?
Сардановский В.М.: Да.
Игорь Сорокин: Можно было много щелкать…
Сардановский В.М.: Много щелкать… Причем он, мелаллический корпус, маленький, элементарно умещался в нагрудный даже карман. Можно было и снимать, и фотографии нормальные печатать можно было. Ну, и конечно, ну,вот… У вас, правда, ещё нет такого. У вас другой, у вас фотолаборатория в ванной, а у меня была фотолаборатория в комнате. Письменный стол. У письменного стола поднимаешь крышку, закрепляешь её, на ней закреплен увеличитель, красный фонарь и уже стоят ванночки с растворами. Поднял крышку, свет погасил, окно зашторил, — пошла работа… Печатать… Причем, интересно ещё, что печатать, что, когда сам эти пленки обрабатываешь, уже начинаешь пользоваться своими растворами. То есть, не покупаешь проявитель и закрепитель, а… И мне понравился тогда двухрастворный проявитель — хороший очень, несколько хитрый. Он очень сильно выравнивал чувствительность, и, если недодержка или передержка — он выравнивал, и получались все равно хорошие кадры. Но у него как? У него нужно было 5 минут, по-моему… а, нет, вру — 12 минут подержать в первом растворе, потом на 5 минут — во второй раствор. И потом дальше промывку и фиксирование пленки.
И как раз… Учитель физкультуры у нас был в школе. Михаил Савватьич в 10 школе. Он был сам фронтовик, прошел войну фото- кинокорреспондентом…
Игорь Сорокин: А фамилия?
Сардановский В.М.: Нестеренко Михаил Савватьевич. Заслуженный учитель РСФСР. Сейчас его уже нет в живых, как раз мы отмечали пятидесятилетие выпуска, двадцать лет с его смерти. А он, как раз, так как был военным, он работал, в основном, сверхбыстрыми проявителями, которые использовались для аэрофотосъёмки. Там буквально минуту в одном растворе — проявление, промывка, закрепление.
И я ему посоветовал вот этот свой проявитель. Он, значит, составил этот раствор, — всё… Положил. 12 минут надо в первом растворе держать, а он: «А я – говорит – что-то книжку взял, зачитался, глянул на часы – ах, полчаса – говорит — уже прошло вместо 12-ти минут. Ну думал, ладно, нужно все-таки довести до конца. Ну, взял, перенес – говорит — во второй раствор, пять минут подержал, потом промыл…. Ты знаешь, — говорит – пленка – говорит — отличная получилась! Этот проявитель, просто он сильно выравнивающий, он не критичный такой, что передержал — всё черное стало. Нет, это был проявитель, такой, нормальный.
А то, что он, вот… этот учитель прошел всю войну фотокорресподентом, не многие знают. Но, я не знаю… как-то мне, вот… Мне он рассказывал, что единственная – говорит – была… была боязнь — попасть под гусеницы собственного… нашего же танка. Потому что приходилось – говорит — идти в атаку на броне танка, снимать вот эту танковую атаку. И с фотоаппаратом, и с кинокамерой…
Игорь Сорокин: А известны его кадры какие-то? Сохранились? Или он… ну, как бы, он не владел пленками, он их сдавал?
Сардановский В.М.: Ну, некоторые, вот… есть… Единственное, что есть, его фотографии, где он военный и именно с «Лейкой» — у него немецкая «Лейка» была.
Игорь Сорокин: Имеется в виду то, что ОН снимал.
Сардановский В.М.: Нет. Это я не знаю. Скорей всего, он сдавал. Потому что я не видел у него.
Игорь Сорокин: Интересно, интересно…
Сардановский В.М.: У него я не видел.
Интересно, потому, что ну, многое ж не знаем. У нас сейчас, вот, какие-нибудь такие теракты – это всё у нас – пожалуйста!
Я, вот, тут тоже недавно в санаторий ездил и вспомнил, как я в этом санатории один раз в одном номере отдыхал с товарищем. Товарищ — он старше меня лет на шесть, наверное. Потом я в интернете набрал его фамилию-имя — и выскочило, что он сейчас активист какой-то партии – не помню. Он был… как это сказать? В отряде риска. Вообще был летчик, лётчик-испытатель. И через атомный гриб ему приходилось летать, и одному из первых ему делали пересадку костного мозга, и на «Белом лебеде» он летал в Атлантику, сопровождал американские авианосцы. Награду получил за это, за один из эпизодов, что он рассказывал. И рассказал, как один раз они отправились — хотели сделать беспосадочный кругосветный перелет. Взлетели они… так… у Саратова, в Энгельсе — аэродром военный.
Вы из какого города-то?
Игорь Сорокин: Из Саратова.
Сардановский В.М.: Вот они как раз с Энгельса взлетели оттуда, и где-то, у них за Байкалом должна была быть дозаправка на высоте 14 000 метров. Но получилось так, что заправщик пришел на несколько минут раньше, они, значит, состыковались, перекачали топливо, а там топлива что-то около 200 литров то ли в секунду, — вообще с бешенной скоростью перекачивается топливо. И получилось, что у них не сработал клапан переполнения бака – у них ещё топливо в баке оказалось. В общем, вот эта воронка отстрелилась, и ихний самолет прошел под заправщиком и хвостовым оперением пропахал брюхо заправщику. Всё брюхо и штурманскую кабину. Пилот погиб. Штурман погиб. На 14 000 метров лёетчики там остались, а штурман погиб. А сам вот этот самолет, на котором знакомый летал, он, значит, сорвался в штопор, и они стабилизировали полет только на высоте 4000 метров. Так как у них вертикальный руль снесло, и антенну снесло. Связь нужно держать как-то, радист выкинул в иллюминатор, значит, провод, связались они с Энгельсом, говорят: «Так и так. Такие-то, такие-то» — доложили обо всём. – «Стабилизировались на высоте 4 000 метров. Направление полёта – на север». Им, значит, отвечают: «Катапультируйтесь». А дело было осенью как раз. Штурман смотрит на карту, значит, — у него –«Избушка охотника такого-то — потом 300 км болот — избушка охотника такого-то». Куда катапультироваться? Летчик говорит: «Продолжаем полет». Им, значит, отвечают: «Стратегический бомбардировщик, за территорию России не вылетать!» Значит, что делать? Через некоторое время, значит, опять им запрос: «Сообщите ваши повреждения. Мы сообщили ваши повреждения в Жуковский, они сделали модель, поставили ее в аэродинамическую трубу, модель не летит. Как вы летите?» «Ну, как? – говорят – Вот так – говорит — и летим!» Ну потом, значит, пилот умудрился сделать небольшой крен у самолета, у него ведь элероны на больших крыльях тоже есть, то есть, он чуть-чуть накренился, — самолёт — и радист сообщает туда, значит: «Удалось войти в поворот, радиус поворота 600 километров. » Так они, говорит, и приземлились где-то у Астрахани, на полигонах там. Вот.
Он говорит: «Моя – говорит — жена до сих пор даже и не знает об этом, что я – говорит — где-то летал там, рисковал жизнью. Она в это время со вторым сыном в роддоме лежала.
В санатории делать нечего, вот он как раз и рассказывал такие вещи, которые – говорю – целый… целую книгу можно написать!
Или как он награду получил. То, что «Мы – говорит – летали – говорит — на сопровождение американских авианосцев, когда первый раз мы над американским авианосцем пролетели, матросы американские – говорит — береты в воздух бросали — говорит. Пока – говорит –развернулись, летим обратно – уже – говорит – всё – палуба чистая. Всё – говорит — с палубы убрали». А… Ну, он не раз вылетал на сопровождение американских авианосцев. «И каждый раз, — говорит – когда мы ещё только подлетаем. Ещё километров 1000 осталось – говорит — с Канады уже – говорит — взлетают американские истребители, сопровождают нас. Мы – говорит – сопровождаем авианосец, а истребители сопровождают нас». «И вот один раз – говорит — летим, — параллельно летит истребитель. Пилот истребителя, значит, вынимает маленькую кинокамеру и снимает, значит, наш самолет. А наш снимает… Им давали – говорит – в то время 35 -меллиметровые кинокамеры…» Представляете, что это такое – 35-меллиметровая камера? «Он, значит, поднимает – и снимает его, тот: «Ууу! Во – говорит – Во, у меня вишь какая, вот, маленькая? Тот ему объясняет: «У меня – говорит – самолёт во какой! А у тебя – говорит – маленький». Тот что-то задумался, потом говорит: «Щас, щас, щас, щас…» — полез куда-то что-то – и потом ему, значит, показывает планшет. Тот пытается прочитать, он: «Не, не, не! Снимай!» Тот снял, а когда прилете… прилетают, у них, значит, сразу эту камеру осабисты изымают – и он за это – говорит – получил награду, что снял, — там какие-то ценные сведения были.
Игорь Сорокин: Ясно. Ну, в общем, много вы всего можете рассказать. Может, книгу напишите?
Сардановский В.М.: Не… Я говорю: я, вот, никак сестру не уговорю, чтобы она свою автобиографию написала.
Игорь Сорокин: Ну, у вас тоже интересная автобиография.
Сардановский В.М.: Интересная…
Игорь Сорокин: Ну, вот эту штуку, вы рассказали про то, как вы с друзьями (кстати, вы их не назвали) организовали внутреннюю связь на 4 квартала: радио…
Сардановский В.М.: Нет, не радио, телефонный…
Игорь Сорокин: …столб, телефонную связь, телевышку построили…
Сардановский В.М.: Нет, не телевышку — телеантенну…
Игорь Сорокин: Телеантенну, да… А что за друзья? Как их зовут? Может, они тоже нам что-нибудь интересное расскажут?
Сардановский В.М.: Ну, одного вы, скорее всего, знаете. Рубин Владимир Васильевич.
Игорь Сорокин: Нет.
Сардановский В.М.: Тренер конькобежного центра.
Игорь Сорокин: Угу… А еще?
Сардановский В.М.: Ай… Уже половины нет в живых, к сожалению. А, ну, может быть, еще знаете одного, художника — Муравлев Борис Николаевич.
Игорь Сорокин: Ну, все люди, такие, творческие? Художник, тренер… А кто еще?
Сардановский В.М.: Ну, девчонки, которые были с нами: преподаватели, домохозяйки. Ну, тоже уже, видите, возраст под 60 лет.
Игорь Сорокин: То есть, получается, у вас такая «коммуналка»…
Сардановский В.М.: Нет. Нет. Просто, мне везло, понимаете…
Игорь Сорокин: …в частном секторе?
Сардановский В.М.: Везло: и на компании, и на работу. Я практически, где бы я, вот, ни был, я ввсё работал. Даже уж на что – говорю, — когда, вот, нас командировали в Киев, на учебу, как раз приобрели новую вычислительную машину, «СМ-4», нас на три месяца послали в Киев на учёбу. Так, вот эти три месяца в первую смену мы на занятиях были, а во вторую смену мы работали на фабрике. Потому что один товарищ, такой — «ходок» — как раз нашёл фабрику, которая буквально чуть ли не рядом с Киево-Печерской Лаврой. Вот на этом же самом проспекте стояла старая фабрика, которая выпускала солдатскую обувь — кирзовые сапоги. Теперь я знаю, почему иногда кирзовые сапоги протекают. *смеётся* Это интересно для вас?
Игорь Сорокин: Ну, расскажите, почему.
Сардановский В.М.: Ну, потому что, когда кирзовые сапоги шьют на конвейере. Вначале, там, наточают голенище, носок формуют, это всё сшивают, а потом идет, вот как раз, сборка. Берут подметку резиновую, эту подметку… должна пройти она «шершавку», как называют это, то есть, это резиновый круг с вделанными в него стальной проволокой. Вот, то есть, он должен прокарябать на этой резиновой подмётке канавки, шершавой её сделать. После этого эта подмётка дальше кладется подметка на конвейер, на нее наносится слой клея. Она должна пройти какое-то время, клей должен подсохнуть. Потом должен наноситься второй слой клея. Потом дальше эта подметка накладывается на сапог, и потом она пробивается гвоздями на специальном станке. Но, как правило, «шершавка» – вообще никого там не было. Первый раз клеем тоже никто не намазывал, и я стоял, намазывал второй раз клеем. Ну, я спросил: «А если не успею?» «Ну, не успеешь – говорит – пропустишь – и всё». Поэтому, я говорю, я уже знаю, что почему ре… солдатские сапоги иногда пропускают. Потому что я иногда не успевал *смеётся* намазать подошвы второй… один раз клеем, и она вообще без клея шла. А если б, конечно, кирзовые сапоги четь по чести промазывались и первый, и второй раз клеем, да ещё и «шершавку» проходили бы, ну, раз в месяц, там же, на этом конвейере и лайковые сапоги офицерские делали. С белым мехом внутри…
Игорь Сорокин: Как много вы всего знаете! Причём, с такой технологической ещё стороны: как что устроено! Вам можно не просто книгу воспоминаний, но ещё учебники писать!
Сардановский В.М.: Ну, почему? В краеведческом музее меня до сих пор ещё вспоминают. *смеётся*
Игорь Сорокин: Хорошим словом? Добрым?
Сардановский В.М.: Да. Ну, я там проработал 12 лет. Правда, жена на меня ругалась…
Игорь Сорокин: А давно проработали? Когда работали-то?
Сардановский В.М.: Примерно до 2006 года.
Игорь Сорокин: То есть, вот-вот, недавно?
Сардановский В.М.: Да. И даже проработал, как раз они, вот, только что переехали в новое здание. Там ещё года два проработал я. Нет, не два. Наверное, год… Год или два, может быть, так. Жена на меня ругалась, что я умудрялся работать на четырех работах. Причём, на всех четырёх — государственных предприятиях. Он… Понимаете, когда я пришел к директору института… нуу, директору музея и спросил…
Игорь Сорокин: К Арзуманову?
Сардановский В.М.: Нет, Арзуманов – это сейчас. А раньше была жена ректора. Кто ректор-то в пединституте?
Игорь Сорокин: Ааа… Вылетело из головы. Но я по… Знаю. Историк.
Сардановский В.М.: А это его жена.
Игорь Сорокин: Историк.
Сардановский В.М.: А это его жена. Работала директором Краеведческого Музея. И когда я у нее спросил: «Что должен делать, вот, тот, на чью должность она меня принимает?» — она открыла книгу свою и говорит: «Вот. Специалист по обслуживанию помещения. Что он должен уметь? Должен уметь работать каменщиком, штукатуром, слесарем, столяром. То есть, если замок сломается — должен починить. Электриком — лампочки». Ну, я говорю: «Это только пенсионер у вас может работать.» А зарплата была, соответственно, маленькая.
Но мы с ней договорились: я работал там. Правда, первый месяц я там, можно сказать, чуть ли не каждый день был. Почему? Потому что проводка была выполнена алюминиевым проводом, а все щиты, как правило, контакты медные. Разница в температурном расширении, — и поэту мне приходилось чуть ли не каждый день подкручивать эти соединения для того, чтобы они не подгорали. То, что вначале, перед этим было несколько подгораний. То есть, вообще обгорали провода, или отгорали провода, или вообще переставали…
*звонит телефон*
Сардановский В.М.: Так…
Игорь Сорокин: Видимо, это знак. *смеётся*
Сардановский В.М.: Да, что уже пора кончать, да?
Игорь Сорокин: Спасибо вам огромное!
Сардановский В.М.: Так, ну вы будете переписывать…
Игорь Сорокин: Да.
Сардановский В.М.: …или вам перес… потом переслать?
Игорь Сорокин: Ну, вы знаете, давайте, мы перепишем то, что есть. Ну, на самом деле, мы к…. работали. Спасибо вам огромное! Мы, конечно, с лихвой записали много всего, но выберем нужное и важное. Если вы что-то не договорили…
Сардановский В.М.: Ну, конечно! Всё ж… разве можно всё договорить?!
Игорь Сорокин: Да! Я думаю, что невозможно…
Сардановский В.М.: Всё договорить, по-моему, вообще никогда нельзя!
Игорь Сорокин: Вдруг вы вспомните что-то важное.
Сардановский В.М.: Нет, ну, важное…
Игорь Сорокин: Раз вы владеете электронной почтой, вы можете нам это всё скинуть… Ну, написать. Может, это ляжет в основу вашей книги воспоминаний.
Сардановский В.М.: Неет, что вы! Я, Слава Богу, ВСЕ ценные, которые у меня были, документы, я их сдал в Краеведческий Музей. Я говорю, они… ну, процентов на 90 почти они уже изданы, распечатаны. А то, что не издано, то почему-то уже пролетело в интернет…
Игорь Сорокин: Скажите, что мы здесь можем взять?
Сардановский В.М.: А вот, наверное, «Коммуналка» – и всё.
Игорь Сорокин: Вот эту папку «Коммуналка», да?
Сардановский В.М.: Да. Там всё, что для вас может быть интересно… Посмотрите, там много… Это, кстати…
Игорь Сорокин: Вот это «коммуналка»?
Сардановский В.М.: Да-да, «Коммуналка». Посмотрите, там фото «Интернет», там много таких ссс… документов, которые, ну… как сказать?.. Может быть, они, просто, для вас будут интересны. В каком отношении? Например, там есть перевод английских документов 46-го года.
Игорь Сорокин: Угу.
Сардановский В.М.: Которые говорят о политике Далласа насчет России… России. И которая, можно сказать, сейчас только подошла, вот, к финальному концу. То есть, она, эта политика, действует до сих пор. Об этом не говорят, но это на самом деле. Развалить промышленность, разъединить нации, развалить образования, развалить медицину.
Равинская Светлана Владимировна
Рассказчик Равинская Светлана Владимировна
Ведущий Сорокин Игорь Владимирович
Дата интервью 15 сентября 2015
Игорь Соколов: Сегодня 15 сентября 2015 года. Интервью. Представьтесь, пожалуйста.
Светлана Владимировна Равинская: Равинская Светлана Владимировна.
И.С.: Светлана Владимировна. Вы жили прям и родились, да?
С.В.: Я родилась здесь, в этом доме. Да. И прожила здесь до третьего класса школы, а потом переехала через дорогу. Нам дали комнату, тоже в коммуналке, с мамой. Мы переехали на улицу Труда, такое название. Сейчас, наверное, другое. Вот такой двухэтажный серый кирпичный дом. Вот там у нас была комнатка. Ну, здесь два шага. А все время мы проводили здесь, потому что здесь жила моя бабушка и мои две тети. Поэтому мы здесь вот. Тетя – это мама моего двоюродного брата и еще одна тетя моя. Все мамины сестры. Вот. И в Днепропетровске у меня была еще одна тетя. И сюда еще один брат двоюродный приезжал. И вот здесь мы проводили все время… Во дворе и в этом доме. Необыкновенном. Если бы вернуть то время. Не вернуть. Так бы я уж сейчас все оставила так и оставила… Но те времена… Сейчас это уж… Совсем другое все. Люди, самое главное, другие. А тогда были … Люди — все личности были. Что самое интересное. Несмотря на их образование, они были личности. А сейчас…
И.С.: Можете поквартирно или по возрастам рассказать?
С.В.: Так. Значит. Наша квартира была №7. Это вот по этому коридору как раз. Вот. Так? А первая квартира была Китина такая. Теть Нюра. Интересная женщина. Она была невероятно хорошая портниха. Шила всему городу. Очень хорошо. И научила шить мою маму. Она к ней ходила. Она ей давала какую-то подсобную работу. И обучала ее. Маму. И мама начала шить. Мама стала тоже замечательной портнихой. У теть Нюры было двое детей. Дочь… Валя. И сын… Забыла. Военный. Он как поступил в военное училище, потом уехал. А с Валей мы даже дружили. Она старше меня. Ходили на каток, помню. Это через стенку. Да? Затем наша была квартира — седьмая. Потом в восьмой квартире жили Пехтеревы… Лазаревы. Ну… Это дедушка с бабушкой Лазаревы. А дочь уже Пехтерева. Вот здесь со своей семьей она здесь жила. Так, Татьяна. Это дочь Пехтеровой, теть Тамара умерла уже давно. Она чуть постарше меня. Вот. А сын ее жив…Леша. Я его видела как-то. Недавно. У него была багетная мастерская своя. Вот. Дальше была квартира Невских. У них была бабушка тетя Сима. У нас было две теть Симы. И по квартирам их звали: это теть Сима была девятая, потому что девятая квартира, а еще теть Сима была пятая. Так вот их и называли. Теть Сима была примечательна тем, что она все время сидела на кухне, на стульчике. В какой-то такой телогреечке-душегреечке. И вот там она все время сидела. И мой двоюродный брат из Днепропетровска придумал загадку и спросил: «Скажите мне загадку, отгадайте. Зимой и летом одним цветом.». Мы говорим: «Елка». Он говорит: «Нет, Сима девятая». Мы все: «Почему?». А он говорит: «А потому что она зимой и летом сидит в одной и той же одежде». Вот. У нее были дети. Дочь у нее была во время войны снайпером. Теть Леля. Вот. Ещё какой-то сын был… Еще сын такой был – Женька, так называемый. Он был вор-карманник. Виртуоз. Совершенный. Но дома – избави Бог! Он никогда ни у кого ничего. На нашей территории — это было табу. Здесь все всегда было ценное, все ложки, вилки, все на месте было. Хороший, нормальный человек для нас. Дальше была квартира… Сначала там жила… Другая семья… А Шиловы жили с другой стороны этого дома оказывается. А потом они переехали сюда. И стали жить здесь. Это была вообще изумительнейшая семья. Мы вспоминаем их до сих пор. Даже моя дочь их застала чуть-чуть и до сих пор помнит. Этого невероятного Гурия Алексеевича. Он был художник. Гурий Алексеевич. Ну, естественно, он воевал. Это знаете, его брат Шилов, улица Шилова, это его родной брат. Вот. Он был такой импозантный, красивый, всегда одет. И Валентина Семеновна – его жена. Врач. Зубной. Тоже прошла фронт. Она прошла фронт с этим нашим каким-то… С этим нашим с каким-то… Генералом. Знаменитым. В этой армии она служила. Забыла. Школа девятая называется в честь него. Часто они встречались… В этом… В полку этом… И еще их друзьями был Балашов. Знаете диктора такого. Балашов не вылезал из этого дома. Он всегда на праздники приезжал. И Гурий Алексеевич в белоснежной нейлоновой рубахе, завернув рукава, готовил на этой общей кухни. Это было что-то. Вот. А еще я помню, как он идет. У нас же «Поросята» был магазин. «Три поросенка». Это магазин был, потому что в витринах, сейчас потеряли этот магазин, это вообще… Не знаю… Стояли три поросенка. Прям в настоящую величину. Такие вот. Ну… Как в сказке. И у них на подносах лежали всякие невероятные вещи. Магазин назывался «Поросята». Вот. И вот я спускаюсь, например, по лестнице на площадь. Зачем-нибудь меня послали в магазин. А он поднимается. У него… В руках. Там, например, виноград. Что-то еще… Причем, так целое… Это — икры банка. И вот он поднимается. Значит у них что-то там… Какая-то… Какое-то… Торжественная часть.
Валентина Семеновна была прекрасным врачом. И она никогда… Бывало, зуб заболел — к Валентине Семеновне. Она тут же что-то сделает. Всё. Прекрасно. Никогда не отказывала ни в чем. Никогда. Вот. А Гурий Алексеевич… Они разрисовывали «Гастроном», я помню. Магазин. Потолок был разрисован. Так что вот он занимался этим. Вывески всякие. Вот это была такая интересная семья. Очень! Яркая. Ну и дальше, конечно, Пасмоны. Это еврейская семья. Которые в отличие от других никогда этого не скрывали. Дед сам. Илья Семенович. Был адвокат. Тех времен. Дореволюционных. Настоящий. По виду адвокат, с палочкой. Такой… Спокойный, рассудительный. И жена его, Розалия Иосифовна, она была врач…санитарный врач. Курировала детские сады. И вот тоже была очень замечательная женщина. У них был сын. Семен. Семен был ровесник моей мамы. С 26-го года рождения. Умер уже давно, жалко очень. И Семен вел такой… очень своеобразный образ жизни. Он очень любил погулять. Вот. Ему покупали все время всякие машины. Вот какие только появлялись там какие-то «Москвичи», «Победы»…я не помню. «Победу» я помню. Вот. А он их всегда почему-то разбивал. Они всегда валялись у нас во дворе…эти машины. Вот. Но он был очень образованным человеком. По-моему закончил…я не помню…по-моему он закончил МГУ. Вот. И еще чой-то он закончил. Вот. Он работал вообще на Коломзаводе. Вот дизайнером по станкам. Вот по всем этим. Не, на Коломзаводе — на ЗТС. Ездил он в командировку и в Америку, и везде. Очень умный. Талантливый, невероятный человек. Ой… Потом он женился. На Зине. Красавица была Зина. Вот. Но она… Не знаю… Чень <что-нибудь — С.П.>… Невзлюбила, наверное, его родителей. Вот. И… Она ведь запрет дверь — их не пускает. А они под ручку возьмутся. А коридор-то длинный. И ходят взад-вперёд. Никого не беспокоят. Они просто ходят. А у нас здесь жила Райка такая. Прям напротив Шиловых квартиры. Тоже! Необыкновенный… представитель. Вот. И… Она их спрашивает: «Вы чё здесь ходите-то? Зинка что ли не пускает?». Вот так она разговаривала. «Ну что вы, Раечка. Мы просто прогуливаемся». «Да знаю я, прогуливаетесь как вы». Придет значит — колотит: «Зинка, открывай. Зачем евреев обижаешь? Открывай дверь немедленно». Вот. Вот она достучится и туда запустит. Вот. А Илья Семенович придет на кухню и скажет: «Женщины! Угостите меня вашими русскими щами». Ну, тут же всё нальют, Всё его угостят. Накормят, напоют. И всё. Вот. Или, например… Это самое… Розалия Осиповна очень меня почему-то любила. Я маленькая была. А мест тогда в детских садах достать невозможно было. И она меня устроила в детский сад. Вот здесь вот было. В монастыре — детский сад. Вот я туда ходила, в этот прекрасный детский садик. И она всегда идет по коридору и меня: «Светик! Котик! Светик! Котик!». Так она меня звала. Вот… Теперь… Илья Семенович придет к маме и скажет: «Шурочка, у меня пуговица оторвалась у пальто». Мама говорит: «Ну, в чем дело, Илья Семенович? Давайте я вам пришью». Вот. Пришьет пуговицу, и он довольный пойдет. Вот. Но затооо! Мы к ним всегда ходили смотреть телевизор. У них был ПЕРВЫЙ телевизор. Вообще. Я не знаю… Может быть, даже в Коломне. Таким… Ещё с линзой. Вот мы всем домом там приходили. Нам выстраивали стулья. Мы садились. Смотрели что-то там. Видимость была никудышней. И самое интересное – это появился первый пылесос у них. Нас всех собрали со всего дома…я помню, меня почему-то на кровать посадили. И вот они нарвали бумагу и стали собирать пылесосом. Это было что-то. Это было невероятно. Это были какие-то… Пятьдесят… Ну, я маленькая еще совсем была… Может 55-ый — 56-ой год. Вот… Вот такие явления были. У них была шикарная библиотека. По тем временам. Очень хорошая. Вот… Так что было очень интересно со всеми этими людьми жить. Там в углу, напротив Пасмонов, жили Глазуновы. Большая очень семья. Тоже своеобразные очень люди. Вот… И дальше вот эта вот Райка. Вот как мама моя рассказывала, не знаю правда это или нет… Вообще-то здесь были номера. В этом доме. До революции. Якобы. Вот. И вот она была в номерах. А потом она вышла замуж. Муж у нее был таксист. Такой положительный очень человек. Она была великолепнейшая жена и хозяйка, таких поискать, никогда не найдешь. Вот… Что она делала? Она во-первых, водила свиней. В нашем углу здесь сараи. Вот она всегда водила свиней. Вот… Месила им эту всякую… Тюлю. Сидела там вот. Место у нее было такое. Но что самое интересное, что бы она не делали, у нее все до единого пальца были в золотых невероятных кольцах. Золотые кольца… И вот, этими золотыми кольцами она все это месит. Такие бусы у нее были… По-моему, гранатовые. Необыкновенные. На шее. Она очень добрый была человек и она вот. У нас же одни магазины сплошные. И вот когда… Как раз вот сейчас осень. Привозили эти самые… Как их зовут-то?.. Помидоры. И плохие выкидывали вместе с ящиками. Ну, во двор выставляли. Вот она соберет. Там, какие-то выберет. Все это промоет. Всё. И наваривала она этой вот… Пасты томатной. Огромную железную банку и ставила на кухню, на окно. И вот все люди, которые здесь жили, пользовались всю зиму этой томатной пастой. Ложка там была, кому надо в щи или куда-то – раз! И… Ну, кухня это было вообще место необыкновенное. Я еще очень смутно запомнила, когда здесь были печки. Печное было отопление. Но это очень давно… Это, я говорю… Совсем смутно… Я совсем маленькая была. А потом нам в первую… Первыми в городе провели газ. И поставили газовые уже печки. Вот. Посреди кухни стояли огромные такие столы, где все готовили. И вот газовая плита была на несколько квартир. И звонили в эти квартиры. Люди, которые жили в этих квартирах, обязаны были содержать все это в частоте и порядке, что все и делали. Кухню убирали, запирали. Никто не уклонялся, все это выполняли очень даже хорошо. И… Особенно было интересно перед Пасхой, когда пекли куличи. Вот. Все занимали очередь. Кто за кем пёк. И вот… Моей бабушке почему-то всегда доставалось ночью. И вот я маленькая жду, жду, жду… Когда же она испечет… Невероятно красивые эти куличи. И так я усну — не дождусь. Только утром проснусь, уже стоят на столе эти красивые куличи. Вот. Накрашенные яйца лежат. И мы начинали яйца эти катать. В коридоре. Вот. Все собирались. Ну… Это вот наш… Отсек. А потом пошел ещё другой отсек. Такой закуток был: там несколько квартир. И следующий кабинет, буквой «Г»… Ой, не кабинет, а коридор. Вот. Там тоже жили замечательные люди. Ну, вот, мне было ближе здесь. Ну и двор. Где мы все гуляли. Вот, например, мы гуляли: я, потом у меня была подруга Наташа, Так. Потом Александрóвы два брата, Сашка и Колька. Белов Колька. И Невский Сашка. Вот. Мы гуляли. Вместе. На речку ходили купаться, на Блюдечко. Летом. Мой брат еще двоюродный приезжал Сашка. Вот мы все. Славка, он помоложе меня. На семь лет. Поэтому он вот… С Пасмоном. Они вот ровесники. Там еще ребята. Из другого двора. Вот. А мы где-то вот, примерно ровесники. Вот. Мы играли… В мяч. Игры раньше были… Соловьи-разбойники. Лапты. Чего только не было. Играли мы с утра и до ночи. Во дворе. Только прибежишь домой поесть. Тебя загонят. Иногда даже скажешь: «Нет, я играю. Некогда». Ну, было необыкновенно. А когда были праздники. Первомайские и октябрьские. Ведь это ж прям вот площадь. Здесь же демонстрация. И всегда был оркестр военный, который играл. А дирижировал такой Цимбал был. Знаменитый в Коломне. Дирижер военный. Вот. Особенно октябрьские. Это было уже холодно всегда. А они еще почему-то были всегда в летнем обмундировании… Эти… Военные… Играли… Которые играли… И всегда они замерзнут. И вот, у нас на кухне накрыт стол. Все же готовились. Всегда обязательно гуся. Например, бабушка всегда покупала гуся живого. Сажала его в сарай, в корзину. Его откармливали. Вот, его откормят. И потом его зарежут к празднику. И вот с этим гусем там чего только не наделают. Пироги необыкновенные. И так каждый. И вот стол накрыт. И эти солдатики прибегут. Им нальют. Выпить и закусить. Они потом погреются. И опять играть идут. Вот. Бабина… Наташа… Бабина — это моя подруга была. У нее отец был аккордеонист. Очень хорошо играл. Вот. Он с аккордеоном выходил на эту кухню. Ну, и там все садились за этот стол, как одна семья. И вот… Праздновали. Прекрасно. То есть, в горе — в радости все очень объединялись раньше. Все помогали друг другу. У нас умер дедушка, так весь дом здесь… Ну, я не знаю… Готовили все вместе. И я не з… И… Гостей всех, кто приезжал к нам на похороны… Всех расселяли… У себя и везде. То есть, проблем никаких не было. То есть, люди откликались. Им не нужно было ничего говорить. Они тут же откликались и делали все, что было нужно. Жили все небогато, естественно. В принципе, одинаково. Ну, там кто немного побогаче, кто победнее. Но очень были отзывчивые, добрые, очень хорошие люди. В отличие от теперешнего времени. Вот. Что ещё — не знаю. Таким образом, мы жили. Да и ностальгия страшная. Я вот, когда здесь прохожу… Посмотрю… Думаю, лучше бы я не смотрела. Не ходила. Все это вспоминается. И очень как то становится… А сейчас всего полно. Квартиры, дома, машины. Все есть! — Радости никакой! Абсолютно! Ну, ведь ничего не… А раньше хоть какие-то чулки и то радовали. Это была радость. Как будто платье. Это было вообще: к празднику новое платье! Я не знаю… Ну, вообще-то менталитет наш сохранился. Я посмотрела «Бессмертный полк» когда пошёл на Девятое мая. То есть это живо где-то. Глубоко очень. Очень испоганили, конечно, нашу нацию. Всю её истребили. Недавно. В Крым приезжал потомок Трубецкого. На него только посмотришь и видно, что это нормальный человек. Вот таких всех людей… Весь генофонд-то истребили. Поэтому, естественно, осталось то, что осталось. Ну и, естественно, теперешнее воспитание и образование. Это доконало всех. Телефоны. И особенно интернет. Совершенно дебильная всё это. Офсайт. Чтобы там что-то найти, надо иметь хорошее образование. Хорошее воспитание. Так далее. А то что всякие идут в чаты – это, конечно, помойка
И.С.: А скажите, телефон был в доме, кстати?
С.В.: Те-ле-фон? По-моему, телефонов не было.
И.С.: Не было?
С.В.: Неа! Автоматы были у нас рядом под окнами. Зачем нам телефон. У нас же под окнами чо только не было. У нас здесь прям около парадного, у нас всегда были мороженные. Стояла такая мороженица. Прям у парадного. Щас это испоганили парадное, чо только понастроили! Не знаю я!. Сюда все выходили и стояли вечером или сидели на ящиках из-под этого мороженного. Вот. Прекраснейшее мороженное, необыкновенное. Пломбир и эскимо на палочке 10 копеек. Вот. А потом привозили невероятные пирожки. Это сказка была. С ливером настоящим. Ничего туда не добавляли. Никакие… Никакую сою и так далее…красители. Все то, что сейчас есть нельзя. Вот. Горячие. Прям раз! Пирожки привезли. С окна увидели, пошли купили пирожков. Горячие, зажаристые. Вот. Напротив были телефоны. Автоматы, Пожалуйста! Сколько там? Две копейки. Напротив же здесь были, эти самые, автоматы, попить газированной воды. А какой был сквер?! Это же была сказка. Он же был весь огороженный. Не то, что сейчас какие-то обрывки… А вот ворота с этой стороны, они же были изумительные… Тех времён… Сталинская какая-то архитектура. И вот с одной стороны был павильончик, там продавали мороженное, с другой стороны, это летом, естественно, продавали газированную воду. Из таких… Вы не помните… Наливали… Сироп и потом с другого наливали, хочешь без сиропа пей 1 копейка, с сиропом 3 копейки. Вот. И входишь в этот сквер. Там все гуляли. Необыкновенные дорожки были, посыпанные битым кирпичом. Цветов море. Календарь из цветов… Стоял вот у тех ворот, где сейчас палатки. Вот. И там вечером все гуляли. И мы с мамой всегда туда ходили. Сидели, гуляли. Фонтан… Нет. Фонтан потом в сквере… Не было фонтана. Цветов было много. У меня даже есть фотография, я сфотографирована вот здесь вот, стою нюхаю табак. Вот. Вот такая жизнь была. И летом все шли… Всем домом шли на Блюдечко купаться. Всем домом собирались вечером все с роботы приходили: «Купаться?» — «Купаться!» А Блюдечко здесь рядом. Раз – на Блюдечко. Сейчас там все заросло. Искупаемся, придем. Назад.
