Неместная Карина Папп: Через письмо я познаю мир

В июне 2021 г. лит-резидентом Арткоммуналки стала писательница из Берлина Карина Папп с проектом «Неместная: рассказ ручной работы».

– Елгава (Латвия), Санкт-Петербург (Россия), Берлин (Германия)... Карина, как у вас так получилось?
– Мне кажется, это, с одной стороны, уникальная история, а с другой – совершенно типичная для очень многих постсоветских семей. Мои родители родились в Латвии, но их родители приехали туда из других мест.
– Вы при этом русская или?..
– У меня одна бабушка и один дедушка русские, другая бабушка белоруска и дедушка венгр.
– Вот странно, а похожи на прибалтийку)
– Да, мне говорили, что у меня даже акцент. Это, видимо, свойственно для русских людей, выросших в странах Балтии. Наверное, я впитала воздух, дюны, язык, поэтому похожа…
Когда развалился Советский Союз, у моих родителей не было латвийских паспортов и им выдали паспорта РФ. В Латвии из-за экономической дискриминация стало невозможно заниматься бизнесом, было понятно, что нужно ехать куда-то. Мама рассказывала про плакаты «Езжайте домой!»... Когда ты там родился, слышать такое довольно странно. Ну, мои родители и поехали. Но далеко не отъехали – я выросла в Великом Новгороде. В 16 лет я поступила в университет в Петербурге, окончила журфак и филфак по специальности испанский язык и культура Испании и Латинской Америки. А в 2013 г. переехала в Берлин со своим партнёром. И когда я уже занималась проектом «Неместная», выяснилось: и мои родители уехали из Латвии в 25 лет, и я уехала из России в 25. Так смешно рифмуется жизнь…

 
Не стесняться работы уборщицей
 
– Причина того, что вы перебрались в Берлин, творческая или политическая?
– Отчасти политическая. Хотя тогда было скорее желание пожить в чужой стране, в другой среде, в другом мире. Так как я всегда увлекалась языками, работала с международными отношениями, мне было интересно проникнуться какой-нибудь новой культурой. И Германия стала такой культурой, вернее Берлин: в Германии, как в России Москва, Берлин – это отдельный мир. И когда я говорю, что живу в Германии, это не совсем правильно: я живу в Берлине – это очень интернациональный и гостеприимный город. С самого начала я чувствовала себя здесь как дома. Здесь очень много людей, приехавших из разных стран, говорящих на разных языках – ты не чувствуешь себя несвоей. Говорить по-немецки в Берлине не обязательно. Разумеется, с какими-то бюрократическими вопросами разбираться приходится на немецком, но в жизни, в магазине, например, можно обойтись английским. Мы оба были фрилансерами, когда переехали, и могли позволить себе жизнь в Берлине, работая на российские проекты. А когда евро взлетел, пришлось устраиваться иначе: я работала уборщицей, мой партнёр посудомойщиком.
– Не обидно было?
– Абсолютно нет. Это, кстати, тоже немножко про мой проект: когда ты живёшь в одной среде, а потом переходишь в другое пространство и понимаешь, что кому-то твоя жизнь может казаться странной. Пока я была в Берлине, моя работа нисколько не казалось странной – мне надо было заработать деньги. В Берлине особенно не спрашивают, чем ты занимаешься. Только на 5-й или 10-й встрече с новым знакомым, возможно, вы заговорите о том, чем вы зарабатываете на жизнь. Многие мои друзья и сейчас работают в сервисе или в клининге, потому что они творческие люди: художники, писатели. А как ещё зарабатывать, если ты хочешь творить? Ты находишь себе работу, которая помогает себя содержать. В общем, вопрос статусности работы не вставал, пока я не поехала в Россию. Вот тогда я немного напряглась. В Берлине я поступила в университет, но ушла, потому что мне показалось неинтересно: надо было очень хотеть строить карьеру в академической сфере. И я ушла, чувствуя себя абсолютной неудачницей, ведь я так долго стремилась к этому… И вот я приезжаю в Россию – только что бросив университет и работая уборщицей. Прихожу на встречу, не с близкими друзьями, и там: «Ну ка-а-ак? Расскажи…» В Питере мне требовалось усилие, чтобы не стесняться своей работы уборщицей, хотя в Берлине я её совершенно не стеснялась. Конечно, меня начали жалеть, и я старалась тоже не начать себя жалеть, потому что это было не то, что я на самом деле чувствовала. Правда, сейчас я не могу представить, что полтора года работала ночной уборщицей в ресторане. Сейчас я понимаю, что это было тяжело физически, а тогда казалось совершенно естественным.
– А во время работы уборщицей вы творчеством занимались?
– Я слушала очень много лекций. Нашла лекции своих университетских преподавателей (фольклор, этнография, антропология и т.д.) и слушала их.
Кстати, теперь думаю над новым рассказом о работе уборщицы. О том, как это важно – не связывать статус и работу, которую мы выполняем, о лишнем пафосе по поводу профессий, о бытовых моментах, когда друг начинает тебя жалеть, а ты понимаешь: зачем меня жалеть, ведь это же я, независимо от того, кем я работаю.

