История о моём докторе: победители конкурса

Благодарим всех участников конкурса «История о моём докторе», который провела Арткоммуналка в социальных сетях.
И поздравляем двух победителей конкурса – Татьяну Островскую и Оксану Ковальцову.
Они получают наш приз – сертификат на два лица на посещение нашего музея с театрализованной экскурсией или квестом.

⠀
История Татьяны Островской
⠀
Лето 2002 года.
Пора моих выпускных экзаменов в школе.
Сочинение сдала, до экзамена по алгебре ещё несколько дней.
⠀
Самое время провести их с пользой.
⠀
Речка, велик и кони!!
Да-да, я нашла конный клуб. Загорелась.
⠀
Первые пять минут на кобыле прошли просто великолепно, но потом что-то пошло не так....
⠀
Падение. Шок. Боль.
Закрытый перелом левой руки.
⠀
Собрать руку не получилось. Пришлось делать операцию, после которой у меня осталось четыре шрама.
⠀
На утро следующего дня я проснулась в палате. Напротив меня лежала большая женщина с переломом тазовой кости, уже месяц как лежала...
⠀
Рядом с ней стоял освежитель воздуха. Я сразу и не смекнула зачем он нужен...
⠀
Я была девочкой не капризной,но немного впечатлительной.
⠀
Дедуля все уладил)
Он организовал мой послеоперационный период просто на 5 звёзд.
⠀
Меня перевели в хирургию к замечательному хирургу Вишнякову Виктору Федоровичу.
⠀
Про этого доктора знали все.
Хирург от Бога, специалист своего дела, добрый и отзывчивый человек.
⠀
Про него даже ходила легенда, хотя, может, и не легенда это вовсе:
⠀
Вишняков настолько спец своего дела, что сам себя оперировал.
⠀
В 2010 году Виктор Федорович ушел.
Светлая память!

 

История Оксаны Ковальцовой .

 Жить.

Лето. Снова лето. Ненавижу лето.

Когда каждое дежурство – кромешный ад.

Когда приемное штурмуют орды травмированных дачников и маловменямых от жары и алкоголя отдыхающих.

В такие смены дойти до туалета – счастье. Вытянуть ноги на 5 минут – жизнь удалась. Любая еда – деликатес. Конец смены – несбыточная мечта.

В одно из таких дежурств, когда ближе к вечеру поток пациентов уменьшился, в ординаторской в тысяча первый раз раздался телефонный звонок.

- Чёрт!

- Скорая. Везем огнестрел…

Через минуту уже в приемном.

- Что здесь?

- Живот.

- Чем?

- Дробь.

- Пульс? Давление?

- Держит.     

- Сознание?

- Сохранено.

Передо мной бледное лицо мужчины средних лет. В глазах страх.

- Я буду жить?

Вопрос эхом отражается от больничных стен.

- В операционную, срочно! Реаниматолога!

- Здесь.

- Вызвать второго хирурга.

- Звоню.

Дальше все завертелось в безумном круговороте лиц, пузырьков с лекарствами, инструментов, марлевых салфеток и крови, крови, крови…

- Центральная вена.

- Стоит.

- Наркоз.

- Есть.

- Скальпель.

Входим в живот. Много, слишком много крови для ранения дробью.

- Отсос.

- Может аутогемо?

- Нельзя. Задет кишечник.

- Большая кровопотеря. Надо восполнять.

- Вижу. Группа известна?

- Третья плюс.

- Машину за кровью, срочно. Пока льём растворы.

- Источник нашли?

- Нет. Заливает. 

У ассистента-интерна трясутся руки. Резко и отрывисто командую:

- Суши! Не вижу. Суши, говорю! Тупфер, еще. Салфетку большую. Тампонируй. Прижми крепче. Вот так, молодец. Спокойно. Стоп! Есть. Селезенка. Зажим. Ещё. Федоровский. Есть. Хорошо. Остановилось. Гемодинамика?

- Пока стабилен.

Перевожу дух. Окидываю взглядом операционную. Вижу испарину на лбу операционной сестры, ужас и отчаяние в ее глазах.

- Что? Настя, что?

Шепчет сдавленным голосом:

- Это мой брат.

Сердце делает кульбит. Язык не слушается. Шепчу про себя: отставить эмоции. И громко:

- Все хорошо. Работаем! Готовь шовный.

И уже мягче добавляю:

- Успокойся. Он будет жить!

Через три дня Игорь ходит по палате. Впервые за эти дни я позволяю себе немного расслабиться и уйти вовремя домой. Перед уходом разрешаю ему выпить немного бульона.

Телефонный звонок застает меня поздно вечером, во время прогулки с собакой. Номер неизвестный.

- Слушаю.

В трубке раздаётся голос интерна.

- Ксения Андреевна! Ему плохо.

Понимаю без уточнений. Отвечаю, что буду через 30 минут. Не переодеваясь, впрыгиваю в машину.

Игорь недвижимо полусидит на кровати, опасаясь пошевелится и даже вдохнуть. Оказалось, что после бульона он почувствовал кинжальную боль в животе, но решил скрыть и терпел, пока были силы. Когда вечером пришла медсестра ставить капельницу и застала пациента в таком состоянии, она сразу забила тревогу.

Я осмотрела его.

- Давно?

- Не знаю. Часов с трех – еле слышно прошептал Игорь.

- Разворачивай операционную – сказала я интерну.

- Будем оперировать. Перитонит.

Пока шла в операционную, переодевалась, мылась, сердце  сжималось от недоброго предчувствия. В голове билась одна лишь мысль:  «Что, что я упустила? Где ошибка? Что пошло не так?»

Диагноз подтвердился. Несостоятельность кишечного шва и, как следствие, разлитой перитонит. А, поскольку с момента перфорации прошло, как минимум, 6 часов, все органы, как мокрой ватой, окутаны фибрином.

И потянулась цепь нескончаемых повторных операций. Сегодня. Завтра. Через два дня, через пять. Перевязки под наркозом. ИВЛ. Двухсторонняя пневмония. Трахеостомия…

Я металась от реанимации к начальству, от начальства к больничной аптеке со списком необходимых препаратов. А в ответ получала лишь мизерные дозы и «завтраки». В один из дней мне открытым текстом сказали, что лекарств больше нет и не будет, тем более в тех количествах, которых требует состояние больного. Да и нечего их переводить на безнадёжного пациента. С тяжелым сердцем я вернулась в палату. Апатия и внутреннее оцепенение овладели мной.

- Забей! Не он первый, не он последний. 

Где-то в голове назойливо звучал предательский голос.

- Замолчи!

- У каждого врача свое кладбище. И ты не исключение.

- Заткнись!

- Уступи.

Вдруг я заметила еле видимое подрагивание ресниц, которое могло означать ослабление комы. А это значит…

- Игорь, ты слышишь меня! Игорь! Помоги мне! Борись!

Ответом мне было легкое пожатие. Я сорвалась с места и помчалась в городскую аптеку.

Надо ли говорить, что за те полтора месяца, что продолжалась, уже наша, борьба со смертью, я едва ли спала более 2-х часов в сутки. Но постепенно оковы болезни слабели, количество дренажей с каждым днем уменьшалось. Вскоре Игорь был переведен на самостоятельное дыхание, и, наконец, в палату хирургического отделения.

В конце августа я на несколько дней уехала в Питер, на конференцию. Поездка, о которой мечтала с начала этого ненавистного лета. Я шла по Невскому, когда в кармане завибрировал телефон. Звонила моя коллега. Она взяла пациентов на время моего отсутствия.

- Маша?!

- Все хорошо! Он выписан. Будет жить.