И.С.: А фотографии вы нам дадите?
С.В.: Я найду, да. У меня какие-то есть фотографии.
И.С.: А кто фотографировал?
С.В.: А я не помню. Кто-то фотографировал.
И.С.: У кого-то же, наверное, был фотоаппарат?
С.В.: Да, естественно. Кто-то фотографировал. Фотографии были. И на Блюдечке я сфотографирована, помню. Есть у меня такая фотография. Вот. Там гусей пасли всегда. На этом лужке. Перед водой. Как же там?..
И.С.: А вот вы сказали про парадное, где оно было конкретно?
С.В.: Вот где входят в какую-то контору. Вот это — парадная.
И.С.: Там магазин игрушек сейчас?
С.В.: Там магазина нет. Там парадная. Там вход. Вот какая контора за вашей стеной? Что это такое здесь? БТИ или что? Вот наша квартира и какая-то контора. И вот туда входят через наши парадные. Видели какая там лестница?
И.С.: Ни разу.
С.В.: Вот посмотрите, какая там лестница. Еще у нас была необыкновенная личность. Это бывший танкист, который горел в танке. Забыла как его зовут. А потом он спился. Белов. Это Кольки Белова отец. Да. Герой мы его звали. Я не помню его фамилии, потому что его звали Герой. И он спился до такой степени… Он всегда валялся в этом парадном, в луже. А надо, куда-нибудь пошлют… За молоком или ещё… И так страшно идти. Через него надо перешагивать же. И вот он валялся, валялся и довалялся до того, что сказал: «Господи, что же я такой дурак-то? Что же я себя до такой степени опустил?». И потом он взял себя в руки, стал прекрасным человеком. Ему… Значит… Он нашел какие-то всё это документы, чего-то, значит. Звезда героя у него была. Ему все эти льготы возвратили и все, все, все. Он женился потом второй раз. И долго и счастливо, прекрасно жил. Мы его встречали, он говорил: «Господи, какой же я был дурак?! Что же я творил!? Почему я так себя вел?!». Он был весь обгоревший. Все лицо у него обгоревшее. Вот. Такой человек был.
И.С.: То есть, он герой Советского Союза?
С.В.: Герой Советского Союза. Это Кольки Белова отец.
И.С.: А Колька Белов с ним жил?
С.В.: У них была семья, да. У них такая была непутевая мать. Я думаю, что из-за нее он так спился-то. Вот. Много у них было детей. И потом, вот, он ушел. Ну, дети уже взрослые были. Относительно. И вот он потом ушел и женился второй раз. У него была прекрасная жена. И они, вот, жили. Им где-то квартиру дали. Ему квартиру дали. Вот. В Колычево или… Я не помню где. Ну, то есть, вот его встречали иногда. И он долго прожил уже. Наверное, еще полжизни он прожил в здравом нормальном уме. Вот такой был у нас персонаж. Ну, то есть здесь… Я не знаю… Здесь такой фильм можно создать. Что уж… Должен быть талантливый режиссер какой-то. Типа Никиты Михалкова.
И.С.: Мне кажется еще талантливей.
С.В.: Еще талантливей? Не знаю.
И.С.: А скажите, где была кухня?
С.В.: Кухня была прям напротив… Щас скажу… Так. Это, значит, Шилова квартира. Дальше пошла квартира Невских.
И.С.: Мы сейчас сидим в квартире Шиловых.
С.В.: В квартире Шиловых.
И.С.: И здесь был тупик?
С.В.: А Пасмонов? А Пасмонов где квартира? Ну, там же дальше эта стена?
И.С.: Дальше стена.
С.В.: Значит, мы сидим в квартире Пасмонов. Квартира Шиловых дальше. Здесь вот я, когда шла… Здесь же вот, смотрите.. Раз-два три – это вот квартира Пасмонов. В три окна. А у Шиловых, вот, большое окно и вот такие маленькие. Это вот Шилова квартира. И после Шиловой квартиры были Невские. И вот, прям, против квартиры Невских была кухня. Она была огромная. Вы сходите, пожалуйста, в эту контору. Посмотрите лестницу. Посмотрите, какая она огромная. С.В.: А потом, когда вы войдёте, то налево
И.С.: И сколько квартир было прикреплено к этой кухне?
С.В.: К этой кухне был весь дом прикреплен сначала.
И.С.: То есть, коридорная система шла еще по октябрьской революции буквой «Г».
С.В.: Да, да, да.
И.С.: И до каких пор?
С.В.: До следующего дома. А кончалось наше здание детским миром. Сюда выходила задняя часть детского мира. Здесь же был необыкновенный детский мир. Там были такие росписи. Поскольку у меня дочь художник, вот она недавно расписала магазин обувной детский, она не помнит еще, я ей рассказывала какие здесь были росписи, в этом детском мире, необыкновенные. Мы туда ходили, когда я была маленькая, ходила, смотрела. Я одну роспись просто помню вот до сих пор. Какой-то зимний пейзаж, собаки, сани, сидит кает с палкой и их догоняют волки. И один волк уже запрыгивает вот эту повозку. И я всегда стояла и фантазировала, вот он сейчас запрыгнет, сожрет этого, может они сейчас еще уедут. И вот так было интересно стоять, смотреть и фантазировать. Детские игрушки елочные продавали. Ой, а Ханзель был.
И.С.: Ханзель?
С.В.: Да. Вот где магазин, где сейчас запчасти и fix price, там был Ханзель по имени хозяина, директора. Ой, какой там был магазин. Этот Ханзель выходил к покупателям.
И.С.: Он немец был или еврей?
С.В.: Он еврей, естественно. А жил он рядышком, напротив почты. Фроловы у нас были. Вот сейчас дочь еще жива. Они переехали вместе с моей бабушкой и живут на Зеленой улице в одном доме. Я к ней хожу часто, поскольку она мне берет квитанции. Бабушка умерла и завещала квартиру моей дочери. И она там пустая просто стоит. И она берет нам квитанции. Позвонит всегда, когда принесли. Я хожу. А у нее была мама, необыкновенная красавица. Фигура, я такой вообще никогда не видела. Пучок такой и она работала на почте. Всегда в окно глянешь и она идет на обед. Вот эта красавица идет на обед. Всегда в таком костюме. У нас же подоконники-то широкие и мы них пиджак всегда постелем, откроем окна и бежим смотрим. А здесь же не такая была пустота, здесь же было полно народу. Здесь у каждого было свое место. Молодые люди всякие собирались кучками. Все знали, что и как. Вечером шли из сада с танцем, здесь полно народу было. то есть, здесь жизнь была такая оживленная, невероятно. Самый центр был. Здесь все всегда собирались. В кинотеатр. Сначала один был маленький кинотеатр у нас. А потом построили Восток. Кинотеатр с двумя залами. Голубой и розовый. Мы туда ходили. Там мороженное вкусное продавали. Наверху мультфильмы показывали. Очень было здорово. Очень красивый был. А раньше там пустырь был, я помню. У меня на Кремлевской жила подружка моя школьная, я в третей школе училась, которая сейчас у церкви у самой, а она там на Кремлевской рядом жила. И вот через этот пустырь было так страшно ходить. Все такое заросшее было, особенно к осени. А там еще ходил какой-то бешенный мужчина, хромой. Его почему-то звали Пыхта. И вот он всегда, может он шутил, я не знаю, он всегда был полупьяный, и когда идешь, если он идет, он как будто начинает за тобой бежать. Ты бежишь от туда сломя голову. А потом там построили этот кинотеатр уже. И там был сквер, второй уже. Там был фонтан, рынок напротив, в котором продуктов очень много всяких продавали…мясо, продукты, все. Я помню, раньше холодильников-то не было, поэтому все покупали на один раз. Кусочек мяса купишь, суп сваришь, съешь, все. В следующий раз покупаешь. Семечки там продавали. Бегали за семечками. Там были маленькие магазинчики. теперь там все снесло. Там один был такой кондитерский магазин. Там были конфеты у которых были невероятные фантики. Я их собирала. И вот мама даст денег, туда сбегаю, куплю конфеты, съем и фантики собирала. Тогда было такое. Мы собирали все фантики.
И.С.: Коллекция не осталась фантиков?
С.В.: Нет, куда-то делось все. Переезжали потом еще два раза и все выбросили видимо. Зря. Есть что вспомнить. Лера вспоминает этот дом, потому что моя бабушка с ней сидела, остальные все работали и она с ней сидела. Часто ее сюда приводила. Здесь старшая мамина сестра жила и работала она в издательстве. Она ей взяла какие-то отходы бумаги и принесет сюда. Она здесь рисует сидит в большой комнате всегда. На обед придет, ей бумаге принесет и она рисует. Она так любила этот дом. А потом же здесь невероятные подвалы. Здесь же были поросята, а у них подвалы. Они забивались льдом раньше и так хранилась продукция, а потом туда уже поставили огромные морозильные установки. И вот все это пропадает. Если бы был какой-то хозяин, который бы купил вот это все вместе и сделал здесь вот тот магазин. По-моему, сюда бы люди ходили. Я предлагала все дочери, поскольку у нее по отцовской линии потомки были Равинские такие. А вот здесь был же рынок раньше, до революции и вот они держали здесь лавку колбасную. У меня, кстати, есть вся информация, я собирала в свое время. И фотографии даже есть. А есть большая фотография на Лажечникова. Я говорю: «Слушай, у тебя же тоже ровинская колбаса. Колбасу то можно делать». Она говорит: «так надо найти рецепт колбасы. Это надо где-то в архивах копаться». Она начала копаться в наших архивах, а там очень отрывочно. Там нет ничего, очень многие провалы. Что-то там она разыскала, что было их два брата. Вот который из них брат ее, не знаю. Вот один каким-то кондитерским делом занимался, а второй вот колбасник. Дом она свой разыскала, недалеко. И там до последнего времени был колбасный цех. Уже и при советской власти, до перестройки там был колбасный цех. И вот она ходила в этот дом, смотрела. Большой, огромный дом, но в запущенном совершенно состоянии находится. Очень жалко мне этот магазин. А мы потом, у нас же тут тоже были подвалы, там к магазину относилась часть подвала, а часть к нам относилась и всегда раньше, так интересно было, подвал, а вот вход был вот от сюда, по этой лестнице… как идешь, спускаешься по лестнице, направо, там наши подвалы были. У каждого был свой закуток, а наверху была такая площадка, вот лестница спускается, площадка, а потом уже вниз, и на этой площадке каждая квартира ставила бочку в которой квасили капусту. Вот бочки стояли. Никто никогда не хулиганил, ничего. Они же открытые бочки. И вот каждый приходил потом и брал свою капусту. Она там стояла, потому что там ни холодно и ни тепло, как раз то что надо, она там прекрасно хранилась. А еще мы все туда ходили маленькие, когда у нас зубы выпадали, мы туда ходили и туда бросали зубы, говорили: «Мышка, мышка поиграй и назад отдай». Это у нас была такая традиция. Туда все свои зубы молочные бросали.
И.С.: А что хранили там? Продукты?
С.В.: Мы хранили там картошку. Там внизу все хранили картошку. А вверху выставляли бочки. У всех обязательно большие бочки. А поскольку дед был прекрасным бондарем. Он был бандарем-ивальщиком. Это мой дед по маминой линии, а вообще в свое время у него был свой хутор в рязанской губернии, столыпинский отрубок. Им отрубили огромную часть леса. И бабушка, совсем молоденькая. Он со своим братом поехал. У них был дом на двоих и вот эта огромная часть леса. Потом поля у них были, потом они естественно там сеяли все, потом было огромное, огромное хозяйство: и лошади свои, все свое. Единственное, нельзя было водить, бабушка рассказывала, овец, поскольку волки резали все время. Невозможно было. Остальное все. И всегда еще, она интересно рассказывала, летом приходил цыганский табор и просил разрешения остановится, лес-то частный. Она разрешала. И вот они стояли и, у нас было столько продукции, что мы не знали куда девать, вроде свинью зарежешь, потом ее в бочке, в сметане как-то там делали, а есть-то народу мало еще и вот говорит, я всегда яиц лукошко наберу и вот этим цыганам давала. И одна цыганка очень добрая говорит, дай я тебе погадаю. Вот она ей погадала и все точно. Бабушка до смерти вспоминала, как она ей все точно предсказала, всю ее судьбу. А рядом был хутор, жили Шитовы. А потом когда их раскулачили всех, то поскольку моего деда сестра жила в Коломне, она здесь приютила. Они бежали, поскольку забрали всех их в колхоз и в общем там началось страшное дело. Они боялись, сто убьют и они бежали. А Шитовы бежали под Москву куда-то и жили где-то в землянках. Потом он устроились в Москве. Я помню до сих пор, они всегда присылали на Рождество открытку. С Рождеством они всегда поздравляли, потому что Новый год раньше не праздновали. Бабушка говорит, он же был впереди Рождества, поэтому пост шел. А Рождество праздновали, очень готовились. А потом у Шитовых в Купавне была дача. Шикарную они построили себе дачу и каждое лето обязательно нас с бабушкой они приглашали 10 лет туда на дачу. Ну, это была дача, не город какой-то, это был сосновый лес и березовый, там стоял двухэтажный дом, весь резной, несколько грядок клубники, качели и рядом было озеро. Вот там все по расписанию было. Вставал, чай, потом обед, потом тихий час обязательно, все отдыхали, потом мы шли купаться на озеро, а потом вечером мы пили чай с клубникой. Как то у них все было здорово, здорово. И вот мы с бабушкой, они все время знались, всегда до последнего, пока еще живы были. Они переписывались, когда уже совсем старые стали. Все равно к Рождеству всегда была открытка от Шитовых. Вот такие интересные всякие традиции. А бабушкина сестра жила в Москве и мы всегда ездили с бабушкой, маленькую она меня всегда возила везде: в цирк, в уголок Дурова, в зоопарк, это каждое лето. В каникулы мы обязательно ездили к ее сестре, там жили несколько дней и посещали всякие там интересные места в Москве. А еще у нас там жила родственница, у нас от нее осталось икона. Дело в том, что бабушкина мать, моей бабушки мать, они из рязанской губернии, служила, там помещик был Арефьев, бабушка рассказывала все это. А у этого помещика не было детей, а бабушкина мать служила там горничной, а отец все время почему-то был на войнах, ее муж, войны были и его забирали, но между прочем платили тогда очень хорошо, бабушка рассказывала. Я что помню, им платили все время серебром, за то что он был. И вот эта помещица была очень добрая и всегда к празднику она всю свою прислугу одаривала золотыми вещами какими-то. Бабушка во время войны, когда дедушку забрали, у него было приличное количество золота, она все продала, потому что четверо у нее было детей. Единственное, она пожалела вот это кольцо и на свадьбу мне вот это кольцо досталось наследственно. И вот значит у Арефьевых не было детей и потом, бабушка говорит, как я поняла, потому что когда началась революция, то они стали уезжать и они на коленях умоляли ее мать, что бы она эту Татьяну отдала им с собой, во Францию они уезжали, но они собирались вообще-то вернуться, они думали, что они вернуться. Я так поняла, что эта Татьяна, мне бабушка рассказала, была видимо внебрачной дочерью этого помещика, потому что у нее было еще четверо братьев и сестер, но бабушка была…она вообще ни на кого, во-первых, не была похожа, она была очень красивая. И во-вторых, она по своим совершенно всем манерам, вот она воспитала мою дочь. Она очень отличалась. Ну, не отдали, естественно, Татьяну во Францию везти. Татьяна осталась здесь. Такая судьба, видимо. А брат этого помещика, он почему-то в Москве остался. И вот, какая-то родня вышла за него замуж. То есть, я к чему клоню, у нас икона эта Арефьевская теперь есть, в серебряном оплате, а память о этих помещиках хранится наша семейная реликвия. Так что, так все переплетено в этой жизни.
И.С.: Можно вернуться во двор? Скажите, пожалуйста, а на месте Спортмастера что было?
С.В.: Ресторан «Маяк».
И.С.: «Маяк» или «Коломна»?
С.В.: Ресторан «Маяк». «Коломна» это потом. У нас «Маяк» был ресторан. Дедушка всегда туда ходил покупать папиросы, в буфет. Прекрасный ресторан был, зачем его отсюда убрали, не знаю.
И.С.: Это вообще его снесли получается.
С.В.: Нет, его перестроили, получается. А может и снесли, не знаю. Он прям в плотную примыкал к Пасмонам.
И.С.: А арка была какая-то?
С.В.: Нет. Ничего не было. здесь вся улица была магазином. Наверху все жили, а внизу это все сплошные магазинчики. Магазина, магазинчики всякие были.
И.? А можете их прям воспроизвести в памяти?
С.В.: Я не помню. Помню, молочный был, я туда всегда ходила. Меня с бетончиком всегда туда посылали за молоком и там были такие мерные…алюминиевые, как цилиндр. На литр, на пол литра, сколько тебе надо, тебе наливали. Я ходила. Кондитерский был магазин. Вот напротив, где огромный тополь, были курсы кройки и шитья. Я помню, что там с ночи занимали, с вечера занимали очередь, потом ночевали, что бы записаться на эти курсы кройки и шитья. А дальше был прекрасный обувной магазин и тоже была роспись. Очень красивая, но я ее не помню. Там был очень хороший магазин обувной. Вот это я помню хорошо. И дальше овощной был магазин, во дворе была фабрика, где конфеты делали.
И.С.: Конфетная фабрика?
С.В.: Да. Я не знаю про эти конфеты. Это мальчишки там… они же все облазают, все эти если конфеты. Я только единственное помню, что эти конфеты, какие-то женщины, которые там работали, продавали и у нас всегда был мешочек вот этих конфет или помадки кругленькой, или «Коровки» и еще какие-то «Петушки». Даже помню рисунок на оберточке: зеленая обложечка и там петух нарисован.
И.С.: На палочке петух?
С.В.: Нет. Просто конфетка такая. Мы всегда ели эти конфеты. Нам всегда приносили от туда, как у нас на Руси заведено.
И.С.: А интересно, зачем же повторение, там маленькие магазинчики, а потом в «Трех поросятах» еще тоже самое продается, но уже в собранном виде?
С.В.: Не знаю. Очень хорошо было. А еще Гастроном напротив огромный был, там тоже все продавалось. А здесь продавалась всегда, вот я помню, как вот здесь, как входишь в магазин и направо, там продавалась икра черная, в огромных железных банках она стояла в витрине, а еще в маленьких стеклянных баночках была икра черная, а поскольку у меня отец был летчиком, то мама мне всегда покупала, он велел покупать, что бы я всегда ела эту икру. А еще в таких маленьких баночках майонезных был настоящий виноградный сок. Я помню, у нас полный сарай был этих банок из-под этой икры, потом их выбросили, и из-под этого сока виноградного.
И.С.: А еще какие отделы? И где вход был по отношению к вашему парадному?
С.В.: Рядом прям. Парадная и следующая дверь был вход в магазин.
И.С.: Ближе к Октябрьской революции, да?
С.В.: Нет, наоборот слева. Если стоять лицом к парадному, то слева был вход в магазин поросят. А справа был еще магазин. Справа был магазин, где всегда какие-то вещи продавали. А потом его один раз сделали самообслуживанием. Весь наш дом, и вообще все люди, они входили, проходили, все посмотрели и выходили. Так интересно было. дальше шел магазин «Динамо». Уже по Октябрьской революции. Это на повороте был магазин, такой маленький. Дальше шел магазин «Динамо». Там все спорт товары продавались. Что там только не продавалось. Всегда к физкультуре все мама мне там покупала. Дальше «Детский мир». Все, наш дом заканчивался.
И.С.: А книжный разве не ваш?
С.В.: Нет, книжный следующий, не наш. напротив был «Мадис». Меня всегда туда бабушка за клеем посылала, потому что раньше когда стирали белье, кипятили, бабушка добавляла канцелярский клей и соду, и белье было белоснежное. Она вывешивала во дворе сушить белье, все же белое было раньше, все было белоснежным. А во дворе, у нас как из черного входа выходишь, здесь стоял железный налево шарабар, где магазин «Три поросенка», какие-то ящики туда ставил что ли. Потом был Маяк и по стенке маяка сараи шли, потом помойка была, потом еще сараи шли, где как раз Райка со своими свиньями, а потом наши сараи шли. Я ещё помню, когда все на лошадях привозили, не на машинах. Сейчас все заложили, а у нас же были ворота, въезд во двор, со стороны Октябрьской революции ворота были.
И.С.: А там заложили?
С.В.: Конечно. Там какой-то магазин сделали. И там были такие ворота. Там всегда была грязь по колено, не пройти, не проехать. И вот лошади завизжали, привозили всякие товары. И стояли лошади, мы их кормили. Что-нибудь вынесешь и покормишь лошадь. Интересно. А потом я помню, приходила еще…точил ножи, с такой точилой. Приходил во двор, кричал, все выходили, все точили, что нужно. Потом приезжал старьевщик на лошади, собирал сырье, а нам за это давал тряпки, такие шарики на резинке. И вот мы все с этими шариками или со свистульками ходили по двору. Это дошкольного возраста было.
И.С.: То есть, это какие годы?
С.В.: Если я родилась в 50-ом, то это где-то до 60-х.
И.С.: Получается, вы имели выход и на Октябрьскую революцию через черный ход и..?
С.В.: Естественно. А вот который по Октябрьской революции часть дома, там же было еще одна парадная. Вот сейчас оно целое. Там какое-то учреждение находится. Мы могли войти в свой дом с двух сторон. Мы могли войти с площади, мы могли войти с Октябрьской революции, мы могли войти через эту подворотню во двор. И во дворе еще было два черных входа. Вот тот который сейчас и напротив того, который на Октябрьской революции и еще один черный вход. Вот сколько было всего.
И.С.: А где же граница была миров внутри? На самом углу вот в этой квартире или..?
С.В.: А границы не было. Это потом, когда был капитальный ремонт этого дома уже сделали еще кухню одну. Одну кухню здесь оставили и там сделали свою кухню. Там были туалеты с незапамятных времен, а там сделали кухню. Вот в туалет мы ходили в то крыло, а они на кухню ходили в наше крыло.
И.С.: То есть, это была встречное движение.
С.В.: Да. И самое главное, что мы всегда катались там на таких маленьких велосипедах и гоняли в догонячки по всему этому, а люди шли с кастрюлями горячими, которые они на кухне сварили и всегда боялись, что они нас ошпарят. Всегда шли и кричали, что бы мы на них не наехали, не налетели, гурьба огромная маленьких детей носилась по этому коридору. Никогда там не было загорожено, там всегда проход был. А особенно когда демонстрация, здесь же все загораживали, на демонстрацию со школы сходишь и тебя сюда не пускают. Я говорю, я здесь живу, а тебя не пускают. И ты домой не попадешь, пока не кончалась демонстрация. Приходилось идти на Яна Грунта, на улицу Труда. Там какими-то дворами и там стояла стена огромная, перпендикулярна Маяку стена была кирпичная. Мы зализали на эту стену, потом прыгали на помойку, попадали в наш двор и тогда только домой можно было проникнуть. Это была каторга. Никогда не пускали домой.
И.С.: А вот вы говорите, было время когда забегали оркестранты полным оркестром греться. Значит можно было?
С.В.: А как? Не пускали. Перекрыта была улица начиная от Яна Грунта. Там стояли милиционеры. И уже на этот кусок улицы, на тротуар не пускали. Вот до этого доходили куска тротуара, Октябрьская революция и Яна Грунта и здесь милиция стояла. Я говорю милиции, что я здесь живу. Все здесь живут. И никак ты не мог проникнуть. И здесь все было тоже милицией отцеплено. Потому что же демонстрация шла.
И.С.: Получается окно кухни выходили во двор.
С.В.: Да, окна кухни во двор выходили.
И.С.: А были такие места где все собирались?
С.В.: На кухне. Только на кухне. А где же еще собираться?
И.С.: Ну, может у кого-то была большая квартира.
С.В.: Нет, в квартирах не собирались. Помню только день рождения у Юрки Шилова, еще когда он жил в том крыле. У них там огромная рояль стояла. Большая очень комната не перегороженная была, стояла у окна рояль огромный, был накрыт стол и нас всех детей собрали Валентина Семеновна и Гурий Алексеевич и вот мы праздновали. Сколько Юрке было, не знаю, совсем маленькие были. Праздновали день рождение его. А так, по квартирам не принято было собираться. Все это происходило на кухне.
И.С.: Это вот его дедушка расписал…?
С.В.: Отец. Дедушку я его не знаю.
И.С.: Его звали Гурий Алексеевич. А вы так сказали, улица Шилова, его брат. Это здесь, в Коломне?
С.В.: Конечно.
И.С.: А кто он?
С.В.: Герой, по-моему. В газете к 9 маю была огромная статья про него. Это его родной брат. улица Константина Шилова. Наша школа как раз, четырнадцатая, стоит на этой улице. Это его брат.
И.С.: А кто был автором Трех поросят не знаете?
С.В.: Нет. кто был автором не знаю. Это была изумительная вещь.
И.С.: Фотографий не сохранилось?
С.В.: Нет, к сожалению. Ну, кто знал, что этого никогда не будет больше.
И.С.: А когда его уничтожили?
С.В.: Потом его переименовали, как он стал называться, я не помню. Мы всегда его звали поросята. А потом он как то по другому стал называться. «Огонек». В перестройку все уничтожилось. Тракторист, он же все уничтожил. И все. Я Славку один раз чуть в фонтане не утопила. Мы пошли осенью, была осень, он был в пальтишке таком, туда, на тот сквер гулять. А теть Катя, это его мать, куда-то отошла что ли, а он на краю фонтана стоял, стоял, стоял. Она сказала, посмотри за ним, Свет. И все, и уронила в фонтан. А он же весь одет: в шапке, в пальто. Она подбежала, его выхватила, принесла, чуть меня не убила.
И.С.: Вы случайно?
С.В.: Случайно, не нарочно же. Что я, садист? Ну, я была маленькая. Если ему было годика три, даже меньше, может быть, он только научился ходить, то мне было на семь лет больше. Где-то около десяти.
И.С.: Мы как то остановились, последовательность от отделов в Огоньке.
С.В.: Последовательность отделов.
И.С.: Вы же сказала, что справа, ближе к Октябрьской революции, икра была, рыба.
С.В.: И винный отдел был: коньяки, водка.
И.С.: Это ближе к углу получается?
С.В.: Да. Вот если войти, то это направо. Налево кондитерский отдел был, со всякими конфетами, зефирами, мармеладами, шоколадами. А прямо был отдел где рыба была, капуста провансаль, помню покупали всегда. Вот такой вот отдел был. А к окну был что-то типа лоточного отдела, там всегда продавалось, к слову, 10 копеек, бутерброд с икрой с черной. Только не зернистой, а спаечной. Знаете что такое спаечная? Это слипшееся. И бутерброд стоял 10 копеек. И всякие соки там были. Наливали их из конусов. Сок томатный, стоял в баночках с солью и разные другие соки. И Морозов еще был магазин, хлебный. Где сейчас часы продают.
И.С.: Это на Яна Грунта угол?
С.В.: Угол. Со стороны Октябрьской революции часы, а со стороны там какой-то винный теперь. а это был Морозов. по имени владельца видимо. вот Там был хлебный прекрасный магазин и кондитерский большой отдел. И, между прочим, эти магазины, как они есть, они мне снятся во сне очень часто. Те времена, как я туда иду и вхожу в магазин. И здесь был отличный посудный магазин, за Поросятами к Маяку ближе, был посудный. В нашем же доме.
И.С.: А посуда жестяная или керамическая?
С.В.: Всякая была посуда. Я помню даже, кружка была такая красивая. Мы здесь ее покупали. Так что у нас что только не было и мы самое главное знали, что привезли, потому что привозили-то во двор и мы сразу идем в магазин. Пока еще очереди нет, мы уже знаем.
И.С.: Да, выгодное стратегическое местоположение.
С.В.: Необыкновенное было положение. Все мы видели и все мы знали.
И.С.: А вот в подвал мы с вами мысленно слазали, а вот на чердак нет. вы бывали когда-нибудь на чердаке?
С.В.: На чердаке я не была. Но рассказывали люди, что якобы во время войны здесь какая-то банда, типа Черной кошки, прятала все украденное. И всегда боялись мы этих черных кошек. Но это бабушка говорила. Что здесь во время войны они воровали и здесь прятали, у нас на чердаке, а уж насколько это правда, я не знаю.
И.С.: А. кстати, про этого парнишку, который был карманник-виртуоз.
С.В.: Он не парнишка был, мужчина.
И.С.: Мужчина?
С.В.: Да.
И.С.: Все знали, что он промышляет?
С.В.: Естественно.
И.С.: И в милицию никто не сообщал?
С.В.: Да вы что? Нет, конечно не сообщали. А зачем? Он уже отсидел. Он сидел в тюрьме.
И.С.: То есть, он завязал, перестал этим заниматься?
С.В.: Я не знаю, завязал он, не завязал. Может быть и подворовывал где-то. Во всяком случае, у нас он ничего не воровал.
И.С.: Это настолько разнообразный был мир: тут ученые, тут врачи, тут уроки.
С.В.: Балашов.
И.С.: Балашов, вот. Скажите, пожалуйста, наверное во время демонстрации можно было услышать его голос и подумать что..?
С.В.: Не знаю, но здесь он часто бывал.
И.С.: Вы с ним общались?
С.В.: Я не общалась, просто видела.
И.С.: Ну, он такой крупный, такие у него седые легкие волосы, крупное лицо и потрясающий такой бас.
С.В.: Да, да, да. Это есть Балашов. Когда он только проходил и все.
И.С.: Он дружил с кем?
С.В.: С Шиловыми.
И.С.: А связь, история, почему, как? Воевали вместе?
С.В.: Я не знаю. Наверное это по линии Валентины Семеновны, матери Юрки. Они, наверное, воевали в одном полку. Скорее всего.
И.С.: Потому что он фронтовик.
С.В.: Да, да, да. Потому что именно Валентина Семеновна эта компания, не Гурий Алексеевич.
И.С.: И он приезжал часто?
С.В.: На праздники он приезжал.
И.С.: Как же? Он на праздники должен был комментировать демонстрацию.
С.В.: Не знаю. Когда может он не комментировал. Может кто-то другой комментировал, там еще Игорь, Кирилл был. Может когда тот комментировал. Но здесь он бывал.
И.С.: А еще какие-то известные люди бывали?
С.В.: Нет. приписали сюда какого-то.
И.С.: Бенедикта Ерофеева?
С.В.: Да. Никогда его здесь не было. это все вранье. Никогда он здесь никем не работал. Мы же во дворе без конца были, мы же знали. У нас же была сначала еще кочегарка, дом отдельно отапливался углем и вот там была кочегарка во дворе, если выйти из подъезда, направо, там была дверь. Мы туда еще ходили за горячей водой. Там был кочегар известный всем нам. А вот этого, я не знаю когда он был здесь. Может в перестройку он здесь обитал?
И.С.: Нет, в перестройку его здесь уже не было. он здесь учился в 62-ом году.
С.В.: Не было его здесь в 62-ом году. Точно, абсолютно.
И.С.: Вы же могли не запомнить.
С.В.: Нет, а где он здесь был-то?
И.С.: Он работал грузчиком в магазине.
С.В.: Грузчиком в магазине?
И.С.: Нет, он не жил.
С.В.: Ну, вот. Может он какое-то время грузчиком и работал в магазине.
И.С.: А этот винный отдел, он что из себя представлял?
С.В.: Понятия не имею. Я же тогда не интересовалась.
И.С.: Не запомнили.
С.В.: Нет. просто винный отдел.
И.С.: А близость его не грозила тем, что тут рядом выпивали во дворах?
С.В.: Ничего не грозило. Может и выпивали, но это ничего. Все было в норме как-то. У нас был один, Герой который, потом за ум взялся и еще Дима Сапожник. Вот он регулярно пил, но он был прекрасным сапожником. Пил и за своей женой бегал по коридору нашему, но никогда никого не поранил, естественно. Это было редко, в остальное время он сидел, обувь чинил.
И.С.: У себя в квартире?
С.В.: В квартире, наверное, или в сарае где-то у него было. да, наверное, в сарае летом он чинил. Мы все у него обувь чинили. То есть, у нас всякие люди были. А еще Райка что делала? Она еще завивала всех и маникюр делала. То есть, в наш дом пришел, одежду пошил, маникюр сделал, завился, обувь починил.
И.С.: А шил кто?
С.В.: А шила теть Нюра. Я с нее и начала. А потом наша квартира. Ее шестая, наша седьмая.
И.С.: Она подрабатывала этим или она профессионально где-то работала?
С.В.: Нет, она вообще нигде не работала, она только шила дома и поэтому она никогда никому не открывала. А когда надо было маме прийти, в стенку постучит, это значит мама идет, она ей открывает. Потому что раньше шить было нельзя, тогда налоги никакие не платил никто. А еще у нас, это я была совсем маленькая, на постой еще пускали, у нас жил офицер из КАУ на постое в нашей квартире. Распределяли как раньше в сванские времена и у нас на постое жил офицер.
И.С.: Это была такая обязанность?
С.В.: Да.
И.С.: Денег не платили за это?
С.В.: Я не знаю. Наверное, не платили. Вот такая была обязанность.
И.С.: А КАУ это что?
С.В.: Это у нас было Коломенское Арт Училище. Наше знаменитое Арт Училище, которое почему-то разогнали все теперь. Это же из покон века было это училище.
И.С.: И у других тоже жили?
С.В.: Я не знаю про других, но про него знаю, что он у нас жил.
И.С.: Долго?
С.В.: Может год. Хотя у нас была огромная семья, тем не менее его поселили и он жил. Никто не возмущался.
И.С.: А у вас была одна комната или две?
С.В.: Там огромнейшее помещение с двумя окнами. Потом оно, естественно, было разгорожено. Раз, два, три и еще такая маленькая ниша, как альков. Там была спальня. Вот четыре получалось и прихожая.
И.С.: Прихожая уже общая?
С.В.: Нет. Прихожая. Ты входишь, прихожая, где висит вешалка, стоит умывальник, где мы умывались и дальше уже пошла комната, она без окон, а потом уже из нее две двери и по одному окну. Одна комната, вторая комната. И ниша, вот сюда к кухне. Две кровати стояли и штора была, которая загораживает. Все почему-то помещались и никто не жаловался.
И.С.: А в гости ходили к друг другу?
С.В.: Конечно. К нам на праздник все приходили, потом уже мамины, бабушкины все переженились, повыходили замуж по очереди. И вот со всей родней. Вся родня собиралась вот в этой гостиной, которая без окон. Там накрывали огромный стол, гуся всякого, пирогов, там были свои блюда. Все садились, праздновали и все прекрасно проходило.
И.С.: Я имею ввиду, пускали в соседние квартиры? Вот у Пасмонов вы смотрели телевизор, у тети Нюры шили.
С.В.: Тетя Степанова куда переехала, потом Шиловы в ее квартиру. Тут тесть Степанова жила, тоже портниха. А потом она поменялась с Шиловыми. Она уехала в дальнюю угловую, а они переехали сюда.
И.С.: Дальнюю угловую, то есть, соседний дом, да?
С.В.: Не в соседний дом, а последняя квартира нашего дома, который выходит на Октябрьскую революцию. Там раньше жили Шиловы, а потом они переехали сюда, а она уехала туда.
И.С.: А туалетов, вы сказали, несколько было, да?
С.В.: Мужской и женский. Это было в том крыле, который по Октябрьской революции. Там входишь, налево были умывальники, две штуки, а потом три кабинки. Туалетов вы таких не помните, какие тогда были туалеты. Из какого-то серо-зеленого камня, все это выложено с какими-то вот для ног.
И.С.: Было дежурство, мыли полы по очереди?