 
Зовите меня авторкой
 
– Карина, вы издаётесь?
– Недавно вышел мой первый рассказ в литературном журнале «Незнание» – рассказ о поиске себя, о том, что во мне живёт много языков, и какой-то из этих языков – мой дом, а какой из них, видимо, можно понять в процессе того, что я пишу.
– Тогда давайте к языку. Авторка, продюсерка, резидентка, как вы себя называете, – это в пику русскому языку, в пику гендерным тенденциям или какая-то ещё причина?
– Я не рассматриваю феминитивы как нечто противоестественное, нечто, что втыкается в язык. Для меня это наоборот развитие, естественный процесс, прибавление, не попытка сломать что-то, а попытка что-то расширить.
– Есть традиции, устоявшиеся словоформы.
– Да. А когда речь заходит про нетрадиционные слова, то все сразу говорят, что это не соответствует правилам русского языка. Мне кажется, что лет через пять этот вопрос будет настолько устаревшим, что мы даже не поймём, почему мы его задавали. Когда я общаюсь с молодыми русскоязычными ребятами, вопрос феминитивов даже не встаёт – это просто естественно. Для тех, кто по-другому впитывал в себя язык, это не кажется новым, отпугивающим. Моя позиция по этому вопросу очень простая: когда мне говорят, что слово «авторка» или «режиссёрка» унижает человека, который создаёт искусство, я не могу не соединить это с общим ощущением того, что всё женское всегда немного ниже, чем мужское. У нас есть серьёзная литература, серьёзные писатели – они все без суффикса «ка», они все в основном мужчины.
– А помните, как Ахматова говорила?
– Дойдём и до Ахматовой! И получается, чтобы меня приняло сообщество и сказало: да, это не какая-то женская литература, это просто литература, мне нужно сделать вид, что я как бы не женщина. Поэтому я настаиваю на том, что я авторка, которая может стоять наравне с авторами, и моя женскость никуда не уходит, она меня не принижает, не возвышает, мы просто все – авторки и авторы – вместе. Если я хочу так себя называть – прошу уважать моё желание. По поводу Ахматовой. Вышла монография в издательстве «Новое литературное обозрение» исследовательницы, которая занималась вопросами феминизма в литературе Серебряного века. Она объясняет так: в 20-е годы прошлого века женщины только получили возможность самовыражаться.
– Это она погорячилась!
– Безусловно, не в том плане, что они до этого не писали, я имею в виду, что с развитием культуры эмансипация набирала обороты, женщины стали сознавать, что главным и единственным призванием женщины может быть не только дом и уход за детьми, но и искусство. И многие женщины, занимавшиеся искусством, не хотели сравнения с женщинами, которые «немножко пишут», и неприятие слова «поэтесса» было связано с этим. Похожая позиция была у Ахматовой: «Воспринимайте меня как поэта, потому что поэт – это серьёзно». Мне кажется, это внутренняя мизогиния, взращённая культурными стереотипами.
– Вы считаете, что сейчас это ушло, не актуально?
– Я считаю, что, по крайней мере, уходит внутренняя мизогиния, я больше не стесняюсь называть себя поэткой, думая, что это меня унижает.
– Поэтессой…

– Поэтка – смешное слово)
– На мой взгляд, авторка тоже)
– А на мой – слово действительно политически окрашенное, но я уже к нему привыкла, хотя вначале я приучала себя. Чем дольше ты существуешь в среде с определёнными словами, тем более естественными они тебе кажутся. Посмотрим, как будет в 2026 году!
– В немецком языке есть такое разделение на мужские и женские признаки?
– В немецком есть такое инклюзивное написание: Autor*in. То есть в него включаются авторы всех гендерных идентичностей.
– То есть всё-таки тоже нововведение.
– Да.

Открытки как способ разговора
 
– Расскажите о вашем проекте «Неместная: рассказ ручной работы». С самого начала. Он ведь не под конкурс Арткоммуналки родился?
– Конкурс мотивировал меня собрать накопленный материал в единый проект. Работая над проектом, я осознала, какая это радость и удача – возможность закончить это дело. Наработок было много, но я не понимала, как всё реализовать. А когда проект ещё такой масштабный, требуется максимальное включение в проект, отсоединение от другого мира.
Наверное, идея родилась во время переезда из Петербурга в Берлин. Я стараюсь поддерживать отношения с близкими людьми в России, мы переписываемся, регулярно шлём друг другу открытки . И эти открытки для меня – особый способ разговора с близкими. Возможность подержать в руках что-то, что было в руках другого человека. Это не просто слова. Хотя слова – это всё, что у меня, как у писательницы, есть, одних слов мне часто не хватает. Я всегда хотела быть писательницей. Оказавшись далеко от близких людей и поняв, что разговор мне нужен для поддержания отношений, моё желание беседовать превратилось в потребность писать. Хотя открытки давно в моей жизни: я с 20 лет переписываюсь открытками с друзьями, но обычно отправляла их из путешествий.
– Модный посткроссинг?
– И он тоже. Но в данном случае открытка не важна, важен адресат. Когда я поняла, что мне важно содержание послания целиком, я потихонечку начала мастерить открытки сама. Получается такое двухстороннее послание, которое пересекается с посланием на открытке, а иногда и с моим состоянием в момент, когда я делаю его. Иногда в открытке я рассказываю о важном, иногда, наоборот, о какой-то мелочи. И кажется, что те, кому я пишу, переживают это со мной.
 