С.В.: Я не знаю. Туалеты люди не мыли, там, наверное. Уборщица какая-то мыла. Я не знаю, кто мыл туалет, но я знаю, что жильцы туалет не мыли.
И.С.: А общий коридор?
С.В.: А общий коридор жильцы мыли. Мы свой коридор по очереди мыли.
И.С.: То есть, были установлены какие-то дежурства?
С.В.: Да. Вот дежурит квартира. Ты должен кухню убрать, там все привести в порядок, свою плиту, каждый свою плиту убирал сам, и коридор раз в неделю мыли, каждый день подметали, и кухню на ночь запереть. В двенадцать часов кухня запиралась на ключ.
И.С.: Зачем?
С.В.: Что бы никто с улицы не зашел. Раньше никаких домофонов не было. заходи, пожалуйста, с улицы. А у нас же здесь вообще проходной двор.
И.С.: Парадная не запиралась?
С.В.: Нет. его как-то пробовали запирать, но что-то из этого ничего не вышло. Обычно его на зиму забивали и ходили через двор, к в собачьем сердце.
И.С.: А на зиму, чтобы не заходили, не грелись?
С.В.: Наверное. Не знаю. Почему-то на зиму это закрывалось.
И.С.: Или может быть из-за экономии тепла.
С.В.: Не знаю по каким причинам, но на зиму запирали, закрывали, забивали и ходили мы через подворотню, через эту страшную. И здесь было страшно ходить, потому что здесь же еще и чердак был…лестница на чердак была.
И.С.: А там черная кошка.
С.В.: А там черная кошка. А еще у Райки была собака. Немецкая овчарка.
И.С.: Многие держали питомцев?
С.В.: Нет. вот только она одна держала. Однажды я шла и собака, я так думаю она просто от радости на меня бросилась, а я маленькая была и я упала. И после этого Райку заставили ее аннулировать. И собаку больше никто не заводил.
И.С.: А кошки?
С.В.: Я не знаю. Что-то раньше люди не занимались этим. Кошки может и были. Я не помню.
И.С.: Может они жили своей жизнью? Подкармливали вы их да и все.
С.В.: Не подкармливали никого. Во дворе у нас никаких кошек не шаталось. Не было кошек. Наверное, никто не держал. Тараканы были. Огромные ходили по коридору.
И.С.: Коричневые?
С.В.: Прусаки. И крысы из магазина прогрызали полы. Потом дед как-то сделал. Он набил стекла и цемента, это вокруг трубы они обычно прогрызали. Все это сделал и прекратилось хождение. Это они уже прогрызть не могли.
И.С.: А расскажите еще про ледяные палатки.
С.В.: Зимой к Новому году здесь строили такую горку, перед памятником Ленина, типа голова что ли. Из нее катались и по правой и левой стороне памятника, стояли ледяные палаточки, ларечки и в них книги продавали, еще что-то. Я помню книги продавали и вот там я купила книжку, она до сих пор у меня цела. Очень было интересно.
И.С.: А кто сооружал?
С.В.: Это я не знаю.
И.С.: А какие там фигуры были? Дед Мороз, Снегурочка?
С.В.: Дед Мороз, наверное, Снегурочка.
И.С.: Они светились или нет?
С.В.: Нет. По-моему, они не светились.
И.С.: Сейчас делают такие скульптуры изнутри светятся.
С.В.: Они были какие-то попроще, мне кажется, но для нас это было очень интересно.
И.С.: Интересно то, что книжные палатки в ледяных домах.
С.В.: Да, да, да.
И.С.: С Лажечниковым это никак не вязалось?
С.В.: Может кто это делал, так и задумывал, но я не знаю.
И.С.: Какое-то чудо. Ледяной дом. Помните же?
С.В.: Помню, конечно.
И.С.: Может, прям напротив дома Лажечникова поэтому и строили?
С.В.: Мне кажется, это было ни с чем не связано. Просто так вот сделали и все.
И.С.: Спасибо, вам, огромное.
Рабинович Роза Леонидовна
Рассказчик Рабинович Роза Леонидовна
Ведущий Сорокин Игорь Владимирович
Дата интервью 26 ноября 2015
Роза Леонидовна: Ну, родилась я в Коломне, в 47 году. Тогда мои родители жили на частной квартире. Вот. Ну в 3 года нас дают эту комнату в коммунальной квартире, и находилась она на рабочем поселке. Был рабочий поселок, около городской больницы. Было..Было выстроено несколько домов, где жили, в основном, рабочие Коломн-завода. И что самое, конечно..страшное, что нам дали ордер на эту комнату, как мама рассказывала, в этот же день умер у меня папа. Он пришел с войны с ранением. Он был летчиком-испытателем, и в 50-м году он умирает. И в этот же, в один и тот же день, нам дают ордер на эту комнату. И она говорит: тут бы радоваться, потому что вот скитались по этим…частным квартирам и такое горе одновременно…очень…как говорится…тяжело было пережить, что он все-таки не дожил, что семья была.
Игорь Сорокин: То есть это внезапная смерть была? Да?
Р.Л.: Нет, но он пришел с ранением, а это ранение…значит перешло в стадию раковой опухоли. И…он…болел продолжительно. Болезнь очень быстро развивалась. У него был рак. Поэтому…она очень быстро и он быстро ушел…в 38 лет…Вот, ну я, значит, я уже помню осознанно эту жизнь… В этой квартире мы получили эту комнату, размером она была где-то 16 метров, на 1 этаже жили 3 семьи, семьи были большие, в одной семье, ну как сказать…относительно большие. Тогда же все-таки много было детей, значит 30 человек и еще в одной комнате, вот нас было трое, у меня еще брат, старше меня на 10 лет. В этой комнате жил. И соседи, у них была побольше комната, но там их жило 6 человек, четверо детей и родители. Вот и …конечно, кухня, где-то была метров 11, коридор метров 8. Ну…мало. Мы еще приехали, и я застала, не было газового снабжения, печки топили и стояли титаны для нагрева, чтобы мылись люди. Ну вот потом была большая радость, когда подключили газ, поставили газовые плиты, а я то еще помню эти керосинки, каждый на своем столе это готовил. Это что-то было впечатляющее, когда варилось все это очень долго, три хозяйки одновременно, на этой небольшой кухне, конечно…не очень…сладко приходилось родителям, но тогда, когда люди были готовы к такой жизни и радовались, что вот есть свой угол, что вот есть где-то такое. Конечно, не всегда это было, так сказать, дружно, потому что, когда много народу и то ванна бесконечно занята, то туалет бесконечно занят. Ну конечно были трения, были, конечно, не совсем хорошие взаимоотношения. Ну…как казалось, что все так живут, по-другому никто не жил, и всех все это не очень напрягало. Другого выхода не было у людей, о чем говорить. Вот…и…я, конечно, значит, училась в 18 школе, на трамвае, потому что мама у меня работала целый день, значит она работала с 7 утра до 9-10 вечера. И я после школы ходила к бабушке, она жала там рядом с вокзалом, улица в Галутвене, Глуховская улица была, такая вот, я была у бабушки в 5 классе я училась в 9 школе, такая у нас старая школа, она очень хорошо котировалась, там были хорошие педагоги и в общем школа была очень хорошая. Вот и я доучилась, но…дальше я хотела, очень мечтала быть врачом-стоматологом. Но так как мама растила нас одна, с моим братом, она сказала нам так: дорогие мои, я вам дам в руки кусок хлеба, а захотите вы учиться дальше или не захотите, это вы решаете сами, я вас не могу учить долго. Ну в общем, брата он, ему очень нравилось часовых дел мастера, выучился на часового мастера, а мне она, так как она работала кассиром в парикмахерской, она выучила меня женского парикмахера. И…конечно, это не стыковалось с моей мечтой, но выбора у меня не было. Вот…И я поступив учиться, я еще, как сказать, большим-большим трудом, потому что мне было всего 15 лет, а брали учиться на мастера с 16 лет. Набиралась группа и нас отправили, был такой учебный комбинат в Голицыне, нас всех отправили туда, в количестве 9-ти человек. И вот попасть тоже было сложно на эту профессию, так как она котировалась и пользовалась спросом. Ну, так как мама очень много лет работала в этой сфере, она значит, ей пошли навстречу – меня взяли. Так она бегала в паспортный стол, умоляла, чтоб мне дали на месяц раньше паспорт, иначе я не попадала в эту группу. Меня бы не зачислили. Вот, ну вот я закончила эти курсы и вот я 52 года отработала женским парикмахером. Вошла туда и все, и больше…
И.С.: Прям в одной и той же парикмахерской?
Р.Л.: Нет, парикмахерские менялись. Почему? Потому что где-то меня ставили бригадиром, где-то меня ставили заведующей, где-то что-то потом я была очень много лет секретарем партийной организации в конторе парикмахерского хозяйства. Вот. И очень я работала и в старой Коломне, вот на Красногвардейской была парикмахерская. И у дворца работала, т.е. много коллективов пришлось, это самое, поменять. Ну иногда это была производственная необходимость. Например, там что-то с заведующей было не так, надо было срочно, ну…идите налаживать, там это самое, работайте. Вот. Иногда просто по собственному желанию я проработала, когда на Красногвардейской улице много лет, потом, значит, подруга мне говорит: ну, а здесь контингент клиентуры, в основном деревня, вот, то, что мы с автобусов приезжали, деревень…
И.С.; Здесь каменща была, да?
Р.Л.: Да, здесь была автостанция, и как-то вот здесь было очень много народу. Ну такой, народ попроще. Подумали, ну что мы здесь работаем. Клиентура такая не перспективная, нет, как говорится, роста производства, так..ну..в профессии – давай перейдем в другое место? Мы перешли, в этот сад Дворца, там работали, уже в общежитие, Коломн-завод открыли, парикмахерскую, вот там работали. Многое пришлось, конечно, поменять потом. Дело в том, что количество парикмахерских было тогда одинаково. Это не как сейчас, в каждом доме по 2-2 парикмахерских, но все равно контора была где-то 350 человек работающих. А в новой мы были воссоединены с фотографами, сапожниками, была такая партия «Спартак».
И.С.: Ох, ты.
Р.Л.: Да, была партия «Спартак». И вот она объединяла всю сферу обслуживания: часовые мастера, фотографы, банно-прачечные комбинаты, парикмахерские. Все это было в одной сфере.
И.С.: Почему «Спартак»?
Р.Л.: Не знаю, так называлась партия «Спартак». И потом, значит, все это разъединили по кустам, образовалась такая служба, как бытовое обслуживание, туда перевели ателье, часовых, всех этих профессий. Парикмахерская контора осталась отдельно особняком, она существовала отдельно. Ну вот 350 человек работающих и такое собственно…производство, которое тоже требовало, ну как говорится, глаз да глаз, потому что план выдавался приличный нам. План выдавался приличный нам, было его выполнять, тогда же был планы у нас в хозяйстве, у всех был план и у нас тоже. Но тем не менее, вот работали, старались. Ну и так я не скажу более. Я вот смотрю на сегодняшнюю молодежь, я вот буквально в мае месяце этого года закончила работать, у меня вот проблема стала со здоровьем. А так как работала в 50 лет, вспоминая те, то отношение людей и теперешнее, конечно, те люди были более, как сказать, дисциплинированы, ответственны, щас молодежь относится так легко и просто.
И.С.: Вы имеете ввиду сотрудников парикмахеров или людей, которые приходят, садятся в кресло?
Р.Л.: Нет, сотрудников.
И.С.: Сотрудников.
Р.Л.: Те, которые садятся в кресло, нам не подвластны. Человек пришел, какой пришел, такой пришел.
И.С.: Но ведь все-таки со временем тоже меняются люди.
Р.Л.: Ну, конечно, меняются взгляды, меняются желания, меняются направления, в моде, требования людей становятся другим. Это не то, что, как мы начинали, все было гораздо проще и примитивнее, так скажем.
И. С.: Ну да, ножницы, расческа. Расческа, щипцы, ну машинка всегда была, вот, так что…те люди, они были как-то более ответственны, ну а потом может быть сказывалось то время, это еще были люди того времени, когда помнили жесткую дисциплину, при Сталине. Понимали, что…ну..заработать не так просто кусок хлеба, а сейчас, ну не так, развернулась и ушла, до свидания. Как то дорожили, больше дорожили своей, своим местом, репутацией, так скажем. А щас…на это не очень обращают внимание, хотя, я считаю, это неправильно. Стоя на этом месте, репутация превыше всего.
И. С.: Если 52 года отсчитать, то вы приступили к работе в шестьдесят.
Р.Л.: Третьем.
И.С.: Третьем году, как раз.
Р.Л.: Да.
И.С.: Может Венедикт Ерофеев заходил к вам как раз стричься?
Р.Л.: А может быть, может быть, мне надо визуально смотреть.
И.С.: А вот, как вообще общение с клиентом происходит? Есть разговорчивые, есть угрюмые, есть приветливые.
Р.Л.: Ну конечно все люди разные.
И.С.: Ну поговорить то вот, много историй наверно узнали за это.
Р.Л.: Очень много историй, и причем у меня было очень много клиентов и они проходили династиями, то есть пришла мама, потом дочка, потом ее дочка, вот, потом иногда я, ну у нас раньше запрещалось в женском зале стричь мужчин. Ну мы стригли в конце рабочего дня , а были клиенты мужчины, которые не любили прически, как очень коротко, раньше ведь полубокс, он очень короткий, некоторые как хотели подлиннее, вот они любили ходить в женский зал, обслуживаемые вечерами, в конце рабочего дня. Ну и вообще мастер это конечно психолог, когда к нему приходит клиент, ты узнаешь о его настроении, ты тут же по нему видишь, если она такая колючая, ершистая и не очень. И.С.: Воды или чая?
Р.Л.: Воды, и вот такая ершистая и ты уже понимаешь, что надо своей работой помочь ей, чтобы ее иголочки убрались ты начинаешь с ней говорить, что-то советовать, и по ходу она уже тебе может и рассказать, почему она пришла не в том настроении, и что у нее какая то проблема, это ее желание человек захочет, расскажет. Когда она тебя уже посвятила в какие то тайны, то ты как то уже по-другому относишься к человеку, как-то соприкоснулась к его тайнам и очень много людей, когда именно плохое настроение и хочется вот что-то именно поменять, исправить что-то, и вот тогда они идут к нам. И ты смотришь, как этот человек, если ему действительно понравилась твоя работа, все твои предложения, и он с ними согласен то конечно ты видишь, как у человека появляется совершенно другое настроение, совершенно другое расположение и тебя это радует.
И.С.: То есть это в какой-то степени психотерапия…
Р.Л.: Психотерапевт, потому что парикмахер должен быть психотерапевтом. Вот, потому что у меня получалось так, что девочки, ну мастера все разные, есть тоже, не очень, как сказать, покладистый характер у самого человека и она вот там начинает, она и говорит, та не очень ей нравится мастеру, ей не хочется вступать в этот диалог и она вот как бы недовольна. Вот этого нельзя делать, потому что надо дать возможность человеку высказаться, что она почувствовала, что в этих руках ей стало лучше. Что она приобрела как бы хорошего собеседника, ее выслушали. Это очень непростая профессия и характеры людей ты тоже должна распознать. Когда обычно приходил капризный клиент, а его уже знали, он приходил не первый раз допустим, то всегда.. как-то старались мне подсунуть этих клиентов. Они говорят, Роза, это твой подарок пришел, называли их подарком. И мне пришлось сажать этого человека и как то вот так, эти все углы сглаживать. Так что очень интересно. Я вот поступила в 1 шесть лет, тут же пошла учиться в школу рабочей молодежи, закончила школу рабочей молодежи и конечно я подумывала о высшем образовании, я не могу сказать, что я не думала что потом, когда меня избирали много лет секретарем партийной организации, мне предлагали и руководство всей конторы, но я отказывалась, потому что я говорила, что я не, ну бухгалтерию плохо знаю, а я считаю, что, если человек недостаточно профессионально знает бухгалтерию, он не должен идти, быть хозяйственником, потому что это чревато последствиями. Все это не так просто. Но тем не менее, если поступать в пед институт…как бы мне не очень нравилось, ну я уже настолько приросла вот к этой профессии, я в другой себя не видела и поэтому я решила, что я останусь здесь.
И.С.: А вот скажите, какая первая ваша была парикмахерская, в каком месте вы работали, самая первая?
Р.Л.: Самая первая парикмахерская, вот, когда мы выучились в этом комбинате и приезжали это как раз называется время года сезон весна, и нас всех отучившихся посылают в парикмахерскую, она находится по улице Ленина и вот перекресток Авгана, Авганскго рынка вверх вот сюда. И.С.: Прямо, где станция?
Р.Л.: Нет, нет, нет, не станция. Улица Ленина идет и от Авганского рынка, Авганский рынок, вверх подымаешься, там щас парикмахерская «Шоколад». Вот, там было большое помещение, нам его отдали и мы значит с тали работать в этой парикмахерской. Но так как нас оставили, как сказать то, без присмотра старших мастеров, мы все только что выучились и считали себя ууух, но мы ууух токо теорию. Вот по теории мы ууух, а когда мы столкнулись с работой, то было много слез пролито, было очень много казусов, которые, если бы нас они распределили по разным точкам, то могло бы меньше быть.
И.С.: Какие казусы, например?
Р.Л.: Ну, тогда была завивка там, перманент, она очень капризная была эта завивка и в этой завивке надо знать один из секретов, мы его не знали конечно, мы его не знали, но начали делать, мы сегодня завиваем, а через день женщина идет опять, здравствуйте, у меня ниче нет или где то что то передержали, сожгли, тоже нет. И вот тут бы нас, если бы распределили по разному, нам бы мастера бы помогли бы старшие, которые уже много лет отработали. А так нам спросить некого, доходили своим…
И.С.: А в чем секрет то оказался?
Р.Л.: А секрет, надо было узнавать на запах, там должен быть своеобразный запах и потом, когда я не выдержала, я первая ушла из этой парикмахерской, где вся молодежь, я поняла, что здесь ошибка, что нельзя нам быть одним вот так, работать, это никуда не приведет. Я попросилась, чтоб меня поставили работать в то место, где уже есть мастера со стажем. И вот у нас был один мастер мужчина, когда он увидел, сколько слез я пролила, уже будучи вон там стоять, они же не сразу выдадут тебе тонкости всего. Сначала посмотрели, как я хорошо плачу, как я хорошо переживаю, а потом тогда он мне сказал, когда посадил клиента, значит вроде все делаешь так, у тебя не получается, когда сделала, он сказал подойти сюда, я подошла и он выдал этот секрет.
И.С.: И чем же там пахнет?
Р.Л.: Ну там вот варили состав сами раньше и надо передать вот запах чуть-чуть как бы костра, то есть волос начал припекаться и вот уловить вот этот момент. Если ты не додержишь, ничего не будет, если передержишь, то тоже ничего не будет. И вот этот момент надо было поймать. И вот в общем он мне показал такую изюминку, ну и тогда у меня уже все, как говорится, более менее начало вставать на свое место , потом ты видишь, как работают другие мастера, более старые уже, это хорошая школа,, конечно тут уже другое дело.
И.С.: И вот вторая, куда вы перешли, где находилась парикмахерская?
Р.Л.: Вторая парикмахерская находилась у хлеб-завода, была такая небольшая парикмахерская, там дом стоит, он немножко вглубь от тратуара. Построенный хлебо комбинатом. И там было помещение не очень большое, но там работало вот шесть мастеров. И вот, так как их было мало парикмахерских, нас нашли клиенты и вот туда ходили. Но конечно борьба за каждого человека. Она велась каждый день, и вот те старые мастера, они, как говорится, приучили говорить, не говорить, нельзя клиенту говорить слово «Нет». Я вот так хочу — пожалуйста, а так хочу, пожалуйста, а у нас ведь как щас, мы это не делаем, до свидания. Идите в салон. Щас потому что очень много появилось разных прибамбасов. Кто-то учится, кто-то уже не учится, так как это затратное дело, стоит очень больших денег, а учение в Москве и вот отсылают. А у нас нет, была жесткая борьба за человека, чтоб он пришел еще раз, именно к тебе.
И.С.: А вот еще же есть такой момент технического оснащения, то есть вот где-то в шестидесятые наверно в семидесятые годы появились вот эти вот сушильные аппараты.
Р.Л.: Да, да Сначала были такие вот ну не очень качественные сушильные аппараты, но ничего, областное управление, к которому мы примыкали, ну относились в Москве, оно, как говорится, снабжало, я не могу сказать, что было очень хорошее снабжение, но тем не менее неплохо снабжали. Щас то все просто, щас ты хочешь встать работать, да, пожалуйста, купи себе и вставай. Тебе дадут кресло, за которое ты будешь платить аренду, только за это место. Все остальное должно быть твое. Только твое, и у мастера не да бог даже вот ножницы кто-то возьмет, ими поработает, допустим, твоя напарница сегодня забыла ножницы и она говорит, да я твоими поработаю. Все, ты потом ими не сможешь работать. И человек привыкает к инструменту и инструмент к нему. В общем, такая тонкая вещь.
И.С.: А раньше такого не было, раньше пришел, подстриг, оставил эти ножницы, другой пришел, ими же подстриг или Всегда так было?
Р.Л.: Всегда! Всегда! Инструмент всегда был личного мастера. Вот все это заказывалось. Все эти расчески и те заказывали на Каломн-заводе. Были специальные мастера, которые знали, какие именно расчески нам надо сделать. И у кого-то мы покупали постоянно, а у кого-то вообще не брали, потому что они не годились. Все было..
И.С.: Металлические?
Р.Л.: Да, металлические, начинали мы все с металлических.
И.С.: Ну я помню вот это в детстве ужасные ощущения, когда холодная вата в расческу вставленная.
Р.Л.: Да, смачивает, все было не так. Ну вот и вот я прожила в этой коммуналке до замужества до того, как в 21 год я вышла замуж и потом уже свекровь жила по стене Маринкиной башне стояли дома, покосившиеся, такие старенькие. У нее была там своя комната и вот ее должны были снести и вот теперь из за этой реконструкции.
И.С.: Но это уже 70 тые ?
Р.Л.: Это уже 70 тые. 74 год мы получили квартиру.
И.С.: То есть вы пожили, какое-то время здесь в Маринкиной башне?
Р.Л.: Нет, я у свекрови не жила, я так и осталась жить в коммунальной квартире, потом мы пошли в частную немного пожили и вскоре нам значит от этого сноса ветхих домишек дали квартиру. Все было конечно не просто, потому что распределили на предприятии. Предприятии должны были предоставлять квартиры, где например, кто где работал. Муж мой работал на канатной фабрике и обязались чтоб предприятие выдало людям квартиру, но предприятие, конечно, не очень хотело, квартиры были нужны и они хотели, чтобы исполком давал. Ну, много было перетерто всяких речей чтобы этого добиться, но в конце концов дали нам эту квартиру. И вот мы со свекровью жили уже здесь, но до замужества я жила в этой квартире и еще дочь у меня родилась в этой коммунальной квартире Это было так замечательно впечатляюще, что мыли мы ее в комнате, комната эта 15 метров вот здесь вот квадратик, вот ставилась ванночка, тут же мыли и тут же мы это самое и обедали и завтракали, все в 15 ти метрах. Ничего, считали, что более менее. Но на частную уже пошли потом, потому что уже ребенок начал ходить, а ходить негде. Ему нужен был простор. Ну конечно люди того поколения могли жить в коммуналках. Теперешняя молодежь не смогла бы жить в коммуналках. Просто не смогла бы, потому что характер поменялся в целом у народа. Люди были более терпимы, более сговорчивей, война прошедшая и такая жизнь ну такая, как бы сказать, ничего нет, это как бы воспитывало людей. Они привыкали к тому, что надо чем-то жертвовать, а нынешняя молодежь. Хочу сегодня, чтоб было.
И.С.: Да нет. Мне вот кажется в Питере так много коммуналок, что и сейчас молодежь спокойно к этому относится, как к естественному.
Р.Л.: Ну понятно, а куда деваться. Я была у подруги в Питере, у нее 12 коммунальных комнат, там огромный дом вот. Ей дали комнату, она поменяла Коломну на Питер. Она мечтала жить в Питере. Комната 33 кв метра, огромная комната. Это огромный коридор, столько народу это что то невообразимое. Да там конечно, Питер.
И.С.: Молодежи весело.
Р.Л.: Да, да. Но очень много, конечно, сложностей, бытовые стычки, там конечно происходят. Я там была, но она, конечно, потом решила этот вопрос с квартирой, чтобы как-то не жить в этой коммуналке.
И.С.: А вот нам вчера рассказали чудесную историю, оказывается, были такие аппараты, где можно было бросить монету и надушиться одеколоном.
Р.Л.: Были. И.С.: Но это было совершенно неожиданно.
Р.Л.: Но в Коломне их было один по моему стоял, это вот здесь была в центре мужская парикмахерская, но почему то он простоял не так долго. Не знаю почему. А в основном эти аппараты, я когда только начала работать, я ездила часто в Москву, смотрела как там мастера работают, училась там это. И вот я ездила, там была парикмахерская на Калининском проспекте «Чародейка». И вот там я впервые увидела этот аппарат, потом я рассказала, что вот есть вот такой аппарат, давайте вот это самое суда, ну поставили один, но у нас очень мало он, да, как типа газ вода, только это распыляет этот самый одеколон. Но в Коломне он был один и очень мало простоял, чет там.
И.С.: А как там ароматы можно выбирать или один.
Р.Л.: Нет, один, один.
И.С.: Шипр.
Р.Л.: Да, да, был один аромат. Не то, что там выбор какой-то и ты мог.
И.С.: А вот с ароматами, это же очень тонкая вещь, что подходит, кому.
Р.Л.Да, конечно, конечно, но во-первых их было не так много, там че то кармен, шипр, тройной одеколон, кто на какие деньги был это самое.
И.С.: И как распределялось? Что дороже, что дешевле?
Р.Л.: Ну, да конечно, в стоимость оплаты за работу уже входила, каким одеколоном дорогим или дешевым спрашивали человека и его значит рызгали, вот и потом взымали.
И.С.: А вот не помните, сколько стоили шипр, тройной?
Р.Л.: Ой, нет, нет, это, потому что, я не помню. Потому что я работала в основном в женском зале. У нас этого не было.
И.С.: А какой дорогой? Шипр или тройной?
Р.Л.: Шипр. И.С.: Шипр дорогой да? А тройной самый дешевый?
Р.Л.: А тройной самый дешевый считается. Вот, а я только по женскому залу помню, вот у нас стрижка стоила 40 копеек.
И.С: Любая?
Р.Л.: Простая.
И.С.: Простая.
Р.Л.: А потом в семидесятых, да, в 70-х появились модельные стрижки. Выучили стричь их модельной стрижке, стоили они рубль 70. Это считалось очень дорого и очень круто, модельная стрижка.
И.С.: А завивка?
Р.Л.: А завивка вот отошла уже, шестимесячная постепенно стала уходить и пришла химическая завивка.
И.С.: А перманент это шестимесячная?
Р.Л.: Да, это шестимесячная и вот она уже стала отходить и больше уже стали делать химическую завивку. Потому что она более красива была, потом она практичнее была, дольше держалась, там были свои преимущества, поэтому шестимесячная, перманент быстро отошел. Так что очереди были, это вообще, мы начинали работать в 7 утра и до 10 вечера мы работали и причем, в две смены
И.С.: но это показатель хорошей жизни.
Р.Л.: Да! Да! А теперь очень мало народу, меньше ходит, ну правда, если суммировать, если раньше было меньше 10 парикмахерских на Коломну, а сейчас то их где то 150, может быть и не меньше, просто так вот распределились теперь и уже нет этих очередей, выстаиваний, никто, как говорится, не будет тебе стоять часами, щас каждый дорожит временем, кто себе может позволить стоять по 2, 3 часа, как раньше. Или занимать очередь в 5 утра, это было такое время.
И.С.: Это вот когда такое время, когда такая мода на прически пошла
Р.Л.: Да, потому что женщины очень за собой следили, я хотела сказать. Щас не так следят за собой, а раньше начинался понедельник и все хотели прийти на работу, достойно выглядев. Делали завивку, делали укладку, чтобы всю неделю она держалась и всю неделю она ходила нормально, с нормальной головой, как говорится. Красиво смотрелось, а щас вот длинные волосы, раз, смахнула, причесала, не очень много времени уделяют. Хотя очень много щас препаратов не сравнить с тем, что было раньше, тогда же тоже ничего не было. Наши женщины были не очень то избалованы, вот они делали то, что можно было себе позволить по мнимому, чтоб достойно выглядеть, а щас уже конечно совершенно другое отношение, эти салоны, эти спа салоны, это все, при желании, при наличии денег можно потрясающе выглядеть.
И.С.: Вот скажите, глядя фильмы, на фотографию, сразу определяете время у прически?
Р.Л.: Да. Чтобы я не смотрела, фильм, спектакль, первое, что я обращаю внимание, прическа, примерно какой возраст, качество, как она сделана, обязательно отмечу про себя так, конечно, я и смолоду в основном ходили смотреть. Вот начинают демонстрировать фильм, людям понравилась стрижка. А вот вы этот фильм смотрели, я вот хочу вот так, так что ты должна была быть в курсе событий. Она придет, попросит эту стрижку.
И.С.: То есть вам нужно было вовремя посмотреть
Р.Л.: Да, да, посмотреть, быть в курсе, а не так абы кабы. И вот также щас вот я смотрю по телевизору там, ну дочь у меня тоже парикмахер, она вообще то музыкант по профессии, но она не работает по музыку, потому что она закончила в 90 е годы училище и устроиться было невозможно, когда у нас все консерваторские поехали с челноками и тряпками, никому не нужны были музыканты. И так вот неудачное стечение обстоятельств, и она очень мало поработала и тогда она сказала, так я прихожу и работаю с тобой и мы открыли вот эту парикмахерскую у хлеба завода, которая давно была там, а потом ее закрыли и никто не хотел там работать. Мы ее открыли и мы с ней работали там. У нас было прилично количество клиентов, потому что у меня быль большой багаж клиентуры вот, я когда работала в другой парикмахерской, они говорят, господи, ты б шла куда-нибудь работать, твои сидят тебя ждут, ну люди заходят, в ожидалке сидят ждут. А люди убегают, они пугаются, когда народу много, долго ждать,а эти сидят ко мне ждут, допустим, и я говорю, девчонки, я уйду. Открыла эту парикмахерскую у хлеба завода и мы с ней там работали. Как раз тут и она сказала, что она с музыкой завязывает, потому что она ездила по району, преподавала музыку, а тогда еще была проблема, люди не могли позволить инструмент, а без фортепиано, она говорит, ну а что я им говорю, а где им дома учить уроки, тренироваться инструмента то нет и я говорит в пустую, нет, говорит, это не дело. Вот, очень и очень было тяжелое время. И вот она тоже стала парикмахером работать. Проработала 20 с лишним лет.
И.С: А вот расскажите, изменение моды в прическе. Мне кажется, у меня сестра, когда война и мир фильм вышел, она сразу стала завивать вот эти вот кудряки.
Р.Л.: Да, обычно вот, когда фильм покажут, да. Как то ведь, вы помните, те 70-е и 80-е годы даже еще были такие прически, женщины у нас ходили с такими халами, начесами, прическа делалась на неделю и она была спокойна. Надевала платочек и спала.
И.С.: Хала это называется?
Р.Л.: Да, да. Делалось, там много разновидностей, она плелась в виде косы в пучок, одна прическа. Другая прическа, например, делалась вечерняя, это более красивее делалось, чтобы это смотрелось. Очень много было разновидностей причесок. И мы то мастера, вот с этими прическами позаработали себе аллергию на лак, потому что там очень много брызгалось лака. Вот заходишь в парикмахерскую, стоит такая дымка, все фиксируют лаком, лачниц не было, их стеклодува выдували нам на на заказ.
И.С.: Что значит лачница?
Р.Л.: Лачница это такой был значит, но мы получали жидкий, фабрика «Свобода» выпускала жидкий лак. И вот так , надо же его распылить и мы получали в пузырьках распылить, кто то там стеклодувы, дельные мастера делали стеклянные нам такие колбочки, на них покупали клизму и ее обрезали и надевали на эту колбочку и такой пульверизатор получался. Если обычный пульверизатор получался, то он засорялся, так как в этот лак входила канифоль. И вот эти вот колбочки, мы покупали эти лачницы, заходили люди, а там дымка стоит. Все лачат, эти прически делают.
И.С.: То есть получается, выдували в клизму?
Р.Л.: Да, вот эта вот груша и она распыляла. Вот там 2 трубочки были. Одна значит с дырочкой, вторая тоже с дырчкой, но как-то было вот так вот устроено и тем воздухом и распылялся вот этот самый, приносили, уже мужчины наловчились, приносили.
И.С.: На заводе делали?
Р.Л.: Да, где то на заводе делали. Придут, нам чемодан откроют и кто там какую берите, кто поменьше, кто побольше. Ну обычно они все брали, чтоб было. Очень сложно работали, потому что требование народа росло, а особо очень мало было таких вот прибамбасов. Когда я первый раз поехала заграницу в Финляндию, люди покупали тряпки, а я покупала инструмент, я из Финляндии везла инструмент. Я как там пришла и увидела, у меня глаза открылись, рот открылся. Я говорю, начала, мне это надо, это надо. То есть вот где бы не была, потом в Болгарии тоже, смотришь вот щетки, расчески. Кто-то за тряпьем, а ты все за инструментом бегаешь. Вот чтобы привести такое, чего у нас еще не было, а там было.
И.С.: А вот скажите, когда вот эти вот прически меняются, да, ну люди же тоже переживают. Они уже нашли свой облик и вдруг другая мода. Кто-то ведь застревает в своем времени, еще можно и сейчас встретить какую-нибудь даму с шиньонами или мужчину с бакенбардами.
Р.Л.: Да, да, просто у человека, у каждого человека свой вкус и ему кажется, порой даже не убедишь, она пришла к тебе и носит допустим стрижку которая не очень ей хорошо. Говоришь, а вот вы сделаете это. Нет, нет я привыкла ее укладывать, она привыкла видеть себя в таком образе. Это очень сложно бывает переубедить, ну тогда говоришь, хорошо, я сделаю то, что вы просите. А есть люди хорошо вот соглашаются, да, да хотела бы поменять, может вот это вот будет лучше. Начинается там все зависит от человека
И.С.: А вот шиньоны когда они появились?
Р.Л.: Ой шиньоны появились вот в 70-е, пришел расцвет, шестидесятые еще не очень, не очень. А вот в 70-е да, тут начали мастера делать их. Ну мода длинные волосы, высокие прически, эти шиньоны, эти вот косы всевозможные делались и подставлялись, их укладывали, так же накручивали.
И.С.: Нам рассказывали, что чуть ли не банки вставляли, чтобы повыше было.
Р.Л.: Ну банки не банки, но просто посредством начеса мы делали.
И.С.: То есть никаких приспособлений там не вставлялось?
Р.Л.: Нет, были прядочки такие, где можно было подколоть или допустим делали свадебные прически, прядочки накручивали, локон, чтобы как то длинно и красиво. Изощрялись, хотели себя украсить, но это в основном 70 е годы, женщины изощрялись.
И.С.: А по профессии не ударили парики, тоже ведь была мода сумасшедшая
Р.Л.: Да по-началу многие люди, особенно ну что скажешь практично. Купил, одел, пошел, но во первых в них тяжело, потому что жарко, есть парики синтетические, это более дешевы, есть из натурального волоса, более дешевые конечно многие на них позарились, они по началу смотрятся естественно и так вроде ничего, а в процессе носки они ухудшаются, это волокно становится уже не таким красивым, естественным и уже можно сказать да да парик, но когда зимой и осенью прохладно, можно как говорится носить, то летом в нем очень жарко, это очень тяжелое испытание для женщины. А по-началу да. Ну и щас вот даже к шубам натуральным очень любят парик не нужен, шапку, красиво смотрится и тепло. Щас очень как говорится, там например женщина не может вырастить себе волосы, купила там длинное карэ, какие ты хочешь, пристегнула, походила какое-то время, да это имеет место. Пожилые люди, у которых качество волос с годами лучше не становится, ухудшается, они тоже к этому прибегают, но опять же это в основном зима, осень, тяжело. Есть вообще даже, что можешь потерять свои волосы, это очень сложно, мы не советуем. То есть один раз одеть, да, сходил, а если постоянно очень тяжело. Вот, так что, но первое время я вот, отработав 53 года, я очень тяжело переживаю уход с работы, потому что я настолько привыкла общаться с людьми, настолько я любила свою профессию, я даже когда я начала я не думала, что будет такая любовь. Я бы не сказала, что прям любовь, просто я по натуре очень ответственный человек и я подходила по началу очень ответственно, что ты стоишь работаешь, надо это делать хорошо, а потом уже в процессе появился другой интерес, хотелось больше уметь, больше знать и совершенствоваться, че то познавать новое.
И.С.: Может надо маме спасибо сказать, что она эту профессию
Р.Л.: Да, потом я ей сказала спасибо, потому что когда люди не могли заработать я могла заработать столько, сколько я хотела. Если ты не ленишься, то тогда в этой профессии можно было заработать очень хорошо. Если ты ленишься, то вопрос другой. Вот, и когда я, ну уже вышла замуж и когда получили квартиру, я могла позволить себе купить допустим гарнитур в жилую комнату, не все этого могли, я могла, да я пахала, но я это купила, я хотела и потом я ей стала благодарна, что я не познала бедственных ситуаций в финансовом вопросе, они были не шикарными, но они были достойными жизни.
И.С.: Скажите, а дома вы не практиковали стричь?
Р.Л.: Дома я когда была помоложе у нас шестиподъездный дом, все эти шесть подъездов ходили ко мне домой. После работ, там одна придет, ой мне надо срочно, не могла бы ты. Где то по дороге встретишь, в магазине. Ну приходили, ну приходили, кому я могла отказать, всех было жалко, вот и дома делали и выезжала допустим свадьба, вы могли бы причесать прическу, ну невесту, да могла бы, а там надо маму еще причесать. Гостья какая то приехала, тоже причесать, то есть получалось что ты причесываешь целую свадьбу. Да, и такое было. У меня был специальный сушуар стационарный, как сказать то, домашний. Он значит, такое небольшое сооружение, им высушиваешь.
И.С.: Это сушуар называется?
Р.Л.: Ну, он назывался фен, он, значит, как сушуар работал, как в парикмахерской, станционарный, а дома домашний.
И.С.: То есть это вот называется сушуар?
Р.Л.: Да, это сушуар, а у меня дома маленький такой, стационарный был, которым я значит пользовалась дома. Вот, наш выпуск локоны и желающие., кто там накручивался, можно было высушить и вот я так делала прически почти все свадьбы, причесывала. Все это было как казалось не тяжело, и даже сейчас вот есть соседки, которые уже состарились, мы все состарились, они не выходят из дома, они мне позвонят, приди подстриги, ну не выходит человек из дома. Сложная ситуация, я сейчас сама не очень хорошая, но так как это в одном доме, ни куда то идти, пойдешь и сделаешь. Вот, просто за столько лет, настолько привыкли.
И.С.: Ну нам вот рассказывали про эту квартиру, что здесь, ну была такая взаимовыручка. Здесь жил артист, здесь жил врач, здесь жил парикмахер.
Р.Л.: Ага.
И.С.: Вот и если стричься в эту квартиру, если зуб заболел у кого записываешься, то есть вот такая вот взаимовыручка.
Р.Л.: Да, да, это было, конечно, но в нашей квартире были в основном пенсионеры,так не очень это было, но так как, ну дом огромный, народу много, я там когда жила на рабочем поселке, там мы проходили как парикмахеры медосмотр, каждые три месяца, раз в год флюорографию. И вот у нас жила в рентген кабинете, конечно я приду, мне нужно флюорографию пройти, да да да, конечно. Придешь там, без очереди, она быстренько тебе сделает флюорографию. Так что, конечно, все люди очень тесно общались, вот сейчас это как то разрозненно, вот сейчас ты можешь даже не знать, вот прожила я с соседями напротив 40 лет, их не стало, они продали квартиру, вот щас заехали молодые, и я даже не могу сказать как зовут жену, вот муж потому что он там, мы как то соприкоснулись, он замок менял, сказал, что его зовут Павел. Вот, а жену я даже не знаю, как зовут. А раньше такого не было, здесь 2 девочки напротив жили, они там уже играют, тут вот другие соседи там тоже как то общались, конечно, были более как бы сказать люди проще и шли на контакт. Щас так на контакт не идут люди, щас очень осторожно, обособленно и сто раз подумают, заговорить или нет или лучше помолчать. А раньше как то все про всех знали, кто, где работает, кто чем дышит, кто что.
И.С.:А вот еще особенность профессии, наверное, там, когда праздник, когда люди все отдыхают, у вас наоборот, самое напряженное.
Р.Л.: Я очень не любила праздники. А почему я их не любила? До степени устаешь, но дом то остается дома, тебе тоже нужно приготовить убрать, то се, к тебе тоже придут люди, а ты приходишь уже просто никакая.
И.С.: Восьмое марта.
Р.Л.: Восьмое марта это что то, новый год, мы уходили с работы под новый год и в дороге встречали, мы не успевали даже добраться до дома, потому что всех жалко, всем сделать надо и ты не успеваешь оглянуться, что вот щас новый год настанет, а ты еще пути. Всякое бывало, я конечно праздники не очень любила, потому что я очень уставала пере праздниками, это издержки нашей профессии. Конечно, ты же не скажешь человеку, вы знаете, я устала. Сделаем, сделаем, все будет хорошо, щас все сделаем. Конечно, это все не просто, труд тяжелый, но во всяком случае ты сразу видишь результаты своего труда, что мне нравится. И по выражению лица ты уже понимаешь, нравится или нет. А если еще скажут, а вы не могли бы дать визитку, то тогда мне очень понравилось. Ну, тут конечно ты таешь от этих слов, человеку понравилось. Это теперь даешь визитки, а раньше и телефонов не было, ничего. Скажешь там режим как работаешь и считали люди. У меня была одна клиентка, она ходила много много лет. У нее были прекрасные волосы, делала она только стрижку. Ей надо было куда то уехать, а я была в отпуске и она послужилась у другого мастера, она приходит домой и муж ей говорит, Ниночка, что то мне сегодня не нравится, ты не у Розы была? Она говорит, понимаешь, она в отпуске. Как сейчас, я раньше брала путевки горячие и пользовалась, ездила отдыхать. Поэтому так получилось. Она говорит, вот она в отпуске, мне пришлось изменить ей. Он говорит: лучше бы ты изменила ей, было бы не так заметно. Ах-ах-ах.
И.С.: Ах-ах-ах.
Р.Л.: И мы, у нас поговорка стала как нарицательной. После этого мы стали говорить: лучше изменить мужу, чем парикмахеру. И.С.: Вот так рождаются афоризмы.
Р.Л.: Да, да. И она была причем, однажды я стою, работаю, вдруг приходит моя Нина Григорьевна с тортом. Я к ней вышла, говорю: вы спешите? Идете на день рождения? Она говорит, нет, Роза Леонидовна, я не спешу, я пришла вас поздравить. Меня? Я 10 лет как у вас обслуживаюсь и дает мне этот торт. Надо же помнить, с какого времени вы обслуживаетесь, так что всякое было, всякое такое, воспоминания такие.
И.С.: Ну вот интересно, смотрите у кого-нибудь фотографии и видите, ага, я делала прическу.
Р.Л.: Я первое время, у меня было очень много подруг, много подруг, первое время, рука не набита. Я после смены оставалась и причесывала бесплатно своих подруг, чтобы набить руку, чтоб вот повысить свою квалификацию, я их причесывала после смены я еще оставалась и стригла или прически делала. Они все до сих пор вспоминают, висят фотографии, будто ты меня на свадьбу причесывала. Однажды я сделала прическу невесте, на свадьбу, она была из Луховиц. И потом года через 2. Она родила, у нее ребенок появился, года через два она пришла ком не и говорит, Роз фотография теперь висит в ЗАГСЕ. А я ее украсила живыми цветами, прическу сделала и сочетала эту прическу с живыми цветами. Говорит, эта фотография у нас висит в Луховицах в ЗАГСЕ. Вот какую красивую прическу вы сделали.
И.С.:Я как раз хотел спросить, а допускали ли вы какие нибудь собственные изобретения?
Р.Л.: Ну конечно, ты уже, например, приходит девочка на выпускной, ей надо причесаться, ты спрашиваешь, какое у нее платье, какой цвет. Это она предварительно пришла с тобой договориться, что ей надо причесаться. Ты это спросила и уже думаешь, а чем можно украсить прическу, и ты ей предлагаешь, а может быть вот это вам сделать, а может это. Вот, а может быть цветок приколоть, а может бант суда такой вот небольшой сделаем. А может мы сделаем там какую то красивую заколку в виде броши, чтобы она смотрелась. То есть ты уже начинаешь вот так вот как то участвовать в этом процессе, чтобы это сочеталось, чтобы это было красиво.
И.С.: Ну это уже другая немножко профессия, дизайнер модельер.
Р.Л.: Да, да, ты должна, это вот, как говорится, прочувствовать, так одна как то говорит, нет, мне ничего не надо, я хочу поскромнее, ну сначала попробуешь ей вколоть, а она хочет что-то скромненькое, жемчужинки пробуешь, ой как красиво, ой как красиво. Ну вот видите, а вы не хотели, говорили, что не нужно вас украшение. Так что, конечно, это очень, мне лично доставляло удовольствие. Причем я любила, как девчонки надо мной смеялись, ты любишь занудных. Я люблю капризных клиентов, я не люблю, когда человек сидит безразличный и ему все равно, бывают и такие, ну как пострижете. Ну вы как хотите, как вам хочется, вам же ходить с этой прической. Да я, как хотите. А я вообще люблю, когда человек что то просит, неординарное, что то такое ему хотелось. А многие мастера не любят это, потому что нужно мне вот это, заморачиваться, что она хочет.
И.С.: Сейчас вообще красят в самые невозможные цвета, дреды плетут, че только не вытворяют.
Р.Л.: Да, да.
И.С.: Это вы не освоили еще?
Р.Л.: Нет, дреды я не плела, я нет, потому что я даже, это уже появилось, когда у меня такой возраст, хороший наступил, осень как говорится и у меня уже проблемы начались с ногам, я не могла поехать, а это надо было поехать учиться в Москву. Нет, это я уже говорю, молодежь, косы плетите, дреды крутите, без меняю. Я уже не хочу, потому что все, ресурс выработан, слишком в молодости не жалел себя, как говорится. Может по-другому относилась, был бы может другой результат, а щас вот, ну все равно как говорится, возраст никуда не денешь, не одно так другое. У меня всегда, я завидовала соседке, она работала в голотвене кассиром, я говорю ей, как я тебе завидую, ты всю смену сидишь. И что? От того что она сидела, она вообще не могла ходить, коленки у нее были в таком состоянии. Казалось бы, сидел человек. Я говорю, ты еще горы можешь свернуть дома, а я уже никакая. Вот пожалуйста, никто ничего не знает, что лучше, где найдешь, где потеряешь. Ну конечно вот это щас вот очень много мужчин парикмахеров, потому что….у нас, заграницей всегда было много. В послевоенное время мама у меня работала кассиром, у них тоже было много мужчин, в послевоенное время. Это была сугубо женская профессия, а заграницей были и мужчины, потому что это не так просто. А потом и женщины многие любят, когда мужчина обслуживает. Считают, что может быть видит он по-другому, лучше сделает, предложит что-нибудь. Все люди разные. Абсолютно, все непредсказуемы. Вот, так что.
И.С.: Спасибо вам. Мы забыли сказать, что сегодня 24 ноября четверг, Роза Леонидовна Робинович. Спасибо, Роза Леонидовна, очень интересно бывает погружаться в совершенно такие глубины. Нет, любая профессия мы берем интервью у разных людей и такое узнаем. Например, нам рассказали про магазин огонек, тонкости, хитрости, как там работали, как бумагу резали, сколько стандартов, кулек на 100 грамм, кулек на 200.
Р.Л.: Я помню это, 24 магазин, где я жила, придешь, они разрезают бумагу эти ножом. Такая толстая, всегда удивлялась, это так тяжело, как это все подготовить.
И.С.:И открываются прям объемные картины мира.
Р.Л.: Да, да. Думаешь, что все не так сложно, оказывается, если ты грузишься в это, то это требует серьезного подхода. Не так просто. В жизни ничего нет простого оказывается. На первый взгляд только кажется.
И.С.: Интересно было бы с вами полистать какие нибудь журналы. Мне кажется вы бы сразу реагировали на какие то.
Р.Л.: Вот я не догадалась взять журналы причесок то, у меня сохранились эти журналы причесок, ну тогда вот, когда я только начинала. Очень много моделей показано, как делать. Это самое.
И.С.: Может вам как уникальному специалисту перейти в музейную сферу работать?
Р.Л.: Так у нас если создавать музей парикмахерского искусства, то это надо очень много такого инструмента достать, которого уже почти не достанешь.
И.С.: Как вы называете вот эти? Лачница.
Р.Л.: Лачница, вот этого вот всего уже не достанешь или такие вот у меня были, когда мы учились, мы вот начали с классики, как говорится. У нас был старый преподаватель парикмахер в училище и он начал нам показывать холодную укладку волос, это когда волнами уложенные. Это вот как щас показывают иногда, 20 е годы, 30 е. У женщины выложено волнами и кажется так просто, а это такой труд. И вот сейчас мода вернулась, многие на телевидении я смотрю, делают, это называется холодная укладка волос. Руками ее укладывают, не умеют делать, я говорю, я же вижу, я же смотрю. Это была настолько классика, настолько мурыжили, а мы еще думали, зачем нам эти щипцы, ну мы что локоны крутить, когда учились. А это классика, от нее никуда не денешься. Если ты будешь уметь это, то все остальное для тебя как говорится как хлеб по маслу.
И.С.: Ну у вас вот здесь помню, процветает город музей, поэтому, вот скажем мы в коммуналке, здесь мода шестидесятые, семидесятые. Ну, может быть, снимают фильмы, кстати. Здесь уже два фильма снималось про те времена.
Р.Л.: Да? И.С.: Да, ну например может быть вы щас глянете, там на мониторе есть фильм, скажите, неет, не подходит эта прическа из того времени, эта прическа такого времени. Это уже тонкости, которые считывает только специалист или вот барышни в кринолинах в музее пастилы, свое должно быть. Своя укладка, свои какие-то хитрости.
Р.Л.: Да, да.
И.С.: Вы уже как специалист экстра-класса, со стажем, могли бы консультировать и показывать хитрости, Р.Л.: Конечно, можно.
И.С.: Поговорите с девчонками. Мне кажется это очень даже. Да, может быть актуально. Будут специально приезжать на вас из других городов. Хочу в тридцатых, пятидесятых, в девяностых.
Р.Л.: Да, да, да интересная мысль. Жаль, шо голова уже не тем забита. Здоровье, которое проявляется с годами, перекрывает все.
И.С.: Ну так, вы же энергию свою будоражите, когда творчество включается.
Р.Л.: Это понятно, конечно. Ты совершенно по-другому начинаешь ощущать.
И.С.: Вы же не из тех людей, которые сядут у подъезда на лавочке.
Р.Л.: Нет, конечно. Хотелось бы, но никогда не знаешь, что жизнь тебе преподнесет. Кто ж знает, что придется сесть на лавочку, потому что я, если я когда то с осуждением смотрела, кстати, щас почти уже никто не сидит.
И.С.: Щас лавочки убирают, чтобы на них не распевали.
Р.Л.: Да и сейчас далеко пойти и не пойдешь. А воздухом подышать хочется, может быть, придется на лавочку у подъезда. Так что жизнь она такая непредсказуемая, что когда-то ты думал: нет нет-нет, со мной этого не будет. Получите.
И.С.: Да, это самостоятельность у бабушки у подъезда. Они все знаю, что происходит.
Р.Л.: Нет, щас уже сложнее. Много квартир сдается, они не успевают за этими событиями. Щас ведь как, сегодня сдают этому, завтра эти уезжают, щас уже тоже. Это раньше знали, что варится в каждой квартире, мясо или картошка пустая, как говорится, кто как живет. Это все знали. Щас это конечно не так. А потом щас, раньше то телевизоров не было, а щас мы можем, бабушки сядут и как начнут эти сериалы. Они утром начинаются про здоровье и до вечера.
И.С.: Теряют квалификацию.
Р.Л.: Да, теряют, это понятно, теряют квалификацию. Ну я не знаю конечно, может быть стоило бы подумать, но если раньше я стоко как сказать старых вещей и инструмента аннулировала просто негде хранить и все это захламляется и все это конечно.
И.С.: Ну может быть начать с того, что ну какую-нибудь встречу тематическую придумать и вы пообщаетесь на предмет причесок шестидесятых. Такая вот лекция с практическим выходом, дочка вам поможет. Потом следующая какая то, мне кажется, очень интересно, народ пойдет с удовольствием.
Р.Л.: Думаете?
И.С.: Да, мы встречаемся с разными людьми, специалистами и конечно такой необычный разворот. Все же это в памяти, я вот это холодную расческу никогда не забуду.
Р.Л.: Да, да,.
И.С.: Как клали доску, как жужжала на ухом машинка, как мурашки шли от этой холодной. Это же навсегда, эти ощущения. Я не любил в детстве стричься, сидишь, все тебя придушили этой и над тобой занесли уже жужжащую машинку.
Р.Л.: Это щас вот такие приспособления в детских парикмахерских, и кресла то сделаны как ежик, например. Ребенок сидит, он под впечатлением. Или на лошадке, даже кресла такие делают необычные для детей, для детского зала. Вот, где уж там ему плакать или что-то такое. Он забыл, он рад до смерти, что…Щас настолько это все продвинулось, даже удивляешься, как хорошо, что это придумали.
И.С.:А вот интересно мода на длинные волосы, когда парни там начали носить в 70-е были какие-нибудь истории с эти связанные?
Р.Л.: Ну конечно были, они приходили стричься и вот они до трясучки ради бога только, чтобы это не коротко, вот, ну и ты ему говоришь, ну давайте облагородим и сделаем это более, как говорится, чтоб это красиво было. Нет, только не уменьшайте. Ну, многие самодеятельностью занимались. Считали, что, если длинные волосы, то можно их подрезать и абсолютно неважно как они легли. Так что, теперь все налысину стригутся. Есть и хорошие волосы, ой говорит, как удобно, это же так удобно. Особенно когда лето начинается, вот это вот убрать, убрать. Налысину. Так что…
И.С.: Наверно вы могли бы еще вывести какую-нибудь закономерность, характер человека, характер волос и ершистые, не уложишь. Есть нежные, тонкие волосы.
Р.Л.: Послушные, да.
И.С.: Как это вообще?
Р.Л.: Да, да, раньше вообще говорят, о характере судили по волосам.
И.С.: Да?
Р.Л.: Да, вот есть такое в народе человека, что о характере человека судят по волосам, потому что, если волос мягкий, значит характер мягкий, податливый. Если жесткий, значит он жесткий, упрямый такой. В народе это ходили.
И.С.: Ну слово ершистый наверно не случайно?
Р.Л.: Наверно, да, от этого, где то что. Вот так.
И.С.: Торчком, не уложишь.
Р.Л.: Да, если вот растут сзади вверх, они будут стоять. Так что много очень нюансов и все люди разные, чем хорошо, что люди разные, тем интереснее профессия А потом уже, когда много лет работаешь, к тебе начинают ходить постоянные клиенты и ты уже знаешь, у кого, что спросить. Ты уже настолько знаешь сын, дочь, там как кто или она садится и сама начинает тебе рассказывать, она знает, что ты в курсе всех событий. Так что, да, интересно, интересно.
И.С.: Интересная с вами получилась беседа. Мне кажется надо продолжать вот эту тему музейную.
Р.Л.: Музейную?
И.С.: Да, парикмахерского дела.
Р.Л.: Ну не знаю, не знаю. Так это…
И.С.: Вчера нам показывали фотографию как раз коллектива магазина.
Р.Л.: Я когда то там знала всех.
И.С.: Я просто вопрос встал, я посмотрел первым делом все таки на моду, на одежду
Р.Л.: Да.
И.С.: Там барышни были в таких вот на резинках у них
Р.Л.: Фонарики.
И.С.: Фонарики, да.
Р.Л.: Рукав фонарик.
И.С.: А вот прически не посмотрел. Вот если бы до этого с вами встретился, я бы может по прическе что то, как там уложено. Вы бы наверно безошибочно сказали бы год.
Р.Л.: Конечно, конечно.
И.С.: Да, пасиба.
Р.Л.: Пожалуйста.
И.С.: Чайку?
Р.Л.: Нет, щас я разойдусь.
Перов Виктор Викторович
Рассказчик Перов Виктор Викторович
Ведущий Сорокин Игорь Владимирович
Дата интервью 16 октября 2015
И.В.: Сегодня у нас 15, да? Или 16? 16.. Сегодня у нас 16 октября 2015 года, и мы разговариваем с Виктором Викторовичем Перовым, жителем коммуналки.
В.В.: Жителем коммуналки с 56-го года.
И.В.: Да, и года Вашего рождения.
В.В.: Да, я здесь родился.
И.В.: Ну, в роддоме или прямо здесь?
В.В.: Нет, ну естественно, нет, конечно, в роддоме (смеётся). Роддом, кстати, вот находился на улице Комсомольской. Он и сейчас присутствует, вот, напротив Протекса. Как он, «Протекс» называется, да? Не знаю. По-моему, напротив здания это был роддом – вот я там родился, на Комсомольской.
И.В.: И какие у Вас первые впечатления от этой квартиры? Первые восп.. Что вы помните?
В.В.: Ммм, кислоту, конечно. Вы имеете в виду вот эту квартиру прямо? Вы о ней говорите?
И.В.: Ну да, да.
В.В.: Нет, ну как, я тут был уже в более таком возрасте, старшем. А когда я родился, мы жили вшестером, нас там было шестеро: две бабушки, сестра и мама с папой.
И.В.: А где? В каком-то частном доме?
В.В.: Нет, зачем? Вот я же Вам показал, где я проп… где мы жили.
И.В.: Ну, вот, в угловой?
В.В.: Да, в угловой квартире. В самой угловой квартире. Вот там была коммуналка.
И.В.: Ну, тогда, в общем, рассказывайте всё, что помните.
В.В.: Конечно, да. Сюда я только заходил в гости довольно-таки часто, в эту семью, она была такая гостеприимная довольно-таки, вот и всё. Нас угощали, ну короче, было свободно. Раньше замков не было, зам.. вернее они были, но они никак не закрывались, я вот помню, что у нас была защёлочка на дверь, ну на ночь, может быть, мы закрывали, а так в течение дня никогда ничего не закрывалось, так же как и здесь тоже – свободно, заходили, ходили.
И.В.: Ну вообще как была устроена, вот Вы со двора заходили или с улицы?
В.В.: Не, вот центральный вход был, где сейчас вот вход в регистрационную палату , вот эта лестница, гранитная или как там она, каменная..
И.В.: Мраморная
В.В.: Ну мраморная, да, каменная лестница. Вот это был главный вход.
И.В.: Она не изменилась вообще?
В.В.: Не изменилась вообще, да. Ну, перила, я не помню, может быть, а сама лестница как была так и осталась. Вот как раз, мои детские впечатления, когда в магазин в отец однажды послал меня за лимонадом (лимонад тогда был такой напиток, самый такой востребованный), вот, я на радостях бежал с двумя бутылками по этой лестнице и поскользнулся, и упал, вот прям двумя руками вот так на эти бутылки. Вот тут у меня есть воспоминания об этом два шрама (показывает на внутреннюю сторону предплечья). Возили в больницу, зашивали, вот, впечатления об этой лестнице. Крутая, да, тогда это была крутая лестница, а сейчас..
И.В.: Но для ребёнка это вообще крутая.
В.В.: Да, да, да, а радость какая была – две бутылки газировки несли домой, вот так, вот это первое впечатление детства.
И.В.: И если подняться, то Ваша квартира направо, да?
В.В.: Направо, да. Наша квартира направо, и там ещё: раз, два, три, четыре..пять квартир. Там ещё был… Вернее пять комнат, так скажем. Каких квартир? О квартире там понятия не было.
И.В.: Это по Октябрьской революции уже получается ?
В.В: Она угловая: окна выходили и на ту сторону, и на ту, и парк Октябрьской революции сюда. Два окна, я помню, сюда выходили, на площадь, вот, и два..три окна туда, на улицу Октябрьской революции, да.
И.В.: Ну, а Вы нам начертите как инженер-конструктор расположение всех этих?
В.В.: Запросто, я сейчас могу расположение всех этих комнат нарисовать, расположение всех комнат, и даже написать, кто держит. Я помню всех по фамилиям, может по именам не очень, а по фамилиям я всех помню отлично.
И.В.: Ну всё, отлично, тогда сейчас поговорим чуть-чуть, потом дадим Вам в руки карандаш.
В.В.: Да, да, да, я помню во дом, половину, который по Октябрьской революции, потому что там было перегорожено, там был такой закуток такой, был вход закрыт на замок, кстати, он редко открывался, может быть по праздникам.
И.В.: А у них свой вход был?
В.В.: И у них свой вход, вот сейчас тоже там же та же лестница сохранилась, не знаю, там, как там , что-то, какая-то там организация находится наверху, но лестница там то же самое, такая же, как и здесь, она сохранилась, та же самая лестница. Да, у них был отдельный там вход, но был перегорожен, вот именно вот тут вот лестница, тут перегородочка такая, и там уже что-то хранилось, сейчас не помню, но что-то там было тоже под замком стояло. Вот, поэтому я там, я там знаю людей, но меньше намного: Беловы там жили, Александровы жили, ну, по фамилиям, может быть, вспомню, а вот так, подробности уже вряд ли. А здесь да, здесь-то всё время бывали, бегали. Вот коридор, кстати, вот, вот этот, вот он шёл до самого конца туда, вот там наша квартира как раз. Вот мы по нему бегали, играли.
И.В.: А квартира была, получается, если по коридору бежать, направо?
В.В.: В самом конце, в самом конце, да, прям башкой упираешься. Там был закуточек такой ещё, и вот там как раз была наша квартира. Вот. Вот я и говорю, но она, ну может быть, сравним, была, ну вот с эту, только ещё была перегородка, мы там жили вот вшестером: мама, папа, сестра и две бабушки.
И.В.: Две бабушки мамины и папины?
В.В.: Нет, ну как, я их называю бабушками, одну звали Бабуля, а другую Бабуся – Анна Трифоновна и Матрёна Трифоновна, это её сестра, вот так получилось, что они сюда приехали уже вдвоём, а потом уже моя мама вышла замуж, и они стали вместе жить, вот, так. Отсюда меня водили в детский сад, что, кстати, вот если говорить о районе об этом, то вот сейчас где Маринкина башня, и там теннисные корты такие есть, может видели, там был детский сад, там, вот туда ходил в детский сад.
И.В.: Ну и вообще стены-то не было?
В.В: Как? Стена была. Была разрушена, да. Стена-то была всё равно. Была разрушена, да, потом её восстановили.
И.В.: И домов было много.
В.В.: Домов прям… это всё были дома одни. Вот это всё, что идёт к реке, вот всё были вот так сплошные дома слева и справа. Туда мы бегали, вот тоже воспоминание детства, там под мостом стоял плот, где женщины полоскали бельё, вот это было место нашего купания, мы там купались. Потом там уже плотину сделали, туда ходить стали. И Блюдечко, знаете «Блюдечко» название? Вот туда. Приходишь на Блюдечко, переплываешь на ту сторону Москвы-реки, там был шикарный пляж, я отлично помню, такой мелкий отличный песочек, там был пляж, рядом спасалка, вот там, вот это всё место, где мы, так сказать, молодость, юность вся наша прошла.
И.В.: По крепостям лазили?
В.В.: Нет, я не лазил по крепости, я помню всё, что было это мы заходили в пятиглавый собор, мы его так называем, «пятиглавка», сейчас Успенский собор который, и вот этот… ворота, Пятницкие ворота, вот там. Конечно, состояние церкви было просто ужасное, кошмар, всё, сплошное разорение, вообще ужас, и Пятницкая тоже башня… сейчас, конечно, всё по-другому.
И.В.: Клады Вы искали?
В.В.: Нет, кладов не искали (смеётся).
И.В.: В кого играли?
В.В.: Играли мы вот в основном во дворе, тут у нас во дворе, вот я уже Вам рассказывал. Миша Белов был наш предводитель, так скажем, был штаб под его командованием, нам всем выписывались документы, кто кем был: кто там майор, кто капитан, вот. Было много оружия, ну как, вот такого, как Вы показывали, да, самодельного. Миша Белов, Михаил, как его по отчеству-то… Отец у него танкист, воевал войну, обожжённое лицо, худощавый такой. Забыл, как его звать, вот, и вот Михаил, он так был этим увлечён, ну отлично делал вот эти все пистолеты, я говорю, это же было просто заглядение: покрашенный в чёрный цвет, прямо настоящий, не отличишь. «Шмайсер» был, ну как вот эта часть, основная – две ручки было просто приделано. Всё это приносилось с этого самого, вторчермет, вот тут вот, на станции Коломна, туда же после войны свозили вот это всё оружие, вот оттуда, и вот туда мы ходили, и там подороже всё доставалось, так сказать. Ну, бралось.
И.В.: То есть можно было найти в металлоломе?
В.В.: Да, ну вот этот «Шмайсер» вот там был и найден, вот эта вот часть его вся, а к нему уже ручки мы сами приделали, так было. Ну я что-то вот, этот вот ППШ-то: «Что-нибудь-то есть своё, родное», я говорю: «Нет, всё сделано». А мне кажется, что-то было у нас тоже, то ли ствол вот этот сам, к которому мы всё приделывали, что-то такое было. Ну, я говорю, у него было книжка специальная такая, где описывалось всё оружие, он очень любил это, очень. И вот он прям, не отличишь: «Вальтер», «ТТ», «Наган» был, ну всё было (смеётся). Вот бегали, играли. Двор у нас был, вот тут сарай был, очень много, сарай, вот по сараям мы тут носились, да, шарабан стоял, слово «шарабан», да?
И.В.: Что это?
В.В.: Это был такой, ну, как бы железный такой гараж, из железа сделан, и там вот из магазина хранили, ну, разную тару, там, может, какие-то продукты в начале, потом уже одна тара там была. И вот, по нему, по крышам. Вообще вот из ю… из вот из детства очень много разных выражений, не выражений, а названий, которые сейчас, наверно, уже не применяются. Вот у нас, кстати, там, где я жил, был чулан, сейчас, наверное, такого и не услышишь, «чулан», да?
И.В.: Почему?
В.В.: Бывают, да? Потом у нас был прогал, вот это вот, между сараями и вот тут была Котельня, вот, между сараем и вот этой стеной, Котельня, вот, и прогал у нас там, шарабан. Вот такие были достопримечательности.
И.В.: Ну, прогал только для пацанов, наверное?
В.В.: Да, да, это мы пошли в прогал, мы там стреляли, тоже делали оружие такое, своеобразное, стреляли, да.
И.В.: А в чём своеобразие?
В.В.: Оружия? Объяснять?
И.В.: Да.
В.В.: (Смеётся). Ну раньше гильзы было много, вот мы делали такой вот ствол, вот такой ствол, в нём отверстие прям под размер гильзы, вот, брали вот эту, ну делали ручку специальную, ствол такой толстый, отверстие поменьше — вот такого размера где-то. Вот берёшь эту гильзу, наматываешь туда плёнку фотографическую, она горела, поджигаешь, она горит, пока она горит, в этот ствол запихнёшь, так об стенку его придавишь, чтоб она туда поглубже вошла, и ждёшь, когда выстрел произойдёт (газ скапливается там), и эта гильза пробивала железо, вот такие были тоже игры у нас. Очень много было оружия. Сабли были у нас. Ой, чего только не было, у нас здорово, здорово было! Сейчас таких дворов, наверное, уже не осталось.
И.В: Можете перечислить команду Вашу? Отряд?
В.В.: Ой, команду. Ну, вот я говорю, всё это Миша Белов, Михаил Белов возглавлял всё это дело.
И.В.: Он старше был?
В.В.: Да, да, он старше! Ну, я думаю, лет на 5 он меня старше, да, ну, так где-то в среднем. Ну, кто был, Заев Слава был, я был, потом ребята – Анатолий Банов такой вот был с этого дома, чуть-чуть пониже, там, где молочный магазин, вот, ну кто, Володька Смирнов из 7 дома правда уже . Много нас было. Кстати, двор, он объединял как-то все дворы, во-первых, потом вот уже все эти загородки сломали, но он был общим, как сейчас, вот, а до этого сюда вот, вот фотография тоже, где вот они стоят, вот эта бригада, там нас всего три человека, а остальное всех, вот, других, со всей округи здесь были.
И.В.: Это вот про это?
В.В.: Да, да, да. Вот нас там трое, вернее меня там нет, а трое жильцов, которые, вот, Саша Невский, вот кстати Невский, вот, Невский, Заев и вот Смирнов. Ну, много, много, тут было очень много ребят.
И.В.: А фотографией кто увлекался? Чей фотоаппарат?
В.В.: Вот это я не могу сказать, может быть, отец мой фотографировал, у него был фотоаппарат, не знаю, а раньше фотографией все увлекались, у всех были фотоаппараты. Были такие смены..
И.В.: Пленки не осталось?
В.В.: Пленка в смысле? Негативы? Негативы? Может, и осталась, лежат.
И.В.: Посмотрите, вдруг там много чего про двор как раз.
В.В.: Я, вот, в основном, когда шёл к Вам, фотографии просто смотрел, перебирал, а, может быть, у меня вот фотография осталась, мы на крышу туда лазили, загорали всё время, вот, у меня осталась. Там была фотография, вот, Смирнов, я и Славка Заев, мне кажется. Вот, они потерялись, я их чего-то не нашёл. А так вот крыша… Кстати, вот там тоже, где вот идёт демонстрация, посмотрите там на крыше человек стоит, видите?
И.В.: Да, вижу.
В.В.: Так что вот крыша, она была обитаемой там, туда постоянно лазили.
И.В.: Ну а что было, подвал или крыша более такое пацанское место?
В.В.: Подвал, не… Подвал был.. Подвал был… Подвал, вот подвал, кстати, спускаешься с этой лестницы, и дверь эта была вела в подвал. Там всё время было темно. Чтоб туда зайти, нужно было включить выключатель, он был такой весь изломанный, что провода все, значит, наружу вывернуты были, и у нас был такой прикол, можно сказать, «иди там свет включи». Идёшь, там надо пощупать было, и било током в этот момент, ну, так легко, не очень, вот был такой. И в подвал, в подвале хранились продукты, я помню, картошку, вот это всё, капусту, чего там только не было, все банки там были. Нам доступ туда был запрещён, там было темно, я вот сейчас вспоминаю: с фонарём там идти было страшно даже! В те времена-то, конечно! Поэтому в подвал нет. Крыша, да, по крышам бегали. Здесь везде, всё в округе по крышам.
И.В.: А тут можно перебежать с одного дома на другой?
В.В.: А что, тут всё соединяется вот так с самого конца, до 209 дома
И.В.: Понятно, а ту сторону нет?
В.В.: В ту сторону нет. Он кончался вот здесь. Вот за ним было, это самое, ресторан «Маяк». Она же была, называлась Пьяной улицей вот эта Зайцева. Она сейчас, кстати, такая же (смеётся). Тут одни пивные заведения были: пивной бар, ресторан «Маяк», ну и всё было, вот. А туда уже да, не пробежишь.
И.В.: А ресторан «Маяк» стоял точно на месте, где сейчас стоит магазин «Спортмастер» или как-то он подвинулся?