Все мы стали жить вымыслами

– А соцсети для этого использовать? Или вы не поклонница?
– Я их активно использую, это тоже специфическая для меня сфера, про это можно написать отдельный рассказ или целую книгу, потому что в соцсетях мой персонаж – это не совсем я. Я не блогерка, в моём личном Инстаграме я не пытаюсь привлечь аудиторию. Я стараюсь быть честной, веду свой аккаунт как личный дневник, но дневник этот выборочный, подсознательно я всегда знаю, что это лично-публичное высказывание.
– Ещё одно ваше литературное произведение.
– Типа того. И не только моё, все мы сейчас стали жить вымыслами. Поэтому очень часто мы видим несовпадение мира Инстаграма и реальности. А мои открытки про другое, это личное высказывание. В открытке я могу рассказать, что прямо сейчас я сижу и плачу. 
– Кому-то одному. Кому вы доверяете.
– Конечно. И проект «Неместная» построен на исследовании этого лично-публичного высказывания. Потому что, с одной стороны, я обращаюсь к конкретному человеку, а с другой стороны, я знаю, что это будет публичное высказывание, потому что пишу для рассказа, который увидят люди, которые меня не знали. И у них будут совершенно другие смысловые связи. 
Мой проект родился из расстояния, из желания быть в личном контакте с близкими мне людьми. А ещё я хотела разобраться: как я могу это написать – чтобы было и лично и в то же время на публику? Где мои личные границы как писательницы, моральные границы? Тонкий вопрос: как строится художественный мир, если он строится на твоей личной истории? Например, есть тексты, которые я не могу публиковать, а есть тексты, которые я публикую анонимно, потому что мне кажется, что высказывание важно, но примеры, которые я привожу, очень личные.
Ещё про проект. Наступил 2020 год, всеми нами замеченный особым образом, и стало понятно, что увидеться со многими дорогими людьми в ближайшее время не получится. Я поддерживала связь диджитально, но многие настолько утомились от онлайна, что стало нормальным отказываться от девайсов в личном общении. И вот тогда я начала вышивать вещи, чтобы отправить их близким. Для меня это стало возможностью быть вместе с человеком… немного терапевтической, немного фантазийной… У меня есть проект #найдено_на_улице (found_on_the_street), я работаю с повторным использованием вещей, в т.ч. одежды. Для меня с каждой вещью связана какая-то история. И попробовать вплести в уже существующую историю что-то своё, отдать своё тепло, укрыть, обнять этими вещами – вот такая была задумка. Я составляла из слов обереги, понятные только человеку, которому предназначалась вещь. Так и в мой рассказ ручной работы было важно включить тепло рук, сказать нечто важное без слов, воспроизвести побольше тепла, чтобы его отдать. В Коломне при поддержке людей, работающих с Арткоммуналкой, у меня появилась уникальная возможность претворить это в жизнь. Участие других людей питает мой текст дополнительно энергией, по крайней мере, мне хочется в это верить.
И, наверное, последний важный элемент проекта – то, что я пыталась по максимуму использовать «вторичное сырьё»: бумажные пакеты, в которых доставляли еду, обрезки бумаги... Лишнее, ненужное – это мои любимые материалы. Я всегда ищу варианты вторичного использования, не хочу ничего выбрасывать. Я придерживаюсь такой философии: стремиться не приобрести, потребить, а переосмыслить, перепридумать, отдать, обменяться. Но это отдельный разговор по поводу моих антикапиталистических убеждений. И я уверена, что за этим будущее.

Зависит только от вас

– Судьба вашего проекта?..
– Очень простая: книга останется в Арткоммуналке. Хочется верить, что её отсканируют и выложат в Интернет. В ней много игровых элементов, и то, как вы прочтёте рассказ, зависит только от вас. Я не первая, кто пишет вот так… странно, что ли. И не последняя. Для меня этот проект важен ещё и потому, что некогда я мечтала быть именно писателЕМ, а не писательницей, я считала, что мои беседы с друзьями, мои литературные приёмы, моя вышивка – это несерьёзно. А оказалось – нет, серьёзным может быть всё, что я считаю серьезным. А дальше посмотрим: будет это кому-то важно или нет, сначала надо написать. Пишу ведь я по большому счёту для себя, через письмо я познаю мир, объясняю себе его. И здорово, что то, как я его вижу, в какой форме я это делаю, может быть названо литературой.

Фото: Александр Уваров