В.В.: Да, «Спортмастер» тоже сделали сначала ресторан «Коломна», а сейчас всё. Нет, то же самое, да, мне кажется. Появился фасад, а так на том же самом месте.
И.В.: Ну, мне кажется, он как-то из красной линии выбивается. То есть во двор задвинут.
В.В.: Ну да, да, да.
И.В.: А арки въездные были?
В.В.: Были.
И.В.: Две или одна?
В.В.: Арки… Одна, мне кажется, одна. Арка была одна.
И.В.: Со стороны…
В.В.: Да со стороны, здесь не было вообще никаких арок.
И.В.: Со стороны Октябрьской революции?
В.В.: Да, со стороны Октябрьской революции были ворота такие. Такая большая арка. Вот через эту арку продукты привозили, я помню, ещё на лошадях. Извозчик привозил продукты вот в «Огонёк». Тут был магазин «Огонёк», тут был посудный магазин, какой-то я помню, соломы очень много от него было во дворе, в неё прыгали с крыш, вот. «Огонёк» магазин, уже «Три поросёнка» я тоже как-то уже не застал, «Огонёк», спортивный вот этот магазин и какая-то галантерея, мне кажется, был ещё магазин, галантерея. Вход на углу как раз – вот на фотографии видно тоже. Вот это была галантерея , вот такой магазин, потом «Синтетика» стала, потом «Энтузиаст» стал, а сейчас уже там что-то серебро, золото, всё меняется.
И.В.: Мне кажется, строительный какой-то.
В.В.: Был, «Энтузиаст», а сейчас уже там другой. Я говорю, меняется прям на глазах всё (смеётся). Вот, да.
И.В.: А «Огонёк» когда стал называться?
В.В.: Ну, вот в мою бытность уже «Огонёк» был, я уже не помню «Три поросёнка».
И.В.: А в витрине не помните этих поросят?
В.В.: Ну что-то как-то может быть с трудом, потому что я говорю, мы уже совсем были, ну, может быть, маленькие, что первое, ну, такое впечатление, ну, три поросёнка таких весёлых стояли. Ну, что-то так. А вот уже досконально я не помню. Уже я магазин «Огонёк» помню, а не «Три поросёнка».
И.В.: Ну это был какой-то особенный магазин или обычный?
В.В.: Ну, для нас он был обычным магазином, ничего особенного там не было: кондитерка, винный отдел. Вот Вы говорите, что винный отдел какой-то достопримечательный был, мне кажется, нет. Обычный винный отдел, «Гастроном» даже был лучше. А самый лучший винный отдел вот это был магазин «Вольники», назывался. Знаете, где «Вольники»?
И.В.: Знаю, это если вниз на Зайцева?
В.В.: Вниз, туда к речке, вот с левой стороны магазинчик такой большой – вот это был магазин «Вольники», он снабжался от Москвы, вот там разнообразие было. Если нам что-то нужно было: ликёры, наливки, там, ром – всё, шли только туда.
И.В.: В каком же возрасте?
В.В.: Ну, это уже попозже, когда я уже учился в школе (смеётся).
И.В.: С какого класса начали?
В.В.: Когда я первый раз выпил, я отлично помню. Это было именно здесь, я прекрасно помню этот момент. А раньше вот здесь в коммуналке дружные люди были-то всё-таки в конце концов, хотя было и так и так, и по-разному, и ругались, и всё, но в конце-то концов дружили: и поминки, свадьбы. Собирались все вместе, так и было. Про свадьбу я помню одно-единственное, когда Володька Ермаков женился, я вот её только помню, а поминок-то было достаточно много. И вот на одних из поминок мы… Сначала взрослые сидели за большим столом, а потом сажали детей, вот, сели, вот тут вот Оля Белова, сестра Миши, она сидела напротив, ну и раз втихаря мне красненького плеснула. Вот это была первая самая выпивка. Я не помню, сколько мне было, но я был довольно-таки маленьким. Ну, было весело.
И.В.: Ну 5 лет, 10?
В.В.: Ну да, наверное, около 10 лет, где-то вот так, но не 5, вот. Было весело. Мы потом ходили по улице, вот это первая была выпивка. А потом мы выпивали и ходили, а, значит, вот Яна Грунта, сейчас да, улица? За ней вот сейчас этот «Золото» магазин, а потом там маленький такой вот магазинчик, вот. Там не магазинчик, а какая-то топография, что-ли, сейчас вот. Он такой немножечко углублён, такой маленький, небольшой. Там разливали вино грузинское, вот, и я даже знаю, кто там разливал. Это был отец моей одноклассницы. Мелкадзе его была фамилия, вот, он там разливал красное вино. Туда вот в 8 классе уже, мне было уже побольше лет, мы туда ходили, он нам наливал всё время. Бутылку грузинского красного винца. Кстати, с Валишевым распивали (смеётся). Потом шли на танцы. А что такое танцы были! Вообще супер! Вот они рядом тут были. Бегом бежали туда.
И.В.: Это что за танцы? Танцплощадка?
В.В.: Ну, да, это был городской такой, да, парк, ну так это можно назвать, и там танцы. Сначала там духовой оркестр, я помню, когда мы были совсем маленькими, а потом ВИА, да кстати, вот этот Невский Александр, ну, он такой любитель музыки, меломан такой, он там играл даже, вот, у него образование было музыкальное, и он играл там в одном из ВИА, потом он в оркестре играл в духовом в этом училище, вот такой был, музыкальный, очень любил музыку. Кстати, он недавно здесь был, в Коломне.
И.В.: А он где живёт, в Москве?
В.В.: Сейчас в Москве, да. Приезжал сюда. Вот они дружат, вот, с Володькой Смирновым, и так они всё время контактируют, но не более, наверное, того. Вот, а схему я могу составить, кто где жил, прям запросто. Отлично, я отлично помню, кто, где жил.
И.В.: Хорошо, сейчас мы ещё прогуляемся по улице чуть-чуть, да, чтобы нам как-то уже, прежде чем внутрь зайти. Вот, Вы помните здесь какие-то особенности вот этой Пьяной улицы? Тут же всё изменилось очень сильно
В.В.: Да, да. Нет, сама улица-то, она не поменялась: как дома были, они такие и есть, они так в очередность такую идут, они даже ничем не поменялись дома, а вот сама площадь, да, поменялась. Тут была такая огромная арка, я помню, вход в этот парк, вот, скамеечки стояли, мы всё время там с бабушкой. У меня фотография даже есть: мы с бабушкой на скамеечке на этой сидим, вот. Тут всегда вечером было очень много народу, все выходили на улицу. Почему-то раньше выходили на улицу, сейчас, мне кажется, вот как-то идёшь по этому району, пустынно как-то – никого нет. А раньше тут было очень много народу, вот. Потом ещё попозже сделали такие два… такие две доски почёта, так можно назвать, с одной стороны и с другой. Там фотографии висели передовиков этих, коммунистов коммунистических времён советских. Да, вот тут берёзка, их было две. Она как была, так и осталась, вот эта береза. Ну, всё.
И.В.: Она была перед аркой или как?
В.В.: Нет, арка была вот с этой стороны…
И.В.: То есть арка была ближе к березе?
В.В.: Арка была вот, вот на этом уровне, наверное, на уровне окна даже, вот так, ну чуть-чуть, может, сюда сдвинута. Вот, на уровне окна была вот эта арка, большая. У меня, кстати, есть и арки фотография, я что-то тоже не нашёл: мы с мамой стоим – я, сестра, мама — и вот, это, на фоне этой арки. Есть, всё есть, надо только поискать.
И.В.: Будем ждать, будем ждать.
В.В.: Может, даже в негативе, где, правда, надо поискать. В негативе было много, ну надо искать. Сейчас, кстати, с негативов очень хорошо делают цифру, я сдавал, вот.
И.В.: Ну, даже лучше, если это будет в электронном виде, не в распечатанном.
В.В.: Угу. Ну а так, ничего тут особого не изменилось. «Гастроном», всё как было, так и осталось.
И.В.: Переход подземный всегда был?
В.В.: Нет, Вы что? Не было никаких переходов. Да раньше машин-то не было. Тут ходили, я не знаю, как хочешь, так и ходили. Даже пешеходных переходов не было. Переходили улицу Октябрьскую, переходили в любом месте. Сейчас как-то стали просто из-за потока, из-за машин. А раньше-то какие-то… проедут две каких-нибудь легковушки, два грузовичка. Такого не было. Кстати, улицу Октябрьскую называли Большухой почему-то всё время.
И.В.: Большуха?
В.В.: Да, «пойдём на Большуху». Да, мы не звали никогда Октябрьской революции.
И.В.: Ну, светофоры же всё-таки были? Вот, у Вас из окна был виден светофор.
В.В.: Да, да, светофор был, да. Светофор, он, наверное, был единственный, больше не было.
И.В.: На всю улицу?
В.В.: Да, а что тут…
И.В.: Потому что рядом милиция или почему?
В.В.: Нет, потому что была центральная улица такая, центральный. Это же был центр, был ГорИсполКом, вот это здание, вот, тут всё время парады устраивались. Делали деревянную трибуну, и парады всё время здесь. И поэтому, вот, наша комната, вот эта угловая, она очень пользовалась популярностью, все к нам приходили, все приходили к нам на 7 ноября, на 1 мая. Все были у нас, все смотрели демонстрацию.
И.В.: Ну то есть как, как в телевизоре?
В.В.: Да, да, да. Прям это было прямо уже закон , что на 1 мая все придут к нам смотреть демонстрацию.
И.В.: Не было желания пройтись, чтоб, ну, быть в гуще событий, чтоб на тебя посмотрели?
В.В.: А как же? Мы же шли. Раньше в демонстрации мы участвовали все, и со школы идёшь, машешь рукой, кто там смотрит, мама, папа, бабушка, там, знакомые постоянно, мы ходили и махали рукой, кричали: «Ура! Да здравствует КПСС! Ура!» Было, было. (смеётся). Да…
И.В.: Про роддом, про детский сад сказали, про школу не рассказали.
В.В.: Школа №26, где сейчас этот Центр социальной…ну, на Номанской улице, сейчас он называется Центр социальной чего-то там… поддержки…чего там, не знаю точно, как он называется. А это вот была 26 школа, мне кажется, одна из самых лучших в Коломне. Вот я там учился.
И.В.: И все 10 лет там?
В.В.: Да, все 10 лет там. Нет, начинали мы, правда, знаете где? Ещё была 5 ещё школа какая-то, она была, вот, где мемориальное кладбище, там было просто кладбище. Вот напротив этого кладбища была школа сначала, но я там прям, я не знаю, наверное, и года не отучился, вот, и потом стал там ГоркомКомсомол в этом здании, здание такое капитальное, каких-то, наверное, времён давних, кирпичное такое. Там ГоркомКомсомол стал, а мы стали вот в школе учиться в 26.
И.В.: А сейчас его нет, что — ли?
В.В.: Нет, там всё же снесли. Там стоит Дом Торговли и гостиница на этом месте. Кладбище какое там шикарное было, такие памятники, всё это снесли, к сожалению. Мы даже наблюдали, как это сносилось, потому что мы ходили туда на перемену гулять, и мы же видели всё это, как это всё сносится. Это очень обидно, конечно. Я не в ущерб этому мемориальному кладбищу говорю, я ничего против так не имею, но такие достопримечательности снести! Нет, мне кажется, просто, не надо было этого делать. Там было очень красиво, очень, такие памятники людям, вот этим самым богатым людям, купцам, надписи были такие. Ну, я сейчас уже не помню, не скажу, там, кому, чему, было очень там здорово, вот.
И.В.: И куда это всё, куда эти надгробия огромные?
В.В.: Я понятия не имею, куда это всё. Чёрный мрамор.
И.В.: Гранит.
В.В.: Ну или гранит. Куда это всё дели, я не знаю, может, просто с землёй сравняли. Там ещё начали котлован какой-то рыть, я помню. Мы там черепа находили, даже один из нас там кидался этими черепами. Хотелось, чтобы получше было бы. История! Историю свою зачеркнули! К сожалению…
И.В.: Это какой год?
В.В.: Ну, какой год, я шёл в 63-м, наверное, поступил в школу, вот в 63-м , 62-й – 63-й, где-то в это время, может, чуть, постарше.
И.В.: Ну да, зачем история, если мы уже в космосе.
В.В.: Ну, космос… Космос это… Вот я сейчас радуюсь, хожу, смотрю на Успенский собор, да. То, что я там видел в своё время и то, что сейчас, вот эта площадь вся. У меня, кстати, вот фотография тоже, я разбирал, но я думал, они не нужны, у меня фотография Успенского собора есть, тех времён, раскрытый весь, купола, один только вот этот посередине, золочёный, а остальные все были… Всё раскрыто, всё загажено. Сейчас душа радуется, замечательно всё.
И.В.: Может, надгробия найдутся?
В.В.: Не знаю, может быть. Не, вряд ли, мне кажется. Мне кажется, там всё под трактор. Это всё ненавистно было никому, всё уничтожалось, много примеров таких. Жалко…
И.В.: А Вы в каком поколении местный житель?
В.В.: Вот именно в этой?
И.В.: Ну вообще.
В.В.: Да, а вообще-то да, я, наверное, тоже во втором, наверное, да. Ой, в третьем.
И.В.: В третьем?
В.В.: Смотрите, была бабушка, да, потом мама и я. Да, в третьем.
И.В.: А родители чем занимались?
В.В.: Ну родители у меня были интеллигенция. Мама преподаватель в 7-й школе, вот тут 7-я школа, преподавала биологию, вот, а отец в МИТИ, инженер.
И.В.: А сюда они как попали?
В.В.: Ну, вот, да. Тоже целая история, наверное. Я думаю, они сюда попали где-то, ну, конец 20-х, начало 30-х годов.
И.В.: Родители?
В.В.: Нет, бабушка, потому что они жили, они родом вернее из деревни, под Малино деревня, блин, забыл, как называется, у меня записано где-то, мы туда даже ездили, вот. А они оттуда родом. И вот, видно, в это время, когда там раскулачивание, там ж есть фотография, где мой прадедушка, да, так что-ли? Или пра-прадедушка он там… Есть фотография: огромный дом, вся эта огромная семья, там человек, наверное, десять семья была, вот как раз три сестры оттуда, из этого дома. И, видно, когда это началось раскулачивание, может, они не были кулаками, но что-то началось там, я так думаю, потому что они все оттуда разъехались почему-то: кто в Москву, кто в Коломну. Ну, вот, одна из сестер сюда, мне кажется, приехала первой – Галина Трифоновна такая, сестра, вот. Вышла она замуж за впоследствии секретаря Текстильмаша , секретарь ПолКома ТекстильМаша, и вот здесь они получили квартиру. И квартира была большая, большая квартира, в ней много комнат было, ну вот, а потом уже приехали две сестры ещё к ним подселились, так скажем, ну, не знаю точно историю, не могу сказать. Но я так понимаю они к ней подселились, вот, потом они переезжают, и началось вот это уплотнение, начали всех уплотнять, вот. Бабушка моя вышла замуж, она стала Лебедева, были они Кочановы, а стала она Лебедева, вышла замуж, вот, родилась моя мама, ну и потом моя мама вышла замуж — сюда приехал мой отец жить. Вот так мы оказались здесь.
И.В.: Отец тоже коломенский, нет?
В.В.: Отец не коломенский, отец родился вообще в Питере, в Ленинграде, вот, потом была там целая… переезды многочисленные у них, потому что у них отец был тоже по партийной линии, Нарком какой-то там, вот.
И.В.: То есть дедушка Ваш?
В.В.: Да, да, да. Дедушка, Перов, вот. Но множество было переездов: в Мичуринске они были, потом, а потом вот в Коломне оказались. Ну вот, отец тоже приезжий. Ну, так, они оказались все здесь. И вот в 56-м году я родился, и в каком году тут расселение произошло, мне кажется, где-то в 80-х годах, наверное, уже.
И.В.: То есть ещё в советское время, да?
В.В.: Да, да, в советское время расселили нас отсюда, к сожалению, да, конечно.
И.В.: Ну, то есть кто-то радовался, а Вы нет?
В.В.: Я не рад, и мама, я помню, не рада была, а потом я получил такую квартиру вообще. Я не женат тогда был, но квартиру мне дали, вот, зелёные такие дома, малогабаритные, 11,6 кв.м. Такая комнатка. Ну, правда туалет, там, ванная, тоже малогабаритное всё, ну ничего хорошего. Нет, никто не рад, вот из моей семьи, мы были не рады оттого, что мы отсюда уезжаем. Тут был мир, цивилизация, тут всё было. Тут было здорово, тут было весело, интересно, просто район сам, он и сейчас остаётся таким, хорошим районом, интересным. Поэтому особо не радовались.
И.В.: А вот кухня, готовили, то есть всё это было как-то регламентировано, был какой-то свой порядок, как убираться, как готовить, или Вы к этому не касались: поел, убежал во двор, да? (смеётся).
В.В.: (Смеётся). Ну, да, да, так и было. Подойдешь к бабушке, да, скажешь, ну самое вку… самое вкусное, что она могла дать, чтобы бежать во двор, это, белый хлеб, намазанный маслом и посыпанный сахарным песком. Вот эо было да… Бутерброд , и на улицу. На улицу прибегаешь, во двор первым делом: «Дай откусить!» Вот такое выражение было: «Дай откусить!» «Ну, на, откуси!» (смеётся) Жили так, особо нехорошо. А кухня я помню, я почему, я отлично помню. Вот, по периметру, сначала даже были какие-то такие они, я не помню, не знаю уж чем, дровами, наверное, топилась, были до самого конца, когда уже газовые появились кухни, ой, плиты, был такой счётчик, я помню, газовый, вот такого размера, во, газовый счётчик висел, вот. Даже они ещё сохранялись, потому что я помню, что в этих печках пекли куличи. Куличи, Пасха — при советской власти всё это было, это никуда не ушло. Постоянно это всё было. Куличи и Пасха, вот.
И.В.: А плита где стояла? Или это прям была конструкция такая из кирпича?
В.В.: Да, да, да, были такие печки такие были, с заслонками даже. Туда надо было ставить, вот заслонку снимаешь, и туда ставишь, такие были печки. Потом это всё снесли, сделали там перегородку, там стала ванна, ванну нам поставили туда, там была ванна, правда никто не мылся там, ну или мылись, там, очень редко там. И вот так вот у дверей простояли эти газовые плиты. Да не было никакого регламента, все заходили и готовили всё, что угодно, туалет общий был, общий туалет, корзинка с газетами. (смеётся) Вот.
И.В.: Не было, как многие рассказывают, круги висели, у каждого свой круг был? Ну, на которые садиться, стульчаки.
В.В.: А, да, были, наверное, были, были, да, круги были, да, было. Ну, не у каждого, но было. Сначала был общий, общий мужской и женский, потом женский отдельно как-то сделали. Ну, в общем, общаг короче.
И.В.: До какого возраста Вы здесь?
В.В.: Ну, до какого возраста… Ну, может лет двадцать пять, наверное, я думаю
И.В.: Ого
В.В.: Да
И.В.: То есть Вы уже и в институте поучились?
В.В.: Да, да, я уже всё.
И.В.: Да, вот про школу, давайте, а то мы никак не дойдём.
В.В.: Ну, школа, да, ну, и чё, чё, отличная школа, отли… Вот у меня, сейчас дружим с выпускниками до сих пор, отличные у меня впечатления, вообще, замечательная школа, преподаватели хорошие, чё ещё сказать про школу. (смеётся)
И.В.: Ну и в общем Вы выбрали путь инженера, да, как… как отец?
В.В.: Ну, да, учился я после армии. Я армию ещё отслужил в 78-м году. Вернулся из армии, поступил в институт, отучился, потом работал, ну.
И.В.: А институт какой?
В.В.: Вот наш Политехнический.
И.В.: Угу.
В.В.: Ну всё, и работа, работа, семья, всё как обычно, ничего особенного. (смеётся) Вот коммуналка была, вот это была особенная, а сейчас всё однообразно, а коммуналка да, даже больше не коммуналка, а двор, двор притягивал, двор – вот где было общение, вот где был центр, вот куда хотелось всё время – во двор, тут были друзья, знакомые, тут было всё, гитары, музыка, там, я не знаю, что, расшибец.
И.В.: Расшибец это что у нас такое?
В.В.: Это такая игра была: сбрасывались – ставили, кидали такую…
И.В.: Биту.
В.В.: Биту, да, расшибали, брали деньги. Расшибец, лопта, я помню вот так.
И.В.: А клали монеты?
В.В.: Монеты, да, ну обычные монеты, складывались там, человек, сколько там, 10, допустим. И бросались, кто ближе кинет, ставили такую горочку на полцы, отходили на определённое расстояние и бросали, кто ближе к монете кинет, там, тот и расшибает.
И.В.: Но при этом нельзя было её задеть?
В.В.: Нет, ну когда наоборот, если задел, если там что-то перевернулось, и на орёл, то уже деньги твои были.
И.В.: Ну это орлянка?
В.В.: Ну или орлянка, мы называли её расшибец, да. Пристеночка там была, яйца катали, лапта была, 12 палочек мы её называли, тоже.
И.В.: Почему?
В.В.: Ну, потому что было почему-то 12 палочек, вот эта доска, представляете, да? Вот, положили бревно, положили палку на одну сторону вот эти 12 палочек, вот, дальше не помню, что происходило. Потом разбивали её, они все врассыпную эти палки, вот, не помню правила, ну, надо было что-то ловить, там, вот, такая была игра. Футбол был…
И.В.: Ну это не лапта, когда летит этот чиж, и ты его бьёшь?
В.В.: Ну, не, нет, это другое было, это немножко другое, вот 12 палочек, эта вот лапта была тоже
И.В.: 12 палочек интересная
В.В.: Да, да, ну, так вот она называлась 12 палочек, я её, правил не помню, я так доска 12 палочек, клали, разбивали, что-то там ловили, вот.
И.В.: А ловить чем нужно было?
В.В.: Руками, конечно.
И.В.: Руками?
В.В.: Да, да, да. Кто-то водил там, что-то такое было
И.В.: Интересно это восстановить, 12 палочек
В.В.: Тут чего только не было, сама коммуналка на втором месте. Двор был на первом, всё здесь происходило: футбол, хоккей площадку постоянно заливали, постоянно, шланг с котельни вытаскивали, вот, котельня была, вот тут в углу, она, может, сейчас есть, там дверь-то есть. Там что-нибудь есть внизу, не сходили? Интересно. Мы там тоже, кстати, выпивать туда ходили с кочегаром. (смеётся)
И.В.: Да? Кочегар кто был?
В.В.: Ну, кочегаров там… Тоже менялись они, ну, кочегаров я не помню. Так что был и футбол, и хоккей, и перекладина стояла, вот Саша Александров крутил тут солнышко на ней.
И.В.: Он гимнаст был?
В.В.: Да, да. Гимнаст, заканчивал пед, потом поступил в пед, спортивный такой был. Тут много кто был, и боксёр был такой, забыл, Вале… Валера его звали, ну, груша висела, боксировал тут по утрам
И.В.: Где, в коридоре?
В.В.: Нет, зачем, во дворе всё, всё во дворе. Ну вот они не с 205-го, а с 207-го, вот.
И.В.: Ага, а груша висела день и ночь?
В.В.: Да, груша висела, здоровая такая, я помню, боксировал. Ну, велосипеды у нас были, произошёл пожар: велосипеды эти сгорели даже, был такой случай.
И.В.: В каком-то сарае?
В.В.: Да, а у каждого был сарай, у каждой квартиры был свой сарайчик, погреб там был у кого-то. Кто-то копал погреб, тут обнаружили, я помню, Солилов, кажется, копал тут погреб, и наткнулись на залежи этого самого, зерна. Зерно было зарыто! То есть оно уже чёрное такое, почернело, и выкапывали это зерно, целая гора зерна было. Вот что-то закопал
И.В.: С какого времени, интересно.
В.В.: Да, да Этому так особого значения не придали, но, я отлично помню, была целая гора зерна, чёрного такого
И.В.: В каком месте?
В.В.: Ну, сейчас уже не объяснишь.
И.В.: Мм.
В.В.: Сейчас уже всё по-другому.
И.В.: Ну это, как Вы думаете, довольно свежее было зерно, там лет 50 пролежало или, может, лет 500 пролежало?
В.В.: Ну нет, не 500, 500 это там оно сгнило, может быть, всё. Довольно-таки свежее, ну, можно было отличить зёрна-то, чёрные они были, вот. Ну а чё тут было время. Тут же вот эта улица, она извозчичья какая-то была что-ли, да? Вот эта вот площадь сама. Может, в те времена…
И.В.: Рынок скорее всего был.
В.В.: Ну, да, да, фотографии тут посмотришь, извозчическая площадь, стояли извозчики, торг шёл какой-то, может те времена Я даже не знаю, когда этот дом построен был, что-то хотел найти в интернете вчера, даже не нашёл.
И.В.: По стилистике где-то середина, вторая половина 19-го века.
В.В.: Да?
И.В.: Ну, да, так. Ну и в общем-то уже по масштабам: окна большие, смотрите
В.В.: Ну, а с какой целью он строился?
И.В.: Ну, внизу магазины, а наверху гостиница.
В.В.: Гостиница была всё-таки изначально, гостиница, изначально да?
И.В.: Да
В.В.: Потом что-то говорили тут был какой-то народный театр, туда-сюда
И.В.: Вот это я ничего не знаю, никто не говорил.
В.В.: Было, было. Вот как раз тут
И.В.: Прямо здесь?
В.В.: Да, да.
И.В.: А где же сцена?
В.В.: Нет, ну всё ж перестраивалось, чё там, долго перегородки, что-ли эти, ну был, был, тут чё-то народный театр какой-то. Вот так вот по экскурсии где-то, если бываешь, то кто-то говорит, что тут был народный театр, потом уже это стало квартирой, на квартиры всё поделили, может быть так.
И.В.: Не знаю, нам никто ещё пока не сказал про народный театр.
В.В.: Говорили. Был, был, был, был здесь, да
И.В.: Но это в детстве всё?
В.В.: Нет, зачем, вот, сейчас уже.
И.В.: Кто-то, может, что-то перепутал.
В.В.: Да, нет, не знаю, может быть, но вряд ли, ну.
И.В.: Мне кажется, настолько естественно из гостиницы сделать квартиру, ну как бы раздать просто людям.
В.В.: Ну а потом народный театр это же не значит, что там какая-то сцена или там огромное помещение. Может, какой-нибудь небольшой комплекс. Собирались они там что-то, репетировали просто там. Ну был такой разговор, что здесь был народный театр, после революции, наверное, сразу, я так понимаю. Раз народный театр, значит это где-то.
И.В.: А может быть, там, где кухня?
В.В.: Может.
И.В.: Было какое-нибудь помещение.
В.В.: Да, потому что комната была большая. Да, да.
И.В.: Где можно устраивать какие-нибудь сборища.
В.В.: Может быть, может быть, да.
И.В.: Там же рассказывали, что одна из квартир это отгородили от этой большой кухни. Вот, та, которая сразу от лестницы окнами во двор.
В.В.: Ермаков.
И.В.: Да.
В.В.: Я это не помню. Я помню эту квартиру, но то что
И.В.: Они, у них сначала было маленькое , а потом они вдвинулись, расширили
В.В.: Нет, таких подробностей я не знаю
И.В.: Наверное, это было где-то в общем после войны, может быть.
В.В.: Да, наверное, может быть.
И.В.: До Вашего рождения.
В.В.: Да, да. Этого я не помню, не знаю, подробностей этого, меня не было. Да… Потом же вот тут тоже напротив была квартира, она рухнула в своё время.
И.В.: А Вы помните, как там, трещина была или что, почему она рухнула?
В.В.: Да, да, была трещина.
И.В.: Трещина?
В.В.: Вот тут, да. Да, её подпирали сначала, чё-то там делали, даже чё-то кладку какую-то, потом всё-таки разрушили.
И.В.: Может, это и послужило выселению, нет? В каком году?
В.В.: Вот, я говорю, где-то в 80-е годы всё это произошло, выселили.
И.В.: Нет, а трещины?
В.В.: А, трещина была, когда рухнуло всё? Нет, раньше, намного раньше.
И.В.: Да?
В.В.: Да, да.
И.В.: А куда делись люди, которые там жили? И кто там жил?
В.В.: Жила там очень весёлая семья такая, у них из окна всё время лилась музыка какая-то. Чёрный кот. Чёрный кот тара-там… (смеётся) Я забыл. Я забыл, как звали. Так вспоминаю… А, Валера, помню, Валера это был…
И.В.: Ровесник?
В.В.: Нет, муж был, её муж и ещё мама была её. Вот такое чё-то было, вот это я помню. А фамилию забыл. Не помню фамилии. Ну был Валера это был муж и ещё мама, вот такая семья была как бы. Ну чё-то было такое. Весёлые такие.
И.В: И пока Вы здесь жили, они уехали, квартиру сломали?
В.В.: Да, квартиру сломали уже, да, уже всё, не стало этой квартиры.
И.В.: Интересно, почему там, с той стороны, может быть, ну как, какая-нибудь вода, отсыревало, может быть, что-то?
В.В.: А, я вспомнил. Там же стали строить ресторан новый. Ну, и вырыли котлован, вот это, наверное, послужило обрушению.
И.В.: А, и это, фундамент пошёл.
В.В.: Да, да, да, точно. Да, там же всё снесли, вырыли котлован, и вот, наверное, вот и послужило поводом для этого разрушения, точно, точно.
И.В.: А тот ресторан предыдущий до «Коломны» «Маяк», он был какого времени постройки?
В.В.: Мы там ещё в карты играли, я помню. (смеётся)
И.В.: Внутри?
В.В.: Да. Было дело. А, ну сейчас скажу, какого года постройки. Ну, да, где-то 60-е вот годы как, раз.
И.В.: Это не то, что старинное дореволюционное здание?
В.В.: Нет.
И.В.: «Маяк»?
В.В.: Нет, «Маяк» это было, его снесли, «Маяк»-то этот.
И.В.: Ну, его снесли, а «Маяк» был в старинном здании или нет?
В.В.: Вот это я не помню. Я помню, такая лестница шикарная вела туда, на второй этаж, потому что мы туда ходили, ну (смеётся). Папа там засиделся как-то в ресторане, и мы туда с мамой пошли, его, это, приглашать назад, домой (смеётся). И вот я помню, вот это вот впечатление, что там была лестница такая, шикарная лестница на второй этаж, ну и всё, больше у меня никаких впечатления нет, больше от этого не осталось.
И.В.: Папа пошёл с вами?
В.В.: Ну, конечно, да. (смеётся) Да там многие туда ходили, в этот ресторан там.
И.В.: Ну то есть он был такой, по карману?
В.В.: По карману, запросто, мне кажется, свободно, да. Свободно можно было там посидеть.
И.В.: А Вы тоже сиживали?
В.В.: Уже в «Коломне».
И.В.: А, уже в «Коломне».
В.В.: Да в «Коломне», да. Только этот ресторан был доступный в наше время, вообще, что советский, что вот этот «Коломна». Мы только сюда и ходили. Запросто, 10 рублей и пожалуйста, иди в ресторан.
И.В.: Ну, 10 рублей это немало.
В.В.: Ну, нормально, я уже работал тогда, после армии. Я учился вечером, вечерний институт заканчивал, так что, кто работает. Да у нас и сейчас, кто работает, вроде можно жить.
И.В.: Ну, зарплата-то тоже была, наверное, рублей там 150?
В.В.: Ну, да. Ну, может 200.
И.В.: 10 рублей, 10 рублей немало…
В.В.: Ну, может 200. Нормально. Посидеть можно было. (смеётся) Да…
И.В.: Ну, что, порисуем?
В.В.: Давайте.
И.В.: Так, тут ручка есть.
В.В.: (Рисует и объясняет расположение предметов в коммуналке)
Кучерова Наталья Николаевна
Рассказчик Наталья Николаевна Кучерова
Собеседник Сорокин Игорь Владимирович
Дата интервью 15 сентября 2015
Дата публикации 26 мая 2016
Игорь Сорокин: Ну, Наталья Николаевна, дорогая, здравствуйте! Мы сделаем вид, что мы с вами практически, ну, не знакомы, можете нам, ну, как бы вот вводную такую дать часть. Просто, ну, немножко рассказать о себе, о семье, о том, как вы помните Коломну в разное время. Вот.
Наталья Николаевна Кучерова: А я думаю, что непосредственно надо сразу о квартире о коммунальной… Рассказать…
И.С.: Да?
Н.К.: Нет?
И.С.: Ну, хорошо — нет. Ну, я думал… Может вы как-то разговоритесь. Хорошо!
Н.К.: Давайте попробуем.
И.С.: 13 сентября 2015го года. Наталья Николавна. Назовите, пожалуйста, как ваша фамилия?
Н.К.: Наталья Николавна Кучер?ва.
И.С.: Наталья Николавна Кучер?ва.
Н.К.: В коммунальной квартире я жила 6 лет.
И.С.: А по какому адресу?
Н.К.: Это… Да. Это… Находится…
И.С.: Давайте не будете заученный текст. Давайте просто беседовать.
Н.К.: Нет, это не заученный текст. Нет! Я просто хотела сказать про адрес: это на улице Комсомольская, дом 2, квартира была 13. На первом этаже. Так как дом был угловой. Дом четырехэтажный. Он был угловой. Поэтому двор этого дома был очень уютный. Он такой был изолированный. Находился как бы в серединке. Не проходной. И поэтому в этом дворе собирались почти все жители нашего дома.
Все друг друга знали. Знали и детей, и взрослых, и пенсионеров. Со всеми здоровались, со всеми общались.
Пенсионеры… У нас там были стол лавочки клумбы… Пенсионеры играли: кто в шашки, кто в домино. В основном, в такие игры.
Тут же ребята бегали, играли в какие то казаки-разбойники, кто в хоронички, кто в догонячки. В то время детей было очень много.
И.С.: Можно вопрос сразу? Хоронички это что?
Н.К.:А это значит прятались. Допустим, один ведущий. Он говорит: «Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать».
И.С.: То есть это прятки?
Н.К.:Ну, прятки, а мы называли хоронички. Да, новое слово — хоронички. Вот так называлось. И все прятались, кто где. И вот искали. Детей. Друг друга искали.
И.С.: А вторую игру вы назвали бегалки или догонялки.
Н.К.: Догонячки. Догонячки? Догонялки!
И.С.: Или догонячки?
Н.К.: Нет, почему… Это я… Так… Подождите: хоронички и догонялки.
И.С.: Догонялки.
Н.К.: Да! Догоняли друг друга. Вот бежишь, тебя догоняют. Раз! – Дотронулись! – Все! Значит, ты уже… Ты теперь будешь бегать и ловить кого-то. В общем, интересно, конечно. Лапта!.. В лапту играли. Но тут я уже была… Это дети играли. Я-то уже была не ребенок. Я вышла замуж. У меня муж жил в коммунальной квартире, и я приехала к нему жить. Переехала. Двор еще славился тем, что…
Там, ну, немножко так подальше, не около самого дома, были сарайчики, где люди хранили свои припасы. И… Да, в сарайчиках были погреба, где даже были какие-то кадушечки с огурчиками, с грибочками, варенье, картошка на зиму хранилась. Ничего не замерзало, потому что все сделано было с большой хитростью, умом и… Умением даже. Не умом, а умением. А вот сзади этих сараев мы развешивали веревки и сушили белье. Но в основном, конечно, летом. Белье необыкновенно душистое, солнышком и ветром овеваемое, солнышком прогреваемое. И поэтому, когда приносишь это белье домой, то аромат чувствуется свежевыстиранного белья. А зимой мы, когда стирали белье… У нас был большой коридор. Тоже были веревки. И мы вешали уже в коридоре это белье. Оно сушилось в коридоре.
Ну, а теперь о самой квартире. Дом с таких, наверное, каких-то сороковых годов построен. Поэтому там очень большие потолки. Высокие потолки. Наверное, 3.5 метра. Просторные. Входишь в коридор…
Да… На лестничной площадке было только две квартиры. В одной квартире три комнаты. Жили три семьи. И в другой квартире, с другой стороны, три комнаты, тоже жили три семьи.
И.С.: То есть это была сталинка? Да?
Н.К.: Да. Получается, скорее всего, сталинка
И.С.: А не вот эти послевоенные бараки?
Н.К.: Нет, нет. Нет-нет-нет. Это большой красивый дом. Был. Ну, я точно знаю, когда он был построен.
Вот. Входишь в коридор. Коридор как холл такой. Приличный. И вот все двери выходят в этот коридор. Конечно, окон в коридоре не было, только двери. Одна квартира, вторая квартира, третья квартира. Затем… Дверь. В туалет и ванную.
Хотя они и были раздельные, но всё-таки, дверь была к ним одна. И дверь в кухню. Кухня была небольшая. Такая удлинённая. И в ней стояло три стола. Но все, конечно, в кухне собираться не могли. Потому что места, конечно, мало. У каждой семьи был свой стол. Своя полочка для посуды. Свой стул. Ну, а раковина, плита была одна для всех. Но у нас такой ссоры из-за плиты там, из-за чего-то… У нас не было. Был установлен график дежурства — сколько человек в семье, столько недель должны были дежурить вот эти семьи. Туда входили мытье полов, плиты, раковин… Ну, соответственно, ванна и туалет. Вот это всё надо было мыть. Два человека – две недели мыли, три человека – три недели мыли.
Ну, а на генеральной уборке мы собирались все. Это мыли двери… Окна… Уже капитально. Стены квартиры. Это мы собирались два раза в год. Весной. И осенью. Ну, вот…
И.С.: Какой отлаженный механизм.
Н.К.: Отлаженный механизм… Да. Отлаженный был механизм.
И.С.: И кто руководил, кто следил за очередностью, там… Назначал числа для уборки?
Н.К.: Ну, как-то у нас не назначали. У нас как-то вот всё кончается… вторая неделя. Значит, я уже знаю, что я следующая. Там… Мы с мужем сначала жили. Потом появился Максим — старший мой сын. Значит, хоть он и маленький был, грудной, все равно неделю мне прибавили
И.С.: Вместо, чтобы освободить молодую мать…
Н.К.: Да! Вот… Значит… Вот интересный ещё такой эпизод. В ванной комнате было окно. Но так как первый этаж, можно было подглядеть в это окно… Когда кто-то моется. Вот так оно и получилось. Потому что я, например, даже и не предполагала, что кто-то тут… Ну, там были маленькие шторки. Не предполагала, что может там кто-то… И вдруг я моюсь, так спокойно, в окно смотрю, а там чьё-то лицо. Это, конечно, было так как-то неожиданно. И неприятно, и даже как-то страшно, что я, конечно, сразу закричала. Ко мне прибежал муж: «Что случилось?» Я говорю: «ОКНОООО!» Потом сделали длинные шторы, которые закрывались наглухо. И уже никто никуда не подглядывал.
Потом еще один очень интересный эпизод. Одни соседи были очень хорошие: я сейчас про них расскажу. А вторые соседи были не очень хорошие: такие были у нас холодное отношения. Но соревнования были… В то время… Я не знаю… Может быть об этом говорить, наверное, неудобно… В то время… Было в дефиците немецкие, они тогда назывались, комбинации (это женское нижнее белье). Они были такие красивые, с необыкновенными кружевами. Необыкновенный цвет!. У нас в продаже такого не было. И голубые. И розовые. И фиолетовые. Ну, в общем красотой неописуемой. Ну, вот… Это соседи, вот… С которыми мы не в очень хороших отношениях были, вывешивают… В ванной была веревочка. И вот она вывешивает сушить три немецкие, вот эти вот красивые, комбинации… Ну, хорошо: все на них, конечно, смотрят… Все приходят умываться… Все смотрят. На следующий день я вывешиваю свои немецкие комбинации. Уже все смотрят на мои. И мне соседка говорит, с которой у меня хорошие отношения: «У вас что, соревнования что ли, кто лучше?» Ну, в общем, мы так несколько раз проэкспериментировали. Потом, конечно, это прекратили. Ну, это в общем вот такой смешной эпизод
Вот соседи, которые хорошие, это Иван Данилыч и Марья Фёдоровна Кольцовы
Иван Данилыч – чуваш, познакомились они сразу после фронта… С Марией Фёдоровной. И вот он приехал в Коломну жить… Где я не помню они познакомились. Но ее все звали не Марья Федоровна, а тетя Маруся. Мы все её звали тётя Маруся. И они оба работали на Текстильмаше. Тетя Маруся ушла раньше на пенсию, а Иван Данилыч все работает. Она каждый день варила для него суп. Каждый день. Свежий суп. И он приходил на обед, потому что наш дом был недалеко от завода Текстильмаш. Каждый день кушал этот суп, немножко отдыхал, и уходил опять на работу
У них детей не было. И когда у меня родился Максим, то Иван Данилыч, я так поняла, что он очень любил детей. Он помогал мне мыть моего Максима. Потому что мыли в кухне. Включали все конфорки, чтобы было тепло. Потому что в кухне очень высокий потолок. Было прохладно. И он приходил. И вот мы с ним вместе. Потому что иногда у меня муж во вторую смену работал. И одной, конечно, это очень тяжело, а вот с ним вместе мы с ним мыли маленького грудного ребенка. Так что, вот так вот было у нас.
И вот интересно, что у него все родственники этого Ивана Даниловича жили: кто в Волгограде, кто там еще где — в Астрахани, и они иногда приезжали в Коломну. К нему. Погостить. Но! Самая большая комната была у нас с мужем. Ну, так получилось. У Ивана Данилыча поменьше. А вот у третьих соседях совсем маленькая. Может поэтому такие отношения были: «Как же так нам досталась самая большая комната». И вот когда приезжали к соседям гости, всегда столы ставили в нашей комнате. Вот так дружно мы жили. Накрывали столы. Народу было много — человек по 10, по 12. И все время у нас праздновали встречу. Да так почти каждый вечер собирались, это ещё когда Максима не было. Потому что переехали в 69-м году. Туда. В эту комнату. А в 73-м появился Максим. Поэтому вот эти четыре года мы встречали гостей в своей комнате. Потом мы только начали жить. А в то время было очень дефицитно всё. И холодильники, и там какие то гардеробы и прочее… Поэтому у нас стояла только софа, на которой мы спали, и стол. Больше у нас ничего в комнате не было. Поэтому для гостей был полностью простор: можно было и танцевать. А! Потом мы очень быстро купили пианино. У нас там ещё стояло и пианино. На котором я играла. А Иван Данилыч очень любил танцевать вальс-бабочка. Вальс-б… Нет, не бостон, а именно вот бабочка. И он меня просил… А я даже не понимаю как. Как это… Я вальс умею играть. Но ведь не этот… Я вальс другой умею… Нет, не этот… А потом мы какой-нибудь подходящий… Из моего выступления. И вот такие интересные движения… Он как вот ногу назад отводил… И танцевал он очень красиво
И.С.: Может быть он какие то движения танго? Нет?
Н.К.: Да нет, он как-то так выходил. Он вот так вот делал… (показывает). Раз ногу. Как это опять ногу. Раз… Туда-назад. Так интересно… И там должна была быть особая музыка. Ну, вот никак не попадало к нему на это… Ну вот… И вот так вот в общих чертах. Ну, вот… Вроде бы все.
И.С.: Но давайте все равно с вами сейчас еще поговорим
Н.К.: Ну, давайте. Но главное, что соседи до сих пор ещё там… Есть люди, остались. Которые жили в то время, когда я там жила. Ну, они приблизительно в возрасте…
И.С.: В других подъездах?
Н.К.: В других квартирах. В других подъездах…
И.С.: И также в коммуналке?
Н.К.: Ну, вот это я как-то и не… Ну… Может быть и нет… Вообще-то люди куда-то выезжают… И занимают… Кто остался. Те комнаты… Когда-то, раньше, это было очень просто… Когда мы выезжали из этой квартиры. Мы с моей мамой съехались и стали жить в отдельной двухкомнатной квартире… И вот, когда мы уезжали… Вот, Марья Фёдоровна говорит: «Наташ…» Мы менялись. И вот в мою комнату должны были въехать муж с женой, молодые. Она говорит: «Наташ! Какая разница, где им жить: в моей комнате или в твоей комнате. Давай мы переедем в твою комнату. А эти, молодёжь, приедет к нам пусть». А я говорю: «Да мне никакая разница». То есть! В то время даже документы не надо было оформлять никаких. Они просто переехали в нашу комнату. И потом, наверное… Ну… Долго они жили, вот… В нашей комнате. И мы несколько раз туда приходили, навещали их… Разговаривали с ними… И мы как-то не забросили их. Потому что действительно люди очень мне помогли… И очень такие добрые и радушные люди. Были. Ну, и они, конечно, умерли в таком в преклонном возрасте.
И.С.: А вы, в каком возрасте там жили?
Н.К.: Мне было… Ну, почти 20. Вообще замуж я вышла в декабре. Мне было 19. А в апреле мне уже исполнилось 20. То есть через, буквально, три месяца. Ну, вот… И вот 6 лет.. 7 даже может быть… Мы жили там.
И.С.: А до этого, вы жили где?
Н.К.: А до этого — на Посадской, 31.
И.С.: Все понятно.
Н.К.: Все детство и всё юность я прожила там.
И.С: То есть вы замуж вышли оттуда?
Н.К.: Да. Да. Оттуда. Оттуда. И вот мы и дружили-то. Потому что дом-то близко… От нашего дома. Поэтому бегать-то можно легко друг к другу. Ну, в смысле не к друг другу. А вот на свидания. Не надо было ни на трамвае ехать… Ни на автобусе… А вот рядышком всё.
И.С.: А где этот дом, в котором вы замуж вышли?
Н.К.: Ну, а вот, если идти от трамвая по улице Комсомольской… От трамвая… Вы идёте до самого конца… И там два дома: один с правой стороны, другой с левой стороны. Четырёхэтажные… Вот наш, который справа. Они сейчас покрашены… Этот дом. В желтую краску…
И.С. Комсомольская, это где?
Н.К.: Комсомольская? Пушкина, не Комсомольская… Вот. Если идти вот сюда, то будет Молочная площадь. От этого дома. От дома Комсомольской, если идти вот сюда вот, вправо, это будет Молочная площадь, на которой фабрика. То есть дом это один вот такой вот. С окнами. Четырехэтажный. Он чуть ли не девятиэтажный.
И.С. Где Катя сейчас живет, недалеко? Ну, она живет, где на Уманской и Комсомольской.
Н.К.: Нет. Это подальше. Это туда вниз. Ну, как же объяснить? Вот… Напротив была раньше седьмая школа, сейчас там Медучилище. Медучилище. Знаете где здание?
И.С.: На Пушкинской.
Н.К.: Ну, вот на Пушкина… Напротив… Не напротив — В торце вот…
И.С.: Всё! Понял!
Н.К.: Вот, училище, а напротив там дом Комсомольской 2. Желтый. Его сейчас покрасили. Он красивый такой дом. Вот я там жила… Воспоминания, конечно, хорошие остались. Добрые. И народ хороший. Даже вот когда…
И.С.: А во дворах, наверно, уж никто не сидит? Да?
Н.К.: Я там давно уже не была. Когда у меня Максим уже был… Наверное, годик уже был ему… А я же уже работала… И муж работал. Вот так получалось, что я ухожу на работу, а муж приходит с работы. И вот какой-то буквальный час нам не с кем было оставить ребенка. И там у нас… Не эта соседка, а в другой квартире… Соседка такая, тетя Луша. Почему-то её звали. Я уж не знаю, как её звали.
И.С.: Лукерья.
Н.К.: Лукерья. Тётя Луша. И я: «Тётя Луш, На часик – два…» А она: «Пожалуйста!» Потом, бесплатно. Никаких денег. Никаких… Вот люди были такие бескорыстные. И она вот с ним часик так… Там понянчится. Ну, гулять она не выходила. Мы к ней его приносили. И… Мы были спокойны, что ребенок у нас всё-таки под присмотром. Так что вот так вот…
И.С.: Про праздники расскажите. То есть, вот, например, были такие праздники, когда все во дворе, например, собирались. Не было такого?
Н.К.: Нет.
И.С.: То есть только в своих квартирах?
Н.К.: Нет. Во дворе не было…
И.С.: Кино, например?
Н.К.: Нет-нет. Нет. Во дворе не было. Даже мы как-то в квартирах мы так особенное вместе не праздновали. Всё время куда-то уходили. В гости. Ну, там, на Новый год. Или ещё. Как-то… Мы уходили. Вместе мало праздновали. Ну, что. Квартира, допустим, – три семьи. Мы вместе не праздновали… Только когда приезжали гости к Иван Данилычу. Его родственники. А их приезжало…
И даже потом мы ездили… Мы с мужем ездили как раз в Волгоград. По-моему, даже в Волжский… Да, да, да. В Волгоград ездили на экскурсию. И я там первый раз в жизни ела севрюгу. Они ловили… В то время как-то… Или работали. И я там в первый раз в жизни и, наверное, последний… Свежую такую… Это что-то… Необыкновенное…
И.С.: Наталья Николаевна, еще про этот район расскажите: как менялся кремль, все ситуации вокруг коммуналки, в которой мы сейчас находимся.
Н.К.: Ну, тут всегда раньше были демонстрации. Всегда люди собирались в своих организациях. Кто во Дворце культуры, кто… Мы собирались у музыкальной школы. У больницы люди собирались. И колоннами шли по улице Октябрьской революции к этому месту. Здесь, не со стороны памятника, а по-моему со стороны вот… У нас вот горисполком был… Вот этот дом красный был Горисполком. И вот здесь и стояли трибуны. И вот когда проходили, все… Демонстрация шла, и весь народ приветствовали эти трибуны. Потому что с этой стороны была необыкновенная… Необыкновенная такая вот ворота–арка. Круглая. Кирпичная… Такие вот.
И.С.: За спиной у Ленина? Да?
Н.К.: Нет. Наверное всё-таки перед. Перед.
И.С.: Значит перед?
Н.К.: Здесь еще был парк. Сквер. Огромные ворота. Калитки. Всё кованное. Было. И вот такое – аркой. Полукругом. Две стойки. Как… Ну, не колонны, а квадратные стойки были. И вот здесь вся молодежь любила гулять. И всегда говорили: «Куда идете-то?» — «На стометровку!» То есть мы гуляли вот здесь, вот по этой улице. Вот здесь.
И.С.: Это какие годы?
Н.К.: Это… 62-64. Еще до моего замужества.
И.С.: То есть, вот, от площади Двух революций?
Н.К.: От площади Двух революций. Да.
И.С.: Она уже так называлась? Да?
Н.К.: Да, Октябрьской революции. Вот эта… Октябрьской же революции?..
И.С.: Ну, это улица Октябрьской революции. А площадь-то Двух революций… Почему-то…
Н.К.: Ну, в общем, мы ходили от кинотеатра «Восток». От кинотеатра «Восток». Там был кинотеатр «Восток». Сейчас там… За рестораном «София».
И.С.: Угу! Ну, прям на углу…
Н.К.: И вот от него, мы шли вот по этой улице. Потому что когда была демонстрация. Уже вечером, никаких машин, движение было закрыто. И по этой улице мы шли сюда. Потом поворачивали туда. Потом обратно туда. И… К кинотеатру «Восток». Вот такой был у молодежи тут променаж. Девчонки отдельно, ребята отдельно. Некоторые вместе шли. Мы друг на друга смотрим, конечно. Интересно. Ну, так все наряжались… Шли. Никаких… Никакого хулиганства не было. Все чинно мирно. Все смеялись, улыбались. Было очень как то д?бро. По-доброму.
И.С.: А вот он вообще весь этот ряд… Магазины… Там… И так далее… Что из себя представляли? Наверно, «Спортмастер» был…
Н.К.: Ну, здесь…
И.С.: На месте «Спортмастера» теперь же?
Н.К.: На месте «Спортмастера» был ресторан. «Коломна». Тут был ресторан… А внизу «Кулинария»… Дальше… А до ресторана здесь была просто столовая. Хорошая столовая. Как раньше были в советское время столовые. Вот. Была столовая. Дальше был магазин молочный. Баловали всё время молоком. И мы с бидончиком. Приходили. Разливное молоко. С бидончиком приходили. Я сама тоже ходила. Ещё была девочкой. Ещё была на Посадской. Приходила за молоком.
И.С: Далеко идти-то.
Н.К.: Да! А ближе не было у нас. Да. Вот, ходили сюда. И больше, по-моему, и магазинов не было. Дальше были уже жилые дома.
И.С.: То есть вот этих забегаловок? Которые сейчас… Ничего этого не было?
Н.К.: Нет. Нет. Нет-нет-нет! Здесь были жилые дома. И потом уже сделали магазин «Вымпел» — мужская обувь. Где сейчас «Добрый торт». Здесь была мужская обувь. «Вымпел». Назывался магазин … Всё, больше тут ничего такого не было.
И.С.: А вот «Огонек» когда появился?
Н.К.: Ой, я не помню.
И.С.: Ну, вот прям с детства он был всегда?
Н.К.: «Огонек» он раньше назывался «Три поросенка». А почему так назывался… Потому что в витрине стояли три… Ну, искусственных, конечно, поросенка. Поэтому называли: «Ты куда пошел? – К «Трём поросятам». Так… Говорили всё время… К «Трём поросятам» пошёл…
И.С.: Ну, это что реклама была или как?
Н.К.: Ну, да. Ну, в витрине просто стояло… Украшение витрины.
И.С.: Ну, это из сказки «Три поросенка». Веселых… Или это были поросята, как реклама мяса. Разделанного?
Н.К.: Нет, это были прям настоящие. Розовые. Хорошие. С пятачками. С глазками. Поросятки. Я думаю, не как из сказки. А именно, что здесь продавали мясо.
И.С.: И они как? Танцевали? Или стояли в ряд?
Н.К.: Ну, да они так трое стояли в ряд…
И.С.: На задних ножках?
Н.К.: Ну, да. На задних ножках. Лапки у них такие свешивались. Да,, да да! Мордочки такие веселые были. Три поросёнка. Так и говорили всё время: «Куда пошел? – К «Трём поросятам»
И.С.: Странно, что никто еще фотографии нам не принесет.
Н.К.: Нет, фотографии, наверное, не сохранились. А потом назвали «Огонек» почему-то. Тоже непонятно почему: «Огонёк». Здесь уже мясо не стали продавать. Здесь продавали колбасные изделия. По-моему фрукты. И ко<нсервы> … И… И бакалея… Уже тут мяса не было.
И.С.: А винный отдел?
Н.К.: А, винный! Винный!. Ну, винный обязательно. Ну, как же. Винный обязательно. Винный, по-моему, в каждом магазине был… Отдел… Да. Винный был, был. Отдел… Угу…
И.С.: А они, в какой последовательности были, эти отделы?
Н.К.: Вот я очень хорошо помню. Что прям. Прямо. Чё так и видно, прямо… Были фрукты и овощи. Это очень хорошо помню. Слева, наверное, бакалея. Вот здесь, с этой стороны, была колбаса. Колбасы. Вот так вот.
И.С.: Вход один был?
Н.К.: Да. Вход один был Один.
И.С. В винный не было отдельного?
Н.К.: Нет. Нет. А вот, наверное, справа было как раз вино. Где колбаса вот так, а вино – вот так. Мне так запомнилось. Да. Да. Мне так запомнилось… Вот, никаких не было… Сейчас дробление: какие-то игрушки там, еще… Там, парикмахерская какая-то. Нет, был один магазин.
И.С.: Ясно. А достаток в 60 годы был или, наоборот: дефицит, нехватка? Как позже?
Н.К.: Во-первых, вот как мы жили — у нас даже холодильника не было. Мы жили, когда на Посадской улице, у нас холодильника не было. Конечно, был дефицит. Мы… Колбаса, сыр, какие-то деликатесы. Мы это ели только по великим праздникам. На тарелочке. Что было? Бабушка наша покупала… Ну, на рынке было мясо. По доступной цене. Вот бабушка покупала мясо. Ну, допустим, вот там на полкило купит… Она варила суп на один день. Потому что уже больше нельзя было нигде держать. Ну, и какую-нибудь поджарочку там, с картошкой. Вот она каждый день ходила и вот так полкило, семьсот грамм, там, восемьсот, покупала. Ну, а когда праздники большие, то тут, конечно, она холодец… Обязательно… Она называла его «стюдень». Стюдень. Стюдень. Рыба под маринадом. Пироги. Пироги, конечно, пеклись, допустим, накануне. Стюдень делался за 2 – за 3 дня. И клали его в подпол. В подпол. У нас был огромный под домом подпол. Там он лежал великолепно. Там холодно. Даже летом холодно. Ну… Он там лежал великолепно… Без холодильника. Несколько дней. Ну, на праздничном столе была селёдочка обязательно… Винегрет… Никаких салатов оливье не было в то время.
И.С.: Не было? Когда появился оливье?
Н.К.: Не помню. Не помню. Не в то время. Ну, вот замуж вышла, наверное, уже был оливье, в 69-м.
И.С.: А вы в 69 вышли замуж?
Н.К.: Да, в 69-м. А так не помню никаких оливье. Все очень простое. И такое вот… В погребе у нас. Вернее, в подвале… Кадушки… Большие… Вот такие кадушки были. С огурцами, помидорами и с капустой. Вот это я очень хорошо помню: три большущие кадушки. И почему я помню огурцы? — Потому что, когда мы с ребятами играли в какие-нибудь, там, охраннички… Мы играли… Я пряталась в подвале. Тут, стояла бочка с огурцами. И я обязательно лезла, брала огурец и там же и ела его. Вот это я очень хорошо запомнила, такой вот эпизод детства.
И.С.: А как то перекладывали когда солили это или нет?
Н.К.: Конечно. Да… У нас особенно…
И.С.: Чем?
Н.К.: Ну, чем? Укроп, хреновые листы, вишневые листы, смородиновый лист. Хороший плотный такой слой был вот это… И конечно, чеснок…
И.С.: А потом еще слой.
Н.К.: Слой огурцов. А потом опять… Вот это… И потом все очень душистое вкусное… И зимой питались этим… Картошка была своя. Вот эти вот солености свои. Никаких банок не было, чтобы там какие-то делать в банках. Консервировать. Ничего этого тогда не было. Только вот такое.
У нас даже телевизор появился, наверное, где-то в шестьдесят, может быть, втором или третьем… Потому что, когда полетел Гагарин в космос – это было 61-й год… Я помню, мне нужно было идти в школу. И вдруг передают! И я бегала к соседям. И по телевиз<ору>. У них был телевизор. И вот я смотрела, как Гагарин шел по площади. По этой ковровой дорожке. Шел Гагарин. Мы смотрели. Все. Все. Собрались и смотрели.
И.С.: В школу не пошли?
Н.К.: Не, не пошли. Все смотрели вот на Гагарина.
И.С.: А было какое-нибудь на улице ликование? Как вот показывают в Москве? Выбежали люди на улицу?..
Н.К.: Нет, такого не было. Но была такая гордость! Такой какой-то прилив вот такой радости. Даже вот у реб… У нас, у детей, была такая гордость… За страну. За то, что вот мы были вот такие… Великие. Что мы такие… Была… Очень… Патриотизм, конечно, был в то время у людей на высоком уровне. Я это вот помню… Вот это состояние я помню до сих пор. Правда, это очень трогательно. Да… Даже в то время мы смотрели телевизор – и мы плакали! Оттого, что дети. От того, что вот… Наша страна какая великая, мощная, какая первая. Мы были очень горды.
И.С.: Сына Юрой не поэтому назвали, не в честь Гагарина?
Н.К.: Нет, не в честь Гагарина. Мы ждали девочку. Все нам говорили, что будет девочка. И когда родился Юра, я его не знаю как назвать… А у меня был брат двоюродный Юра. И мама: «Да, вроде Ярослав». И я: «Да, ну! Не нравится». И потом уже она говорит: «А давайте назовем его Юрой?!» И я: «Да, я не против». Ну, и назвали Юрой. Ну,и я сказала, что очень хорошо. Георгий Победоносец у нас! Крестили его как Георгия. Он же у нас… Ведь Юра… Ведь имя не церковное. Церковное – это Георгий. Юра! У тебя столько имен: Жора, Георгий, Юрий, — можно назвать, как хочешь. А что? Как у вас «В Москва слезам не верит»… Гога. Он же Гоша. Жора, он же. Георгий. Также и у нас в семье… Получилось.
И.С.: А, скажите. Много вообще-то в Коломне коммуналок было? Или не очень?
Н.К.: Много.
И.С.: Много, да?
Н.К.: Много. Особенно много было… Это в районе Голутвина. И там ещё есть… Я не знаю, как она наз<ывается>… Около городской больницы. До сих пор там дом тоже. Огромный. Коммунальные там до сих пор квартиры ещё. Люди живут с соседями. Рабочий поселок его почему-то называли. Я не знаю почему. Может быть, потому что люди оттуда на Коломзаводе работали. Вот, Рабочий поселок. Коммунальный поселок. И очень много… Такой есть у нас… В районе ЗТС… Тоже. Барачного типа дом?. Шлако… Шлачные какие-то засыпные. Там тоже были коммунальные квартиры. Окский проспект, по-моему, сейчас он вроде называется там. Есть и четырехэтажные. И двухэтажные были дома. Они коммунальные… В Коломне очень много коммунальных квартир. Все-таки у нас три завода… Было. И поэтому было очень… Приезжало… Людей. Новых. И всех селили… В коммунальных квартиры. По комнате… Давали семьям… Тут… Потом комнаты небольшие. В основном, в комнате по 3 семьи. Больше я не встречала.
И.С.: То есть не было таких гигантских, как в Питере: 15 и 20 семей
Н.К.: Нет-нет-нет! Нет. Таких больших у нас нету. В основном, трёхкомнатные… Трёхкомнатные были квартиры И вот у нас в подъезде… Да и не только. Вообще, во всем доме… Я же говорю… Сейчас в подъезде четыре двери. Четыре квартиры. Тут только по две. Во всех этажах только по две квартиры. А получается, 6 семей живет на одном этаже, в одном подъезде. Люди разные. И преподаватели. И директор машиностроительного техникума, работал Колтиевский такой. Тоже очень интеллигентный. Жена у него учительница биологии. Преподавала. Очень интеллигентные люди. Ещё семья… Лебедевы. Учительница русского и литературы. Она была в 26 школе. Необыкновенный педагог! Которая учит… Учила детей правильно писать сочинение. И вот те дети, которые у нее учились… У них и слог, и… Она их учила говорить… Писать. И… Ну, знать литературу как следует. Строгая была. Очень строгая учительница. Но она давала знания. Вот все жили в этих коммунальных квартирах. Все с соседями жили. То есть разнообразные люди были. Ну, очень много было людей, которые работали на заводе Текстильмаш. Потому что он совсем рядышком там. Поэтому и люди, кто рабочий, кто мастером работал, кто кем.
И.С.: А кремль как менялся? Ведь он же раньше был такой заброшенный… В 60 годы?
Н.К.: А мы как-то вот сюда не ходили. Мы всегда жили… Нас вообще как-то даже не пускали сюда… Далеко… И мы никогда здесь не бывали: ни на Блюдечке, нигде… На Блюдечке я стала появляться, только когда у меня родился Максим. Я с коляской гуляла. И приезжала на Блюдечко. А там был такой… Типа кафе… Или забегаловка. Что-то. Там все одни мужчины… Ну, и лавочки… Я там себе постоянно что-то покупала, сидела и кушала. И у меня тут ребенок в колясочке. На Блюдечке это было. Очень много там было деревьев. Очень большие толстые стволы. Огромные. Их попилили все почему то. Хорошее место было. И вот было какое-то… Открытое при том кафе… Летнее кафе. Но… Чо-то там готовили: яичницу с луком, с зелененьким… Посыпали. Вот это я запомнила. Глазунья-яичница, очень вкусно. Но может потому, что КТО-ТО это приготовил, поэтому это вкусно. Ну, а мужчины там приходили, рюмочку выпивали… Выпивали… Пиво… Пиво продавалось… Вот.
И.С.: А как же сюда за молоком вас посылали?
Н.К.: Ну, это уже… Это нужно было за молоком. А потом вот здесь через Октябрьскую революцию, где сейчас магазин… Через Октябрьскую — «Золото», а напротив — угловой, где сейчас часы швейцарские, там. «Часы» магазин знаете? Да? Ну…
И.С.: На Яна Грунта??
Н.К.: От «Арткоммуналки» вых?дите на Яна Грунта. И потом поворачиваете. Тут магазин «Золото». А вот напротив, по той стороне, был такой магазин Морозов. Хлебный магазин. Чисто хлебный магазин. Вот в этот мы ходили за хлебом.
И.С.: А Морозов почему назывался?
Н.К.: Потому что был… Владел раньше этим магазином Морозов. И поэтому…
И.С.: В народе так и осталось…
Н.К.: Он уже и не владел. А всё равно: «Куда пошёл?» — «К Морозову». За хлебом И даже прекрасно помню, когда был страшный дефицит с хлебом
И.С.: Это в какие годы?
Н.К.: Да я еще не замужем была. Это, наверное, где-то были может быть, 65-66-е. П?лки — совершенно пустые. Люди стояли. Ждали, когда привезут хлеб, чтобы можно купить хлеб. Не было хлеба. Мне кажется. Вот мне почему-то кажется, что это было где то в этих годах. Потому что я была девочкой. Я помню это. Мы приходили… И мы… Ну, я, конечно, не одна была. С бабушкой мы ходили.
Ну, вот. Хлеба не было, и муки не было. Я даже помню, когда… Бабушка у меня как-то отмечала все вот эти церковные праздники. Масленица. Пасха. Хотя это все было запрещено. И вот Масленица. Нужно печь блины. А муки нет. Ну, и вот что она делала… Вот, говорят, русские люди. Она! Покупала вермишель, на ночь её замачивала в воде, и утром получалось тесто. Жидкое тесто. Но она уже знала сколько это нужно замачивать Ну, я не знаю, я не помню, добавляла ли она дрожжи. Но, во всяком случае, она пекла из этого блины. Ну, наверное, она там песочек добавляла. Его размачивала. И пекла из этого блины. Вермишель размачивала – пекла блины! Потому что нельзя было. Как это так! Масленица. Ну, у нас там, конечно, на Посадской, всегда были гости. И много было по всем праздникам. Огромный стол, он до сих пор в кухне стоит, который раздвигается с двух сторон. Наподобие даже вот этого. Стола.
Да-да-да! Вот. Ну, у нас дубовый. Не знаю, а это дубовый? Вот, человек… Ну, 10-12-15 обязательно было. Полный стол, конечно. Блины, если бабушка пекла – то это гора. Куличи — так это полный стол. Куличей. Был. Ну, и вот гости. Селедочка, соляночка. Обязательно… Картошечка пюре. Котлеты. Так вот мясо отбивное раньше не делали. Это было всё-таки дороговато. Котлеты. Пышные Помню у бабушки котлеты необыкновенные были. Ну, вот. Такая вот была еда. Такие вот праздники. Больше никаких там колбас, сыры какие-то… Копченые… Полукопчёной… Мы вообще это не знали. Может быть и лучше. Всё-таки это вредно. Все было сделано своим руками. И вот… Особенно, конечно, пироги.
И.С.: А уже газ был или в печи?
Н.К.: Нет! Все в печке. У нас была духовка в печке. И вот бабушка знала, когда это нужно было, когда не так жарко… Чтобы эти пироги… Пироги, конечно у неё… необыкновенные были.
И.С.: Это вот та печка которая?..
Н.К.: Не! В кухне которая была. В кухне. Та печка была для обогрева помещения. А еще в кухне специальная была печка для приготовления пищи, бельё там кипятили на ней. А сзади печки протягивалась веревочка. И когда мы все мокрые приходили зимой, как снежный ком. С улицы. То мы всё это снимали. На эту веревочку вешалось. И все это высыхало. Потому что печка тёплая.
И.С.: Она была русская или не русская
Н.К.: Нет! Не русская. Нет-нет. Просто… Как она называлась-то?.. Типа… Ну, не лежанка… А как? Ну… Я не знаю. Голландская? Нет. Не знаю.
Ну, просто две конфорки было, вот чтобы приготавливать пищу. Две конфорки. Можно было И так высокие вот это вот… Где… Самый… Вот… Ну, где самый жар. Потому что бак ставился. С бельем. То ли значит это довольно высоко было. Воды не было. Ничего не было. Ходили на басейку. Басейка там же.
И.С.: То есть, вот, колонки рядом не было?
Н.К.: Вот сейчас которая там колонка — эта колонка. Басейка. Больше воды нигде не было. А полоскала бабушка… Ездила на речку. Даже зимой.
И.С.: Ездила?
Н.К.: На санках. Клала корзинку и к Бобреневу мосту, где сейчас «Калачная». Там внизу… была полынья. Мостик такой. Не мостик, а плот. Типа плота. Вот вытаскивали… Одевались перчатки: сначала теплые, а на них резиновые. И вот полоскали, отполаскивали это белье зимой. От него пар идет. И такое же, не отжимая, бросали его в корзинку. Не отжимая. Потом привозили домой… Сначала заносили в дом, чтобы оно немного оттаяло. А потом вешали на улице. И оно вымерзало. И… Вот так вот было тяжело. Так вот стирали
И.С.: Зато, наверное, сны какие-то. Особенные снились. Морозные. Легкие.
Н.К.: Белье это было, конечно: душистое такое. Прям, вот аромат такой… Морозца. Очень хорошее было бельё. И раньше не было цветного белья. Раньше всё ведь было белое бельё. Но всё время было белоснежное. Гладила у нас бабушка. У нас утюга было. У нас был рубель. И… Такая, как скалка. Палка. И вот на неё она простынь намотает. И рубелем: тук-тук, тук — тук! На сундуке. Вот я даже помню: это было на сундуке. Что-то стелила. И вот этим рубелем проведет несколько раз. Вытаскивает. Глаженая простынь. Так же и наволочку, полотенце. Ну, конечно, блузку так не отгладишь. Или там платье. А вот постельное белье, полотенца все гладилось только так. Вот это я помню. Ну а потом появился утюг. Появился утюг… Угольки туда. Вот такой утюг… Ну, это для чего… Допустим там платье погладить какое-то. Вот так…
И.С.: А вот про рынок я не спросил. Куда за мясом каждый день бабушка ходила.
Н.К.: А вот был рынок, где сейчас авторынок. Вот это был рынок. На Яна Грунта. Великолепный был рынок. И овощи, и яблоки, и ягоды. И фрукты все. И крыжовник. Бабушка возила туда крыжовник. У нас очень было много крыжовника в саду. И вот она возила… Продавала… Сначала по 5 копеек стакан. А потом уже… Никто и не… Плохо брали уже… Уже по 3 копейки – лишь только возьмите. Ну, и вот, что она там продает, тут же пошла, что-то купила. Ну. Всё… Принесла, там, масла. Масла покупали мы кусочек… Допустим, 100 – 150 грамм. Не больше. Потому что не было холодильника. Клали в масленочку. На два на три дня… Всё. И шли опять покупать. Новый кусочек масла. Так что вот так.
И.С.: Ясно. А про что бы еще вам хотелось бы рассказать?
Н.К.: Ну, а про что еще-то? Ну, про детство?
И.С.: Конечно, самая лучшая пора.
Н.К.: Ну, про детство, что могу рассказать? Интересные были вот эти игры. И мы играли. И родители нас отпускали и не боялись, что с нами что-то случится. Нас было человек, ну, около десяти. С нашей… От одного переулка до другого. Значит, переулок был — Гончарная и Островская. Вот этот кусок — Посадской. Тут довольно-таки много домов. Вот мы все собирались. Ребята и девчонки. И играли. В стукалочку. Что это такое? Люди притом разные… Некоторые люди очень на нас ругались за это. А некоторые как-то спокойно… Вот этим спокойным… Вот тем и делали. Значит, берется… Привязывается маленький камешек. К нитке или к веревке. И длинная — длинная веревка. Далеко тянется. Куда-нибудь за дом. Вот мы стоим за домом. И мы этот камешек перышком, которым раньше писали, прицепляли к раме. И вот дергали за эту веревку. И камешек стучит в окно. Люди выходят: никого нет. Уходят. Тишина. Мы опять: тук-тук-тук… Ну, вот так мы баловались. Ну, а так играли в эти игры. Очень интересные. Потом вот… Не помню, как эта игра называлась… Значит, между двух столбов, как раз около нашего дома… И около следующего дома… Значит, середина у нас была… С одной стороны, допустим, пять человек — ребят и девчонок. И с другой стороны пять человек. На столб вешался какой-то кустик или ветка. И на другой столб ветка. И вот должна была команда, кто-то, прорваться и взять эту ветку. И вот так интересно, так это захватывающе. Ребята… Кто-то прорывался, а его ловили. Все., значит ты выбываешь из игры. Тут бегут – мы ловим. Выбывает из игры. А всё-таки как-то ухитрялись: пробегали, брали эту ветку. И такая радость: «Мы победили!» Ну, такие были игры. Долго в эту игру играли.
И.С.: Как она называлась?
Н.К.: Как-то называлась. Типа… Чуть ли не как-то… Не «черные-белые». Или что-то в этом роде. Ну, не помню я как. Ну, вот играли. А еще у нас… А! Сейчас ещё расскажу. Около дома была горка. Ну, она и сейчас есть. Но она сейчас кажется такой маленькой. А когда мы были маленькие, она казалась такой большой. Мы с этой горки и на лыжах, и на санках. Катались с этой вот горки. И она нам казалась очень большая. А еще… Вот, где сейчас фабрика, там же был огромный стадион. И был зимой каток. Заливали каток. Ну, это вообще было. Что-то! Мы коньки надевали еще дома, потому что на прокат брать коньки — это дорого. И переодевать… Теплушки… Куда девать эти… обувь? Некуда было девать… Поэтому мы из дома шли уже на коньках. Приходили туда. Билет стоил 10 копеек. Мы искали дырку в заборе, чтобы пройти без билета. И вот, значит, ныряли в эту дырку и уже выходили на каток. На катке свет необыкновенный, музыка необыкновенная… И вот мы по кругу катаемся. Замерзли. Шли в теплушку. Была специальная… Такое здание было, которое называлось теплушка. Комната. В которой были лавки. Стояли лавки. И вот там можно было сесть, погреться. Тут трещал какой то, значит, точильный аппарат. Коньки точили. Дядька какой то стоял. Ну, за деньги. По-моему, нужно было что-то заплатить. Ну, это были такие, которые точили. Ну, главное было весело. И тепло, самое главное. Нагрелись. Опять идем кататься. Девчонки – ребята, народу много.
И.С.: Музыка?
Н.К.: Музыка! Все время музыка. Ну, и накатались – обратно. Хоть на четвереньках ползи. Ноги уже не стоят… А надо дойти до дома. И вот по сугробам. Мы шли по сугробам. Чтоб нам только… Мы уже не ехали на коньках. А мы шли. Так было легче. И вот домой придем, скинем эти коньки. И такое блаженство — ноги без коньков. Вот так вот.
И.С.: А на Москва-реке не катались?
Н.К.: Неет! На Москва-реке мы катались на лыжах. На лыжах. Переезжали Москва-реку. Поднимались вверх. Ииии!.. До 113 километра… Иногда даже до Хорошова доезжали. Там лыжня уже была. А потом Москва-река перестала замерзать. И мы уже не могли… Очень давно она уже не замерзает.
И.С.: Ну это, наверное, с воскресенской химией?..
Н.К.: Ну, вот не знаю. Не замерзает и все. Но! Это я еще училась музыкальном училище. Это значит, было мне лет 15. Что я делала. Приходила с учебы, брала лыжи — на электричку. Это было уже где то час, может быть, это время, или двенадцать. Ну, нет, скорее всего, час. Там было, может, немножко занятий. Доезжала до Конева Бора. И каталась в лесу. Одна. Солнце! Снег! И не боялась. Не страшно было. Как-то не было таких вот случаев каких-то, как сейчас. Что творится-то… Никто никого не отпустит. Тем более, одного. Вот я накатаюсь часик-два. Опять на электричку. И домой. Вот такие вот несколько раз. Было. Я помню это. Очень хорошо. Как раз погода такая: не очень сильный мороз. И! Электричка. Солнце. Всё близко. Электричка у нас близко. Лыжи на плечо — и вперед. Там одевали. Накатаемся в лесу. Накатаюсь. Одна! Вот я говорю, я поражалась на себя: как это я могла одна. Вот мне даже сейчас страшно. А иногда бывает… Ах, да! Еще был случай, но это тоже страшный случай. Москва река, когда разливалась вода, всегда подходила к нашему дому. Тут все время стояла какая-нибудь лодка. Ребята катались. И вот один раз мне ребята и говорят… Ребята чуть постарше меня: «Поедем с нами кататься туда». А я плавать не умела. Я говорю: «Поедем!». Это родители не знали. Вот они меня посадили в лодку… Нас было трое: значит, два парня и я. Ну, соседи. Мы поехали. Доехали до середины. Это так страшно! Кругом вода. Притом она такая серо-черная, вода. Течение очень сильное. И вот эта лодка. И мне так стало страшно! Я как подумала… Плавать я не умею. Вода ледяная. Куда меня понесло? Но, слава Богу! Мы обратно приехали, родители мои ничего не знали. Но я на всю жизнь это запомнила. И больше никогда, хотя речка разливалась каждый год, я никогда больше на лодке вот в это время, никогда, не ездила, не каталась. Ну а еще тоже был случай, это я маленькая была, Может быть, мне было лет 7-8. У нас был за линией Вторчермет. А туда привозили — всё. И детские такие раньше были кроватки для кукол. Металлические. Весь металл туда скидывали. Вот мы с ребятами ходили туда… Интересно посмотреть. И вот один раз меня туда взяли. Мои двоюродные братья. Два брата. Они постарше меня были. «Пошли!», — они говорят. «Пошли!» И вот мы по насыпи туда, через железнодорожную… И потом. Смотрим — мать этих ребят с крапивой ходит по насыпи. Ну, думаю — все! Ну, мне-то, конечно, не попало. Попало им. Что они меня потащили через линию, куда-то там какие-то вот эти кроватки смотреть. Детские. Ну, в общем, такие вот приключения были.
И.С.:А плавать научились?
Н.К.: Плавать научилась, только когда стала ездить на море. Это… Хотя рядом Москва-река у нас. И мы купались, но я никогда не плавала. Я вот купалась… Просто так чуть-чуть окунёшься. Ну, так чуть-чуть поболтаешься в воде, и назад. Плавать я здесь не могла научиться. Ну, там течение было сильное. И оно несет. Несет. И я боялась, что просто не смогу справится. Я нет… Я просто не хотела учиться… А вот когда я стала ездить на море. Это было где то как раз, может, в 73 году – в 74. Да, наверное, в это время. И я научилась на море. И плаваю. Ну, сейчас в реках я, конечно не купаюсь. Но в каком-то озере я плыву нормально. В Оке очень сильное течение и в Москва-реке. Ну, в Москва-реке уже вообще никто не купается.
И.С.: А в Коломенке?
Н.К.: В Коломенке купалась, когда была молодая. Сейчас нет. Хотя купаться обожаю. Очень люблю купаться, но возможности нет.
И.С.: А вот еще про Пединститут. Он сейчас там где школа, рядом с Пятницкими воротами.
Н.К.: Да, там был пединститут, где я училась.
И.С.: С какого времени?
Н.К.: Я даже не знаю. Это вот… Там училась моя мама. Она закончила сначала учительский институт. Какой-то… Учительский…
И.С.: В Коломне?
Н.К.: В Коломне! Могла преподавать… Был учительский институт… Могла преподавать только начальные классы. Или там до седьмого класса, раньше было. Потом закончила Пединститут. Заочно, физмат. Вот как раз в том Пединституте. Ну, я так думаю, я уже была, она училась, пятьдесят третий, наверно,… пятый… Такие вот годы. И закончила. И уже преподавать могла 9-10 классы
И.С.: Ну, а вообще жизнь активная была студенческая здесь?
Н.К.: Вот это я не знаю.
И.С.: Вы не наблюдали?
Н.К.: Нет.
И.С.: Ну вы же ходили
Н.К.: Ходила?.. Ну мы только до 7 школы ходили. Учились все в 7 школе, где сейчас медучилище. Вот это была 7 школа. Вот мы ходили туда. Учиться — туда и назад. Больше мы никуда. Единственное, иногда я ходила, где сейчас Музей Деньги. Монеты. Там была керосиновая… Там до сих пор керосином пахнет. Там была керосиновая лавка. А мне почему-то очень нравился запах керосина. Я вот не знаю почему. Хотя мы и готовили… У нас на Посадской летом готовили на керосинках. В коридоре стояли две керосинки. Вот готовили на керосинках. Меня даже иногда посылали с бидончиком покупать керосин. Я ходила туда в эту лавку. А иногда со школы забежишь туда — постоишь немножко. И всё. И бежишь домой. Ну, не знаю, нравился мне запах керосина. Он какой-то такой голубоватый… керосин. Такие огромные… Черные такие… Я помню… Чан, такой, с этим керосином. Вот такой, как молоко раньше. С большой ручкой… Такая ёмкость… Литр, допустим, там, или пол-литра… Вот они наливали… Этот керосин литрами. Литр, там, тридцать шесть копеек, или сколько там… Восемнадцать копеек стоили. И вот наливали и шли домой… С этим бидончиком… Специально для керосина…
И.С.: Даа! Чтобы еще такого спросить?
Н.К.: Ну, летом когда… Очень часто… Гости приходили. Мы… Вот… Там, где сейчас у нас… Вот этот… Между жасмином и грушовкой – эта яблоня была. А сейчас остался уже один сучок. Ну, яблоня эта… Я родилась в 50-м году. И там яблоня УЖЕ эта была. То есть яблоня очень старая. Она была такая развесистая. Там стоял металлический стол — во дворе у нас сейчас стоит. Вот на этом столе собирались гости.. И пили чай. Ну, в основном чай. Вина я не помню, чтобы пили вино. Чай… У нас приезжала… Моя… Бабушкина сестра. Она пекла все время пирог, который назывался «блондинка». Типа как бисквитный пирог, промазанный в середине повидлом. А почему «блондинка»… он был такой светлый. Почему-то его называли «блондинка». А пекся он в печке «чудо». Такая «чудо-печка» … На керосин…
Это была такая кастрюля… Плоская кастрюля… В которой в середине было вот такое вот отверстие… Вот так оно шло… Дальше. В крышке… кастрюли. И в самой вот этой кастрюле… Она была плоская такая. Эта кастрюля… Дырочки были. И ещё была такая подставка. Которая ставилась на керосинку. И сверху вот эта кастрюля, уже, допустим там, с тестом. И дырочки эти закрывались. Полностью. Вот они как-то сходились эти дырочки. Допустим, полчаса с закрытыми дырочками. Потом эти дырочки открывали. Уже было… Ну, вы понимаете? Да? Нет? Там… Дос<туп>… Воздух туда проходил. И пирог румянился. Он не был бледным, от того что вот открывались вот эти отверстия, эти дырочки. Несколько штук. У меня эта печка сохранилась. Она у меня сохранилась. Я все мечтаю на ней как-нибудь что-нибудь испечь.
И.С.: А это было в какие годы: в 60 или 50-е?
Н.К.: В шестидесятые-шестидесятые. Да. Это был как раз 58, 60, 62… Вот она приезжала… И всегда пекла нам такой пирог. И мы… Варенье. Пирог. Конфет никогда никаких не было. Это было очень дорого. Мы конфеты не покупали. Варенье и пирог. Вот такой чай. Приходили гости. Вот мы сидели, беседовали, о чем-то разговаривали и пили такой чай. Ну, дети немножко там попьют и убегали. А взрослые оставались. По-моему, разговаривали. Я не помню, чтобы там у них бутылки какие-то были, закуски… пить там… вино пили. Не было такого.
И.С.: Ну, что — к чаю!? Выпьете? Нет? Сколько уже?
Н.К. Пятнадцать минут девятого…
И.С.: Ну, что? Получилось у нас все?
Оператор.: Да-да-да-да! Всё здорово прям.
Н.К.: Ну может быть что-то действительно будет интересно. Ну, конечно, раньше сугробы были. Снимаете ещё? Да?! Такие были сугробы! И вот когда мы зимой с ребятами гуляли, они нас брали на руки и кидали в этот сугроб. Вот полностью! Мы утопали в этом сугробе. Вот такие напротив нашего дома были сугробы. А сейчас снега практически нет. Ну, и конечно, когда морозы были очень сильные. Дома мы ходили всегда в валенках, потому что пол холодный был. И печку… Печку топили два раза: утром и вечером. Но все равно было холодно. За ночь это вымерзало. Я помню… Окна, даже вот со стороны дома, были все-все-все во льду. Во льду. Прохладно.
И.С.: Ну это в самые трескучие морозы?
Н.К.: Да. Дом был худой. Дом очень старый. Ну, вот сейчас, щели, всё мы законопачиваем. Теперь дом будет очень теплый. А в то время… В то время, когда мы начали снимать все эти доски и обшивки… Там насквозь… Дыры! Насквозь были!. Вообще не знаю, как раньше жили. Отопить было практически невозможно.
И.С.: Ну, он просто провалился…
Н.К.: Да. И провалилось. И тут, наверное, прогрызли. Грызуны! А сейчас, конечно, стараемся, заделываем. Наверное, многое оставляем… Все заделываем… Все эти дыры.
И.С.: Да. С вас пример надо всем брать!
Н.К.: Всегда у нас цветы были какие-то. И росли у нас помидоры, без всяких теплиц. И огурцы. Вот просто плантация огурцов. И так ещё лазили дети. И бабушка: «Только на плетья не наступайте, не наступайте на плетья!» И на какой-нибудь промежуточек ножкой наступишь. И срывали огурец прямо с грядок. А почему-то другие овощи мы как-то и не сажали. Потому что все было дешево: лук, морковь, свёкла – мы вообще такие не сажали овощи. Потому что они были 10 копеек в магазине килограмм. Это было очень дешево. А вот сад, конечно, был большой. Яблонь много. Крыжовника много. Вот такой вот был сад… И помидоры, и огурцы. Помидоры даже бабушка возила… Возила… В Москву продавать. Корзинки. Это, конечно, все очень тяжело. А еще, забыла сказать, огород мы поливали тележкой, которая сейчас стоит под сливой. Вот здесь. Металлическая. Которая еле едет. Она… Её еще саму-то надо тащить. Вот на нее ставилась бочка. Тетя моя впереди, я сзади доезжали до басейки. Ведрами наливали эту бочку. Никаких шлангов, ни чего не было. Ничего не присоединяли. Вёдрами. Ведро нальётся – выльем. И там еще немного в горочку вот эту бочку привозили. И уже вечером этой бочкой поливали огород. Бочка огромная. Большая бочка очень. И на следующий день опять за водой, если конечно, не было ни дождей, ни чего. Ну, лета были такие хорошие, не было таких засух, как вот сейчас бывают. Или, наоборот, чтобы заливало. Была такая умеренная температура 23-25. Уже самое большое. Поэтому иногда и не каждый день за водой. Я ездили… Я помню. Я ездила туда. За водой. С бочкой вот в эту басейку… Но речка рядом была. Москва-река. Разутая ходить не любила я, не знаю почему, но всегда ходила в обуви. А все ребята ходили разутые. Потому что какие-то камешки попадались, какие то вот там стекляшки. Я всегда этого очень боялась. И когда нужно было пройти… Когда шли… У нас островки были… Прям почти под мостом. Это чугунный мост, когда был. Там были островки. Вот мы всегда ходили на эти островки купаться. Ну, чтоб пройти на эти островки, нужно было пройти какую-то немножко часть по воде. А там был ил. Для меня это было ужасно. Я не могла идти по этому илу. Ну, думаю, хоть какое-нибудь… Хоть галоши… Какие-нибудь. Но тогда не принято было никаких ни тапочек, ничего Ни резиновых… Не было… И вот с трудом по этому илу… И потом уже на островки. На островке — песочек. Двухэтажные пароходы ехали… С таким: «Чух-чух-чух-чух!» И волны… Мы на волнах прыгали. Потому что волны: вода уходит-уходит-уходит… Потом пребывааает! Это так здорово! Нам всем это так нравится. А ребята куда-то плавали на другую сторону и приносили нам лилии. То ли пруд там какой-то был, то ли что-то… Откуда-то они рвали и приносили нам эти лилии. Ну, конечно, они сразу же вяли. И их жалко было, конечно. Сейчас они вообще в Красной книге, по-моему. Эти лилии… Такие лилии. Водяные. Ну, вот они нам приносили всё время. И нам так хотелось туда сплавать. Вот прям… Хотелось! Но нет! Это страшно!
И.С.: Ну, это знак чистой воды. То есть это кувшинки?
Н.К.: Ну, да. Да. Но там сейчас, по-моему, там уж и нет ничего Это давно было. Давно это было-то. Я говорю, может быть, 58-й, 59-й. Мне было лет 8 -9-10.
И.С.: Ну, на этой прекрасной ноте спасибо, Наталья Николаевна
Н.К.: Пожалуйста, пожалуйста.
ИСТОРИЯ ПРО ГОСБАНК
Всей семьей они жили в прекрасном доме: бабушка, мамина мама, двое девочек (мама и сестра ее), и мамин папа. И такая жизнь продолжалась до 1932 года.
А летом этого года дедушка уехал на военные сборы под Тулу. А в наш дом, в большую комнату, вселили семью из деревни. Они стали бабушке и маме угрожать, что займут все остальное помещение, вместе с садом, и предлагали бабушке продать. А на полученные деньги купить домик. Бабушка испугалась, что все отберут, как случилось у ее братьев, согласилась на продажу, и сделка состоялась.
(Н.Н. начинает читать странички дневника своей мамы):
«Так мы остались без крыши над головой. Когда узнал об этом папа, было уже поздно. А денег от продаже не хватало даже на сарай. Но в это время было построено новое здание на площади Двух революций, напротив церкви Иоанна Богослова – здание Госбанка, с жилым корпусом в три этажа, на каждом по три квартиры, с общей кухней и санузлом.
Папа в это время работал в Госбанке и был членом ВКП(б). Управляющим Госбанка был Кузьмин, который с семьей жил в здании Госбанка на третьем этаже. Папа обратился к нему, все рассказал, и ему повезло. На первом этаже жилого корпуса еще была свободна двухкомнатная квартира, и ее предоставили семье Мурина Михаила Ивановича (дедушка Натальи Кучеровой, примечание редактора). В другой двухкомнатной квартире жила семья из трех человек: Пискунова Анастасия Степановна, Артемьев Михаил Ефимович, и их сын Валентин (на один год старше меня). А в однокомнатной квартире жила семья Котовских из трех человек: Павел Николаевич, его жена, и дочь Надя (с 1922 года рождения). А на третьем этаже жила моя первая учительница, Серафима Михайловна Панина – строгая, но добрая. Её дочь Надя моложе Веры, но была ее подругой.
У дома был большой сад, который принадлежал Госбанку. Землю сада разделили на участки для проживающих. Они эти участи превратили в огороды. У нас тоже был огород, на котором работали мы все. На огороде росли чудные, сахарные – красные и желтые, — помидоры, огурцы, редиска, лук и многое другое.
Папа организовал всех проживающих, имевших участки, для работы в саду после рабочего дня, и в выходные дни. Так образовалась строительная бригада, которая в саду построила большой стол, и с обеих сторон скамейки. А потом построили шестиугольную красивую беседку с потолком под крышей, и, когда летом ночью было жарко в доме, то некоторые взрослые и их дети приходили спать в беседку.
А утром петухи будили на работу. Тут же был водопровод, и те, кто просыпался, бегали по дорожкам, а потом умывались и обливались водой – перед тем, как попасть в дом.
Жили дружно, и помогали друг другу. Конец лета, поспели яблоки, а яблонь было много, и поэтому яблок тоже. В выходной день все взрослые и их дети приходили в сад снимать яблоки особым приспособлением, и класть их в корзины, а затем аккуратно раскладывать в куче в беседке. Сняв все яблоки (кроме антоновских), делили их между всеми поровну. А потом было чаепитие. Приносили пирожки, пряники, кусковой сахар, варенье. Было шумно, весело, а, когда начинало темнеть, расходились. Всему этому я быда очевидцем, так как папа часто брал меня с собой…»
Наталья Николаевна (завершив чтение дневника):
И, после того, как резиденты «Арткоммуналки» рассказали про конструктивизм, мы, на следующий день, с мужем пошли в Госбанк. Нам хотелось посмотреть, как жили мои мама, дедушка, бабушка. И мы, конечно, были так расстроены! Такое здание, такое огромное, отделанное, крепкое здание полностью пришло в упадок. Все разбито!
Что интересно: из Госбанка была лестница, прямо вход в дом, где жили работники. То есть, не нужно были идти через улицу. Прямо из этого дома, по лестнице, люди приходили сразу на работу.
Когда я была маленькой, я один раз только ходила в этот Госбанк. На меня произвел впечатление очень красивый пол. Потом лестницы, которые поднимались на второй этаж. И там были кабинки, где сидели, наверное, кассиры, и делали какие-то операции.
Вопрос: Вы сказали, что особое впечатление на вас произвел пол в Госбанке. А какой он был?
Н.Н.: Это была мозаика, мне кажется. Может быть, плиточная. Деревянная вряд ли, наверное. И это было очень красиво сделано. Это же была редкость для нас – плитки. В основном везде были деревянные полы. А плиточные, да с каким-то рисунком, узором, специально как-то уложенные – это сразу, конечно, для нас было очень интересно, красиво, и сразу на это обращали внимание. Вот я до сих пор помню этот пол! Красивый пол…
А окна моей мамы и бабушки выходили прямо на Стометровку — крайние окна, три окна.
Вопрос: А когда ваш дедушка начал работать в Госбанке?
Н.Н.: Сразу, как только Госбанк открылся. 1932 год.
Вопрос: И до какого времени он был старшим кассиром?
Н.Н.: Думаю, что до войны. А потом, после войны, его сразу отправили в Рузу, где он стал уже управляющим Рузским Госбанком.
Вопрос: Вы могли бы вспомнить что-то еще о Госбанке?
Н.Н.: О Госбанке, наверное, нет, зато могу вспомнить про бани, Банно-прачечный комбинат.
Мы жили на улице Посадской, и, вместе с мамой – я, моя сестра и мама, — отправлялись каждую субботу в баню, потому что в частном доме удобств не было никаких. И каждую субботу мы шли в баню: и зимой, и летом.
Вопрос: Это было целое событие, наверное?
Н.Н.: Конечно! Мы собирали белье чистое, мыло, какие-то мочалки или губки. А позже, глядя на людей, стали брать еще и тазик, эмалированный. Потому что в бане были алюминиевые тазы, с ручками.
Билет стоил десять копеек, чтобы войти в баню. Женское отделение было на втором этаже. Великолепная лестница! Парадная лестница, чтобы подняться на второй этаж, которая с двух сторон по бокам расходилась – и еще выше поднималась. Как войдешь на второй этаж, слева – маленький ларечек, в котором продавали мыло, расчесочки, какие-то мочалочки, одеколон. Мелочи, банные мелочи. Даже был витамин С! В круглых упаковочках. И стоил шесть копеек. И мы любили очень покупать эти таблеточки.
Прямо, как войдешь с лестницы, была раздевалка. Если зимой, то, конечно, все раздевались. И дальше проходили в «холл». Это еще не бани, и не предбанник, а «холл». И все время в женском отделении была очередь! Люди сидели на стульчиках и ждали своей очереди. Могли сидеть полчаса, сорок минут. Потому что женщины очень долго одеваются, собираются! У мужчин никогда не было очереди.
Входим в предбанник. Стоят деревянные лавки, каждая лавка – на три семьи (было три крючочка, на которые можно было вешать одежду, возле каждой лавки). И никогда никакого не было воровства! Хотя все оставляли там. Никогда никто не воровал.
Дальше шли в само помывочное отделение. Стояли мраморные лавки, мощные, и полы тоже были шикарные. Медные краны, один холодный, второй горячий. Тазы с двумя ручками. Сначала ошпариваем этот таз. Потом ошпариваем эту скамейку. И — встаем, начинаем уже процесс.
Душ никогда не закрывался. Там было три кабинки, примерно, и он был все время занят. Вода лилась постоянно. И очень трудно было попасть в душ. Но, если попадешь, и откроешь попрохладнее воду, то – такое блаженство! Это что-то необыкновенное.
И – выходили обратно в предбанник, вытирались, одевались, и выходили обратно в «холл», а там – в уголочке – продавали газированную воду: в конусах таких был сироп. Газированная вода с сиропом. И иногда выходили поздно, когда уже закрыт этот киоск. Но если открыт! И если после бани пили газированную воду – для нас это было лучшее лакомство, для детей. После бани – выпить газированную воду с сиропом.
Квятковская Галина Ивановна
Рассказчик Квятковская Галина Ивановна
Ведущий Сорокин Игорь Владимирович
Дата интервью 16 сентября 2015
Г.И: Вот мне интересно, пройдет еще 30 лет, и песни Высоцкого , которые для нас прямо в какое-то время имели такое значение, они жить помогали в полном смысле слова. Когда тебе делают какие-либо гадости, ты вот все это видишь, и Высоцкий очень помогал. Вот пройдет 30 лет, и они просто не поймут . Есть такая песня «Мне дали список на 8 листов». Помните? Уже через 20 лет даже не поймут эту песню, так все в жизни, наверно, и должно быть. Что вы хотите, чтобы я вам рассказала?
И: Ну расскажите о времени. Нас интересует в этом проекте как раз 60-ее гг. Сейчас нам нужно заявиться сегодня у нас 16 сентября 2015 года.
Г.И: Галина Ивановна Квятковская, жительница Коломны с 38 года. Хорошо помню войну, помню, что всегда было темно, эти маргасики.
И: Что такое маргасики?
Г.И: Маргасики – это банка железная из-под тушенки с фитильком в Коломне называли Бомбили Коломну, и мы бегали, тарелка висела- рупор, и говорили : Граждане, воздушная тревога! Убегали, у нас была выкопанная яма, которая называлась бомбоубежище. Как я теперь понимаю, что это никого бы не спасло, и мы все туда убегали, сидели, потом отбой. Возвращались домой, света нет, с едой плохо совершенно. Ну просто голод был. Ездила бабушка куда-то, меняли вещи какие-то были у людей, у кого платье, у кого отрезок, все это было ценностью и какие-то продукты привозили пшено,крупу в основном,муку конечно риса не было это считалось уже черезчур. Потом Коломну бомбили, как я помню. Говорили, что немцы завод несильно бомбили, потому что был коломенский завод построен. И как бы они хотели, чтобы этот завод остался целым. Чтобы если они Коломну захватят. Ну вот такие версии были, я слышала. И после войны было голодно и холодно, но мне повезло, потому что у меня была бабушка, которая не работала. Которая могла печь топить. У нас дома было тепло. Я помню, что мы за дровами, какие-то делянки были, я даже сама ездила на лошади на эти делянки. Там выделяли какие-то дрова прям в лесу, так интересно это было. Грузили, привозили. Я даже помню, что меня в детский сад привозили. Жизнь людей была очень трудной. Были рабочие поезда. Люди из таких дальних деревень шли на работу. Было очень строго. Все должны были, мужчины, женщины, обязаны были работать. Могли за опоздание, за прогул расстреливать. Не знаю расстреливали или нет, но закон такой был. Люди боялись. И вот эти поезда рабочие назывались. Люди из деревень на крышах, из деревень, из Луховиц, очень много народа. Некоторым было очень далеко домой возвращаться. Они снимали в частных домах место. Вот у нас например на кухне жил мужчина. Чтобы ему каждый день не ездить, особенно зимой. Но это все про войну.
И: Но вот наступила победа и какие ощущения от первых десятилетий?
Г.И.: Первые ощущения от электричества. Потом очень много я стояла в очереди. Даже пропускала школу. Бабушка говорила: «К пасхе будут муку давать. Будешь стоять в очереди. И самое смешное, что ты берешь номер синим карандашом. Вот ты набегаешься, приходишь в очередь: «Твой номер недействителен. Там давно красным. Например, ты была 115, а теперь 218. Пробегала. Рука до локтя была вся исписана номерами. Стояли за всем: за мукой, крупой, хлебом. Потому что карточки отменили только в 47 году. Потом была денежная реформа. Деньги у кого-то были. Кто-то что-то много терял. Кто-то был экономным. Но вот в нашей семье никогда ничего не пропадало. Потому что жили от зарплаты до зарплаты. И у нас с 47 года ( у меня была бабушка и мама, мужчин в доме не было) жила художница – Анна Михайловна Салова. И она потом написала 2 моих портрета. Они до сих пор есть. Эта женщина попала в Коломну из Брянска, а он был под немцами. Она всегда была одинокой. Прожила она у нас 10 лет. Очень интересная женщина. Бедно все жили и она жила бедно. И она брала меня с собой. Сейчас это называется на Пленер. А тогда на натуру. И она скажет: «Галка, пойдем со мной.» Я буду писать . Она всегда не говорила рисовать. Я буду писать и могу тебя с собой взять. Но потом ей дали жилье, комнатку около гор. больницы. И потом уже прошло много лет, я ее встретила и привела к себе домой. Показала свой портрет. Называется «Девочка в розовом». Большой портрет Он сейчас висит у моей дочери в квартире. А другой портрет у меня дома. ( надо было принести). У нее очень много было таких офортов для газеты «Коломенская правда». Очень много ее работ было. И когда она посмотрела на этот портрет, который сама же написала, а прошло тогда уже ( это было с 47 до 68) она посмотрела и сказала : «Вот теперь я бы не смогла вот так писать». Но мы и сможем маленькие хозяйственные дела починить, отвезти телевизор в починку, привезти. Это мы ей помогали. А потом она как-то выпала из нашего внимания. И она уже жизнь свою оканчивала в пансионате для одиноких людей. Слава учился в Пушкине, мой муж. Я там не могла жить, я жила здесь, в Коломне, а он там. Встречались мы только на каникулах. А я училась в нашем Пединституте. У нас декан был Глеб Артемьевич Шпейер и жена его там преподавала, Наталья. И еще я очень любила Сезар Татьяна Натановна. Она преподавала английский язык. Была очень-очень красивой женщиной. Вот у нас только недавно открылся дом- музей Лажечникова, а Глеб Артемьевич, я знаю, что где-то с 50-х годов он все время будировал эту тему. Чтобы этот дом сделали музеем. Наверное уже лет 30-40 прошло. Вот уж недавно стал этот дом. По – настоящему отделали. Нельзя конечно утверждать, но я думаю на реставрацию этого дома многие – многие погрели руки хорошо. Пока 40 лет его реставрировали.
И: То есть его давно уже начали?
Г.И.: Да, да. А Глеб Артемьевич замечательный, изумительный человек. И факультет в то время был историко-филологический. А потом он на 2 факультета (63-64 год) распался. На филологический и исторический. Так тяжело было жить. У меня уже дочка была, а Слава учился. У него стипендия была. Сначала 10 рублей, а после реформы 100. Было тяжело и перевелась на заочное отделение. А ректор – Аксенов Дмитрий Егорович сказал: «Я понимаю как тебе тяжело. Давай ты будешь работать и на заочный уйдешь». Я так и сделала, работала делопроизводителем. И он очень часто ( 1 мая, 7 ноября),что бы можно на праздники уехать в Ленинград, он всегда мне шел навстречу. Институт небольшой был по количеству. Я не помню сколько было, но факультетов было очень мало. А в 54 году был открыт факультет иностранных языков. Очень много переводились с филологического на этот факультет.
И: А сколько было факультетов?
Г.И.: Историко – филологический, математический ( Попотько был деканом) Физвоспитание. Было 4 факультета, а потом был исторический, когда разделилось. Потом уже ин.яз, а потом уже я уехала с мужем и мы уже в Коломне были редко, только в отпуске. Начал строиться новый студенческий городок на Калинина. Теперешний Пединститут. Теперь так много факультетов.
И: А этот, который вместо 7 школы?
Г.И.: Я вот уехала в 64 он еще был. Я приехала в Коломну в 68, наверное, в 69 было уже новое здание. Я там работала секретарем на заочном отделении 3 года.
И: Здесь же вы уже работали делопроизводителем? Возможно уже через Вас проходили документы студента Ерофеева?
Г.И.: Да, но вызнаете я не помню его вообще. Но можно узнать в архиве.
И: В архиве института. Но мы уже нашли документы.
Г.И.: Какой это год был?
И: 62, а в 63 его исключили.
Г.И.: А я в 64, но ничего о нем не слышала, как ни странно. Может он потом стал таким известным. С кем же он учился тогда надо узнать. Фамилию Ерофеева вообще даже не слышала в то время.
И: Жил он в общежитии. В общежитии вы бывали?
Г.И.: Нет. А где было общежитие?
И: На углу Пушкинской и Яна Грунта.
Г.И.: Я даже не знала, что там общежитие, хотя во двор заходила. Там во дворе в углублении было заочное отделение. Туда мы контрольные работы относили. Это знает Тепляков. Вы знаете его?
И: Конечно Виталия Васильевича знаю.
Г.И.: Да, да он все знает про Пединститут. Там он учился.
И: А Старостина знаете?
Г.И.: Нет. Кальтнин Николай – это был на факультете физ. Воспитания. Гимнаст. Я не знаю жив ли он. Потом был замечательный гимнаст , гимнаст, такой красивый очень человек.
И: То есть факультет физ. Воспитания был очень ярким?
Г.И.: Ярким, да. Потом я была в Коломне наездами. Когда я закончила это училище мы поехали в Североморск. Но если говорить о том времени ( 60 – х г.) Пусть это даже не Коломна, но все равно очень интересно. Когда мы попали в Полярную коммуналку. Маленькие 3 комнаты, в каждой по семье, никаких удобств кроме водопровода. Готовили мы в керосинке, а мне муж подарил примус. Я так и не научилась им пользоваться. Страшное для меня сооружение. Его надо было заправлять спиртом. Он был красивый, блестящий, но я его боялась, этого примуса. Так и не осилила. Мужей у нас дома не бывало, их отпускали со службы, они у нас молодые были в Полярном. Я теперь жалею. Очень бы хотелось туда попасть сейчас. Почему? Я потом стала понимать, что прошло после войны 15 лет. И там был Симонов. Такие люди там были. Он был весь деревянный. Ну город в смысле. Это была военно-морская база в войну. И мы когда ходили в сопки за ягодами, там очень много было гильз. Прям целые горки. И однажды в другом месте мы там в сопках нашли западные лица – это тоже военно-морская база, там немцы бывали, потом была наша, когда мы уже попали туда. Мы уже в сопки ходили. Со мной была уже та, которая живет в Самаре, когда мы жили в западные лица, эта женщина в то время очень молодая. В то время называли Куйбышев, а она никогда не называла, а говорила в Самаре. Она закончила там авиационный институт. В Западные лица у нас была вечерняя школа для матросов и она там преподавала физику и математику. Я работала, у меня уже было 2 детей. Вечером я с ее ребенком сидела, а с утра уводила своих детей к ней. Или она ко мне приходила. Так мы и жили. Мы пошли на лыжах, мы так далеко зашли в сопке с ней. И мы увидели скелет, лежавший на валуне, раскинув руки. Просто скелет. Больше 20 лет прошло с войны. Мы так испугались. Я была на лыжах, опустилась на колени и поползла от страха. Так было страшно. И мы потом даже не могли объяснить это место. Может потом кто-то туда ходил. Это была 1 встреча с войной. Потому что там очень серьезные бои были. В Полярном мы были в коммуналке, с продуктами было очень тяжело. Молока там не было. Мы стояли в очереди, матросы привозили в машине молоко, в бидонах. Или мы пол -литровую банку, а некоторые даже стакан приносили. И нам разливали молоко. Это было в 61 году. Зато рыбы полно было. Но мы были такими молодыми, что не всегда умели что-то приготовить. До Полярного мы приехали как раз начался какой-то Карибский кризис. И с нами жил подводник механик Пугачев, имени не помню. Как раз подводники были. Корабли большие шли, а американские самолеты летали очень низко и надводные корабли, когда наши матросы работали. И они очень хорошо видели летчиков, которые прилетали. Они даже с ними здоровались. Подводные лодки они заставляли подняться бомбами, но они не такие, чтобы взорвать корабль, но они очень оглушали. То есть они по бортам лодки заставляли их подняться. Они заставляли, чтобы лодки обнаружили себя. То считалось, если лодка обнаружилась…..
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
И: Это кому письмо?
Г.И: Моей учительнице по русскому языку и литературе,которая меня очень любила.Я ей написала:”Я хочу остаться,потому что здесь такая хорошая квартира,сервизы и пианино”.
Мне казалось,что,если у кого-то есть пианино,то это уже верх благополучия.
Она мне ответила письмом:”Галка,когда-нибудь у тебя всё это будет в твоей жизни,но всё это будет твоё”.Она даже не написала,что я тебе советую,но она написала:”Женщина,у которой ты сейчас у своей матери живешь,у неё есть всё:муж,сын,квартира с дачей.А та женщина,которая тебя воспитывала,у неё,кроме тебя,нет ничего”.И всё.
С этой минуты я сказала, чтобы мне купили билет,мне ничего не надо,я хочу в Коломну и уехала.У меня есть единородный брат,он сейчас живет в Мончегорске,у нас разные отцы,и он замечательный.
Потом мать поменяла Ригу на Волхов,а Волхов на Тосно в ленинградской области,там у них трехкомнатная квартира.Когда она умерла,мне мой муж сказал:”Я тебя очень прошу,ничего с братом не дели,у нас есть всё своё.Нам ничего не надо,ты просто испортишь отношения с ним”.Жизнь долгая и брат мне очень помогает.Он иногда приезжает.Всё,что нужно сделать по дому,он умеет делать.Всегда помогает,звонит и мы в большой дружбе.Мы ничего не делили,потому что муж сказал,что я там никогда не жила и нашего там ничего нет.Там всегда жил брат и нам ничего не надо.
А когда мы жили в Полярном,помогать нам никто не мог.У меня было пальто,которое я носила,даже не помню с какого года мне сшили его,оно осенью было осенним,а зимой в него втискивался ватин и оно было зимним.Пришивался цигейковый воротник.Ребята курсанты,которые учились со Славой,они всегда видели меня в одном и том же пальто.И осень,и зимой,и уже Слава стал офицером,стали жить в Полярном,Марине был год и семь месяцев.Однажды ребята приходят,а Слава уходил в море ненадолго,их было трое и они мне говорят:”Галка,слушай,оторвись ненадолго,давай сходим в одно место”.Я ответила,что никуда не пойду без Славы,думала,что какая-то вечеринка.Они сказали,что мы очень быстро,я им нужна ненадолго.Я пошла с ними,они заходят в квартиру и спросили про объявление,которое писали,после чего на меня одели шубу и сказали,что я им уже надоела в своем зеленом пальто,вот тебе шуба и носи её.Уже после,когда мы встречались,они спрашивали,не ощенилась ли ещё шуба?Потом все разбрелись по разным флотам и мы уехали в Николаев получать новый корабль.Там жили на частной квартире.Марине уже было три года. Также же жили бедно,потому что оклад мужа был такой же,как на тот момент,когда выпускались из института молодые специалисты.Платили 90 рублей и плюс за “погоны”.Надо было платить за частную квартиру,25 рублей,затем партвзносы, кают-компания,папиросы.и оставалось на так много.И там,где мы жили,я очень хорошо помню,аптекарская 6,напротив завода коммунара.Там был небольшой парк,очень хороший.И случился со мной один смешной случай.У меня была кофточка и был кармашек,а в Николаеве такие вкусные семечки,крупные жареные,и я купила семечки.В одном кармане семечки,а в другом кожура и рубль.После того,как закончились семечки,я подошла к урне и высыпала всю кожуру,пошла по дорожке и вдруг,как удар молнией,рубль то я тоже выкинула туда.Вернулась к урне,перевернула её,на то время,рубль был большими деньгами,можно сказать “два дня жизни”,достала этот рубль и мы с Мариной отошли.И тут я вижу,идет Слава с двумя матросами ,они были в патруле,их назначали в патруль по городу.Я тут же представила,что,если бы они шли каких-то три минуты назад и увидели бы,как я раскапываю этот рубль…
И:Рубль был металлический?
Г.И: Нет,бумажный.
Кстати,когда я выходила замуж,со Славой учился парень,у которого мать работала в ЗАГСе.И я когда приехала на частную квартиру,проходная комната.Он прибежал и сказал,чего так долго копаешься,давай быстро,а то уже день закончился.И я туда бежала в фартуке,эта женщина выписала нам свидетельство,не было никаких свидетелей.Дала нам свидетельство о браке.
У меня до сих пор хранится рубль,на котором написано”Сей рубль единственный остался от нашей свадьбы”.И было три курсанта,которые принесли нам подарок.Это был графин и три маленьких стаканчика.Вот такие были подарки на свадьбе.Это всё от нашей бедности.Конечно не сравнить то,как сейчас живут офицеры,какая пенсия.Я работала мало.Мы приехали в Николаев,а через год уже поехали в Западную Лицу.Два года прожили там и снова поехали в Николаев принимать новый корабль.Тогда мы уже жили в общежитии.Там,вместе с нами,строился крейсер “Москва”.Он,по-моему,до сих пор жив,в Севастополе стоит.Кстати,наша плавбаза “Волга”,строилась в Николаеве и до сих пор стоит в Севастополе.Самое интересное,муж был командир БЧ-5,это ходовая часть,все коломенские дизеля,мы были три года в Эфиопии,там шла война,где были сепаротисты.Мы мало понимали подобные войны.Так вот,там был остров,куда приходили наши корабли,в то время мы помогали Эфиопии.На этом острове находилась техническая часть,там занимались покраской,ремонтом.Эта плавбаза была там.Нас туда провели,и увидеть свой корабль через столько лет,было очень интересно.Слава был дважды на Кубе.У меня до сих пор есть пленки с камеры.
И:А вы их смотрите время от времени?
Г.И: Да.
И.:Это любительские кадры?
Г.И:.:Да,любительские.Там Фидель Кастро.
И.:Это же большая ценность!
Г.И: Да.Эти кадры с 68-ого года.У меня даже есть киноаппарат.
И.:Покажите как-нибудь?
Г.И: Да,только,чтобы было поменьше людей.
И.:Это фантастика.
Г.И: Я хотела их отдать замечательному военному корреспонденту,Александру Сладкову,для перевода.Хотела передать все эти кубинские пл ёнки,чтобы он перевел их в электронный вид,потому что у него очень большие возможности,сильная аппаратура,они всё могут сделать.Там есть и наши бытовые кадры.Мы должны были уж поехать на Кубу, сделали прививки с детьми,но американцы не разрешили держать там нашу военную базу.Корабли присутствовали,но это не было оснащенной базой.Два раза муж был на Кубе.
А когда в последний раз мы были в Николаеве,на тот момент в Одессе и где-то ещё,была холера.И когда мы приехали в Коломну,у меня обе дочери заболели холерой.Их отправили в специальный бокс,лечили.Я была измучена,потому что мы очень редко виделись с мужем,их отправляли в моря,где они были по восемь месяцев.Были в Средиземном море,в Атлантическом океане.Уходили туда на дежурство.В один год они ушли,а когда уходили,оставляли доверенность на то,чтобы мы получали за них зарплату.А в тот год эта доверенность закончилась и мы месяца три вообще не получали зарплату.Нам уже никто в долг в Коломне не давал.Они уходили,а я приезжала в Коломну,у нас был свой дом на Путевой улице,там,где находится Коломзавод,возле депо.В долг никто не дает,закончились все запасы,которые были у мамы.Мы же все разбрелись,все наши мужики ушли в море.Кто уехжал в Раменское,кто в Одессу,у всех были какие-то дома.К родителям уезжали.И мы были одни,мало общались,тогда ведь не было телефонов.И только я одна рещила написать в министерство военно-морского флота,что у нас такая ситуация.После этого,нам моментально всем стали высылать деньги.Я помню,мы одевались неважно в то время,и я как-то уронила деньги,копейки какие-то,а сзади шёл мужик и сказал:”Ну бабка,чего ты здесь растопырилась?”Обозвал словами,а я поднимаюсь и говорю ему,какая я бабка?Мне ещё сорока не было в то время.
Потом мы были в Египте в Александрии.Изумительный город.Неописуемой красоты,недалеко от моря.Нас распределяли по домам,в каждом доме был араб.С ним заключали договор.Мы подчинялись консульству в Александрии.Там были аграрии,рыбаки,военные,ещё кто-то,несколько групп.И,у араба снимался дом по договору,за нас платило государство.Там мы жили в квартире,где было пять комнат.До этого у нас вообще не было своего жилья.Мне было сорок лет.Это был 77-ой год.И там квартира,холл с коврами,диванами,спальня,отдельная столовая,всё это наполировано,шикарная прихожая.Тогда мы себя почувствовали здорово.А тогда был Садат,после Насера был Садат.И однажды,мы не особо интересовались политикой,мы впервые увидели,что такое толпа.Это страшно.Араб,хозяин квартиры,и в консультве,сказали,никуда не выходить,сидеть.Народ шел такой толпой,всё сметали на своем пути,давили друг друга.Всё это было против Садата.В то время он как раз выступил.Нам было интересно и мы послали моего мужа в разведку.Сказали ему,чтобы сходил и узнал,как там в консульстве?Как нам жить?.Он пошел и увидел,что над консультсвом труба,а из трубы искры.Это жгли секретные документы и так интенсивно,что всё было в искрах.Слава вернулся и рассказал,что подошел к охраннику и спросил,что происходит?А он ему ответил,что наше консульство в трубу улетает.И да,настолько было сильное уважение к нам и Советскому Союзу.У нас был автобус,который забирал и возил наших мужчин на работу и когда через они проезжали через толпу на судоверфь,толпа начала раскачивать автобус,чтобы завалить его.Тогда вышел наш и арабский переводчик и сказал,что это едут русские специалисты.Толпа разошлась и автобус пропустили.Вот настолько был наш Союз уважаем.Люди знали,что мы к ним относимся с добром.Наших специалистов очень уважали и до сих пор хорошо отзываются.И мне очень жалко наше теперешнее положение.
И.:Давайте о политическом положении,вернемся в 60-ые.Как на ваших глазах,здесь в Коломне,например,отражалась эта политическая ситуация на самом простом бытовом уровне?В магазинах что-то появлялось,исчезало?В каком году вы вернулись из Риги?
Г.И: 55-ый,56-ой,57-ой,58-ой,59-ый отчасти. Вы знаете,мы жили,смешно сказать конечно.Теперь я это понимаю.Смешно сказать,в это время жили в радости,потому что наша жизнь,поступательно,улучшалась.
В 64ом году,когда мы были в Николаеве,там были волнения. Генерал Лебедь, он жил тогда в Новочеркасске. Но мы мало знали о событиях. Хрущёв поднял цены на мясо, масло, молоко и сразу обстановка- все пропало, продуктов нет, в Николаеве, хлебный город такой, Украина. И то, что в Новочеркасске расстрел людей был, мы просто не знали этого, но было очень плохо. Слава приносил с корабля пол буханки хлеба, это было здорово, потому что надо было стоять в очередях, а после Хрущёва Брежнев пришел. И у нас как-то все стабилизировалось, все так спокойно было, конечно , по записи можно было купить холодильник, какое-то время началось в рассрочку, покупали. Мы все время в радости пребывали, потому что квартиру дали, потом по записи дорожку купили, вот такая у вас здесь лежит, красненькая. У меня тоже она до сих пор. Как-то все устаканилось, потом , кстати , хочу сказать о наших правозащитниках. Я , может, это даже смешно сказать, но я патриот своей страны, до сих пор. Я , где бы я не жила, уезжали мы когда заграницу. Вот у меня ключ в кармане, я знаю, что у меня там есть окно, есть квартиры, дети мои учатся, причем Маринка училась в 10-м классе, когда мы уехали в Египет, они жила одна. Получила золотую медаль в школе, закончила 20-ую школу, причем мне там говорили : Ты чего здесь сидишь-то? Ты набирай свои чемоданы, поезжай в Коломну свою. А говорю: Ну я как советский человек, говорила, зачем я поеду. Она сама должна учиться. Чего стоит, то она и получит. А мне телеграмму шлет : Золотая медаль наша! Мне говорят : Теперь поезжай в институт , ее устраивай, дуй в институт. Телеграмму получаю : Поступила в МИИТ сама. Но какая-то была уверенность, чего ты стоишь, того и добьешься, все зависит от тебя. Ну вот так уверены были. Мы никогда никакие никому взятки не давали. Жили честно и нормально. По поводу правозащитников, со временем , как мне муж всегда говорил : Эти правозащитники, они все – дерьмо! Разболтают, вы нюхаете, а мы в стороне, где они теперь все, эти правозащитники? Которым все не так в нашей стране было. Где? Даже Евтушенко тот же, где он живет-то. Там , в Америке. Все хаили, все не так , демократии нет, того нет, работай нормально, рабочие за хорошую работу как ценились, машины продавали, не награждали, а могли купить вне очереди машины, хорошо работаешь. Ну чем плохо-то было? Какую надо демократию-то? Чтобы такие как мэр Ленинграда был, Собчак, чтобы его дочка нас здесь обливала помоями. Или Немцова, да их отцы столько поимели от нашей страны, что они теперь вон как живут, а наши дети все работают. Получили образование в государстве, все работают. Дочь моя старшая работает в институте Экономики развития транспорта, ее подчинение дело из 12 человек . А никаких блага у нас нет. Она везде своим трудом, своим умом. У нее отдел по ценообразованию. Работает. Младшая дочь работает, закончила наш пединститут. Правда она сначала поступала в МИИТ, но у нее мозгов не хватило, конечно. Технический вуз-то, ей было тяжело, она перевелась в Коломну, что-то досдала там, сейчас работает в 9-й школе завучем и ведет Биологию в каких-то классах. Но все нормально живут. Эти правозащитники их-то дети получили Собчак закончила Институт международных отношений. Казалось бы, ты здесь получила от страны, работай ты на свою страну, какого черта ты поехала на эту Украину. Или Немцова, чего она из себя представляет –то , ведь хороший институт, прекрасный, где получили образование? У нас здесь. Я просто не то, что возмущаюсь, я б нигде не хотела жить, где бы ни жила, кстати, наши очень близкие знакомые , с нами в доме жили, которые учились с Маринкой, потом в институте учились, они неплохие люди, они все в Америке. Этот Виталий Михайлович Смирнов, когда еще не было таких льгот для участников войны, он мне рассказывал, говорит: Призывалось, он участник второй мировой войны. Меня призвали в 45 году. Я приехал на войну, а там она уже закончилась, нас погрузили в вагоны. Он жив , кстати, и часто они мне звонят. Нас погрузили и мы поехали на войну с Японией. Пока мы ехали там война тоже закончилась. Он с мозгами , очень хороший человек, ничего не могу сказать. Он поступил в Бауманский институт, закончил службу, тогда пять лет служили. Он его закончил приехал в Коломну работать, все время работал, женился, раньше как: школу закончил, армию закончил – институт, институт закончил, если тебе мозги позволяют, ты приезжаешь по распределению, тебе дают общежитие. Кому сейчас чего дают ? Все за плату. Демократы так хотели, они за это говорили: Как в Америке хорошо! Каждый рабочий на работу на машине своей ездит. А теперь ешьте эту демократию. Сейчас каждый студент в колледж медицинский ездит на своей машине. Чего в этом хорошего? От машин не знаешь деваться куда уже. Демократия теперь. (смеется). Возмущаюсь.
И: Галина Ивановна, давайте вернемся. А, договорите про Смирнова ….
Г.И: Да-да-да. Вот это интересно очень. Он женился, дочка, все время хотела выйти замуж обязательно за еврея. У нее была такая направленность, и она этого добилась. Она в Синагогу ходила, когда в Москве училась . Она вышла за очень хорошего еврея замуж, это была семья ученых по гематологии, и она уехала в Америку. За ней уехали Виталий Михайлович и Марья Абрамовна. Они живут уже давно, 20 лет, в Америке. Они живут уже давно 20 лет в Америке, но пенсию мы им платим до сих пор , они получают пенсию за то, что они здесь работали, и еще они получают пенсию, в Америке такой закон: если ты участник Второй мировой войны, кто бы ты не был по национальности, из какого-либо государства : японец или русский, или чех, кто угодно, участник Второй мировой войны получает пенсию, как участник Второй мировой войны. И здесь он получает как участник Второй мировой войны . Вот представьте, конечно как они там живут, очень хорошо, живут они очень хорошо. Я недавно с ними разговаривала по телефону, говорю: «я никогда не жалуюсь, и всегда говорю, что у нас все очень хорошо, потому что если будешь говорить плохо – все равно тебе никто не поможет . Я сказала, что мы очень живем хорошо, но вот эта фашистка Меркель, я думаю, на том конце провода сразу вздрогнули , а так после войны, конечно, тяжело было, и в очереди стояли и сами себе шили , сами обвязывали своих детей и научились делать все, а мои внуки теперь не умеют делать ничего : ни шить, ни вязать, все можно купить. Не знаю, может , это хорошо. Пусть они так живут, как они считают нужным. А внук мой, самый старший, ну я не могу сказать, что он оппозиционер. Но он все время мне говорил: «Ты жертва телевизора и передач, всегда и со всем не согласна со мной. Но не знаю, что мы прожили жизнь честно, нигде больше жить не хотелось, мне все нравилось, просто мы об этом не задумывались как-то. Я была в Германии. С нами жили немцы, они по возрасту подходили. За границей никого бояться не надо, кроме наших. Наши – никакую разведку не надо бояться, никто тебя не зацепит там , кроме наших хотя мы проходим такую проверку казалось бы, да? И вот эти немцы, мы с ними сдружились, он был врач, а она библиотекарь. Он врач-хирург. И тут же доложили, что они так дружат, что надо быть осторожнее, но она такая демократка из демократической Германии. Ее это разозлило страшно, и она пошла в наш особый отдел, там к представителю, сказала : вот что такое, мы друзья, мы демократическая республика, большие друзья, а какие могла там секреты, да она ничего не знала. Занимались хозяйством, нам сразу сказали, что вы едете туда не пузо греть, а за своими мужиками ухаживать, чтобы они были всегда здоровы, всегда накормленные хорошо, отдохнувшие. Так что климат так ужасный очень, влажный и жаркий. Как рассказывали, что когда там были американцы , то они руководили, сидели такие бочки специальные для охлаждения, они сидели в бочках, рассказывали , учили эфиопов.
И: В бочках с водой?(смех)
Г.И : Да, офицеры эфиопские очень образованные люди оказывались, это не как думают, что там вот они эфиопы, с дерева слезли, нет, они знали некоторые по 3-4 языка. Они учились в Англии, в Америке некоторые, Франции. Они знали русский, французский, английский язык. Но свой родной уже нет, не считается. Это были высокообразованные офицеры, очень умные. Но не знаю как потом, говорят, когда мы ушли оттуда, многих расстреляли, кода наши совсем ушли оттуда, не мы лично, а потом после нас там люди были . Как вот эти все в Эфиопии какие-то события произошли, какие –то сепаратисты, война междоусобная была. Мы так сдружились, что они потом нас пригласили к себе в Германии. Они жили в Ростке, встретили в Берлине с дочерью, но я хочу сказать, мы были в Берлине, наверно, 2 суток. Они сняли нам гостиницу такую, но прямо среднюю. Я как дитя войны, что называется, для меня дочь моя очень легко все это воспринимала, она тогда еще училась, пед заканчивала. Как раз когда 89 год Берлинская стена упала, упала она через 2 месяца нашего пребывания. Мы были 10 дней, мы были на этой площади, где их эта арка.
И: Браденбургские ворота…
Г.И: Да-да. Браденбургские ворота, но там стояла, мы видели эту стену и такие ну железные легкие ограждения, как бы границы. Вот вы мне не поверите, вот я шла, я все время не могла, от меня не отходила мысль, что вот я иду по этой площади и здесь были, уничтожались наши люди. Наши солдаты вот здесь падали, вот это ощущение, ну мне вот сколько мы были 10 дней, меня не покидало. Я не могу освободиться от войны до сих пор, а ведь сколько людей уехало, там живут наших. Ну из меня войну просто вытравить невозможно, она все время со мной особенно когда 47 год вышла картина «Молодая гвардия» Герасимова. И нас со школы водили на этот фильм, мы вышли, мы так рыдали, воспринимали Зою Космодемьянскую , война из нас невозможно ее вытравить . Мы играли в молодогвардейцев, мы были тимуровцами . Кстати, Тимурова команда, мы помогали дрова носить, вот идем по улице, мы тимуровцами себя представляли. Кто торф привозил в частные дома. Помогали. Мы считали, что пионеры должны себя так вести. Разве это плохо? Вот такое было воспитание нас. И оно из нас не выходит. А уже своим внукам я это не могу привить, они другие. Они совсем другие. Дети мои еще они из страданий к людям, а внуки уже не., они уже совсем по-другому живут. Это не знаю, хорошо или плохо. Вся моя жизнь.
И: Спасибо, Галина Ивановна. Ничего не забыли?(смех)
Г.И: Вроде ничего. Но , конечно, детство все на Оке прошло. Никто за нас не боялся, никто нас не искал. Голодно было, с утра на Оку, целый день там, есть хочется, дали 5 копеек, отрежут черного хлеба. «Дайте хлеба на 5 копеек». Отрежут кусок, можно даже было на 2 копейки, от буханки как-то, она уже знала как, вот кусок хлеба. Теперь за окой были поля, мы туда на лодке подъезжали, воровали морковь, вытаскивали морковь, в Оке ее мыли и этой морковью, а есди удастся еще кочан капусты, мы не подозревали , что у нас не кочан , а кочанок. Если домой принесешь морковку с кочанком, мама была бы против, но бвбушка у меня была совсем другим человеком. Принесла в дом – хорошо. Щи пустые, забеленные молоком, а иногда вообще ничего не было. Когда бабушка уйдет из дома, нет еды. Просто уйдет, чтобы ей не видеть, что я хочу есть. Все было, жили очень тяжело, конечно. Наши теперь от голода никто не умирает, но зато, я думаю, что вот это в еде, так сказать, в еде такие ограничения, может быть, мы поэтому долго живем, еда была натуральная, даже эта морковка больше приносила пользы, чем сейчас эти колбасы, я вспоминаю фильм , его замечательная женщина сняла «17 мгновений весны», недавно я ее как-то передачу смотрела, ее уже в живых нет. Но повторяли фильм, где она сказала : «Вот демократия, колбасы нет, колбасы нет, сейчас колбасы полно. Вот и жрите эту колбасу в демократию.» Осанова, нет, не Осанова. Замечательный режиссер, сняла вот это фильм. Я поняла, что это мой друг большой, такие же у нее жизненные устои, а то что жили так все время говорю : в родстве жили, квартиру дали, премию дали. Зарплату повысили, цены понизили. Все время радовались.
И: Иногда и повышали цены.
Г.И: Да, было и такое. Но сейчас, что сейчас.
И: А самая большая радость была какая?
Г.И: Самая большая радость, теперь я понимаю, когда мы приехали в Коломну, сначала мы были в доме, а в Коломне –то мы оказались, Сергей Георгиевич Горшков был коломчанин, адмирал флота, хозяин всего флота, при нема флот был самый могущественный во всем мире. Он наш коломчанин, моя мама с ним училась в одном классе. А когда он стал , а еще был вместе с Горшковым здесь в школе учился Антонов, тоже был адмиралом, на флоте на Востоке. И он , по моему, в 47 году погиб, у него в руках разорвалась мина, они глушили рыбу, конечно, так можно сказать, не в бою погиб человек. В мирное время. Был очень отчаянным человеком, мама рассказывала, когда он был в школе очень такой порывистый, хулиганистый, а Горшков был очень сдержанным, он из замечательной семьи учителей, которые в 9-ой школе преподавали . Кстати, моя дочь раз Горшкова для нашей школы много сделали , они были учителями отец и мать Сергея Георгиевича, а Горшков уж потом стал адмиралом флота. Она в министерстве военно-морского флота, туда поехала и сделала такое предложение: лучшим ученикам школы учредить премию военно-морского флота, премию Горшкова. И она этого добилась, и сейчас лучшие ученик 9 – ой школы получают премию, 1 и 2 премия, по- моему, чтобы поддерживать…
И: Линии первого ранга и второго…
Г.И: Да, да ,да. (смеется). Сюда приезжает дочь и приемный сын Игорь , Горшковы очень часто приезжают сюда, если когда будет такая встреча могу вам сказать. Может, кто-то из ваших пойдет.
И: Хорошо, да.
Г.И: Слава в это время был на Кубе, и у меня холерой заболели дети. Я была настолько в отчаянии , просто, холера это очень страшно. Вы не знаете ее признаки. Когда просто так лежит ребенок, у него изо всех щелей хлещет просто. Он обезвоживается, страшная картина. Я была в таком отчаянии, маме говорю: Мам, давай напишем письмо Горшкову, она говорит: Да ты чего, с ума сошла, кто я что с ним в школе училась, что сейчас Горшков, да он меня не помнит. Я говорю : Ну давай, все -таки напишем. Ни адреса не знаем, ничего. Мы знали дом, где жили его родители, но так он называется «Дворянское гнездо» , это у Сада дворца, комплекс домов, где жило все начальство , директора Коломзавода Пашин о мной учился, Мерлес. Очень много, главные инженеры, энергетики, они жили в этих домах. И Горшковы там жили, там была женщина, которая за ними ухаживала, когда старики Горшковы были. И мы ее нашли, пришли к ней, она говорит: Дайте нам адрес Горшкова, наивные люди, конечно. Она говорит : Не могу вам так дать адрес Горшкова, может она вас не помнит и не знает. Мы тогда говори : ну мы письмо на пишем, а вы передайте. Она говорит : Нет. Вот я спрошу, можно ли ваше письмо ему предать. Потом мы пришли, она их посещала в Москве на Фрунзенской набережной, и говорит: Разрешил . И м написали письмо. А Слава ничего не знает, он на Кубе. Мама написала письмо, и мы получили ответ. Как раз на Новый Год, у нас это хранится до сих пор, за личной его подписью : Уважаемая, Клавдия Степановна. Поздравляем Вас с Новым Годом, успехов во всем. А в отношении Квятковского вопрос будет решен в следующем году. Ну это был Новый Год. Мы об этом забыли, Слава на кубе. Уже лето, он приехал в отпуск. Мы взяли палатку….
И: Дети уже выздоровели.
Г.И: Дааа, все закончилось хорошо. Мы взяли палатку, у нас ничего не было, шли на Оку с детьми, и там дней 5-6, на Оке в палатке. Приезжаем сюда, Клавдия Степановна говорит: Вот вас не было, тут приезжал офицер с такими погонами , спрашивал тебя, вот телефон, чтобы ты срочно позвонила. Слава туда звонит, ему говорят : Иди на Коломзавод, там уже все известно. Он пошел туда , а ему говорят : Да, но у нас нет места, единицы. Ну да вот приезжали из Москвы. Мы о вас знаем, но у нас нет. Слава позвонил, мне вот так сказали. Его спросили : А какое место вы бы хотели. Я потом , как старуха из сказки о рыбаке и рыбка, говорю : Дурачина ты, простофиля, а чего ж ты такое место-то попросил, попросил бы место 1-го ранга(смеется), но он такой скромный человек, он очень был порядочный человек, мне так повезло в жизни, ребята. Этот человек сделал мою жизнь счастливой , до сих пор. Все его льготы перешли на меня, причем в военкомате мне так не сказали. Когда я спросила, они говорят : Да, если он там, когда был там, погиб бы где-нибудь, тогда бы….. А я случайно зашла в песнсионный отдел, сижу, жду очередь, смотрю, в 205 комнате написано : Для жен, вдов военнослужащих. Я зашла туда и говорю, рассказала ей где мы были, в каких он был службах, женщина говорит : Да, вы нам подходите, принесите все документы, подтверждающие, что он ветеран. Он очень долго прослужил. И они не говорят даже, в военкомате ничего, специально. А потом оказалось, что его льготы перешли на меня, проезд до Москвы, я могу пользоваться санаторием, правда за пол цены, но тем не менее, но я не езжу, потому что у меня собака и кошка, из-за них я никуда не езжу, потому что мне их жалко, что они беспризорными останутся. Мы отвечаем, кого приручили, да? Только там я узнала, так что Слава для меня как бы заработал эти льготы, у меня пенсия была, мала работала, на день его смерти 4 тысячи 187 рублей. А сейчас я получаю 12100 или 200 с чем-то, 219.
И: Тоже немного.
Г.И: Это для меня ну немного , конечно.
И: Ну ладно, спасибо, Галина Ивановна.(вздыхает)
Г.И: Спасибо деду моему. Когда мы были в Эфиопии… очень непорядочно , я понимаю, надоела вам.
И: Нет.
Г.И: Последнее. Когда мы были в Эфиопии, то там женщины мне говорят : Слушай, а мы вот приедем , получим новую квартиру. Я говорю : У вас же есть квартира. Есть. Мы ее сдали в фонд города, потому что у нас совершеннолетние дети, на тот момент у нас тоже были совершеннолетние дети. Говорит : Ну и что? Мы в командировке на 3 года, мы приезжаем и получаем от военкомата квартиру. Я Славе говорю: Славик, вот так можно получить вторую квартиру. Приедем, сдадим городу, это будет квартира наших детей, причем уже дочь замужем была, а он говорит : Чего, с ума сошла? Это с какими глазами я пойду, все знают, что у меня есть квартира, ну ты три года отсутствовал. Сдаешь квартиру, получаешь Форму-1 и приезжаешь через 3 года с этой службы. Он говорит : нет , я так делать не буду. Я считаю , что это он неправильно сделал. Вот такой был человек просто. А на Кубе его унесло отливом, он пошел купаться и его унесло отливом, он еле выбрался, потом он мне говорит : Ты знаешь, я так испугался, что подумают, что я сбежал…дизертировал. Никто бы не поверил, что я погиб. Настолько он был порядочным человеком. В Эфиопии он нашел танк, который был закопан, там была у нас часть танкистов. Верхушка торчала. Он механик, он с этой частью , где были танкисты, недалеко от нас из договоренности с эфиопами они раскопали этот танк, перевели его в рабочее состояние, даже есть свидетель живой, он в Коломне, он сейчас работает на Коломзаводе, раньше жил во Владивостоке. Когда жили в Эфиопии, мы ему так расхвалили Коломну и говорим : Ты что, давай, вот кончится командировка, на год был после нас, приезжай в Коломну, чего ты там во Владивостоке, приезжай в Коломну , будешь демобилизовываться, там коломзавод, уговорили перебраться в Коломну, он сейчас здесь, он может словесно сказать. Слава с этим танкистом привели в рабочее состояние, больше того был эфиопский праздник, там были десантные корабли, у которых зад отпадает и они с этого корабля, Слава вел этот корабль с эфиопами. Они прыгали из этого десантного корабля прямо в море, под водой, вышли нас сушу, и вышли на заминированное поле. Эфиопы там начали так , страшно, потому что все знали. Сказали : Двигайся обратно, в колею эту же, были все, думали, что все погибнут, все-таки он их вывел Слава. Этому есть живой свидетель, я не вру.
Г.И: А танк, что с танком-то?
Г.И: Ничего, так эфиопам и остался. Не знаю, может на нем потом воевали.
И: Ясно.
Г.И: Судьба. Потом говорит : Слушай ты выйди сегодня в обед, выйди на заднее крыльцо, посмотри, там помойка, огромная была помойка. Я вышла, слышу звуки-то, рычание танков, вышла смотрю, а они починили этот танк, утюжат это поле, чтобы его испытать, как он действует. А они там крутятся на этом танке, мимо наших домов прошли. Много чего было, все в прошлом. А самое хорошее время было, когда, конечно, мы приехали в Коломну, и получили квартиру. Мы стали в 3- комнатной квартире на Пионерской жить, у нас появился круглый стол, дети были, зятьев не было, хотя у меня зятья очень хорошо, вместе семьей собрались. Дочка пошла в первый класс , младшая, другая в 6 классе училась. Хорошо было, я понимаю, что это было самое хорошее время у нас с мужем. Потом пошли внуки, внуки….
И: Так это же прекрасно…
Г.И: Да…Но теперь мои дети не очень хотят свое время посвящать своим внукам, работа, надо зарабатывать, строить, а мы с дедом никакой дачи не построили, причем на заводе давали участки 6 соток, и что вы думаете? Когда я ему сказа: давай возьмем участок. Он говорит: Ты понимаешь, что мы как маленькое государство внутри другого государства, завод от нас зависит, мы у них получаем продукцию для военно-морского флота. И если я попрошу у завода, мне дадут этот участок, но я буду зависим от завода. И мы купили его, он не взял ничего, вот такой был человек. Про Путина всякие гадости говорят, что какой-то ребенок у него, это его личное дело, у него миллиарды, я так думаю, может, ошибаюсь, думаю, что наконец-то России повезло, что у нас есть Путин, единственное, за что я Ельцина, что нам оставил Путина. Как мы жили, как не получали зарплаты, народ иногда становится таким безмозглым, ничего не помнит, вот только бы им все больше и больше чего-то получать, но я понимаю, Америка все грабит, она живет всю жизнь грабежом, разорили все страны. Нефть себе качают, что мы знаем, немножко. Много чего не знаем, конечно. Но Путин отстаивает нашу Россию, не дает в обиду, много воруют и это правда, за всеми не усмотришь. Большие пространства очень. Но я не думаю, что Путин такой человек, что ему лично очень много надо . Сталин умер, после него сапоги и шинель осталась, он хорошо, конечно, и вино хорошее пил. Но какие-то богатства, он любил власть. А путин отстаивает интерес нашей странны все-таки. Сейчас поднять что называется хвост после Америки это очень тяжело, я слышала вчера выступление Асада , в Сирии сейчас кто президент, всех казнил в Ираке, убил Кадафи , а завтра он скажет, а надо растерзать Путина, а нам он не нравится. Да какое ваше собачье дело. Ирак, 1000 летнюю историю, Америке 200,300,400 лет только всего. То такая культура Ирака 1000 летие. И что? Да мало ли что им не нравится кто у власти, какое ваше собачье дело, кто нами правит, кто Сирией сейчас правит. А нам не нравится их сейчас, нам очень не нравится. Давайте его свергнем и растерзаем, также убьем руками народа, как они Кадафи убили. Ну нельзя тоже так, а Путин отстаивает интересы России. Пусть мы плохо живем, у меня 900 рублей субсидии отняли. Тоже жалко, я пострадавшая(смеется). Но если это на пользу стране, сейчас тяжелое положение, мы так привыкли, наши родители займы платили . Вы не знаете что такое займ? Добровольно принудительное. Отдаешь одну зарплату в год. Покупаешь облигации. Ну что делать, надо терпеть , лишь бы войны не было. А если ИГИЛ к нам придет , поотрезает нам всем бошки, страшно за внуков. Все, выгоните меня, пожалуйста.(смеется)
И: Мы не можем вас выгнать. Спасибо вам большое, Галина Ивановна.
Кузнецова Татьяна Ильична
Рассказчик Кузнецова Татьяна Ильична
Ведущий Сорокин Игорь Владимирович
Дата интервью 27 ноября 2015